Слишком холодно

Альбус потихоньку отходил от пережитого шока и, когда на огромном подносе осталась последняя булочка со сливками, оживился настолько, что даже позволил себе пошутить по этому поводу.

Скорпиус мягко улыбнулся, не подав виду, что пропустил мимо ушей большую часть сказанного. Он молча наблюдал, как Альбус едва слышно и чуть нервно барабанит пальцами по тонкостенной пузатой чашке из дорогого фарфора, то стремительно оглядывая кухню и нескольких занятых работой домовых эльфов, то прихлёбывая уже остывший, но от этого не менее вкусный чай.

Такое тихое и одновременно с этим болезненное оживление царит в море перед сильным штормом — в небе ни облачка, штиль, горизонт плывёт от жары и дрожит в обжигающе горячем воздухе, а по зеркальной глади воды уже время от времени пробегает рябь. Буря может начаться через полчаса, может — на следующие сутки или через неделю, или и вовсе задержаться почти на месяц. Крайне похоже на то, что обычно творится у Альбуса в голове, и Скорпиус чувствовал себя неуютно, зная, что не может предсказать следующего его шага.

— Тебе лучше? — осторожно поинтересовался он, получив в ответ спокойную и чуть смущённую улыбку.

— Нам, — Альбус замялся. — То есть мне… придётся сходить к Трелони ещё раз.

— Нам, — кивнул Скорпиус и добавил: — Но только в том случае, если ты всё-таки скажешь мне, к чему был весь этот фарс и что ты задумал.

Альбус неловко закусил губу и потянулся за последним пирожным, запихнул его в рот целиком и протянул нечто нечленораздельное лишь через минуту, явно следуя строгому запрету миссис Поттер: «Не смей разговаривать с набитым ртом!».

— Не скажешь, — расшифровал недвусмысленное молчание Скорпиус и, игнорируя умоляющий взгляд, сухо заметил: — Тогда я и не подумаю помогать. Видимо, действительно серьёзный случай, раз твоей гениальности не хватило целого пирожного, чтобы придумать стоящее оправдание и выкрутиться.

— Но ты же не обижаешься на меня, правда? — посчитал нужным уточнить Альбус.

— Нет, не обижаюсь, — неохотно признал Скорпиус. — Просто мне кое-что очень не нравится.

— А именно?..

— Ты в очередной раз что-то задумал. Нетрудно догадаться — это опять связано с твоим отцом и Вольдемортом. Просто… тебе раньше и в голову не пришло бы что-то от меня скрывать. А сейчас молчишь. И я вижу только две причины, по которым ты можешь решить, что так будет правильней: либо больше не считаешь меня своим другом, либо всё ещё хуже — тебе стыдно передо мной за то, что ты собираешься сделать.

Альбус опустил взгляд, уставившись на очертания собственного лица, отражавшегося в чашке тёмным пятном. Он выглядел умиротворённым и спокойным — слишком, что выдавало его с головой, явственно показывая, сколько сил потребовалось, чтобы скрыть эмоции. Альбус резко вздохнул и замер, как если бы собирался сказать что-то, но передумал.

Скорпиус молчал, прекрасно чувствуя, как это молчание становится всё невыносимей и для него, и для Альбуса. Обычно он старался как можно быстрее разрядить обстановку, но сейчас с каким-то мстительным удовольствием пристально смотрел на вновь опустившего голову Поттера, наслаждаясь нарастающим напряжением, ещё больше нагнетая его, и расчёт сработал. Альбус поёрзал на сиденье, заправил прядь волос за ухо, посмотрел по сторонам, с деланным интересом понаблюдал за домовиками и — сдался.

— Я собираюсь подлить ей Сыворотку правды, — едва слышно проговорил он, наклонившись к Малфою, и тот заметно вздрогнул.

Альбус же продолжал шептать, щекоча ему шею и ухо тёплым дыханием:

— Понимаешь, это единственный шанс. Второго может и не быть. Никогда. Никто ничего не заметит. Нужно просто добавить зелье в херес, и…

— У тебя мой свитер в тарелке, — только и смог ответить Скорпиус, и Поттер, которому пришлось привстать и опереться рукой на стол, резко отпрянул назад и почему-то покраснел, когда нетерпеливо счищал салфеткой сливки и шоколадный крем с когда-то идеально чёрного рукава.

— Использование этого зелья считается законным только с разрешения Министерства и строго контролируется им, — тем временем отметил Скорпиус, с тоской понимая, что этот аргумент ни за что не сможет остановить Поттера.

— Знаю, — сухо согласился тот и одним решительным жестом отбросил смятую салфетку на пол.

