Вожделение

Время остановилось между сказкой и былью
Я стою на холодных плитах, покрытых звёздной пылью
Мост над туманным заливом, чувство до боли знакомо
Закрываю глаза и таю, падаю в невесомость
Снится морю гроза, мягким травам роса
Снятся вольному ветру крылья и паруса
И лишь мне не уснуть, я сегодня в плену
Горько-сладких воспоминаний, вернувших мне эту весну

Fleur, "Мост над туманным заливом".

1 августа 1997 г. Ламмас*.
Что делать сквибу в мире магов? Да ничего, скажете вы, и будете совершенно правы. Существу, абсолютно лишенному волшебных сил трудно жить там, где даже воду в унитазе спускают с помощью волшебной палочки. И даже не задумываются, как может быть по-другому.
Что же я тут делаю тогда? Сижу за стойкой своего маленького ирландского паба, пью чай из любимой кружки. Смотрю, как Габи рисует вывеску для моего заведения. Ха, сама предложила помощь… Пусть теперь мучается.
Назвать это место мы решили «Чеширским котом». Поэтому она, прикусив кончик языка от усердия, малевала на куске доски некое угольно-черное чудовище. После внимательного изучения и пары пинт эля в чудовище можно было узнать Булгаковского Бегемота, улыбающегося во все свои тридцать зубов. Развалившись на кресле, кот держал в одной лапе кофейник, а в другой – огромный, кошмарно-розовый бисквит. Приделав коту цепь-ошейник со связкой бубенчиков, Габи довольно сдула непослушную прядку волос с лица, и гордо уставилась на меня. Видимо, ждала похвалы.
Скептически хмыкнув, я осмотрела вывеску со всех сторон, тихо радуясь, что висеть она будет высоко, и увидит ее далеко не каждый.
- Сойдет для сельской местности…
- Конечно, сойдет! Мы же в деревне! – подруга сделала вид, что не поняла моего сарказма. Что ж, тем лучше. Мне надоело получать подзатыльники за язвительность.
Из коробки с нераспечатанным товаром я достала бутылку виски, смочила в нем носовой платок, и принялась оттирать с мордочки вампы пятна краски. Блин, она еще и вокруг все закапала, пока малевала это чудовище… Надо будет сказать Курою и Широю** чтобы прибрали здесь, пока краска не схватилась.
В этот момент наверху что-то стукнуло, звякнуло, и один из гомункулов заверещал как прирезанный. Ндя, они у меня пока интеллектом не блещут… Да и инстинктов самосохранения ни на грош. Ничего удивительного, если учесть, что я их на своей крови вырастила.
С воплем «Чип и Дейл спешат на помощь!» я бодро прогарцевала наверх, выяснять, что случилось…
Гм, пожалуй, стоит подробнее рассказать, как я дошла до жизни такой.
Хлопнув дверью отчего дома в шестнадцать лет я покинула мир моих предков, как мне казалось, безвозвратно. Не скажу, что они меня унижали… Но мою неполноценность по сравнению с ними старались показать в полной мере.
Когда я в двадцать пять вышла замуж по залету, то на короткое время переселилась в семью моего мужа, полностью волшебную… Они были очень милы со мной, постоянно и даже слишком настойчиво пытались помочь с моей «поздней адаптацией». Приязни к магическому миру это не прибавило, честно говоря… После пары крупных ссор я отселились от р-родственничков в отдельную квартиру, в которую не позволяла пробраться магии ни в коем виде. Увязавшемуся за мной мужу пришлось учиться пользоваться электрочайником и сдавать на водительские права. Что ж, я думаю, для него это был весьма полезный опыт. Особенно если учесть, как мы познакомились…
В двухлетнем возрасте моя обожаемая дочурка сожгла холодильник маленькой шаровой молнией. Не хотела есть кашу, знаете ли… К тому времени мы с Беном уже не жили вместе. Встал вопрос о воспитании и дисциплине для ребенка – научить его чему нужно я не могла. Да и контроль ей нужен был постоянный, хотя бы до поступления в школу. Скрепя сердце, пришлось отдать дитё р-родственничкам. А самой периодически появляться у них, чтобы присматривать за процессом воспитания. Вернее, полного, катастрофического избалования моего чуда… Я особо не сопротивлялась такому положению вещей. Ей будет лучше с кучкой жизнерадостных идиотов, которые крепко держатся друг за друга, чем с одинокой, склонной к депрессиям и насилию разведенкой.
