Настя проснулась от звука резко распахнувшейся двери и одновременно захлопнувшегося из-за сквозняка окна. Девушка почувствовала, как сильно она замёрзла – она заснула без одежды, а одеяло сбилось где-то в ногах.
Несмотря на очевидный дискомфорт, Кисегач чувствовала себя неплохо: она выспалась, усталость от суеты последних суток прошла без следа, злость и обида исчезли, оставив место спокойствию и смирению.
Кто говорил, что будет легко?
Настя открыла глаза. В комнате было светло, но ощущалось приближение сумерек, из чего девушка сделала вывод, что она проспала около шести-семи часов.
Быков, так неосмотрительно громко вошедший в комнату, молчал и, судя по всему, не шевелился.
— Что стоишь, как неродной? — пробормотала она сонным голосом, поворачиваясь к Андрею лицом. Она решила не начинать с тупых женских вопросов типа «где ты был?», чтобы заведомо не давать ему шанса начать скандал. – Хоть бы пожрать чего принёс… — девушка осеклась, потому что в дверях стоял отнюдь не Быков. Перед Настей предстал встрёпанный, невыспавшийся Романенко.
Он смотрел на Кисегач, как на прокажённую, в его взгляде явственно читалось отвращение, но, тем не менее, он не мог отвести глаз от изгибов Настиного тела, от узкой талии, оголённой груди, от стройных ног и притаившегося между ними чёрного треугольника.
Парень стоял, не в силах пошевелиться, а до Кисегач только через несколько секунд дошло, что она абсолютно голая, а на её коже полно следов засосов и укусов.
Настя, как ни странно, не слишком смутилась, ей наоборот захотелось предстать перед Виктором в самом непотребном виде, чтобы доказать, что она уже не та заучка и идеальная девочка, какой ему казалась.
— Настя! – воскликнул Романенко. – Ты… — девушка выжидающе вскинула брови.
— Что ты пялишься, Романенко? – засмеялась Кисегач. – Будто в жизни ничего подобного не видел.
Настя удивлялась сама себе. Незримое присутствие Быкова толкало её на необдуманные, будоражащие кровь поступки; никогда ещё она не позволяла себе совершить столько глупостей за столь короткое время, но оно, чёрт подери, того стоило! При мысли о том, что она сможет прибрать к рукам Быкова (как бы цинично это не звучало), сердце Кисегач сбивалось с ритма и норовило выскочить из груди.
Романенко не знал, что ответить – он мялся, сделал несколько нерешительных шагов вперёд, отчаянно краснея, то отводил взгляд, то снова вглядывался в очертания женской фигурки на белых простынях. Когда он уже собирался что-то сказать, дверь в комнату распахнулась снова.
Вошедший (или вернее сказать – вбежавший) Быков в две секунды оценил обстановку, глянул в лицо Виктора, быстро пересёк комнату и присел на край кровати, накинув на Настю прохладную простыню.
— Прикройся, падшая женщина! – крикнул он, но Кисегач злости в голосе не услышала, скорее – весёлые нотки, а в глазах Быкова плескалась ставшая для неё абсолютной неожиданностью гордость. – А тебе, Дон Хуан, чего надобно?
Романенко, а именно ему была адресована последняя реплика, нахмурился и тяжело глянул на Быкова.
— Значит, ты и есть Андрей Быков.
— Нет-нет, что ты! Адольф Гитлер, хэндэ хох, как говорится!
— Не нужно паясничать, я же поговорить пришёл, — слегка обиженно буркнул Виктор.
— Простите, maman, — елейным голоском пропел Быков и опустил голову Насте на колени, тем самым утверждая право на неё и на её тело в частности. Кисегач же, решившая не вмешиваться, протянула руку, взяла с тумбочки широкую картонную пачку «Беломорканала» и закурила, что вызвало бурю эмоций на лице Виктора. – Плохая девочка, — хрипло рассмеялся Быков.
— Настя, пожалуйста, прекрати! Ты делаешь больно своим родителям, — убеждённо сказал Романенко, вероятно, имея в виду не курение, а недавний ночной побег.
— То, что они не увидят, им не повредит, — пожала плечами девушка, игнорируя подтекст реплики. Виктор перевёл взгляд на Быкова:
— Пойдём, выйдем, — решительно сказал Романенко, сжав кулаки. Надо сказать, что телосложения он был крепкого, да и выглядел он намного солиднее худого, хоть и поджарого Быкова. К тому же, Виктор был на год старше, но опыта у Андрея в драках было побольше, так что шансы они имели примерно одинаковые.
Эти «расчёты» пронеслись в голове у Насти за несколько секунд, но она не успела ничего сказать, потому что Быков сделал резкий выпад в сторону её лица, горячо поцеловал её в губы, что вызвало нешуточную бурю эмоций на лице Виктора, и стремительно вышел из комнаты. Романенко последовал за ним.
Коридор был пуст, поэтому парням даже не пришлось искать уединённого места для «разговора». Виктор схватил Быкова за ворот рубашки и прижал его к стене.
— Отвали от неё, слышишь, ты, урод! – прошипел Романенко. – Она по тебе всё лето с ума сходила, а ты, тварь, даже написать ей не удосужился.
— А тебе завидно, видать! – усмехнулся Андрей, за что сразу же получил в скулу. Однако в долгу он не остался, и Романенко с одного точного удара в живот скорчился на полу. Быков схватил противника за волосы, заставляя его поднять голову. – Не смей подходить к ней. Никогда!