Домовые эльфы с интересом поглядывали на них, понимая, что происходит что-то не совсем обычное, но не мешали. Большинство сейчас готовили ужин, а остальные за несколько лет совсем привыкли к Альбусу, Скорпиусу и их постоянным тихим разговорам в самом углу кухни, поэтому старались смотреть в их сторону только чтобы проверить, достаточно ли пирожных на подносе.

— Альбус, — Малфой предпринял ещё одну попытку. — Ты же понимаешь, как это серьёзно? Это не просто баловство с Тёмной магией, не игра в великого мага. Это целенаправленное применение запрещённых средств против другого волшебника. Преподавателя Хогвартса! Ты хоть представляешь, что будет, если тебя поймают?..

— Не поймают. Если ты им не поможешь.

— А стоило бы, — не повышая голоса процедил Скорпиус. — Потому что от Сыворотки правды совсем не далеко до Империуса или, скажем, Круциатуса.

— Неправда! — горячо возразил Альбус.

— Правда. Сначала ты думаешь, что имеешь право знать что-то против воли других. Потом решаешь, что можешь манипулировать этой самой волей. А дальше остаётся только один путь — когда-нибудь ты посчитаешь, что можешь распоряжаться и жизнью. Это вопрос времени. Нет, хватит об этом. Пойдём отсюда, хорошо?

Альбус послушно поднялся с места, игнорируя слабость в ногах.

Всё-таки он справился. Было странно, страшно и тяжело — но ему удалось, пусть и ценой некоторой части правды, промолчать о самом главном. Скорпиус так и не спросил, зачем ему понадобилось это всё. На самом деле Сыворотка правды — всего лишь деталь. Нужно было не вытягивать информацию из Трелони, а понять, чего именно она не помнит. А помнила она далеко не всё.


* * *
Ей редко удавались понедельники. Особенно такие — хмурые, сонные, звеняще-тихие. Вокруг громко смеялись и разговаривали ученики, спускавшиеся на завтрак шумной рекой, и Роза, подхваченная течением, следовала вместе с ними. От этого многоголосья и гама звенело в ушах, и Розе казалось, что именно так должна звенеть настоящая тишина, особая, принадлежащая только ей. Она невольно сжала кулаки и охнула — зубцы расчёски, которую она таскала с собой вот уже второй день, впились в руку. Она усилием расслабила ладонь и поправила сползающую с плеча тяжёлую сумку, набитую учебниками и конспектами. Рядом кто-то миролюбиво хмыкнул. Лили. Судя по насмешливо-сочувствующему выражению лица — идёт с ней рядом уже довольно давно.

— Привет, — попыталась улыбнуться Роза. То, что на эту реплику ответили, она сообразила лишь когда Лили, спросившая что-то, и, кажется, не раз повторившая вопрос, нетерпеливо дёрнула её за рукав мантии.

— Что в руке? — эхом отозвалась Роза, с недоумением уставившись на ладони. — Ничего. В другой?.. Ах, это… расчёска. Нет, не моя. А, так ты спрашиваешь, чья… Его.

Внимательно выслушав бормотание Розы, Лили поняла, что лучше сегодня её не трогать, и, мягко взяв подругу под локоть, повела в Большой зал.


* * *
Зевнув, Инсе зябко поёжилась — сегодня в школе было холодно. Наверное, причина в том, что ей просто ужасно хочется спать. Она словно нехотя макнула тост в вазочку с кленовым сиропом, откусила кусочек и принялась лениво жевать, с головой уйдя в мысли — настолько глубоко, что не заметила небольшого рыбного филина, осторожно приземлившегося слева от её тарелки. Он выпустил из лап маленькую коробочку, вспрыгнул на неё сверху и, недовольно клюнув привязанное к цевке письмо, не мигая уставился на Инсе огромными янтарно-жёлтыми глазами. И не шевельнулся, пока она не заметила почту.

Инсе торопливо положила коробочку себе на колени, но на всякий случай решила не открывать её, а сначала предусмотрительно взялась за письмо.


Привет, моя дорогая!

Пишет тебе несравненная, очаровательная, обворожительная, бесподобная, обаятельная, талантливейшая акула пера Панси Паркинсон…

Так, минутку…

Перерыла весь ящик, но таки нашла обычное перо. С этими Прытко Пишущими просто беда — слишком уж прыткие. Так вот, привет.

Как там учёба?

Я вот лично просто погрязла в работе, ты ведь уже наверняка слышала, что глава Департамента магических игр и спорта собрался в отставку сразу после окончания кубка Британских островов?.. Сейчас все только и заняты тем, что обсуждают кандидатуры на этот пост, а я думаю, что-то тут нечисто. Не верю, что такое происходит случайно в самый разгар подготовки к первому отборочному туру на Чемпионат мира! Поэтому бегаю тут, разнюхиваю… Для тебя заданий пока нет, а жалко. Вдвоём было веселее.

