— Ох, ты ж переблядь, до уссывона люблю родное поместье! — с восторгом воскликнул Малфой, обеими руками потянув на себя кованую калитку высоченных узорных ворот. Он был не выспавшийся, но бодрый и на свой непередаваемый манер заводной. — Гарри, не тушуйся, мама будет тебе охуенно рада, — вещал, улыбаясь, мастер крепкого словца, пока они прогулочным шагом направлялись к парадному подъезду замка. — Позавтракаем и рванем отчие заначки шерстить. Я тебе ещё покажу, там уже нам с Гермионой комнаты отделываются. Денег, правда, не хватает, но один знакомый гриффолох, подбросил маман просранное им наследство. Не знаешь такого?
— А мне всё равно! — Поттеру было весело и легко.
Настроение у обоих «отгульщиков» было распрекрасное. Нетипичная английская весна, как перезревшая деваха, отдувалась жаркими ветрами, исходила потом ливней и гроз, и румянила раньше срока ягоды на грядках. Лето началось в середине мая и уже катило вовсю: радуя буйным цветением, ранним плодоношением, всё зрело и колосилось. Одновременно зацвели чубушник, сирень и ландыши, в душистых липах жужжали сбившиеся с графика пчелы. Природа пела плодородие и щедро одаривала урожаями трав и огородной зелени! Сельский воздух поместья пьянил смесью ароматов цветущих яблонь, жасмина, черёмухи, нарциссов и других цветов.
* * *
— На полдник ранняя клубника. — Нарцисса Малфой в светлом кисейном платье вплыла в павильонную беседку, где её сын и гость сосредоточенно перебирали большие деревянные коробки с письменными принадлежностями, настольными приборами, ножами для бумаг, затейливыми карандашницами, ручками, разными по виду чернильницами.
— Нет, всё не то! — Драко с досадой швырнул в палисандровый ящик черненый серебряный пенал для перьев.
— А почему вы, мальчики, не взяли с собой мисс Грейнджер? И что, собственно, ищите? — хозяйка опустилась в плетёное кресло. — Вам помочь?
— Гермиона сегодня опять занята, помогает директрисе, — махнул рукой Драко. — Так, глядишь, на следующий учебный год станет профессором. Мама, я помню, был складень такой небольшой с замочком, в нём подарки из Франции — авторучки, с чеканками, перламутром… Куда пропал? — обратился он к матери. — Неужели всё ушло на репарации? Гарри, ешь со сливками, так вкусней! — и повернулся к уже готовому расстроиться другу. — Не унывай, что-нибудь придумаем. Если не найдём, то купим!
— Шери, надо было сразу сказать. Одну минуту, я принесу сама.
Эльфов в мэноре почти не осталось, из работников-сквибов — только управляющий и конюх, а нанимать прислугу бывшим знатным семьям, тем, которые запачкали репутацию связью с Пожирателями Смерти, теперь стало затруднительно. Послевоенная жизнь магов менялась, быстро и невозвратно теряя черты средневековья, рушились феодальные отношения, наступал новый порядок.
* * *
Ручка нашлась, да какая! В узком позолоченном футляре, изящная, словно стрела, умерено тяжёлая, как раз по мужской руке, тёмно-бордовая, что различить можно было только на ярком свете, с каким-то крохотным золотым декором на зажиме — то ли саламандра, то ли ящерка.
— Пиздец, как в тему! — одобрил Малфой, когда они с Поттером, почти соприкасаясь лбами, рассматривали подарок.
— И камушек на колпачке! — добавил Гарри.
— Тундра беспросветная, это рубин! Смотри, как играет, карата два.
— Не жалко? — прищурился гриффиндорец, подначивая.
— Да для родного Слизерина ничего не жалко, — мгновенно отбил подкат Драко. — Мы же теперь все слизеры.
— Как это? — удивился, выходя из роли, Поттер. — Я — грифф.
— Ну как же, грифф он! — фыркнул Драко. — Слушай сюда, змейка. Мы с тобой на одном факультете учимся?
— Не совсем факультете… нейтральный курс, в качестве исключения…
— Хм. Хорошо. Тогда так. В одной спальне обретаемся, Поттер?
