Малфой заводит в классную комнату Гарри и начинает раздевать его. Гарри говорит:
- Малфой, прекрати! Дверь хотя бы закрой!
- Нельзя, Поттер! А то ещё подумают, что мы тут огневиски глушим.
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Все права на персонажей принадлежат Дж. Роулинг. Данное произведение создано исключительно в личных развлекательных целях и не влечет за собой коммерческой выгоды.
Северус Снейп узнаёт о себе ужасную правду. Причём, что характерно, всё начинается с яйца!
Комментарии:
Примечания: Рождественский подарок мистеру Лафейсону.
Фик написан на БФ, тема «День дурака», бонус: *некто* (любой персонаж ГП, но обязательно – главное действующее лицо в фике) понимает, что всю жизнь жестоко ошибался и его заблуждения привели к печальным последствиям.
Предупреждения: creature!фик, очень условный МПРЕГ, АУ эпилога
Северус Снейп снёс яйцо. Декабрьским вечером, на сумрачном чердаке дома Блэков. Дом покачивался и скрипел деревянным скелетом под порывами зимнего ветра. Вместе с ним покачивались на стропилах летучие мыши, ушедшие в спячку. Они закутались в кожистые крылья, прикрыв ими уши, чтобы жалобы старого дома не мешали спать до весны. Жалоб, вздохов и бормотания Снейпа они тоже не слышали.
А тот прямо на пыльном полу обернулся вокруг ужасного рождественского подарка, который неожиданно преподнёс сам себе, и грел тощим телом упругую, но хрупкую скорлупу – черный перламутр в золотых прожилках. Яйцо лежало на подстилке из редких трав: бессмертника песчаного и горного лотоса... Именно за ними пару часов назад поднимался Снейп на чердак, ступая почему-то с трудом: ноги не слушались, словно путаясь в чём-то невидимом...
Сириус давно предложил ему заходить за вековыми запасами трав. Травы – под сохраняющими чарами – пучками висели между гроздьями спящих щелемордов: да, Высокородному Дому Блэков и мыши полагались экзотические, питавшиеся исключительно местными чердачными скорпионами. Ещё Северус любил рыться в здешних редких книгах. Дом на Гриммо подходил ему куда больше собственного. Не отпускало чувство, что из родного логова в Спиннерс-энд он вырос, оно стало тесным. А вот в мрачную пещеру блэковской библиотеки он забирался с удовольствием. Сам Сириус дома бывал редко: в новейшие времена он преподавал в Хогвартсе защиту.
Эти двое неожиданно сблизились за пару послевоенных лет.
Хоть Воскрешающий камень и был утерян, но Арка признала в Гарри повелителя Даров Смерти и, подчинившись его воле, выплюнула свою добычу на каменный пол. Снейпа Смерть тоже выпустила из пасти. Видимо, подавившись им, как чересчур острой костью, или почувствовав вкус отравы: не то яда Нагини, не то собственного Снейпова, часто капавшего у него с языка.
В общем, два обломка былых времён после ритуальной драки в Хогвартсе и не менее ритуальной попойки на кухне блэковского дома неплохо поладили. Они держались друг за друга, как за напоминание о реальности прошлого. Или – напоминание о том, что и такое прошлое можно пережить.
Снейп наконец дал волю своей мизантропии и целиком посвятил себя исследованию редких ингредиентов. Новые зелья удивляли и радовали его, а когда от нестойкого экспериментального состава взрывался котёл, Снейп со спокойной душой подвергал его Эванеско, чего он ни разу не позволил себе сделать в такой же ситуации с учениками, как бы ему ни хотелось, чтобы они испарились. И зелье исчезало бесследно, как исчез из жизни и Северуса, и Сириуса один очень важный для них человек – упорхнул золотым снитчем куда-то в небо.
На самом деле всё объяснялось очень просто. Гарри, разрывавшийся между желанием стать аврором и играть в Высшей квиддичной лиге, неожиданно совместил оба занятия. Окончив аврорские курсы, он стал тайным агентом британской Магической разведки – под прикрытием, будучи одновременно профессиональным игроком, и летал по странам и континентам на новой модели «Всполоха».
