Ненавижу... Жжется, колется, царапается... Тупая, презираемая мною страсть теперь проснулась совершенно не в то время, не к месту, не к тому человеку. Я был готов сам себя вспороть своим же кинжалом, что бы отринуть это противоестественное чувство. Болен. Я это понимаю своими расчетливыми мозгами, которые никак не могу подчинить. Что уж тут противоестественного? Уже весь в противоречиях с головой. Утопаю в отвращении к себе и к... человеку напротив. Хочу стереть с его губ эту ухмылку. Эту пошлую, непонятную и неприятную тоненькую улыбочку, которая жутко раздражает и ещё больше просит сжатые кулаки начистить алебастровую маску, гордо называемую лицом. Хочу. Но приходится лишь вцепиться пальцами в подлокотники кресла, и стойко переносить это навеянное добродушие и непонимание созданной ситуации.
Он не улыбается, он только кривит уголки губ, и если не видеть его глаз то можно подумать, что он сдерживает то ли плач, то ли смех... Но ледяной, пронизывающий взгляд отражает только пустоту, и потаенную злобу. Этого не видно, но шестое чувство мне подсказывает, что это так. И это бесит.
Ненавижу... Я ненавижу этот запах... Почему здесь пахнет миндалем и прелым деревом? Почему так навязчиво тепло, словно над тобой грубо насмехаются? Зачем весь этот сарказм с поверхностной лаской, если само дело гниет на корню, загибаясь в пустоте и холоде подсобки самодельного театра?
Острое желание доставить боль. Резануть по сердцу зная, что ничего не случится, но получить от этого колоссальное удовлетворение. Наблюдать, как холодные, как и он сам, капельки крови окрашивают рубашку в яркий, соблазнительный алый цвет... Как они растекаются лужицей на полу, пропитывая его терпким металлическим ароматом, который забивает носовые пазухи, душа и не давая выбраться из зыбкой пучины.
Извращенные желания... Противно. Нос как обычно улавливает все ароматы... Наверно где-то внизу готовят пирог с почками, а на улице кто-то ездит на лошадях. Неинформативные новости, которые позволяют знать о многом. О том кто рядом, и от кого ждать удара в спину. Хотя по большей части это лишь бессмысленные глупости.
А от него пахнет пылью, ненавистным миндалем и немного алкоголем, аромат которого легко путает мысли. Только вот я с ещё большей ненавистью понимаю, что меня ничего не берет.
И я опять злюсь... Теперь экзотично. Просто целую его, чувствуя на холодных губах головокружительный вкус сладкого вина, и насмехаясь теперь уже сам над искреннем изумлением и возмущением.
О, Боги! Знали бы Вы, как мне хотелось стянуть с него это маску, как хотелось увидеть настоящие, а не механические чувства... Как же я этого желал. В этот короткий момент сомнительного единения я хотел его всего, без остатка. Я хотел, что бы он был моим, и только моим. Но увы, я мог только заставить холодного инквизитора сдаться, при этом я бы никак не сделал так, что бы он тоже этого хотел. Мои причуды это всегда огромная морока, как других, так и меня. Мне льстит жить в родовом замке с кучей прислуги и неприступной невестой... Мне нравится, когда на меня обращают внимание, я люблю выделяться из замшелого стада аристократов, которые давно уже погрязли в своих междоусобных, никому не интересных войнах. Я не хочу быть центром, мне хватит лишь того, что бы мои прихоти вовремя исполнялись, но он, тот, кто передо мной, не спешил этого уяснить, а наоборот лишь оттолкнул меня, больно вцепившись тонкими пальцами в плечи, от чего их незамедлительно свело.
Я улыбаюсь. Я привык маскировать боль под добрые улыбки. Когда мне больно я убиваю, но в этот раз тянутся за кинжалом лень. Просто склоняюсь над инквизитором, заключая его лицо в свои ладони, которые спускаются на шею, и пробираются под воротник рубашки.
Чувствовать свою силу – это удовольствие. Удовольствие, которое не хочет заканчиваться ни на секунду. Оно жаждет полного обладания, подчинения. Это специфическое удовольствие, которое понятно наверное в данный момент лишь мне.
Пальцы разжимают плечи, и это, как очередной сигнал к действию. Мне не нужны его слова, обрывочные фразы слетающие с губ. Я не хочу этого, нет. Просто где-то затесалось стойкое желание получить его в свое личное пользование... Хотя бы на один раз.
Второй раз приникая к его губам я уже знаю, что будет. Снова толчок. И что бы этого не произошло лишь свожу его руки над головой, обнимая тонкие запястья ладонью. Сейчас он лишь моя жертва, добыча на пару часов, а там кто знает...