Теперь по поводу твоей просьбы. Знаешь, что отличает прирождённого репортёра от просто хорошего? Последний умеет задавать правильные вопросы, а первый умеет ещё и не задавать их, когда не нужно. Так что я не буду спрашивать, зачем тебе вдруг захотелось иметь цвет глаз а-ля Гарри Поттер. Серый тебе очень подходит, да и выглядит просто изумительно, но раз ты настаиваешь… В общем, в посылке три пары. У двух цвет как раз такой, как ты просила, одна может быть чуть темнее. А последнюю я просто не могла не купить — почему-то мне показалось, что светло-зелёный с жёлтым оттенком будет выглядеть просто сногсшибательно. Даже жалею, что не смогу посмотреть на это в ближайшее время. В общем, наслаждайся.

Насчёт Слагхорна я пока не решила. Раньше его вообще было сложно достать — этот старикашка последние два десятка лет не жил в одном доме больше недели-двух, а сейчас вот уже почти три месяца не меняет своего местоположения. Как мне удалось выяснить, он уже прятался в этом доме когда-то давно, но при каких обстоятельствах — я не знаю. Владельцы коттеджа каждый год летали в конце лета на Канары, но недавно погибли в авиакатастрофе, не мне тебе объяснять, что такое самолёт. Их внучка решила сдать этот дом в аренду, и Слагхорн, как-то узнав об этом, тут же стал её первым клиентом, пока единственным. Надеюсь, ему не придёт в голову переехать куда-нибудь ещё, а я пока хочу снова поработать с архивом Отдела Тайн, попытаюсь найти что-нибудь, с помощью чего нашего друга Горация можно будет прижать к стенке.

Так, похоже, мне пора бежать. Очередное интервью с очередным ловцом очередного турнира. Ух, как мне надоел этот квиддич! Уже не знаю, что и придумать, чтобы читателям было интересно, они все такие скучные.

Пока, пиши,

Панси.


Филин всё сидел рядом, позволив себе лишь несколько раз клюнуть брошенный тост. Панси очень любила таких специально обученных птиц — они никогда не позволяли себе шуметь, практически не ухали, пытаясь привлечь внимание, и терпеливо ждали. Этот был ещё маленьким, похожим больше на забавный пушистый комок перьев, чем на представительную птицу, поэтому не удержался и снова клюнул тост — видимо, просто из развлечения, явно не собираясь есть эту гадость. Заметив, что Инсе убирает письмо обратно в конверт, филин выжидательно уставился на неё.

Она покопалась в сумке, невозмутимо оторвала кусок пергамента от недописанного сочинения по Зельям и быстро нацарапала: «Жду тебя после завтрака в ванной старост. Пятый этаж, четвёртая дверь слева от статуи Бориса Бестолкового, пароль «Эвкалиптовая эссенция». И поторопись, я не хочу опаздывать на Трансфигурацию».

— Вон той рыженькой, — усмехнулась она, сложив записку вчетверо и протягивая её филину. Только когда он бесшумно приземлился за гриффиндорский стол и Лили взяла у него из клюва пергамент, Инсе вспомнила, что совы, кажется, не различают цвета. А ещё вспомнила, что Лили тоже староста, поэтому прекрасно знает и где находится нужная комната, и пароль.


Пока Лили читала, Инсе разглядывала её соседей и невольно удивилась — сегодня, видимо, как минимум половина школы находилась в глубокой депрессии. Уизли со страшными синяками под глазами, уронив голову на руку, бездумно ковыряла вилкой в тарелке. Бут старшая, похоже, плакала, пытаясь отгородиться от мира пышной копной светло-каштановых волос. У Дейва Корнера распух нос, его сосед пытался взять вилку туго забинтованной рукой, а на самом краю слизеринского стола, склонившись друг к другу, сидели два самых знаменитых ученика Хогвартса. Поттер и Малфой. Оба выглядели измождёнными, но если первого усталость красила, выгодно подчёркивая тонкие черты лица и кажущуюся хрупкость линии шеи и плеч, то блондин выглядел так, как будто у него опустились руки и теперь он просто наблюдает за происходящим, сдавшийся и не способный на большее, чем плыть по течению.

Панси утверждала, что по окончании Хогвартса он обязательно сделает предложение Холлингсворт, но сейчас Инсе просто не могла с ней согласиться — было что-то странное и щекочущее ноздри в том, как он сидел, повернувшись к Поттеру и едва не соприкасаясь с ним лбами…

Инсе хихикнула и запретила себе об этом думать.