Конечно, Гарри жил у своего крёстного в те полтора года, когда учился на курсах. Давняя мечта их обоих наконец исполнилась. Хотя ему было безумно жаль, что это произошло так поздно. Сириус не стал ему отцом, скорее – братом: Гарри вырос и уже не годился никому в сыновья. Детство было отрезано Кингс-Кроссом и Битвой. Сириус, вернувшийся из бесформенного тумана за Аркой в плотный, живой, яркий мир, как ребёнок радовался самым простым вещам. А Гарри, похоже, всё ещё тащил на себе бремя уже сделанного взрослого выбора и всю непосильную тяжесть последних двух лет перед победой.
Может, поэтому он и стал наведываться в Спиннерс-энд, к только что выписанному из Мунго Снейпу – отмотать время назад, почувствовать себя прежним. Сначала вернуть то жуткое мгновение в Хижине: как и там, Снейп говорил с трудом, то держался за заживающую шею, то как-то по-птичьи вытягивал её и косил глазом. Ни ярости, ни гонора – только бессилие, памятное Гарри по тому, как бывший его смертельный враг говорил с Волдемортом перед броском змеи.
Потом, по мере выздоровления, на смену пришёл Снейп времени директорства: усталый, замкнутый, но готовый помочь, хоть и ворча под нос. Гарри приходил к нему со сложными заданиями по криптографическим зельям, и они частенько засиживались за ними до поздней ночи. Сириус подшучивал над ним, строя предположения, чем занимался Гарри, возвращаясь под утро. Хорошо, что тогда он так и не увидел воображаемую «подружку» крестника – до исторической примирительной драки дело ещё не дошло.
А после Гарри будто вернулся в школьные годы – ощущение, которое он так долго не мог поймать. Снейп стал нервным, раздражительным, резким... Адреналин зашкаливал. Гарри не понимал, почему он продолжает ходить туда, где ему не рады. Снейп рявкал, а он шипел в ответ – почти на парсалтанге, и ему казалось, что он снова в потерявшем управление фордике: то ныряет в воздушную яму, то несётся прямо на Гремучую иву, а та злобно прищёлкивает пальцами-ветками, кривит в ухмылке клыкастое дупло...
Затем последовало головокружительное пике, и вот тогда Гарри взмыл в небо и полетел, не оглядываясь, прочь.
Но каждый раз, когда он парил в вышине, высматривая снитч так, что выступали слёзы, ему хотелось сомкнуть веки и снова увидеть пурпурный огонь, полыхнувший в чёрных глазах, странные, меняющие свой цвет крылья, будто бы развернувшиеся за спиной Снейпа в тот миг, когда... Дальше Гарри никогда не додумывал, страшась поднимающегося изнутри безумия. И без того случившееся казалось бредом. Он заигрался во властелина времени. Мир стал слишком зыбким. И Гарри всё стремительнее мчал на метле за своей удачей. Слава Мерлину, золотые щекотные крылышки в кулаке всегда были абсолютно реальны, а прошлое всегда можно оставить прошлому.
А вот в доме на Гриммо не было ни одного золотого пятнышка. Коричневая кожа кресел, тёмное дерево потолков, побуревшие стены... Кое-где висели темные от времени портреты, но от большей части Сириусу удалось избавиться, и на их месте виднелись тускло-зелёные квадраты невыцветших обоев. Из всех родичей компанию последнему из Блэков составляли только Финеас Найджелус, за которого в своё время заступился Гарри, и, безусловно, Регулус. Своей очереди ждал гобелен, доживавший последние дни. Сириус как раз нашёл в Хогвартской библиотеке описание мощного Отрывающего заклятия и заглянул домой, чтобы оторваться по полной!
Он как раз раздумывал, пустить ли фрагменты гобелена на придверные коврики или послать в подарок Клювокрылу новую вышитую попону, когда висевший на лестнице портрет брата окликнул его:
– Что-то долго наш общий друг Северус не спускается с чердака. Не то он заснул там, не то летучие мыши проснулись! Сходил бы ты посмотрел.
Сириус рассеянно кивнул и пошёл наверх, по-прежнему держа в руках ворох ветхой ткани.
И замер над странным «гнездом»: в центре яйцо, Снейп – кольцом вокруг него.
– Где ты это нашёл? – Бросив гобелен на пол, Сириус потянулся к яйцу.