— Да. А что, разве…
— Погоди, за одним столом сидим? — гнул своё Малфой. — Просто кивни. Та-а-ак, галстуки одинакового цвета носим?
— Не замеч… то есть, да, однотонные, серые… тёмно.
— И предметы у нас одни, и группы. И, наконец, глава Дома кто? Снейп. А он, милый ты мой, декан факультета Сли-зе-рин! И твой серпентаго? 17:0 в мою пользу. Ты — слизеринец, что и требовалось доказать… И спишь со Сней… ладно-ладно, — демагог замахал руками на Поттера, который пытался опрокинуть его вместе с креслом в пруд. — Не спишь! Не спишь, но хочешь! А это тоже аргумент! Главный!
И тут Гарри, отпустив Драко, неожиданно для самого себя спросил:
— А ты с Герми, ну… спишь?
Малфой, вернув креслу равновесие, поправил растрепавшиеся в дружеской потасовке волосы:
— Я мог бы и не отвечать, но… да. У нас всё отлично, просто сказочно!
— А как же всё-таки всё началось? У тебя с Гермионой. Я же не в курсе. Как-то вы стремительно сошлись, как будто всегда были вместе, только скрывали. Я очень рад за вас, просто интересно.
— А тебе не рассказывали, потому что ты маленький ещё! — хмыкнул Драко. — Ладно, просвещу. Когда дебил-Уизли её бросил, я, помнишь, тогда в Хогсмите, в гостинице жил со всеми вместе, пока Хог восстанавливали и… суды шли. В мэнор авроры не пускали, непонятно ещё было, конфискуют его или нет. Всё от приговора отцу зависело… Ну, так вот… Садись, что застыл?
— Драко, а давай выпьем? Шампанского. Есть что-нибудь? Очень захотелось! — Поттер подтащил лёгкий диванчик поближе, удобно расположился, оперся головой на балюстраду открытой веранды, полуденная истома была так приятна. Его отросшую челку шевелил сладкий тёплый ветерок, жизнь казалась прекрасной. Для полного счастья не хватало только Северуса, но Гарри предвкушал, как станет дарить ему ручку, что скажет, как посмотрит… и не только посмотрит… что услышит в ответ, и радовался, словно ребёнок будущему празднику.
— Можно и выпить. Даже нужно. Сейчас принесу, не засни.
Они проговорили до самых сумерек. Малфой поведал другу, как его разговор с Паркинсон, который случайно услышала Грейнджер, дал первую серьёзную трещинку в старой вражде. А фраза Малфоя: «Я бы такую девушку ни за что не оставил и женился бы сразу! Только идиот Рон мог не разглядеть драгоценность, что была у него в руках, и просрал с пердежом по-уизлевски!» заставила Гермиону (как она сама потом призналась) посмотреть на Драко… с другой стороны.
— Так и сказал? А потом? Прямо так и поцеловал? В губы? Сама — пощёчину, а сама не отпускает? И букет не выбросила? — влезал время от времени с вопросами Гарри, но слушал как-то невнимательно, приступообразно. Красивый голос рассказчика звучал то ближе, то как бы отдаляясь.
Вечерело. Пруд покрылся молочной дымкой тумана, на траве выступила роса, небо окрасилось таким нежным розовым цветом, какого Гарри отродясь не видел. Он разглядывал палитру вечерних облаков через бокал и вспоминал бледно-рубиновый клерет, которым угощал его Северус. Кислятина, конечно, но так захотелось этой кислятины, слизнуть её с равнодушных губ Северуса, почувствовать, как они начинают дрожать, теплеть, оживать, то ли от розового вина, то ли от желания… «Пора возвращаться», — подумал Гарри, но не вспомнил сразу, куда именно. И вдруг спросил слабым голосом:
— Что-то вино вроде крепкое?