Время шло, я шлялась по свету. Мастерская карнавальных костюмов в Венеции… Букинистическая лавка в Париже, в Латинском квартале... Пару лет назад семья Бена пригласила меня на Рождество. Терпеть не могу таких стадных родственных сборищ. Тем более что весь этот табор изо всех сил пытался показать мне, что сквиб – это не ущербно… Надо ли объяснять, что благодаря этому я чувствовала себя хреновей некуда? Но чего только не сделаешь ради ребенка…
Пытаясь спастись от безделья, я забралась в библиотеку (самое тихое место, когда в доме собирается штук двадцать любителей квиддича и взрывающихся конфет). Помнится, скользя взглядом по полкам, я с тоской гадала, есть ли здесь хоть одна книга, не связанная с дурацким размахиванием палочкой… и тут наткнулась на алхимический справочник. Это была любовь.
Всю жизнь я чувствовала себя аутсайдером волшебного мира. Это все равно, что в маггловском мире быть прикованной к инвалидной коляске – когда ты совершенно ничего не можешь сделать без посторонней помощи. Алхимия же, как костыли, дала мне некоторую свободу действий.
Мой старательно выпестованный комплекс неполноценности постепенно сдавал свои позиции. Выяснилось, что я могу заниматься зельеварением и преобразованием пусть и не в полной мере, но на вполне достойном уровне. Я с головой ушла в эксперименты, с фанатизмом сумасшедшего ученого пробуя на себе каждое сваренное зелье… Поначалу Габи с Беном присматривали за мной, чтобы уберечь от регулярных взрывов и отравлений. Потом они поняли, что я справляюсь, и оставили меня в покое.
За ингредиентами и книгами постоянно приходилось наведываться в магический мир. Я пообщалась поближе с некоторыми волшебниками, и признала, что не все они – высокомерные ублюдки или жизнерадостные балбесы…
Замыслив очередной переезд, я уже вполне серьезно рассматривала перспективу жить в мире магов. Почему бы и нет? Поближе к дочери. И свежую печень дракона достать гораздо легче…
Тут еще Габи отыскала это полуразрушенное питейное заведение. И предложила устроить в волшебном мире маггловскую забегаловку. Для магов – экзотика, для меня – ненапряжная работа, в которой я разбираюсь. Не знаю чем, но мне улыбнула эта бредовая идея.
Впервые я приехала взглянуть на «Кота» в мае, когда еще не было плюща, буйно оплетающего его стены, когда еще в лестнице не хватало пары ступенек, а крыша напоминала решето... Проходя по этажам, стягивая покрывала с кресел и стирая пыль с дверных ручек, я поняла, что готова рискнуть.
Продав гончарную мастерскую в Стокгольме, я вбухала в эту хибару все свободные средства. Теперь, по прошествии двух месяцев работы, я могу признать, что результат меня радует.
Темный дубовый паркет. Окна-витражи с растительным золотисто-зеленым орнаментом. Сложенный из речного камня огромный камин. Небольшое пианино в углу. Вычурные бронзовые подсвечники тут и там… Обитые чуть скрипящей кожей диванчики в нишах, столы из того же темного дуба, отполированного до блеска… На каждом столе – крохотная свечная лампа в зеленом с золотом абажуре. Мне нравилась эта цветовая гамма. Очень теплая. Летняя.
Барная стойка – моя отдельная гордость. Граммофон на специальной подставке. Таинственный блеск бутылок на полках (хотя некоторые намеренно оставлены пыльными). Столешница «с историей» на которой что-то карябали предыдущие посетители. Ряды разнообразнейших бокалов, по тонким стенкам которых скользят отсветы пламени в камине. И я, среди этого великолепия, флегматично протирающая стаканы… Вааа, мне определенно нравилась моя новая роль.
Ремонт и обстановка были закончены к Ламмасу, и я приехала в Хогсмид, чтобы подготовить паб к открытию. Деревенька мне нравилась – клубок запутанных улочек, прилепившийся к железнодорожной станции. Бронзовые колокольчики над дверями магазинов и полный волшебный антураж до самого фундамента…
Праздник первой жатвы в Хогсмиде справляли весело. Было шествие с венками, выбор счастливчика, который срежет первый сноп… По традиции жнецы поднялись на один из местных пиков, и закопали сноп на его вершине. На Ламмас принято есть хлеб, и многие приходили к дверям паба, чтобы сунуть нам по паре булочек, и пожелать удачи на новом месте. Вечером деревенские разложил на площади костры конвертом, и устроили танцы. В воздухе витал запах костра, свежего хлеба и шиповника, куст которого рос под окном. С улицы доносилась музыка – ненавязчивый, веселый мотив, который наигрывали пара скрипок и флейта. Мне было так уютно и спокойно со своей чашкой чаю, что я опрометчиво согласилась на предложение лишенной тени нарисовать вывеску…
Наверху буйствовали мои гомункулы – одетые в фирменную зеленую форму заведения, и потому похожие на маленьких эльфов. Страшноватые, но вполне безобидные существа. Выращенные по методу Парацельса, и согласные работать за кружку молока с каплей моей крови ежедневно.