Снейп приподнял голову, посмотрел на него мутным взглядом и угрожающе зашипел. В зрачках заплясали язычки пламени. Сириус оглянулся – но нечему было там отразиться. Единственная свеча стояла с другой стороны.
– Тш-ш! Тихо, тихо. Очень мне нужно это яйцо! – Он быстро сунул Снейпу под голову мягкий комок гобелена. – Если тебе нравится развлекаться здесь таким образом, не буду мешать.
Сосредоточенно разглядел рисунок и форму скорлупы, перекинулся в пса, внимательно принюхался и припустил вниз по лестнице – в библиотеку.
***
Время потекло для Северуса по каким-то другим законам. А может, он тоже погрузился в спячку, как щелеморды под потолком? Он впал в странное оцепенение. Тело потеряло чувствительность. Шевелиться не хотелось, да он и не мог пошевелить даже кончиком хвоста. Хвоста? Что за бред? Мысли тоже ползли еле-еле, толстые, ленивые, и он с трудом ворочал и передвигал одну, потом брался за следующую... Так что связно думать не получалось.
День и ночь в чердачном окне подозрительно быстро сменяли друг друга: будто Северус мчался в поезде, то въезжавшем в тоннель, то выезжавшем на свет. В светлое время суток краем глаза он замечал какое-то движение в комнате, мгновенный промельк. То человек, то собака возникали и тут же исчезали вновь. Кажется, человек пытался сунуть ему воды или даже полить Агуаменти, но пить не хотелось. Другая жажда томила его. Тоска по кому-то, кто так и не приполз, не пришёл, не прилетел... И тоска по тому, кто ещё не вылупился из яйца. Вторая была сильнее, именно она удерживала его на месте. До того мига, когда под скорлупой раздался стук. Кто-то хотел войти в этот мир из небытия.
Северус резко сел, от чего голова тут же закружилась. Руки и ноги слушались плохо. Но как только смог, он осторожно взял яйцо и мягко, баюкая, прижал к груди.
В чердачном окне голубел кусочек неба, солнечный луч падал оттуда и путался в мишуре, обвившей ближайший пучок лунного вереска: этакая парившая под потолком ёлочка. Мишура запылилась – значит, с Рождества прошло уже немало времени? А он даже не заметил, когда Блэк решил поздравить его с праздником таким странным образом. Что это был Блэк, Северус не сомневался.
В углу что-то шевельнулось. Но, повернув голову, Северус обнаружил только пустой холст в старой раме, прислонённый к стене. Через десяток минут на лестнице раздались шаги, и на чердак просочился Блэк. В два шага оказался рядом и, нагнувшись, внимательно посмотрел Северусу в глаза.
– Это снова ты?
– В каком смысле? – с трудом проскрежетал Северус. Разговаривать он, кажется, почти разучился.
– Хамелеон ты наш! Настоящий шпион. Молчал всё это время.
– Э-э, о чём?
– Ты вот скажи, что это у тебя такое?
– А сам не видишь?
– Ну и что это значит? – Блэк торжествующе ухмыльнулся.
Северусу страшно не хотелось признавать, что он не может ответить на этот вопрос, но пришлось.
А ещё он спросил:
– Сколько я тут?
– Сейчас апрель. – Блэк задумчиво рассматривал Северуса, будто искал какие-то одному ему ведомые знаки. – Так ты правда не знаешь? Постой. Акцио «Тайная драконология»!
Толстый том в красной чешуйчатой коже влетел в открытую дверь и прямо ему в руки. Открыв книгу на странице, заложенной хрустящим пакетом от магловских сухариков к пиву, Сириус торжественно зачитал:
– «Каледонский хамелеон. Единственный вид разумных драконов – симбионтов человеческой магической популяции. Метаморфоз происходит мгновенно после того как молодой дракон вылупляется из яйца. Так что стадия яйца – единственное явное доказательство принадлежности каледонских хамелеонов к драконам, а не к людям.
