Инстинкт смерти

Пять лет спустя…

Нос щекочет назойливый лучик света, но открывать глаза нет никакого желания, хочется понежиться подольше, поэтому он подгребает под себя подушку и прячет в пуховой мягкости лицо.
Не тут-то было. Широкая ладонь ложится на поясницу, плавно спускается к ягодицам и скользит между ними к расслабленному колечку мыщц, слегка опухшему от натруженности, окончившейся всего несколько часов назад.
- Ненасытный демон, оставь меня в покое, - бурчит Сиэль в подушку без должного недовольства.
- Ничего не могу с собой поделать, вы так мило выглядите по утрам, - одеяло сползает с узкого плеча, мгновением спустя обжигаемого нежными губами.
- Застрелю и жалеть не буду.
Его ворчливое сокровище всегда по утрам не в духе, но это не мешает им заниматься приятными обоим вещами. Себастьян знает, что граф только делает вид, будто недоволен, на самом деле он любит, когда инициативу проявляет именно дворецкий, ведь тогда можно лежать, ничего не делая, и купаться в ласке, на которую демон никогда не был скуп.
Когда прохладная струйка масла касается кожи, а по комнате распространяется приятный цитрусовый аромат, Сиэль всё-таки открывает глаза и лениво потягивается, подставляя под руку аппетитные округлости. Указательный и средний пальцы принимают негласное приглашение, не теряя времени, ощупывают расслабленное колечко мышц и осторожно погружаются внутрь. Юноша томно выдыхает и со стоном подаётся навстречу, насаживаясь глубже.
Сколько бы времени ни прошло, сколько бы они ни занимались любовью, Себастьян каждый раз трепетно и тщательно относится к подготовке своего господина. Совсем как тогда, в их первый настоящий раз, случившийся спустя год после того, как они, наконец, нашли друг друга по окончании дела о Невидимке. Демон постепенно подводил своего тогда ещё мальчика к более решительному шагу, он никуда не торопился, ведь его ценность уже ему принадлежала. Он неспешно изучал границы дозволенного, шаг за шагом незаметно расширяя их, пока, в конце концов, юный граф сам не попросил пойти до конца. О, сколько тогда терпения и самоконтроля потребовалось, чтобы не сорваться, не вжать боготворимое тело в матрас, входя резко и грубо. Себастьяну пришлось постоянно напоминать себе, что Сиэль никуда не сбежит, что согласен отдать себя всего, что буквально читалось в его доверчиво распахнутых глазах.
И демон взял.
Но и отдал не меньше – положил к его ногам оказавшееся более чем живым сердце.
Пальцы сменяются ощущением влажной головки, деликатно трущейся о пульсирующий вход. Сиэль невнятно мычит и зажмуривается от удовольствия.
- Долго ещё ждать? – бросает он через плечо.
Полёт одеяла до пола сопровождается низким утробным рыком, с которым Себастьян толкается в блаженную тесноту, с осторожностью продвигаясь глубже с каждым последующим движением. Уткнувшись лбом Сиэлю между лопаток и подхватив того ладонью под живот, он погружается в вожделенное тело, наращивая темп, наслаждаясь тихими томными стонами и своеобразным запахом близости, пока юноша не начинает дрожать, а его ноги не разъезжаются в стороны, раскрываясь ещё сильнее. Поняв, что долго его господин не протянет, обхватывает твёрдый член, истекающий влагой на простынь, и проводит ладонью по всей длине. Спустя несколько ударов сердца вязкое семя окропляет ладонь, и Себастьян издаёт придушенный стон от сжавшего его эрекцию спазма, а продолжающие сокращаться мышцы доводят его до ослепляющего конца. Тёплое семя стремительно наполняет возлюбленное тело, умиротворённо опадающее на постель.
- С добрым утром, - шепчет Себастьян, целуя своего милорда во влажные от пота волосы на затылке.
- Мх-м, - доносится в ответ удовлетворённый стон.
- Я принесу полотенца, - кровать прогибается, и граф остаётся в своих покоях один.
Сиэль приподнимает голову от подушки, зажмуривается и одними губами произносит:
- Люблю.
Может когда-нибудь ему и хватит смелости сказать это вслух, по-настоящему, но он не хочет портить всё глупыми словами. Зачем говорить там, где можно показать?
- Господин, вам письмо. Только что доставили.
Неслышно вошедший Себастьян, уже полностью одетый в свою привычную форму, протягивает поднос с лежащим на нём конвертом.
- Это от Роуз, - узнаёт Сиэль знакомый почерк и разворачивает лист, продолжая лежать на животе.
Пока господин занят чтением, Себастьян откладывает поднос и принимается обтирать тёплым влажным полотенцем размазанное по бёдрам уже подсохшее семя, время от времени оставляя на коже лёгкие поцелуи.
- Надеюсь, у неё всё в порядке, - тактично интересуется дворецкий, ревниво посматривая на невинный лист бумаги.
Сиэль вскидывает голову и весело улыбается.
- Ты не поверишь!