Кажется, это была идея Бена. У сквибов не могло быть фамилиаров или духов-прислужников. А домовые эльфы раздражали своей истеричной одержимостью хозяином… Гомункулы в качестве официантов меня вполне устраивали. Во-первых, это был вызов моим способностям, как алхимика. Во-вторых – не пришлось нанимать никого постороннего в деревне.
Гомункулы получились неказистыми, зато вполне работоспособными. Говорить они пока не умели, зато с потрясающей регулярностью вляпывались в неприятности. Ничего, в книгах было написано, что они обучаемы…
Вытащив неугомонную парочку из-под груды белья, я отправила их приводить в порядок второй этаж. Здесь располагались комнаты, всего шесть. Для желающих выпить в более… интимной остановке. Выдержанные в лиловых и серых тонах, вполне современные апартаменты. Где еще в Хогсмиде найдешь подушки с синтетическим наполнителем и пластиковую зубную щетку в ванной?
Мансарду я приспособила под лабораторию, а на третьем этаже обосновалась сама. Пара спален, гостиная, столовая и кухня. В столовой циновки и котатсу***, за которым я привыкла есть. Раздвинув бумажные ширмы можно было выйти на балкон, и полюбоваться видом на замок вдалеке – кажется, в нем располагалась какая-то школа. В гостиной полки с книгами и памятными безделушками. Два кресла у камина – одно для меня, другое для друга. Постер Брайана Молко на видном месте – раскинув руки, он идет вниз по отвесной стене небоскреба, и его босые ступни кажутся такими беззащитными на фоне серого бетона. И надпись внизу, с другого постера, но удивительно подходящая сюда: «I want to belive».
В такой обстановке я начинала свою новую жизнь. И меня вполне все устраивало…
***
2 августа 1997 г. Суббота.
Что ни говори, а суббота – лучший день, для начала новых дел.
На следующий день я открыла паб ровно в одиннадцать часов утра. Граммофон играл «La vie in rose»****, и голос Эдит Пиаф, танцуя, летел к пронзительно-синим небесам. В лучах солнца, падающих на пол, кружились редкие пылинки. С кухни пахло свежезаваренным чаем и булками с корицей, и в целом день обещал быть замечательным…
Я, в костюме бармена (черные жилет и брюки, рубаха с ослепительно белыми манжетами, темно-зеленый фартук до носков ботинок, такого же цвета лента вплетена в косу) снимала стулья со столов. Курой подметал дорожку к дому, забавно управляясь с метлой, Широй, рассыпая муку, творил что-то на кухне… Идиллия. Никуда не нужно торопиться, и все новости случаются не с тобой. В моем возрасте начинаешь это ценить.
Дверь приоткрылась, стукнул бамбуковый колокольчик, возвещая о появлении первых посетителей. Люди приходили посмотреть, и оставались на чашку чая с куском пирога. Я улыбалась, поддерживала вежливые беседы ни о чем, и ловко скользила между столов с подносами.
Посетители шуршали газетами, вполголоса говорили о чем-то, и кивали, в ответ на предложение налить еще чаю… В пабе было практически пусто, но меня это только радовало – не люблю шумные места, мне не хотелось бы содержать одно из них.
Утренняя текучка переросла в дневную – люди потянулись на ланч. «Суббота, готовить лень, а из окна этой забегаловки так вкусно пахнет овощным рагу…» - я буквально читала их мысли. Они приходили за парой сэндвичей и салатом. Получали свою порцию новостей от пожилых магов, улыбку от меня, и я знала, что многие из них вернутся вечером, чтобы пропустить кружечку-другую.
Курой и Широй справлялись вполне сносно. У Широ проснулись способности к кулинарии, он здорово помогал мне на кухне. Куро быстрее научился считать, и ловко обслуживал посетителей. Говорить они, правда, категорически отказывались, но их невнятное попискивание, по-моему, нравилось посетителям.
Я завязала пару новых знакомств, пустила о себе несколько вполне миролюбивых слухов, и быстро вникла во все местные сплетни… Касса пополнялась. Твинингский «Ирландский утренний» был сменен на «Лорда Грея» и «Принца Уэльского»*****, кофе стал мягче. Появились первые заказы на сливочный эль и черешневое пиво, потом и на более крепкий алкоголь.
По настоящему в этот день меня заинтересовал только один посетитель. Я, конечно, догадывалась, что в этом мире хватает волшебных существ... Все новые знакомые предупреждали меня о Запретном лесе, пугая различными монстрами. Но когда ЭТО переступило порог моего заведения (нагнувшись, чтобы не задеть затылком дверной косяк), у меня из рук полетел поднос. ЭТО имело в себе добрых два с половиной метра ростом, каракулеобразную броду по грудь и потрепанный розовый зонтик под мышкой. Великан оправил полы своего потрепанного брезентового плаща, и присел на краешек стула за столиком у окна. Стул предательски затрещал, но выдержал, к моему невероятному облегчению. Подобрав остатки самообладания и поднос, я подошла к новому посетителю, готовая принять заказ.