— Я же не знал, что она в коридоре, — солидно отвечал нетрезвый Драко. Уже в третий раз. — И завертелось… от недоверия к дружбе, нежности… Герми такая нежная, нам правда хорошо вместе… Очень. И свадьба скоро. Я так рад. А сейчас она там одна, наверное, учит чего-нибудь. — Он пригорюнился, подпёр щёку рукой, вздохнул и тоже слегка выпал из разговора:
— Ты что-то спросил, Гарри? А… Так я решил отметить наш дружеский визит в родные пинты… не, пенаты… разъебаты, пинетки... чтобы лучше выпиндритьс я... не-е-е, чтобы было легче распинаться… пи-пи-наты, надо пи-пи-… Молодец я! Вспомнил! — Малфой хихикнул и икнул. — Это моя Герми вспоминает, голубка. Давай-ка заночуем тут, Гарри, а? Я тебе расскажу, что мы после помолвки…
Он собирался ещё продолжить, но увидел, что его слушатель, уронив голову на грудь, мирно и, видимо, уже давно почивает.
— Мама предпу… переруждала, что мальвазия выдержанная трехсот… зимняя или осенняя, не, летняя, очень-очень, говорила, выдержанная, что-то, вот Потти и не выдержал, — Драко хотел похвалить свой каламбур, решил поаплодировать, но резко пошатнулся. — И была права! Мамочка… моя…
Он не стал будить Гарри, припомнив, что прошлой ночью тот не спал совсем. Сердобольно поцокав языком и сняв с Поттера очки, Драко призвал Акцио плед из своей спальни, с трудом стащив с друга туфли, устроил его ноги на придвинутый стул и оставил, заразительно посапывающего, в объятиях пряной и тихой летней ночи.
* * *
А ночью разразился ливень. Северный ветер налетел неожиданно, переполошив милую ночь шумом и треском, нараставшим с каждой минутой, гулом далёких тревожных голосов, испугав даже хозяйку мэнора. Нарцисса, проснувшись, поёжилась под одеялом, послушала тяжёлое, пока медленное биение дождя за окном и отправилась проверить, все ли окна закрыты в доме. Прикрывая ладонью пламя свечи, перепугано трепетавшее от сквозняка, она осторожно заглянула в комнату сына. Тот спал в неудобной позе, в одежде, но блаженно улыбался, а его гостя нигде не было видно. Миссис Малфой выглянула в сад и в свете вспышки молнии, ослепившей низкое небо, разглядела Поттера, с головой укутавшегося в плед на диванчике в беседке. Торчала только его мордочка и взъерошенная чёлка, очки валялись на земле; Гарри хмурился, сморщивая нос, будто что-то хотел вспомнить, а не получалось. Будить его, чтобы уложить в кровать, Нарцисса не стала, открыла окно и соорудила над беседкой магический непромокаемый купол, заодно наложила фоновое Заглушающее. А уходя на цыпочках и поцеловав сына в тёплый лоб, осторожно затворила за собой дверь и повесила над мэнором лёгкие как лебяжий пух сонные чары — пусть мальчики поспят в тишине и покое…
«Не пришёл. Не предупредил. Не увижу его. Не случилось ли что-нибудь? Не понимаю. Не пришёл. Не-не-не-не…» Сначала тяжёлые капли из тучи, ещё недавно цеплявшейся за синий горный шпиль над стремительно темнеющим Запретным лесом, застучали по мантии Северуса; уже потом он увидел, что каменные плиты школьного двора становятся мокрыми, а влагу на волосах почувствовал только тогда, когда в чёрных углах Хогвартса вспыхнули факелы. Дождь. Ветер. Северный, настоящий суровый норд. И это в середине мая. Северус прождал Гарри до темноты, узнал, что тот с Малфоем отсутствовали целый день; ночь профессор Снейп встретил возле школьных ворот, поджидая припозднившихся гуляк. Прогнал его в подземелье холодный ливень.
«Как глупо, — думал он, вытираясь насухо в спальне и готовясь ко сну. — Как это всё глупо. Гарри… Мог бы предупредить. Значит, не захотел. Слишком долго я ждал, тянул, откладывал? Слишком много надежд возложил на него? Переоценил? Его? Нет, себя, остолоп. Дурень, старый болван. Надо было не лекции парню читать, не учить непонятно чему, а завалить ещё в прошлый раз, с той коробкой, и всё было бы по-другому. Никуда бы потом не делся. Но… он же ученик, мой мальчик, ну, хорошо, взрослый, но почти подросток же. Я ведь только смотреть себе и позволял, разве смотреть на того, кого любишь — преступление? И разве можно так сразу?.. А теперь этот мальчик непонятно где, непонятно чем занимается!»
