Дамблдор очень любил детей. А еще он любил сладости. Бывает словит в коридоре пробегающего мимо ученика - и давай ему лиммонные дольки в рот запихивать.
А один раз мимо пробегал Том Риддл...
С тех пор и началась война...
***
Ох уж этот Гектор! Кажется, в него влюбляются все, с первой же встречи. Все время рядом, и никому не мешает, только круглые глаза застыли неподвижно, да легонько скользят пальцы по выпуклым буквам. Он очень сметливый, даром, что не видит, зато он умеет чувствовать. Даже Снейп с ним по-своему приветлив, нет-нет, да и улыбнется, услышав громкий писк «Доброе утро, господин директор! А у нас будет сегодня урок? А я ходил к профессору Люпину, чтобы он дал мне потрогать бумсланга, а то у него такая колючая шкурка! Он совсем не страшный он сиреневый!»
Кто, интересно, для тебя сиреневый – бумсланг или Люпин?
И Снейп занимается с ним по вечерам, в пустой библиотеке. Он учит его сравнивать вес ингредиентов с игрушечным снитчем, подаренным братом, аккуратно толочь сушеные травы в тяжелой серебряной ступке, и ладонью в двух футах от котла определять температуру состава.
И смотрит на него без вечного напряжения, все равно некого пугать взглядом, и аккуратно направляет ладонью маленькие пальчики с обкусанными ногтями. И ловит себя на мысли, что он ему нравится, этот хрупкий, смышленый мальчик, трогающий венерин волос так, слово это величайшая драгоценность в мире.
- Господин директор, сэр, - они только что закончили заниматься, и Гектор аккуратно полирует тряпочкой серебряную ступку, - Вы ответите, если я спрошу?
- Если смогу.
- Вы любите море?
Вопрос настолько неожиданный, что Снейп слегка теряется. Он понятия не имеет, любит ли он море, он никогда об этом не думал. Но мальчик с такой надеждой заглядывает ему в лицо («не видит, не видит», твердит про себя Снейп), что он неожиданно для себя говорит:
- Конечно, люблю.
- А какое оно? Я иногда вижу сон… Оно такое большое, и теплое, и ласковое, а над ним большие белые птицы…
- Чайки.
- Чайки, и солнце, тоже большое, огромное, и оно сливается с морем, и все вокруг сверкает…
- Да, Гектор. Море именно такое.
***
Поздним вечером Люпин читает «Ежедневный пророк». Он выписал его скорее по привычке, и каждое утро почтовая сова доставляет ему газетный листок, в котором встречаются имена, и даже иногда, колдографии близких ему людей. Для него это как стакан теплого молока на ночь, тем более, что после окончания войны, новости в основном светские, мирные, и события, происходящие где-то далеко дома вызывают улыбку, даже пропущенные через мясорубку пера Риты Скиттер.
На предпоследней странице в глаза бросается заголовок «Врачи Сент-Мунго объявляют о первых успехах в лечении врожденной слепоты у маленьких колдунов»
«..Врачи клиники причудливых патологий и повреждений Сент-Мунго с гордостью поведали нашим корреспондентам, что первые несколько экспериментальных операций для маленьких пациентов, слепых от рождения, прошли успешно. Новая методика, разработанная группой молодых колдомедиков, хоть и требует больших финансовых затрат (стоимость одной операции примерно 20 000 галеонов), но все же дарит надежду родным и близким детей, чьи случаи ранее считались не поддающимися исцелению…»
Люпин хватает газету и вылетает в коридор. Плевать, сколько времени, он должен сейчас же показать это Снейпу, даже если он уже видит десятый сон. Узкая полоска света через щель двери директорского кабинета. Люпин вваливается без стука, несколько раз жадно глотает воздух, переводя дух. Все же давно он не бегал…
Снейп что-то быстро строчит пером. Угол стола скребет когтями янтарноглазый ястреб.
- Северус! Вот! Вот! – он трясет перед ним разлетающимися газетными листами.
- Я видел, - Снейп на удивление спокоен, и Люпин краем глаз замечает такой же номер «Пророка» на директорском столе.
- Нужно…Нужно…
- Нужно придумать, где взять восемь тысяч галеонов, Люпин. Двенадцать у меня есть.
Люпин в изумлении распахивает глаза. Снейп сворачивает пергамент в свиток, привязывает к лапе ястреба, негромко произносит «Сент-Мунго» и вытряхивает птицу в окно.
