Никогда не думал, что мне придется от родного отца в домашней библиотеке прятаться. Да еще на ключ запираться… Но другого выхода я не вижу. Он так измучил меня своим участием, что уже сил никаких нет! С самого утра начинается: «А в Хогсмид они вместе ходили? А цветы он ей дарил?» И все время эти заговорщицкие взгляды – типа, не переживай сынок, и ты не пропадешь.
В общем, зря ему сболтнул, что у Розы парень появился. Дурака свалял, каюсь. Только теперь я за свою несдержанность расплачиваюсь жесточайшей в мире пыткой – задушевными разговорами с отцом. Я тут прозябаю, в четырех стенах запертый, гроблю на него черт-знает-какой день летних каникул, а он все никак не наговорится. Вцепится клещом, словно не понимая, что меня эта тема не слишком вдохновляет на долгие беседы – и давай свои неудобные родительские вопросы задавать. Ну, как они это умеют… Все выпытывает, выпытывает, а сам светится при этом так, будто пост Министра получил.
Подозреваю, если бы я ему сказал, что этот крендель еще и предложение Розе сделал, то папа бы совсем от радости спятил. Он мне шесть лет втолковывал, дескать, окрутит тебя твоя Роза – глазом моргнуть не успеешь. Что неспроста она ко мне как пиявка приклеилась… И все в таком духе. На прошлой же неделе вообще сам себя превзошел. Взял да и пригласил к нам на ужин старого школьного приятеля с дочерью. Повод, главное, нашел совершенно идиотский – сколько ни старайся, все равно ничего глупее не выдумаешь. Окончание шестого курса. Что тут отмечать-то? СОВ в прошлом году сдавали, ЖАБА только в следующем предстоит. Праздника ему захотелось – как же! Знаем мы их праздники…. Да пятилетний ребенок, и тот бы сообразил, куда дует ветер.
Даже представить боюсь, что этой Элоизе Монтегю пообещали такого, отчего она на меня весь вечер глазами блудливой мартовской кошки смотрела и под столом мою лодыжку каблуком скребла… Соблазнительница хренова. Я безропотно сносил ее домогательства вплоть до того момента, пока эта шестифутовая стропила с жемчужными нитями в старомодной прическе, не гаркнула грудным басом: «А сейчас, Скорпиус, я исполню незаслуженно забытую кельтскую песню…»
Вот тут - то у меня и сдали нервы.
«Спасибо, - говорю,- это уже лишнее. Вы, безусловно, прекрасны как развалины Стоунхенджа и имя у вас чудесное. Мой восторг словами не выразить. Но остаться я не могу. Дело в том, что мне в глаз соринка попала… Страданья причиняет ужасные, пойду выковыривать, пока хуже не стало. А вы ешьте телятину, ешьте, эльфы всю ночь готовили – не пропадать же добру».
Папа со мной два дня потом не разговаривал. И, должен заметить, что это было не худшее время в моей жизни.
Теперь он избрал иную тактику – живьем мне больше никого не показывает, только колдографии под нос сует. Не знаю, просматривает ли он их перед этим сам, но после того как с одной из них мне улыбнулась милашка Лили Поттер, я уже начал сомневаться…
С чего он взял, будто бы я должен себя несчастным чувствовать – понятия не имею. Если у Рози все хорошо, то какие могут быть вопросы? Она, конечно, здорово изменилась в последнее время, как будто даже повзрослела. Платья носить начала, перестала волосы в дурацкий пучок на затылке закалывать. Сто лет ее не видел в любимых вышарканных джинсах, да и кроссовки она сейчас почти не надевает. А на прощальном пире меня едва удар не хватил, когда я увидел, во что она превратила свои ногти… Этими смертоносными лезвиями в жутких крапинках курицу разделать – раз плюнуть. Хотя ей они кажутся красивыми, не могу же я с ней спорить. Я скучаю по прежней Розе, но это вовсе не означает, что неумело наложенный макияж заставит меня от нее отдалиться. Я знаю, что где-то под толстым слоем пудры скрывается мой-лучший-друг-на-всю-жизнь. И мне этого знания достаточно.
Впрочем, просветить ее на счет того, как парни на самом деле относятся к излишку косметики на лице девушки, все же не помешает…
***
- Ты куда собрался? – спрашивает папа, видя, что я натягиваю куртку и тщетно пытаюсь соскоблить пальцем пятно присохшей грязи с брючины. Чертовы лужи! Хоть одно бы лето сухим выдалось для разнообразия.
- В «Нору». Мистер Уизли давно просил занести ему семена наших пионов, тех, которые бабушке из Франции присылают. Ну, из Шамбортонской Академии.
- А с совой отправить нельзя? – папа кладет газету на журнальный столик и тоном непризнанного провидца бормочет себе под нос:
- От того, что ты все каникулы будешь перед Розой маячить, лучше ни одному из вас не станет. Она уже взрослая девушка, Скорпиус, и, надо признать, очень проницательная для своих лет. Неужели ты надеешься, что она не догадается об истинной цели твоего визита? Посмотри в зеркало, у тебя же на лице все написано. Я не хочу, чтобы ты выставлял себя на посмешище, сын…
Нет, с ним невозможно спокойно разговаривать! Вечно он все на свой манер переиначить пытается.
