Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Ночь. Тишина. Нет – затишье перед бурей. Теплое тело рядом, и любимый человек щекочет твою грудь прядками твоих же волос.
Ночь унесла тяжелые тучи...
Ветер ерошит твои волосы.
- Мураки? – ты поворачиваешься на мой голос. – Я тебя люблю, - шепчу одними губами, содрогаясь от собственной слащавости, которую ты так ненавидишь. Ты улыбаешься улыбкой охотника, напавшего на след особо опасного зверя, прекрасного и желанного именно из-за того, что так опасен. Поначалу мне не нравилась такая твоя улыбка, но по-другому ты не умеешь. Не научили в детстве.
Но дни горьким сумраком полны
Ты в ответ тянешь меня за прядь волос. Ты любишь заплетать их в ненавистные мне косы. Я предпочитаю, чтобы они падали свободно. Я не стригу их только из-за того, что ты просил меня когда-то – тогда, когда мы еще только-только встретились. Тогда все было по-другому. Тогда ты был озлобившимся на весь мир психом-одиночкой. Смею надеяться, что я сумел разбудить в тебе умение любить. Не жалость, ты не принимал жалость даже от меня, ты отталкивал мои руки, когда я помогал тебе промыть и перевязать раны. У тебя было потрясающее самообладание. Твои противники вряд ли узнали, что ты, возвращаясь, падал, как подкошенный, и от боли слезы скатывались из твоих глаз.
Мы расстаёмся - так будет лучше
Ты уходил, неоднократно, каждый раз говоря «прощай». Но возвращался, неизменно возвращался. Как ни в чем не бывало, садился на свое любимое местечко в Ко-Ка-Ку-Рю и просил ошалевшего официанта позвать хозяина. А я уже бежал к тебе, потому что узнавал твои шаги. А на следующее утро о тебе напоминала только сбитая простынь на левой стороне кровати да сладко ноющий низ живота. И записка, приколотая к подушке: «Прощай». Но я всегда знал, что ты вернешься. Потому что ты всегда возвращался.
Вдвоём нам не выбраться из тьмы...
Ты не говорил мне ничего о своих делах, Только отшучивался. Держу пари, никто не видел тебя таким – смеющимся, расслабленным. Таким, как сегодня, как последние три дня, после того как ты вернулся перед этим – едва дышащий, опустошенный морально и физически. Снова ничего мне не сказал, только попросил, впервые жизни – «Помоги». Потом исчез на сутки и вернулся на год. Рассказал все. Я сидел и слушал, всю ночь слушал. Ты убеждал меня в чем-то, порывался уйти снова. Говорил, что вдвоем нельзя, что ты слабеешь, что рядом с тобой опасно. Я тогда перепугал весь персонал ресторана своими воплями, наверное. Не помню, что именно я тебе кричал, но ты побледнел, как стена, на которую ты опирался. Кажется, я обвинял тебя в том, что ты только использовал меня, в том, что я для тебя игрушка. Мне самому было больно от моих слов, но я не мог остановиться. А по твоему лицу стекали слезы. И ты остался.
Я помню всё, о чём мы мечтали
Не один день ты ходил по территории ресторана, сидел на берегу искусственного озерка, и то ли грелся на солнце, то ли наблюдал за рыбками. В дождь ты перебирался под навес и бесконечно пил кофе. Все – молча, знаками прося официанта принести еще кофе. Ничего не ел и практически не спал. Вечером я засыпал, зная, что ты сидишь у стены в моей комнате, а утром, просыпаясь, находил тебя там же. Я не пытался расшевелить тебя. По пролому опыту я знал, что это бесполезно, что тебя нужно оставить... Знал – и не мог хотя бы посидеть рядом с тобой. Через две недели ты не сел у стены, а лег рядом со мной. Мое истосковавшееся по ласке тело откликнулось неожиданно жарко.
Но жизнь не для тех, кто любит сны
Больше ты не молчал. Ты смеялся, шутил, как тогда, когда еще не встретил того шинигами, занявшего все твои мысли. Помогал мне с рестораном. На долгие три недели увез меня на какой-то горный курорт, научил стоять на лыжах. Там-то ты и привык сам заплетать мои волосы и признался, что тебе они всегда нравились. Мне все это казалось сном, и я боялся, что проснусь однажды – а тебя снова нет. Что все это лишь иллюзия, навеянная тоской по тебе. Я рассказал тебе о своих страхах, а ты обнял меня так, что ребра хрустнули. Это значило для меня больше любых слов. Ты не признавал объятий, считая их напрасной тратой энергии, когда можно сразу перейти к главной части, также как и не любил целоваться. Умел, прекрасно умел, но не любил.