- Я направил прошение о назначении операции Гектору Круму через десять дней. Это даст нам запас времени до его лунных дел. И твоих тоже.
Люпин стоит пару минут молча, осмысливая услышанное. Когда до него, наконец, доходит значение сказанных слов, он делает пару шагов к Снейпу, перегибается через директорский стол и порывисто впивается в его губы.
***
Недостающую сумму собирают за шесть дней. Несмотря на то, что новость не афишируется, она тут же становится известна всем. Учителя стопкой складывают на обеденный стол плотные белые конверты. Студенты устанавливают в общей гостиной обычный картонный ящик, просовывая в узкую прорезь сверху свои карманные деньги. Виктор устраивает аукцион среди квиддичных фанатов и продает метлу.
На пятый день вся школа провожает лопоухого Гектора до дверей директорского кабинета, где его и брата ждет полученный из Сент-Мунго портключ.
- Готовы? – спрашивает Снейп у братьев Крум, дождавшись, когда волна провожатых отхлынет от дверей кабинета. В кабинете только они и Люпин.
Старший Крум кивает. Младший подбегает к Снейпу, обхватывает его худыми ручками и шепчет: «Спасибо, спасибо, спасибо!»
Снейп осторожно освобождается из маленьких сильных объятий и показывает портключ. Виктор берет ладошку брата в свою, второй рукой крепко прижимает его к себе, негромко считает до трех и одновременно прижимает свою ладонь и маленькие пальцы с обкусанными ногтями к мятой консервной банке.
***
«Дорогой Виктор! У меня все хорошо! Меня готовят к операции, которая будет уже послезавтра. Здесь меня все хвалят, говорят, что я молодец, и что я очень смелый. За меня пишет девушка, у нее длинные пушистые волосы, и от нее приятно пахнет. Ее зовут Гермиона. Она говорит, что ты ее знаешь. И она тоже любит море. Передай большой привет господину директору и профессору Люпину. Гермиона говорит, что от нее тоже. Обнимаю тебя, твой брат Гектор».
***
«Дорогой Виктор! У меня все хорошо! Операция уже завтра, но я совсем не боюсь. Ведь я скоро смогу видеть, и увижу тебя, и школу, и бумсланга. И море, я увижу море! Меня заставляют много гулять, говорят, что свежий воздух полезный. Мне нравится гулять с Гермионой. Здесь так много новых звуков! Тут строят еще крыло у больницы. Вот смешно, я думал, крыло бывает только у животных и у насекомых. Хорошо, что за меня пишет Гермиона, а то я не знаю, как написать насекомые. Передай большой привет господину директору и профессору Люпину. Очень тебя люблю, твой брат Гектор».
***
«Уважаемый Виктор! С прискорбием извещаем Вас, что Ваш брат Гектор Крум скончался сегодня утром. Во время утренней прогулки, он оказался близко к стройке, и его придавило сорвавшейся балкой. Мисс Грейнджер в крайне тяжелом состоянии находится в реанимационном отделении Сент-Мунго. С выражением глубочайшего сочувствия Вашему горю, главный колдомедик Сент-Мунго, Андрос Штамм».
***
Снейп, заткнув рукой рот, сотый раз перечитывает три небольших кусочка пергамента, принесенных Виктором полчаса назад. Сам Виктор сидит на полу, забившись в угол. Глаза его сухи и горят нехорошим огнем. Время от времени он крупно вздрагивает всем телом, и в эти мгновения теплая рука Люпина, сидящего рядом с ним, ласково гладит его по плечу. Наконец, Снейп нарушает тишину:
- Нужно привезти его оттуда.
- Я могу, - тут же отзывается Люпин. Виктор смотрит в одну точку, не шевелясь.
- Я сам, - глухо произносит Снейп.
***
Через три часа Снейп аппарирует в директорский кабинет Дурмштранга, бережно держа на руках легкое, худенькое, искалеченное тело. Все, что осталось от Гектора Крума.
Его хоронят в мраморной беседке за лабиринтом. Может, у беседки и не очень хорошая слава, но это место, где Гектор был счастлив.
Виктор выглядит так, будто разом стал старше на целую жизнь. Он никогда не был особо общителен, но сейчас упорно избегает любого контакта, все время проводя на мраморных ступеньках, перебирая небольшие полотна, где гонит свои волны огромное соленое море.