Непогода рвалась в замок, стоки и водосливы рычали, двор превратился в мелкое озерко, почти все магические факелы погасли, Хогвартс погрузился в темноту. Ветер уносил грозу на юг. Снейп тихо произнёс: «Нокс», закрыл глаза. «Спать!» — приказал он себе и послушался.
* * *
Проспал! Проспал! Мысли Гарри метались, как мыши в горящем стогу: «Северус! Проспал! Уже понедельник?!» Спина и шея затекли, горло саднило, будто он всю ночь спал не в майском саду, под тёплым пледом, а на высокогорном леднике и вдыхал его острую морозную пыль. Похмелья не было, но контрастные ощущения просто разрывали всё тело. Совершенно растерявшись, он выхватил из своей мантии, валявшейся на порожках, волшебную палочку, напрасно попробовал дизаппарировать. И только получив магическую отдачу в виде упругого толчка схлопнувшейся воздушной воронки, слегка пришёл в себя. Схватил со стола футлярчик с подарком и помчался в дом — искать Малфоя! С горем пополам найдя спальню Хорька, Гарри растолкал того, неаристократично валявшегося на постели в одежде и обуви.
— Ты же не отправишься в школу в таком виде? — Драко сразу, едва продрав свои бесстыжие, серые, как небо за окном, глаза, начал воспитывать руммейта(1). — Иди, мойся, ванная — там, я дам тебе свежую рубашку. Presto, presto, signore!(2) Завтрак, как я понимаю, нам не светит, — пожалел он сам себя.
* * *
«Заболел? — Я бы почувствовал. — С чего это, почувствовал? Глупости. — Наверняка бы почувствовал! — Не выдумывай!» — Снейп смотрел на заполненный учениками зал, на блестящие чайники и блюда, на симпатичных фигуристых девушек и плечистых юношей, на подростков, часто нескладных, неуклюже смотрящихся в мантиях на вырост, на шумных и проказливых детей, считающих себя магами, а видел только пустующее место за столом восьмикурсников. Два пустующих места. Так люциусов щенок тоже не явился? Они вместе? Где бы Поттер и Малфой не провели вчерашний день и ночь, к завтраку они не вернулись. Грейнджер невозмутимо пила кофе с творожным пудингом и одновременно пыталась читать под привычный шум. Не волнуется, стало быть, с прогульщиками всё в порядке? Что она знает об их отсутствии? Подойти и спросить? Ни за что!
Все преподаватели уже покинули Большой зал, да и учеников за столами почти не осталось, а профессор Снейп всё помешивал ложечкой давно остывший чай и смотрел в сторону входа. Вдруг, прибегут, запыхавшиеся сони и разгильдяи? Блеснут поттеровкие очки; виноватая улыбка, взгляд, украдкой брошенный на преподавательский стол; пригладит волосы, начнёт быстро хватать со стола пирожки, шумно прихлёбывая из чашки. Гарри… Нет, он не ждал, не переживал, просто смотрел и думал. Эти думы ему не слишком-то нравились, но прогонять их из головы Северус не мог… не хотел… боялся: а вдруг, почувствовав свободу, они заживут своей жизнью — да и превратятся в реальность? И окажется, что весь последний месяц ему всего лишь приснился, привиделся в бреду, нередком для некогда тяжелобольного человека, выздоравливающего медленно и тягостно… Любовь — болезнь; страсть, зависимость, желания тела, привязанность, отчаянное неприятие одиночества — симптомы. А чем, собственно, оно, одиночество, вам, мистер Снейп, неугодно? Одиночество — вялотекущая жизнь, плавкая и мутная, законсервированная в растворе самопознания и самоконтроля, нейтральная к большинству реагентов, подверженная воздействию, разве что, времени — уж оно-то универсальный окислитель…