***
Роуз

Роуз взрыхлила последний картофельный куст, выпрямилась, вытерла пот со лба и с облегчением потянулась. Подняв взгляд к небу, устало, но радостно выдохнула – небо грозилось в скорости пролиться на почву благодатным дождём, хорошо, что она успела вовремя всё вскопать.
- Мисс Уотерс! – окликнули её из-за деревянного частокола, и Роуз узнала соседку. – Простите, что отвлекаю, мне бы творога на ужин.
- Сейчас иду, Мэгги, только руки от земли сполосну, - помахала ладонью девушка и отправилась к дому.
Порыв ветра бросил на глаза выбившийся локон, а вдалеке послышались громовые раскаты.
- Кажется, будет буря, - Мэгги указала пальцем на полыхнувшие белым светом стремительно приближающиеся тучи.
- И слава богу, у меня уже почти вся зелень увяла. Вот, это для Джека, - Роуз протянула женщине глиняный горшочек и корзинку. – Я знаю, что он любит сметану.
- О, спасибо, дорогая! Завтра к обеду занесу тебе чудесную куропатку, Джордж на охоте подстрелил целых три! – в обмен Мэгги протянула мешочек с монетками.
- До завтра.
Женщина махнула рукой в ответ, и Роуз вернулась в дом. Стоило перешагнуть порог - как с неба начали срываться первые капли дождя, быстро переходящего в ливень.
- Ну что, моя хорошая, будем обедать?
Сидевшая на кровати Эшли подняла светло-серые глаза от соломенной куклы и согласно кивнула. Лежащий рядом с ней чёрный дог одобрительно тявкнул, спрыгнул на пол, подбегая к хозяйке и весело виляя хвостом.
За окном быстро стемнело, тяжёлые капли мерно барабанили в окна, нагоняя сон на обитателей небольшого домика в предместьях Лондона. Роуз зажгла свечи и растопила камин. Несмотря на июль, в период дождей в доме становилось довольно прохладно. Потревожив кочергой угли, она устроилась вместе с Эшли в кресле и раскрыла книжку со сказками.
Дремлющий у ног Роуз пёс вскинул голову в сторону входной двери. Громкий рык быстро превратился в громогласный лай, отвлёкая девушку от чтения. Через пару секунд раздался неуверенный стук.
- Вэлл, тише! Сидеть, - ласковая рука почесала за ухом верно несущего вахту охранника.
Пёс тут же замолчал, но рычать не перестал. Роуз тем временем открыла дверь, за которой отсвет молнии выхватил абриз явно мужской фигуры с узелком за спиной. Лицо было скрыто широкополой шляпой, с краёв которой ручейками стекала вода, заливая и так уже мокрый до нитки лёгкий плащ.
- Добрый вечер, - поприветствовал путник хрипло, будто не разговаривал несколько дней, однако Роуз показался чем-то знаком его голос. – Простите, что беспокою в столь ненастную погоду, но, похоже, в вашей деревне нет постоялого двора. Не могли бы вы…
- О, конечно, заходите скорее! Не нужно стоять под таким дождём, одежда наверняка до нитки вымокла, - она отошла в сторону, приглашающее показывая рукой вглубь дома.
Человек неторопливо шагнул за порог и украдкой осмотрелся.
- Благодарю, вы так добры, миссис...
- Мисс, - поправила Роуз и закрыла дверь, оставив стихию бушевать за надёжными стенами. – Мисс Уотерс.
- Вы так легко впускаете незнакомого человека в свой дом. Не боитесь, что у меня могут быть не вполне доброжелательные намерения? – осторожно поинтересовался гость, не торопясь избавляться от верхней одежды.
Роуз весело рассмеялась, снимая с крючка фартук и повязывая поверх платья.
- О, нет, не боюсь. У меня прекрасная охрана. Правда, Вэлл?
Из соседней комнаты, цокая о пол когтями, вышел упомянутый пёс и грудным басом весомо подтвердил каждое слово хозяйки.
- Я всё понял, - в капитулирующем жесте поднял руки путник и обратился к собаке. – Я ещё могу сказать, что пошутил?
Дог скептично фыркнул и сел в проёме, не сводя глаз с незнакомца.
- Вам лучше раздеться, иначе заболеете.
Гость скинул с плеча свой тощий мешок, поставил у стены, снял мокрый плащ, который Роуз тут же приняла из его покрытых мозолями рук и сразу отнесла в гостиную, чтоб развесить сушиться у камина.
- Вы проходи́те, первая дверь слева по коридору, - выкрикнула девушка, стряхивая стекающие с подола капли. – Уж не обессудьте, едим мы в кухне, так сказать, по старой привычке.
- Мы?
- Да, я и моя дочь.
- Что ж, я не привередлив, - откликнулся мужчина и остановился перед зарычавшим на него псом. – Понимаю, ты мне не рад.
Он шагнул было назад, но тут вернулась Роуз и придержала Вэлла за ошейник.
- Простите, он не любит чужих. Идите.
В кухне было тепло и приятно пахло свежей выпечкой. Роуз быстро накрыла на стол и уже резала на части мясной пирог, когда обратила внимание на то, что гость так и не снял шляпу. Может, в другое время это и не выглядело бы странно, если б он не пытался спрятать лицо за широкими полями и торчащими из-под них длинными всклокоченными каштановыми волосами.