А потом перевела взгляд снова на Уизли и заметила, что место справа от неё пустовало. Лили уже ушла.

Аккуратно убрав коробочку с линзами в сумку, Инсе поспешила на пятый этаж.


— Долго ты, — удивилась Лили. За это время она успела собрать волосы в высокий хвост и поколдовать с внешностью — как минимум с цветом лица, который сейчас выглядел куда свежее.

— Залюбовалась твоим братцем, — в свойственной ей слишком серьезной манере ответила Инсе.

— А я и не думала, что зеленоглазые — твой фетиш, — фыркнула Лили.

— Судя по тому, как часто ты говоришь мне об этом — твой тоже, — парировала Инсе и, достав из сумки коробку, сорвала обёртку и вынула оттуда три плоских упаковки, две бутылочки с раствором, пачку салфеток и изящный футляр с контейнерами для линз.

Панси предусмотрительно позаботилась обо всём.

— Что это? Обещанные… линзы? Так они называются?

— Именно, — Инсе глубоко вздохнула, раскрывая упаковку с зелёно-жёлтыми и вытаскивая футляр. — А теперь самое сложное. Пожалуйста, постарайся не упасть в обморок до того, как я объясню тебе, как нужно их надевать и как снимать.

Впрочем, беспокоилась она напрасно.

Ей даже пришлось упрашивать Лили не идти на Зельеварение в таком виде.


Когда они вышли из ванной старост, урок уже начался.

— Так что? — внезапно спросила Лили, и её голос дрогнул от волнения. — Скоро пойдём, да?

— Недели через три, не раньше. Нужно усыпить бдительность.

— Что ты собираешься сказать ему?

— Не поверишь, рыжая. — Они заспешили вниз по лестнице. — Правду. Ты — моя подруга. По совместительству внучка Лили Эванс. Узнав от меня о преподавателе, которого очень любила твоя бабушка, принявшая геройскую смерть от рук самого Вольдеморта, ты решила, что хочешь поговорить с ним. Услышать, какой была волшебница, в честь которой тебя назвали, ведь ты — бедняжка — ни разу её не видела.

— Замолчи! — шикнула Лили. — Хватит!

— Извини. Но теперь и ты понимаешь, что правды будет достаточно.

Выражение лица Инсе свидетельствовало о том, что сочувствие ей не очень удалось, и она, мгновенно забыв о сказанном, снова принялась размышлять над деталями плана.


Когда они расстались на третьем этаже, Лили обиженно обхватила себя руками и выдохнула:

— Как же это всё-таки мерзко…


* * *
Из предполагаемого «Скорпиус» у неё вышла только первая «эс» и «у», остальное, с размаху натолкнувшись на комок в горле, превратилось в кашель. Что хуже — Малфой сразу обернулся. Видимо, не в первый раз глупые влюблённые дурочки пытаются привлечь внимание подобным образом. Теперь Роза — одна из них. От этой мысли резануло где-то внутри, прямо так, наискосок, с размаху — через все лёгкие. Горячая волна ненависти к себе на этот раз помогла, голос прорезался.

— Ты забыл на Прорицаниях, — она протянула ему расчёску, краем глаза заметив, как Альбус замер в дверях кабинета Трансфигурации.

— Спасибо, — улыбнулся Скорпиус, но от Розы не укрылось, что улыбка была дежурной, на самом деле он думал о чём-то другом и вряд ли придавал хоть какое-то значение происходящему.

Положив гребень в карман мантии, он с той же непринуждённой улыбкой пообещал ей: «Увидимся на обеде!», развернулся и вошёл в класс.

Роза, чтобы не мешать опаздывающим, словно в полусне отошла — скорее отхлынула от двери, как вода.

Присев на подоконник, она потёрла виски руками.

Если бы она просто любила его… просто любила — так легко было бы страдать и быть несчастной. Боль — не самое страшное, Роза как-нибудь справилась бы с этим. Но она хотела. Успела в мыслях за то мимолётное мгновение, когда он обернулся, а затем забрал эту треклятую расчёску — слишком осторожно, словно понимая всё, словно назло не коснувшись ладони! — трижды обвить руки вокруг его шеи и прижаться всем телом, пьянея от тепла, вдыхая запах.

Снова представив себе глаза Скорпиуса — тихие и глубокие, так близко, как они не были никогда, да и наверняка никогда не будут, она ещё раз почувствовала знакомый шум в ушах. И выдохнула.

Порой она хотела этой близости так сильно, что напрочь забывала, что любит его.

И Роза не знала, что можно сделать с таким унижением.