Снейп заперся у себя в кабинете. Он видел много смертей. Даже слишком много. Почему-то в этот раз каждое слово сочувствия для него, как камень по голове.
Люпин аппарирует к нему в кабинет, когда понимает, что стучать в дверь бесполезно. Садится рядом с ним на пол, спиной к спине, и как будто становится немного легче, словно прижатый к спине острый чужой позвоночник капля за каплей вбирает в себя часть боли.
- Нужно двигаться дальше, Северус.
Долгие часы на полу в таком чужом директорском кабинете. Только когда опускается ночь, зажигая холодные, далекие, равнодушные звезды, слышен негромкий голос:
- Ты прав, Ремус. Нужно двигаться дальше.
***
Снейп находит Виктора все так же сидящим на каменных ступенях беседки, ставшей последним домом его младшему брату.
- Виктор, - негромко говорит Снейп, - его уже не вернешь.
- Я не должен был его отпускать. Это я виноват. Я должен был остаться с ним.
- Никто не виноват, Виктор. Это несчастный случай. Все, что мы можем сделать, это помнить о нем.
- Он был таким хорошим.
- Он сделал лучше всех нас. Это главное.
Виктор молча кивает, медленно собирает небольшие рисунки. Снейп помогает ему встать. Вместе они идут через лабиринт кустарника к замку.
- Оранжевый, - вдруг говорит Виктор.
- Что?
- Он говорил, что Вы оранжевый. Как море, в которое садится солнце. Это был его самый любимый цвет.
***
Первого сентября Большой зал Дурмштранга пестрит любопытными личиками первоклашек. Девочек совсем мало, суровые климатические условия, жесткая дисциплина и тяжелые физические нагрузки с течением лет превратили Дурмштранг в учебное заведение преимущественно для представителей сильного пола.
За длинным столом на небольшом возвышении сидят преподаватели. Снейп в длинной парадной мантии восседает в деревянном резном кресле, перенесенном из директорского кабинета. Поверх мантии тускло мерцает тяжелая цепь с круглым медальоном, на котором светится буква D - символ власти Дурмштранга. По правую руку от него сидит Виктор Крум, по левую - Ремус Люпин.
Как ни странно, но роль Шляпы-сортировщицы тут тоже выполняет головной убор – старинный серебряный шлем с двумя рогами. Первоклассники по очереди осторожно опускают его на головы, и он скрывает их по самые воробьиные шеи, после чего могучим басом объявляет название факультета.
- Лоун, Алиша!
По залу проносится громкий шепот. К шлему, спотыкаясь, подходит совсем крохотная пигалица с двумя смешными косичками. Ее маленький молочный лобик пересекает красный шрам. Шлем молчит, видимо, раздумывает.
- Кто это? – спрашивает Люпин, наклоняясь к Дорину, который сидит рядом с ним.
- Разве Вы не знаете? – искренне удивляется он. – Это же наша знаменитость. Гриндевальд убил ее бабку с дедом, с которыми она росла, когда ей был всего годик. Он хотел убить и ее, но его палочка переломилась пополам, когда он послал в нее смертельное заклятие. От этого у нее остался шрам…
- Тебе это ничего не напоминает? – поворачивается Люпин к Снейпу, но тот уже шепчет что-то на ухо удивленному Круму, и через секунду снимает с шеи тяжелую цепь с медальоном и одевает ее на шею Виктору. Резко встает, и, не проронив ни слова, идет к выходу из зала.
Люпин бросается вслед за ним, но нагоняет только, когда зал остается далеко позади.
- Северус!
- Да, Ремус?
- Ты куда?
- Я только что понял, чего я хочу. Война в мои планы не входит.
- Ты думаешь, снова будет война?
- Ремус, - Снейп смотрит на него долгим тяжелым взглядом, - Ты что, так и не понял, Ремус? Война никогда не заканчивается. Заканчивается только жизнь тех, кто в ней участвует.
- И ты уходишь? Оставляешь школу?
- Каждой войне – свои герои, Ремус. Эта война вполне обойдется без нас.
- Я пойду с тобой, - голос Люпина звучит негромко, но очень твердо, - Куда бы ты ни пошел.
Снейп медленно кивает.
Они выходят во двор. Легкий ветерок первого осеннего дня треплет полы мантий. Треугольный глаз, вырезанный на стене школы, внимательно смотрит на двух людей, ровным шагом идущих прочь от замка.
- Ты уже знаешь, что будешь делать? - спрашивает Люпин.