Отворачивается, и вздрагивает, когда губы скользят по шее. Неприятно? Вопрос вертится на языке, но я не смею его задать, потому, как наше время и так ограниченно. Только добрая улыбка на алой ниточке губ, чувствует пульсирующую жилку, к которой собственнически приникает, а слух выхватывает сладкий чужой стон. Это противоречие всему. Вдыхать аромат его светлых волос, с ощущением того, что перед смертью не надышишься, а затем сам попадаю в плен его холодных губ целующих с такой страстью, что кажется это последний раз, больше не будет. И отдаваться... Полностью. Просто захотелось вдруг получить удовольствие. Уже не играть... Хотелось правды.
Фееричные ощущения захватили меня с головой, оставляя на поверхности только упирающийся разум. Он не тонул, и не млел, как я. Поэтому удерживаясь даже так на поверхности, я мог задаваться простыми вопросами и наблюдать.
Наблюдать за ним. Из-за кого я опять грешу своими принципами.
Но это сладко. Это непередаваемо чувствовать в ладонях извивающееся тело, которое кажется, может легко сломаться от грубого прикосновения. Но не ломается. И поэтому стоит отбросить эту мысль.
Он будто изо льда. Такой же холодный, ледяной, и тающий от прикосновений горячих губ. А они больно впиваются в чужие, глуша постыдные вздохи.
Но я все равно брезгую, презираю то, что сейчас испытываю. Это не неприятно, нет. Просто я не могу признаться себе, что с каким-то больным удовольствие ловлю каждый его стон. Мне сейчас нет времени испытывать стыд, и поэтому стоит лишь молчать, разрезая губы противоречивой, навязчиво-доброй улыбкой.
Стоило лишь отвлечься, как я уже выхватываю картину со стороны. Извращенство, пошлость, непристойность... Можно подобрать множество нелестных слов. Но зачем нужны слова, когда в ответ на каждую мою ласку, встречу выгибается стройное тело?
Это игра граней.
Он напряжен в кольце моих рук. Это страх? Пытается вырваться, каждый раз проклиная неудачную попытку, но не собирается сдаваться. Я знаю, что такое унижение, это то, что читается сейчас на лице инквизитора... Теперь уже моего. Я собственник, и поэтому могу твердо заявить, что он мой! Уже окончательно... Еще на пару минут.
Желанная нега охватывает с головой, затопляя меня полностью, и только широко распахнутые глаза, взирающие на меня с удивлением, не дают утонуть окончательно.
Я никогда не видел у него такого взгляда. Это поразительно. Предательское тепло жжется глубоко в груди, пытаясь подавить ненависть, но я только подаюсь вперёд и ловлю своими губами болезненный стон слетающий с чужих.
Ненавижу... Я не понимаю людей, которые прячут волосы в прически. Это же так глупо. Неужели не понятно, что распущенные они смотрятся гораздо лучше? Усмехаюсь, и игнорируя яростный взгляд, стягиваю ленточку со светлых локонов, которые тут же распадаются по обнаженным плечам. Хочу уткнуться в них носом, и вдыхать горьковатые запах миндаля. А получается лишь запечатлеть скользящий поцелуй на шее, и выдохнуть с привычной усмешкой: «красиво»...
Теперь он непривычно теплый и трогательный. Я уже готов заключить его в объятия, что бы больше не отпустить, но вовремя вспоминая, что это лишь игра, глушу свои пошлые чувства на корню.
Ещё пара минут... И все. Мгновение окончено, как не прискорбно. Волшебная сказка рушится карточным домиком.
Его голос переполнен презрением, хотя и звучит спокойно и холодно. Но я чувствую, что моё поведение оставило свой отпечаток. Не смотрю ему в глаза. Если я и способен переносить ненависть к кому-то, то к себе я вряд ли переживу без последствий.
Шаг. Один и очень короткий шаг по направлению к нему, и следующий за этим слишком мягкий поцелуй. Напоследок позволяю себе провести ладонью по спутанным волосам и улыбнуться. Уже искренне.
Чувствую за спиной злую усмешку. Она слишком осязаема, словно прожигает насквозь, и не даёт двигаться. Но это же я. Когда меня волновали подобные вещи?
Улыбаюсь в ответ, последний раз вдыхая теплый аромат миндаля. И кажется, что тепло – это не иллюзия, а просто оно спрятано слишком глубоко.
И шестым чувством я понимаю, что это наша не последняя встреча.