Расслабился. Боялся же думать, что теперь начнётся какая-то новая жизнь, после войны, после победы, после стольких лет, положенных на её алтарь, после смерти. Правильно боялся. Умирать всё равно было страшно. Как оказалось, почти так же страшно, как убивать. Сказать «Авада!» каждый может. Каждый, кто умеет держать в руках волшебную палочку и ненавидеть. Но выпустить из своего сердца эту ненависть и вбить её колом в чужое… у Смерти много оруженосцев, они не смотрятся в зеркала, потому что боятся своих отражений, самих себя — вот плата убийцы за своё ремесло… И чем глубже он прятал этот страх от самого себя — тем тот сильнее отравлял, душил последние проявления человечности и искренности. Воскрешение тоже далось нелегко, как любое очень сложное, рискованное, не испробованное заранее дело. Но он справился — и попался в постстрессовую ловушку: поверил, что теперь-то уж точно начнётся новая жизнь. Даже не новая, а настоящая, единственная, его, Северуса Снейпа, жизнь. Только его. И Гарри Поттер, которому не нашлось места в его прежней жизни, который причинял в ней только неудобства и боль, будто заноза (как не лечи — пока не выдернешь, так и будет вызывать воспаление), ворвался в эту новую жизнь, словно глупый щен влетел в новую комнату со свеженалаченными полами и начал очумело носиться, проскальзывая неуклюжими лапами, кувыркаясь на поворотах, врезаясь в стены и тыкаясь носом в углы. А Северус стоял-стоял в дверях, скрестив руки на груди, наблюдал-наблюдал, пряча улыбку. Да и не выдержал — присоединился к восторженной скачке, сделал шаг в эту комнату, только протянул руку к щену, чтобы погладить, успокоить, подбодрить, приласкать, научить приличному поведению… а глядь — солнце зашло, окна привычно посерели, блики на паркете превратились в пятна теней… комната пуста… Никого в ней нет и… не было…
Спрашивать про отсутствующих на уроке зельеварения восьмикурсников профессор не стал. Сразу занял учеников очень сложной работой — на разговоры времени не было… Когда он, показывая Панси Паркинсон, как следует отмерять десятую часть унции молотых семян фасоли тентакулы, рассыпал несколько крупинок на стол, Гермиона Грейнджер, внимательно наблюдавшая за профессором из соображений «учиться, учиться и ещё раз учиться», сразу поняла, что случилось что-то серьёзное. Третья за урок похвала, адресованная Невиллу Лонгботтому, укрепила её подозрения. А когда после второго урока Гермиона услышала, как младшекурсники в недоумении перечитывали в своих конспектах продиктованный профессором Снейпом рецепт: «…растворить пробирку в марганце и добавить в полученную смесь немного терпения…», поняла, что дело совсем плохо…
«Не о чем беспокоиться, — Снейп убедил себя, что спокоен. Он даже намеренно остановился перед зеркалом в туалетной комнате — выражением строгости, равнодушия на своём лице и «каменным» взглядом остался доволен. — Хорошо, что наши отношения не зашли слишком далеко. Хотя, поиметь мальчишку всё-таки было бы не плохо. Так, мимоходом, раз случай представился. Но, раз уж ему с молодыми интереснее… имеет право. Проказы, гулянки, секс без обязательств… Особенно, если и правда девственник. Молодое тело своё требует, забыл, как самому крышу сносило? Не навязываться же. Надоел — взбрыкнул, характер-то у Поттера был и есть, этого не отнять: как бык всегда упирался, ещё до войны, когда совсем сопливый был, а уж теперь-то и подавно, небось, почувствовал себе цену. Имеет право».
* * *
Так, переругиваясь, они наконец-то через каминную сеть, потом пешком по расквасившейся от ночного ливня дороге, слегка промокнув, явились в Хогвартс. Драко похлопал Гарри по плечу:
— Удачи! Не дрейфь! — и быстро отправился в дормиторий за учебниками. Уж он-то Гермиону предупредил, что собирается в мэнор!