— Да пошёл ты, — услышал он в ответ. У Андрея потемнело в глазах. Мысль о том, что Настя может принадлежать кому-то ещё, заставляла желать этому «кому-то» неминуемой кончины. Не совладав с собой, Быков ударил Романенко в челюсть, потом отпихнул его от себя и уже, было, направился обратно в комнату, когда развернулся, будто что-то вспомнив, подошёл к поверженному Виктору и отчётливо произнёс:
— Она моя, запомни это! – и он развернулся и пошёл прочь. Романенко слышал, как открылась и захлопнулась дверь комнаты, ключ повернулся в замке.
Когда Быков зашёл, обеспокоенная Настя сидела на кровати и задумчиво покусывала костяшки пальцев. На ней были только простые белые трусики и его огромная футболка с огненным логотипом какой-то рок-группы. Мужская одежда только подчёркивала её женственность, и Андрей остановился на секунду, чтобы рассмотреть голые бледные ноги с острыми коленками, кисти рук с длинными, как у водяного чёрта, пальцами и представить всё то, что скрывала под собой большая футболка.
Окно было закрыто, и в комнате стало ощутимо теплее, но Настя всё равно немного дрожала, и Быков едва подавил желание обнять её и греть до безумной температуры.
Увидев Андрея, Кисегач ужаснулась – на его лице красовалась немаленькая припухшая ссадина, впрочем, к счастью, больше повреждений у него не наблюдалось. Рассмотрев рану, Настя быстро сориентировалась; она поднялась с кровати, чувствуя обжигающий взгляд, быстро нашла в сумке пластырь, ватный диск и перекись водорода и подошла к парню.
— Ну, Быков, — твёрдо начала она, прикасаясь влажной ватой к ссадине. Он схватил её руку и прижал к своей щеке. – Разобрались? – уже намного мягче спросила Настя, сминая использованный диск и распечатывая пластырь.
— Разобрались, — тихо-тихо произнёс Быков.
— И что же вы решили? – поинтересовалась Кисегач, осторожно разглаживая складки на пластыре. Андрей поморщился от прикосновений, и Настя зачем-то подула на уже заклеенную рану.
От этого бесполезного жеста Быкова захлестнуло болезненной щемящей нежностью, он схватил Настину кисть, раскрыл её медленно и аккуратно, как цветок, и ткнулся в ладонь холодным носом и влажными губами.
— Чего ты хочешь от меня, — хрипло рассмеялась Настя такому искреннему и нелепому жесту. Она мягко отняла руку и погладила щёку Быкова кончиками пальцев. Он смотрел на неё, впиваясь глазами в каждый сантиметр тонкой кожи, пожирая глазами все складочки, тени и изгибы.
— Я хочу, чтобы ты полюбила меня, — ухмыльнулся Андрей. Выражение возвышенного чувства исчезло с его лица, и теперь в уголках глаз снова прятался столь присущий ему дух игры.
— Не раньше, чем ты полюбишь меня, — покачала головой Настя, обнимая Быкова за шею. Тот хмыкнул, положил ладони Кисегач на ягодицы и крепко прижал её к себе, так, что она смогла почувствовать всю силу его желания.
— Опять секс? – капризным тоном спросила Настя.
— И это, моя девочка, только начало, — прошептал Андрей в раскрытые губы Кисегач. Она смогла только простонать в ответ.
Настя запомнила лишь скрип кровати и жар, разливающийся внутри.
Прошло около пятнадцати минут, и они, обессиленные и опустошённые, упали на сбившиеся простыни.
— Чёрт, Быков, опять без защиты, — простонала Настя, пряча лицо на плече у Андрея.
— Не бойся, мышка, у тебя безопасный период, — ответил парень, поглаживая её по предплечью кончиками пальцев.
— Ты не хуже меня знаешь, что это может оказаться полнейшей глупостью. Я не хочу залететь.
— Ну, что ж, будем надеяться, что ты везучая, — Быков взял с тумбочки пачку «Беломорканала», и они с Настей закурили. Закрытая комната быстро наполнилась сигаретным дымом, и стало немного трудно дышать.
— Я не могу больше, давай откроем окно, — Кисегач попыталась встать, но Андрей удержал её.
— Пойдём лучше погуляем, — протянул Быков.
— Сколько времени, — спросила Настя, пытаясь нащупать на тумбочке свои часы, потому что Андрей всё ещё удерживал её от действий.
— Половина восьмого, — прошептал он, целуя девушку снова и накрывая её своим телом. Она ради приличия немного поломалась и проворчала:
— Вот ведь ненасытный. Только резинку надень.
— Не сомневайся, — хрипло хохотнул Андрей, прикасаясь пальцами к Настиному интимному месту. – Да ты уже вся мокрая, маленькая развратница! – воскликнул он, надевая презерватив.
— Извращенец! – простонала Настя, сдаваясь под жёстким напором.
Из дома они вышли спустя минут сорок.
На улице стемнело ещё не полностью, и даже в половину девятого, когда Настя с Быковым добрались до центра, многие гуляли точно так же, как и они.
Вечер вышел весёлым и тёплым. Быков всё время лез целоваться, Кисегач вяло сопротивлялась. Прохожие реагировали на парочку совершенно по-разному: некоторые смотрели равнодушно, некоторые – осуждающе, как бабушка когда-то на вокзале, а молодые люди зачастую одобрительно улыбались.
— Ты уже полюбила меня? – спросил Быков, когда они засыпали в нагретой постели, на этот раз избежав бурного секса.
— Не думаю, — усмехнулась Настя в темноте.
— Ну, что ж, старушка, у тебя ещё есть немного времени, — хмыкнул Андрей, и Кисегач неожиданно почувствовала себя очень счастливой.