Но драконья сущность тем не менее проявляется в особые моменты жизни. Прежде всего во время высиживания яйца. Хамелеон впадает в состояние, близкое к спячке, которое позволяет не покидать кладку весь требуемый для высиживания период. Тем не менее животные инстинкты в это время обостряются, позволяя драконам защищать кладку. Способность к мимикрии, наоборот, ослабляется. Иногда у хамелеона, высиживающего яйцо, можно разглядеть хвост и крылья. Но они будут казаться призрачными, хотя удар хвостом может ощущаться как материальный. В зависимости от степени опасности, угрожающей потомству, хамелеон, защищающий яйцо, может даже изрыгать огонь.
В другие моменты, сопряжённые с сильными переживаниями, у хамелеонов также могут быть замечены признаки принадлежности к драконам, но они будут исключительно нематериальными, фантомными. Физиологически хамелеон в обычный момент своей жизни неотличим от человека – по крайней мере на взгляд поверхностного, особенно магловского, исследователя...» Ты слушаешь? ¬– Блэк прервал чтение.
Северус с трудом оторвал глаза от гипнотизирующего узора на скорлупе. Тот начал меняться, золотые прожилки перемещались и, как в калейдоскопе, составляли новый рисунок. Внутри пульсировал свет и что-то ощутимо шевелилось.
– Тут дальше ещё интереснее. – Сириус подмигнул. – «Хамелеоны являются гермафродитами, в качестве дракона подстраиваясь под пол партнёра-человека. При этом пол хамелеона-человека не меняется. Поэтому хамелеоны-люди являются бисексуалами. Надо отметить, что по сравнению с обычными людьми сексуальные инстинкты у них скорее подавлены. Поскольку эти существа принадлежат одновременно материальному и нематериальному миру, то именно любовь как сильное и настоящее чувство пробуждает в них сексуальный инстинкт, а не наоборот. Сексуальное влечение никогда не приходит первым. Поэтому для людей-хамелеонов типичны как асексуальность и пренебрежение к внешнему виду, – Блэк кинул на Северуса выразительный взгляд, – так и верность в любви. Часто они являются однолюбами.
Другие типичные для них человеческие качества – вспыльчивость, агрессивность, недоброжелательность, мизантропия. Из необычных даже для магов свойств – способность к полёту».
– Ах, вот оно что, – протянул из угла ехидный голос Финеуса Найджелуса, вернувшегося в свой портрет.
– Только не вздумайте рассказать об этом Минерве, пущу холст на ленточки, – встрепенулся Северус.
«Позор. Всех испепелю», – крутилось в голове. Слова из книги переваривались с трудом. Внезапно в памяти всплыла мамина шкатулка с загадочными чёрно-золотыми скорлупками, которую та хранила как величайшее сокровище, обещая рассказать о них как-нибудь потом. «Потом» так и не настало... Одно было ясно – всю свою жизнь он был чем-то вроде миража. Химера. Нелюдь. Хорошо хоть, его клыки и когти не существовали в реальности. Потому что таким он мог принести людям ещё больше вреда, чем уже принёс своей неспособностью к мирному сосуществованию. Какая польза от большой драконьей любви, если он брызжет огнём и ядом в любого, кто осмеливается приблизиться? Видимо, и в Блэке он теперь больше ценил его верную и честную собачью натуру, чем человечью – этим и объяснялась их неожиданная дружба.
В общем, сплошные печальные последствия страшного заблуждения – а в довершение всего ещё и это яйцо.
Весёлый вопрос:
– Так от кого ты умудрился залететь? – прервал размышления.
Ответ явился сам: порывом весеннего ветра распахнуло окно, и уставший порхать по чужеземным странам Гарри Поттер собственной персоной спикировал на чердак из поднебесья.
Хоть его и манил золотой пульсирующий шар, который Снейп прижимал к груди худыми руками – блестящих прожилок становилось всё больше, и чёрная поверхность скорлупы постепенно исчезала под ними, – Гарри не стал повторять свой трюк с драконом и яйцом времён Тремудрого турнира. Он просто рухнул перед Снейпом на колени и накрыл его кисти своими поверх громко затрещавшего яйца.
В этот момент оно и распалось – у них в ладонях оказался почти невесомый переливчатый сгусток. Распахнулись и опали черные перламутровые крылья. Большой тёмный глаз доверчиво взглянул на них, признавая своих.
Внезапно ладони ощутили тяжесть, тепло и плотность. Младенец, с виду вполне обычный, уже сладко спал, привыкая во сне к новому миру. Он так и не закричал, только зевнул, не просыпаясь, и задышал – бесшумно и ровно.