Гарри всё это неудачное утро лихорадочно соображал, почему, ну почему он не оставил Северусу хотя бы записку? Правильно тот считает его ребёнком, безответственным разгильдяем. На "повезёт — проскочим!" понадеялся? Северус же ждал, это ужасно! Стыдно, нелепо, глупее не придумаешь — напился (да, с чего?!) и заснул в саду Малфой-мэнора. Кому расскажи — не поверят! «Ничего, — попытался он успокоить себя. — Я всё объясню, он ещё и посмеется! И правильно сделает, даже и поругает пусть, заслужил. Потом подарю ему эту прелесть!»
Гарри сжал в кармане заветную коробочку и почувствовал, что его шея и предплечья до самых ключиц покрываются мурашками. Так приятно стало. Никогда он не дарил… любовных подарков! Волнительно, особенно. Передать безделицу, имеющую огромный смысл, Северусу и посмотреть при этом ему в глаза. Или нет, лучше вложить из руки в руку. И бросить небрежно: «Мелочь? Теперь не будешь вечно руки от чернил оттирать». И тут опять в голове мелькнул образ нахмуренного, озадаченного и злого (возможно!) Снейпа, напрасно ждущего его вечером в пустой комнате… «Я дурак, я козёл и остолоп… — снова пошёл по пыточному кругу Поттер. — Где теперь его искать? Уже вторая пара, наверное, началась?»
— Темпус. Одиннадцать пятнадцать… Дьявол! — Гарри понёсся по лестнице. И вдруг остановился, чуть не споткнувшись о стёртый край ступеньки. «А что, если Северус меня вовсе и не хочет? — подумал он. Спина сразу взмокла. — Просто привык без всего этого, без… как это… близости. А разговоры наши… что-то я не помню, чтобы они ему удовольствие доставляли… всегда спокоен. Или я чего-то не понял. И если бы он меня не сдерживал, я бы давно!.. Как глупо: если двое любят друг друга, то… — Гарри остановился, похолодев от озарения. — А, если не любит… один из них? Он же сам сказал, что любить и не хотеть нельзя. Так Сев меня, получается, не хочет? Как проверить-то? Третий раз с коробкой — смешно. Не приставать же к нему, не предлагать же себя?»
Он просто запутался, застыл, тряся головой, и даже не заметил, что чёртова лестница, оказывается, занесла его совсем не в ту башню. Очутившись на центральной галерее, Гарри решил перейти на другой пролёт и… увидел Снейпа, спешно идущего ему навстречу. Мгновение — и их взгляды скрестились, как две звенящие от предвкушения схватки рапиры.
....................................
(1) Напарник по съёму жилья.
(2) Быстро, быстро, синьор!
Оба остановились. На некотором расстоянии. Взгляд Снейпа напугал Поттера. Чернотой равнодушия. Но сквозь неё почти зримо проблёскивали молнии ярости? "Я не трус! Сделаю, как решил!" — Гарри подобрался и качнулся вперёд, громко шепча:
— Я был с Драко. Северус, не сердись, — он достал ручку из кармана мантии, вынув её одной рукой из футляра. — Пожалуйста, возьми вот тут... от меня... — не останавливаясь, но ловя малейшие изменения на любимом, сейчас очень хмуром лице, Поттер схватил руку Снейпа и вложил авторучку. — Подарок.
Снейп молчал. Но руку не убирал. На его лице, кажется, мелькнуло выражение брезгливости? Или Гарри перепутал с нерешительностью? Он редко чувствовал себя так… плохо…
— Мы специально отправились в мэнор. Я хотел что-то придумать. Для тебя. А потом…
«Опускать или не опускать глаза?» — вот что сейчас больше всего волновало Гарри.
— Мальвазию пили, черти?
От голоса Северуса по спине Гарри побежали мурашки, быстро-быстро.
— Выдержка лет триста? — Снейп так и не пошевелился, но оценивающе прищурился.
— Откуда ты знаешь? — Гарри всё ещё не понимал, что делать, что говорить, да и нужно ли. Только сердце его стучало всё громче и громче. Неужели Северус не слышит? А если услышит — разозлится, рассмеётся?
— Унюхал, — поджал губы Снейп. Хоть какое-то живое движение!
Он посмотрел на подарок Поттера, взял, повертел, снова посмотрел, немного склонив голову набок.