- Не хотите просушить?
- Извините?
- Я имею в виду шляпу, - указала на неё пальцем Роуз. – Простите, мне нужно отлучиться. Приглашу Эшли к столу.
- Эшли… - эхом повторил мужчина, словно пробуя, как звучит имя на языке, но девушка этого уже не услышала.
Время казалось ему несправедливо жестоким, потому что всего несколько минут растянулись на сотни лет. А самое ужасное в том, что он не мог понять: хочет ли чтоб они поскорее закончились или наоборот. Поднявшись, принялся нервно расхаживать по кухне, с ожесточением сорвал с себя головной убор, но, подумав, надел его обратно, нахлобучив на лоб ещё сильнее. Нервные метания совершенно неожиданно прервал детский голосок:
- Мам, а кто этот дядя?
Рука сама собой поднялась и потянула за тулью, открывая усталое, немного изменившееся, обрамлённое сильно отросшими волосами, но вполне узнаваемое лицо. Роуз никогда бы его не забыла. Даже спустя десять, двадцать или тридцать лет. Она вцепилась задрожавшими руками в спинку ближайшего стула, чтоб не упасть и, не отрываясь, смотрела в глаза неожиданному гостю.
- Это твой отец, - сообщила она упавшим голосом.
Вилсон переводил взгляд с неё на дочь и снова на неё, но так и не мог определиться, что делать дальше, пока маленькая Эшли не прервала наступившую неловкую тишину по-детски непринуждённо. Она подошла к мужчине, схватилась тонкими пальчиками за штанину, вынуждая наклониться к себе, и просто спросила:
- Если вы мой папа, то останетесь с нами? Вы ведь насовсем вернулись?
Вилсон почти рухнул перед ней на колени и прижал к себе это хрупкое создание, обнимая осторожно, но крепко. Она была так похожа на него самого, глазами, формой лица и даже мимикой, только светло-соломенные кудряшки достались от матери, что приводило новоявленного отца в неописуемый восторг.
- Да, милая, я вернулся. Насовсем, - и вопросительно посмотрел на Роуз поверх детского плечика. – Если твоя мама позволит.
Он держался, как мог, но его состояние выдал сорвавшийся под конец голос, поэтому Вилсон закрыл глаза, не желая видеть приговора на лице человека, ради которого он не позволял себе сдаваться все эти невозможно долгие годы. Он постоянно твердил себе о собственной никчёмности и ненужности, о том, что его никогда не простят, что нет смысла бередить душу и идти сюда, но настырный лучик надежды постоянно скрёбся где-то внутри. Именно он и привёл Вилсона к дому, адрес которого ровным, аккуратным почерком был выведен на истрепавшейся от времени бумаге, тщательно хранимой в нагрудном кармане.
- Конечно, позволит, - от тихих и таких желанных слов в глазах бывшего каторжника потемнело, а вестибулярный аппарат дал сбой. – Разве я могу поступить иначе?
Вилсона качнуло в сторону, но рядом вовремя присела Роуз, и он уткнулся лбом ей в плечо, зажмурившись от изумления.
- Это правда? Я недостоин вашей доброты, мисс Уотерс, - он сокрушённо замотал головой. – Недостоин даже подола вашего платья касаться.
- Глупости! – горячо возразила Роуз и нежно поцеловала его в лоб.
- Я хочу отдать тебе кое-что, чтобы ты поняла, что чувства, которые я испытываю, никогда не были ложью. Я просто не понимал тогда, что именно они означали.
Вилсон отстранился, достал из кармана заметно поношенных штанов истёртый кусок фланели, аккуратно сложенный конвертом и протянул Эшли.
- Отдай это маме.
Девочка послушно кивнула и со всей возможной для ребёнка ответственностью вручила его в нерешительно протянутые руки. Роуз извлекла замасленный по краям, знатно потрёпанный, словно его постоянно сворачивали и разворачивали, лист бумаги и обмерла. Она смотрела на своё изображение в до боли знакомом оконном проёме с решительно завоёвывающим стены плющом и не могла поверить своим глазам.
- И вы хранили его столько времени?
Сомерсет кивнул и сглотнул. А Роуз улыбнулась так искренне и широко, что Вилсон не мог отвести глаз.
Она бережно сложила рисунок, завернула обратно в ткань и собиралась вернуть владельцу, но тот замотал головой.
- Это моё сердце, и оно принадлежит вам.
Роуз покраснела и смущённо отвернулась к столу, прижимая конверт к груди.
- Садитесь за стол, ужин остынет, - и помогла Эшли забраться на высокий стул.
Разумеется, им нужно будет о многом поговорить, разобраться в прошлом и определить дальнейшее будущее. Будет непросто, но ведь у них теперь есть достаточно времени исправить, если не всё, то многое. И Вилсон собирался восполнить отнятые каторгой годы, посвятив их Эшли и Роуз.
Одно Сомерсет знал наверняка – он, наконец, дома.

Конец.