- Я не сохну по Розе, пап, - в тысячный раз втолковываю я ему. – Правда. И не надо из меня отвергнутого страдальца делать.
- Не лги мне, Скорпиус, - папа сдвигает брови на переносице, полагая, что это придает ему внушительный и грозный вид. – Ты можешь обмануть кого угодно, но только не меня!
Ну вот – пожалуйста. Он неисправим. Опереточный злодей на пенсии, честное слово. Пора прекращать этот балаган, пока, - не приведи Мерлин, - бабушка нас не услышала и не спустилась из своей комнаты. Иначе я вообще отсюда никогда не выйду…
- Пап, то, что у Рози роман – это же не конец Света. Переживу как-нибудь. Знаешь, я за нее даже рад. Говорят, она отхватила неплохого парня. Славного, веселого. Ну, по крайней мере, он ей нравится… А это в конечном счете самое главное, да? Я пойду, поужинаю в «Норе». Скажи маме, что я воспользуюсь каминной сетью. Пусть не волнуется – аппарация на дальни расстояния мне по-прежнему дается с трудом…
Но мой отец не так-то прост. Стоит только повернуться к нему спиной, прибывая в полной уверенности, что тебя, наконец, оставили в покое – и он тут же отпускает вдогонку реплику, которая на добрых пять минут ставит тебя в тупик. Ты просто не знаешь, как ответить на эту дурость, оставаясь в рамках приличий.
Сегодня он определенно в ударе.
- Поклянись, - говорит, - что ты не никогда станешь встревать в ее сердечные дела, даже если в следующий раз ей вздумается спутаться с домовым эльфом.
Боюсь, следующего раза не будет, пап… Но тебе я об этом не скажу.
- Хорошо, - киваю.- Клянусь.
Ни в какой камин я, конечно, не полез. Я не Бог весть какой аккуратист, но черные пятна сажи на белой футболке – это даже для меня чересчур.
С аппарацией у меня и впрямь неважно, что есть, то есть. С конечной точкой, вот, опять на пару сотен ярдов промазал… Единственное утешение – вроде бы ничего по дороге не отщепилось, жизенноважного…
До «Норы» я лечу с такой быстротой, точно за мной черти гонятся. С разбегу перемахиваю через низкую калитку, искренне надеясь, что под ней не шныряют садовые гномы – в противном случае сегодняшний день стал бы для них «черной датой» календаря. В саду никого нет, поэтому я сразу поворачиваю к дому. На крыльце в гордом одиночестве сидит Джим, с раскрытой книгой на коленях и полупустой бутылкой имбирного пива в левой руке. Будь на его месте кто-нибудь другой, я бы как минимум удивился. Но это же Джим…
- Развлекаешься? – спрашиваю я, кивая на обложку книги.
- По мере сил, - хмыкает он. – Роксана оставила свой дневник на столе в гостевой комнате. Люди постоянно забывают там всякие мелочи.
- Ты это серьезно?
- Не знаю, может быть. Брось, Скорпиус, она же моя сестра! Не могу я так низко пасть. И, потом, староват я стал для ее секретов, - кривится Джеймс, прихлебывая пиво. – К практике готовлюсь. Осенью намечается судебный процесс по делу Гинволтта, и, судя по всему беспорядков не избежать. Ходжинс намекнул, что нашу группу могут поставить в оцепление.
- Да- да, здорово, - перебиваю я его. - Роза у себя?
- Так ты ей не сказал, что придешь, - тянет Джим, ухмыляясь так паскудно, как только он один умеет.
Всю его хандру точно ветром сдуло.
- Мой парень - гений, - улыбаюсь я, поднимаясь по крутым ступенькам, - всегда это знал.
- Ну, еще бы, - Джим салютует мне бутылкой. - До скорого, детка!
***
- Скорпиус! – Увидев меня Роза, выпускает из рук банку с лавровым листом, - к счастью закрытую, - и та, шмякнувшись на пол, закатывается под стол. – Ты что опять ему ничего не рассказал?!
- Почему, рассказал…
- И он выпустил тебя из дома? – Роза опасно прищуривает глаза.
Терпеть не могу, когда она так делает. Я чувствую себя как кролик, наполовину уже проглоченный удавом и совершенно теряю способность ей врать.
- Вообще-то, ради этого мне битый час пришлось убеждать его, что я по тебе «не сохну». Может, подождем еще пару месяцев? Подловим его, когда он будет в хорошем настроении, а?
- Ах, не сохнешь?! – переспрашивает Роза каким-то странным тоном, подходит ко мне вплотную и толкает открытой ладошкой в грудь. – Ах, «подождем»?! Я тут, а он… Ну, ты и свинья, Малфой. Нет, какая же ты…
И тогда я делаю то, отчего у отца, узнай он об этом, наверняка приключился бы сердечный приступ – целую Розу Уизли.
- Ну, - шепчу я ей на ухо, - ты ведь отвечаешь мне взаимностью, правда? А это уже называется совсем другим словом.