- Ох, здрассте. Мне это… медовухи, и чего пожевать. – Он улыбнулся мне, но все его проявления эмоций утонули в жесткой проволоке бороды. Пахло от великана мокрой шерстью и собачьими бисквитами. Виднеющаяся часть лица казалась обветренной, а темные глаза, каждый размером с курине яйцо блестели каким-то щенячьим блеском.
Я задумалась на секунду, прикидывая объемы моего посетителя и объемы моих, пусть даже самых больших, кружек. Просящее улыбнулась ему:
- Простите, вы не могли бы трансфигурировать для себя подходящую кружку?
Он грустно хмыкнул, и зачем-то переложил с места на место свой зонтик:
- У меня это… запрет на колдовство. Нельзя мне.
Вот так, случайно проходя мимо, я испортила чело… великану хорошее настроение неприятным напоминанием. Нельзя же так, девочка. Исправляй положение, и не забудь извиниться.
- Вот те на… я сквиб, тоже не могу. – Почесав затылок, я вспомнила о подарке, который сделали мне работники моей гончарной мастерской на прощанье. Чудовищных размеров кружка с пузатым драконом на боку – великану она должна была быть как раз по руке. Не теряя достоинства, но быстро, я сбегала на третий этаж, и поднесла великану гигантскую кружку холодной, искристой, чуть пенящейся медовухи.
Кружка ему явно понравилась, он погладил дракона пальцем (под ноготь намертво въелась грязь, вся ладонь в мозолях) и улыбнулся мне. Теперь даже борода не могла скрыть его радости. Блин, как мало ребенку для счастья нужно…
Мои извинения были приняты с каким-то непонятным смущением. Вообще, чувствовалось, что великан несколько напряжен… Он расслабился лишь когда гомункулы поднесли ему большое блюдо с подрумяненной, еще шипящей колбасой, ломтями сыра и хлеба. Ел он торопливо, но вполне аккуратно, хоть и не утруждал себя соблюдением каких-то манер.
Я осталась за его столом – курила, пила кофе с ромом и улыбалась, впрочем, вполне искренне. Нечего и говорить, что я почувствовала симпатию к существу, которое оказалось в этом мире на равных условиях со мной. Хагрид оказался полувеликаном. Много и с удовольствием он рассказывал мне о волшебных существах, о Хогвартсе – школе, в которой он работает преподавателем ухода за этими тварями.
Мне показывали колдографии Норберта – милейшей рептилии, размером как раз с мой паб. И делились душещипательными историями о младшем братишке – Грохе. Судя по рассказам, мозгов у его братца было не больше, чем у моих гомункулов, а разрушительной силы не меньше, чем у Норберта. Но, мне кажется, именно поэтому он так обожал всех этих чудовищ. Что ж, каждый самовыражается как может…
Моего увлечения алхимией он не понял, по его словам этот предмет в их школе ведет какой-то жутко неприятный тип. Ничего удивительного, зельевары обычно не отличаются покладистым характером. Взять хотя бы меня…
Хагрид просидел до самого закрытия, обещал завтра зайти еще, и ушел, заметно пошатываясь. На пороге я сунула в его лопатообразную ладонь пузырек противопохмельного зелья – великан опустошил у меня целый бочонок медовухи, завтра могли быть проблемы. Окончательно меня привязало к нему то, что он без сомнений и с благодарностью принял зелье от сквиба. И обещал воспользоваться им, если будет необходимость. Вполне адекватно попрощавшись со мной, он отправился в сторону замка, затянув басом какой-то лимерик…
Мой первый постоянный посетитель мне нравился, и уже одно это делало закончившийся день вполне удачным. Я присела на крыльце, нашарила в кармане мятую пачку сигарет, и закурила, глядя на звезды. Здесь они были такими яркими и близкими… Надо будет попробовать выбраться на крышу, и оборудовать там себе площадку для вечернего курева и кофе.
Изрядно замерзнув (август в Шотландии – это вам не Африка), я отправилась в лабораторию, готовить вычитанный в сегодняшнем «Алхимике» рецепт.
Определенно, мне нравилась моя новая роль.


*- Ламмас – Лугнасад, языческий праздник первой жатвы.
**- На японском Kuro – значит черный, Shiro – белый.
***- Котатсу – стол на низких ножках, за которым сидят на подушках или циновках. В холодное время под него укладывается одеяло или футон, чтобы накрывать ноги.
****- «La vie in rose» – «Жизнь в розовом»
*****- Имеются в виду сорта чая старой английской компании «Твининг», утренний, дневной и вечерний.