Мы слишком долго выход искали
Сказка все-таки закончилась, как только мы вернулись. Ты снова завертелся, закрутился в каких-то своих делах, все реже и реже приходил ночевать в Ко-Ка-Ку-Рю. А я волком готов был выть. И завыл бы, если бы ты однажды не пришел неожиданно рано – я отвык уже ждать тебя раньше трех часов ночи. А ты уже в семь был у меня. Сидел у стены, запрокинув голову, и мурчал себе под нос какую-то песенку. Ты был доволен, как бывает доволен вампир, отведавший свежей крови после долгой «диеты» в виде ее медицинского аналога.
Но шли бесконечно вдоль стены...
Снова потянулись однообразные дни. Ты приходил рано, несколько часов что-то писал или просто сидел и думал, на все вопросы отвечал восторженным «Я нашел!», но дома не ночевал. Хотя, какой там дом, Ко-Ка-Ку-Рю как был для тебя гостиницей, так ею и остался...
Пусть каждый сам находит дорогу –
Ты шел один, всегда был один, и в те дни я осознал это как никогда. Ты был одиноким, ты не искал ни понимания, ни дружбы, ни близости, ты обходился без этого всю жизнь и планировал обходиться и дальше... А я так не мог. Не мог знать, что ты одинок, не мог постоянно жить в неизвестности и бояться, что однажды ты снова убежишь и не вернешься, что ты уйдешь, и больше я тебя могу не увидеть никогда!
Мой путь будет в сотню раз длинней
Я знал, что ты не станешь говорить мне ничего, пока сам для себя все не решишь, и потом тоже сто раз подумаешь, прежде о чем-то сообщить. Ты днями и ночами ходил за кем-то... В те редкие минуты, когда ты ночевал в Ко-Ка-Ку-Рю, ты шептал во сне одно, только одно имя.. Тсузуки. Я ненавидел человека, носящего это имя, ненавидел всей душой, так, как только можно ненавидеть – потому что он отнимал у меня тебя.
Но не виню ни чёрта, ни Бога
Я знал, что здесь не могу ничего поделать: ты не позволишь мне даже найти его, если сам не захочешь. Ты не дашь мне сделать ни-че-го. И в этом не было ничьей вины, ни моей, ни тем более твоей... Злая шутка судьбы или прихоть Всевышнего: то, что ты не доверяешь никому и не хочешь быть близок никому...
За всё заплатить придётся мне!
Когда-нибудь я поплатился бы за то, что был рядом с тобой в те годы. Тогда, когда ты снова искал и находил, снова исчезал на некоторое время и приходил падающим от усталости, опустошенным физически и морально. Тебе желали смерти, тебя проклинали, я достаточно долго был рядом с тобой, чтобы научиться видеть хотя бы это, но ты держался: так, как хватается за жизнь умирающий зверь, в последнем броске раздирая глотку охотнику. Теперь ты и сам был таким же загнанным зверем. Или охотником, который наткнулся на слишком ретивого зверька и жил свои последние мгновения.
Я любил и ненавидел
Я снова и снова помогал тебе вернуться на свет Божий. Я выхаживал тебя, вытаскивал почти из лап самого черта, давал тебе жить, делился всем, что имел, лишь бы ты прожил еще немного, сделал еще один вздох, еще один шаг... А ты выздоравливал и снова уходил. Я молчал. Знал, что ты не можешь иначе. Я любил.
Но теперь душа пуста
Когда ты ушел в очередной раз, я понял, что это, наверное, навсегда... Что я могу больше тебя не увидеть. В тот день лил дождь, как в первый день нашей встречи, и первым желанием было броситься под дождь и попытаться захлебнуться ледяными струями. Потому что если бы ты ушел, мне ни к чему было бы жить. Зачем жить с пустой душой?..
Всё исчезло, не оставив и следа
Ты все-таки пришел, вернулся в тот же день. Но ты изменился... Ты стал спокойным, умиротворенным, ни на что не обращал внимания. Ни на что, ни на кого, кроме меня. Мне полагалось бы быть счастливым, я и был... Ты был рядом, ты обещал никуда не уходить. Я хочу только одного: чтобы всегда было как сейчас, чтобы ты так же лежал рядом и теребил мои волосы. Кажется, все так и будет. Но что-то не дает мне поверить в это. Может быть, сердце, которое превратилось в кусок хрусталя? Этот кусок так холоден и его так легко разбить...
