- Был тихий сентябрьский вечер. Ну, или ноябрьский – я уж точно не помню… - пробормотал Джеймс, склонившись над кроваткой сына.
Гарри ответил ему нервным, утомленным хныканьем...
С самого утра ребенок вел себя прескверно: без повода капризничал и наотрез отказывался пить молочную смесь, заботливо приготовленную Джеймсом. Джеймс такому пренебрежительному отношению к своим трудам, ясное дело, не обрадовался, но и сдаваться без боя не собирался. Упорство – в хорошем смысле этого слова – было его фамильной чертой. Оно не раз выручало его на квиддичных тренировках – помогало осваивать самые головокружительные финты, о которых другие хорошие, но менее настойчивые игроки и мечтать не могли; оно же в один прекрасный день помогло покорить недостижимую, казалось бы, вершину по имени Лили Эванс.
И рождение Гарри было своего рода результатом этого невероятного, несгибаемого упорства. Разумеется, Лили, как всякая нормальная женщина, стремилась к материнству, однако карьера для нее также являлась немаловажной частью жизни. Но Джеймс и слышать ничего не хотел. Он мечтал о сыне – непоседливом взъерошенном сорванце, способном играючи разнести их уютный дом в мелкую щепу. Мечтал и не уставал настаивать, уговаривая жену. Лили сопротивлялась недолго, скорее для порядка, после чего похоронила все свои призрачные надежды на эмансипацию и с легким сердцем сдалась на милость победителя. Вскоре на Земле одним Поттером стало больше. Джеймс был искренне счастлив. Ежеминутно, двадцать четыре часа в сутки, тридцать дней в месяц.
Тридцать первое марта подпортило Джеймсу всю статистику...
Лили еще затемно трансгрессировала к одной из давних подруг, заявив, что той жизненно необходима ее помощь в организации девичника. Пообещала не задерживаться, чмокнула мужа в гладковыбритую щеку, поворковала над кроваткой сына и упорхнула. Джеймс сперва ничего не имел против этой затеи, а когда он сообразил, во что ввязался, было уже поздно.
Гарри лежал перед ним, весь красный от слез. Причина сыновнего недовольства выяснилась быстро – ползунки, облегающие пухлые энергичные ножки малыша, были совершенно мокрыми.
Джеймс, не задумываясь, ринулся на помощь. Если не считать того, что Гарри, воспринимающий переодевание как невообразимую муку, умудрился поддать отцу ногой в подбородок – обошлось без происшествий. А потом Госпожа Удача сделала старшему Поттеру прощальный книксен и оставила его наедине с вопящим младенцем…
Очистительное заклинание не подействовало.
То ли Джеймс перепутал порядок слогов – он никогда не был особенно силен в бытовом волшебстве, – то ли заклинание счищало лишь сухую грязь… В любом случае, задача перед Джеймсом встала непростая – в кратчайший срок отыскать чистое белье на смену прежнему, притом такое, из которого Гарри еще не успел вырасти. Поиски, охватившие весь дом, завершились успехом спустя восемь минут, еще несколько мгновений заняла починка ящика комода, пострадавшего от излишне резкого рывка.
Возблагодарив Мерлина за то, что полезные заклинания вроде «Репаро!» стираются из памяти на порядок медленнее прочих, Джеймс поспешно вернулся в детскую, где с усердием принялся натягивать на неистово сопротивляющегося Гарри трофейные ползунки.
Всей этой бестолковой суматохи несложно было избежать, если бы он хоть краем уха слушал то, что Лили пыталась втолковать ему накануне вечером. Но тогда Джеймс не был бы Джеймсом! Присыпки и пеленки – пусть даже и не чьи-нибудь, а собственного сына, – в сферу его интересов явно не входили.
Переодетый Гарри молчал недолго.
- Голодный? – спросил Джеймс, уверенный в том, что уж накормить-то родного отпрыска он сможет без проблем.
Рев усилился.
Истолковав это как знак согласия, Джеймс применил манящие чары, и через мгновение бутылочка, заранее наполненная смесью, оказалась в его руке. Чем именно данный продукт отличался от того, что обычно готовила Лили, Джеймс так и не понял, – но Гарри тут же обнаружил различие, сделав лишь пару пробных глотков. Дегустация дала неожиданный результат – ребенок замолк, но от продолжения трапезы отказался категорически.