Наступившую тишину нарушило только странное пыхтение. Гарри с трудом оторвал взгляд от их личного чуда и оглянулся – это Сириус Блэк в своей собачьей форме, с видом «глаза бы мои на вас не глядели», лежа на полу, прикрывал лапами морду. Похоже, так он боролся не то с неожиданным стрессом, не то со смехом.
***
Хрупким сентябрьским утром Гарри тихонько выбрался из кровати, натянул футболку и домашние шорты, немного постоял, с нежностью глядя на разметавшегося во сне Северуса. Ночь была тяжёлой, у их сына, спящего ближе к окну в детской кроватке, явно резался первый зуб. Как истинный маленький дракон, он уже показывал норов. А что их ждёт, когда все зубы будут на месте? Ангельская внешность не обманывала – в «Тайной драконологии» говорилось, что когда у людей и каледонских хамелеонов появляются дети, они всегда и полностью наследуют драконью сущность родителя. Физически неотличимые от людей, они всю жизнь несут за спиной невидимые, нематериальные крылья... Но если такой ребёнок воспитывается в любящей семье, в характере юного хамелеона возможны положительные изменения.
Гарри представил, что за маленький бандит грозит у них вырасти – со стихийными всплесками мощной драконьей магии, да ещё и с возможностью улететь у папаш из-под носа. Хорошо, что оба могут пуститься вдогонку: один на метле, другой – просто раскинув руки.
В любом случае сейчас он был счастлив вдвойне. Не только человеческим счастьем семейного человека: он наконец избавился от подозрений в собственном безумии. В тот уже далёкий день, когда в доме на Спиннерс-энд долго копившееся в нём неосознанное желание наконец нашло выход и было неожиданно разделено и принято, не зря ему почудились огонь и крылья, не зря показалось, что они летят, пусть один и пригвоздил другого намертво к неудобному кухонному столу...
Да, потом он сбежал от этого, как ему казалось, наваждения, но как хорошо, что вернулся...
Гарри спускался на кухню выпить чаю в неизменной компании крёстного и думал о неожиданных и счастливых совпадениях. Как хорошо, что Сириус, найдя тогда Снейпа на чердаке и более-менее разобравшись, в чём дело, обратился за советом к Чарли. И что Гарри, в свою очередь, будучи в Румынии, тоже заехал к тому и после нескольких рюмок ракии рассказал о преследующем его кошмаре. А протрезвев наутро, тут же помчался домой.
Дракон или нет, для него Снейп прежде всего был человеком. С ошибками и просчётами, пусть даже с преступлениями в прошлом, но нашедший в себе волю и силы измениться, взять на себя ответственность, отдать жизнь за других. Ядовитым, зубастым и едким, но уязвимым и самоотверженным. Уродливым и красивым одновременно. Любящим и достойным любви.
А Северус сейчас ни о чём не думал, он просто спал. Это днём он продолжал мучиться сомнениями в своей сущности. Иногда дракон побеждал, но часто с ним удавалось сразиться самому... А порой приходилось звать на помощь Гарри, и зверь оказывался тем или иным способом усмирён: в зависимости от ситуации – либо объезжен и укрощён, либо просто затихал от доброго слова.
Северус спал, и дом, качаясь под ветром, убаюкивал его и ребёнка. Во сне казалось, что дом тоже был драконом с длинным деревянным скелетом и когда-нибудь он уйдёт на скрипучих лапах в ночь.
fin
П.Э. (то есть пост-эпиграф)
– Антирринум по-английски будет snapdragon.
– Йе... А я как сказала?
Девчонка покосилась на препода (тот был занят: препарировал очередную жертву) и, прикрывшись ладошкой, прошептала:
– Snapedragon!
Рыжий склонился на стол и затрясся от тихого хохота. Ой, можно подумать, они все здесь говорят на оксфордском английском!
– Да, я поняла. Это серьезная ошибка? – Я постаралась, чтобы вопрос прозвучал ядовито.
– В общем, не очень, – с чисто британской сдержанностью ответила хаффла, – если не принимать во внимание, что профессора зовут Снейп.
– И он и есть натуральный дракон, – добавил рыжий.