Тогда-то Джеймсу и пришла в голову мысль усыпить бдительность сына занимательным рассказом. И влить в него, убаюканного звуками родительского голоса, остатки смеси… Суть излагаемого младенцу недоступна, так почему бы не поделиться с ним частью своих школьных воспоминаний, на всякий случай выбирая пристойные выражения и отбрасывая лишние подробности?
- Не столь уж важно, Гарри, когда именно… Осенью, это точно. Я только-только поступил в школу, но с твоей мамой уже успел познакомиться. Поначалу мы не были большими друзьями. Она в то время водила компанию с одним мальчишкой, который нас с твоим крестным раздражал неимоверно. Не потому, конечно, что он всюду за ней таскался. Хотя, и поэтому, наверное, тоже. Звали его Северус Снейп, и всем своим видом он напоминал бледную поганку, да и вообще был крайне неприятным типом. Волосы у него были чернильно-черного цвета, темнее даже, чем твои, – Джеймс поудобнее облокотился о бортик кроватки и заговорщицки подмигнул сыну. – Он их не причесывал и не мыл по две недели кряду, ты ведь так не будешь поступать, когда вырастешь, верно? Душевные качества этого… Снейпа также оставляли желать лучшего, уж не знаю, почему Лили столько лет терпела его рядом с собой, Мерлин, не знаю! В общем, сидели мы с Сириусом в библиотеке, искали кое-какие сведения о необычных существах, которые днем прячутся в человеческом теле, а по ночам, при полной Луне вырываются наружу. И заставляют того, кто делит с ними тело, против воли совершать очень дурные поступки. Мы переворошили целую кучу книг и, наконец, в одной обнаружили подходящую статью. В какой-то старой энциклопедии с заковыристым названием. Все это время Снейп наблюдал за нами. И хотя он делал вид, будто бы увлечен написанием доклада…
Оборвав фразу на середине, Джеймс взглянул на сына, чтобы удостовериться, что тот пребывает в редком для себя состоянии умиротворения. Убедившись в этом, он попытался было сунуть ребенку под нос остывающий рожок, но ничего не вышло – Гарри, сколь бы расслабленным он ни казался, все еще был начеку.
- Перо его безостановочно скользило по пергаменту, - продолжил Джеймс как ни в чем ни бывало с того самого места, на котором остановился, – но это ничуть не мешало Снейпу между делом поглядывать в нашу сторону. Статья была такой громадной, что переписывать мы ее не решились. На зрительную память тоже надежды было мало, мы слишком боялись упустить нечто важное. Чтобы добыть эти сведения мы готовы были пойти на любой риск. Сириус предложил вырвать страницы и не мучиться. Я без колебаний согласился. Воровато озираясь, мы приступили к выполнению задуманного. Успели даже отделить от переплета несколько желтоватых листов, когда чертов Снейп зашипел на весь читальный зал о том, что мы не имеем права так поступать. Я велел ему замолкнуть, пока он нам все дело не загубил. Снейп не унимался, постепенно шипение его делалось громче. На нас уже начали коситься и другие ученики. Зал наполнился шумом, привлекшим внимание мадам Пинс. Она встала из-за своего стола и переваливающейся походкой направилась к нам, лихорадочно рассовывающим по карманам свидетельства совершенного преступления. Снейп торжествовал – именно этого он, видно, и добивался. Пинс с нас потом три шкуры спустила, хотя прикрепила страницы обратно одним только взмахом палочки. Выписывала отработку и орала, орала, не переставая: «Вандалы!», «Мародеры!» Мы это звучное словечко тогда впервые и услышали. А Снейп…
- Снеп,- радостно повторил Гарри, улыбаясь во весь свой редкозубый рот. – Снеп…
Джеймс от неожиданности выронил из рук рожок.
- Давай притворимся, что сегодняшнего разговора не было. Лили будет гораздо приятнее, если ты просто назовешь ее «мамой». Да и мне, откровенно говоря, тоже, - только и смог вымолвить он.