— Тебе не нравится? — Гарри даже отступил на шаг. Ну, почему такой откровенный и… настоящий Северус, который, как теперь точно известно, существует, к которому так легко привязаться и в отсутствие которого так трудно, почему он, надевая профессорскую мантию и регалии декана, превращается в неприступного истукана, в сухаря? Разумная дистанция в публичных местах, соблюдение приличий, опасение скомпрометировать друг друга — все эти и многочисленные прочие аргументы в пользу неафиширования их отношений Гарри принимал и полностью разделял, но… ему казалось, что Снейпов — двое, одного он любит, полностью доверяет… хочет, а второго, хоть и уважает, но побаивается и не всегда понимает. Неприятное ощущение — вдруг перепутаешь. Почему нельзя хоть иногда, когда не видит никто из посторонних, открывать дверку между клетками этих двух Снейпов? Гарри же полюбил Северуса не вчера, не тогда, когда тот предложил их удивительные тайные встречи, и уж точно не в тот раз с ядом и мастурбацией, а гораздо раньше, когда профессор вовсе не был ни близким, ни родным, да и доверия или особого уважения Гарри Поттер к нему не испытывал. Но полюбил же, сейчас это совершенно очевидно. Почему же теперь нельзя соединить этого двуликого Снейпа в одно целое, в того, кого хочется погладить по щеке, к чьей груди хочется прижаться плечом, обнять, запустить руки под его мантию, под рубашку или позволить ему обнять себя, крепко-крепко или нежно-нежно, пусть сам выбирает, как захочет… Позволить — или попросить…
— Тебе не нравится?
Снейп отрицательно покачал головой. Гарри опустил глаза. И плечи.
— Неправильный вывод, мистер Поттер!
Он долго не мог решиться на улыбку, но лукавый взгляд Северуса растопил его неуверенность. Гарри сдержанно улыбнулся и прикусил губу — скрыть детскую радость, нахлынувшую от этого взгляда, довольно прозрачно выражающего одобрение, было трудно. А выглядеть в такой момент ребёнком не очень-то хотелось.
— Вежливые люди, когда получают подарки, благодарят, — Гарри заложил большие пальцы рук за ремень и, не моргая, уставился на Снейпа.
Лёгкий прищур, кончик языка едва высовывается изо рта и медленно скользит по губам, делая их влажными и невероятно желанными. Шире, шире, по зубам, снова по губам, теперь свободно и смело, будто собираясь сделать что-то лихое, важное. Что вытворяет этот мальчишка! Главу «Соблазнение» они на своих «отработках» не проходили, вот же самородок-самоучка!
Снейп явно подыскивал ответ построже и посуше, а значит, волновался. Прекрасно! Гарри взглянул на него исподлобья и сделал шаг навстречу. Теперь пришла очередь Снейпа отступать. Он попятился, это рассмешило Гарри, который прыснул от смеха и быстро, но решительно оттолкнул Северуса к стене, прижал за плечи, вытянулся струной и обжёг его губы своими. «Э! Мы так не договаривались! Что вы делаете, мистер Поттер? А как же приличия? Безобразие! В храме магии! И вообще, где вы научились так целоваться, мистер Безответственный Разгильдяй?» — мысленно, очень суровым и максимально надменным тоном, возмутился Снейп.
— Гарри, мальчик мой, что ты, увидят, иди ко мне! — прошептал он хрипло скороговоркой. И прижал безответственного разгильдяя так крепко, что заныли мышцы, везде. Горячий шар начал расти в паху. Судя по участившемуся дыханию, испарине и немного нескладной стойке Поттера, а ещё по твёрдости, которую Снейп чувствовал коленом у него между ног, мальчишка завёлся вообще с полуоборота. Вот и допрыгались, господин профессор! Два стояка, вокруг никого, крепкое молодое послушное (настырное!) тело в ваших руках — попробуйте-ка теперь отлепить от себя горячие губы Гарри или самому себе сказать «Нет!» Куда-то командный голос подевался? Выдержка? И голова кружится, как у разомлевшей барышни? А ещё и ноги начинают дрожать от перенапряжения — шутка ли, держать на себе вес почти повисшего на шее парня?
Они так долго играли с огнём, самонадеянно полагая, что могут контролировать его, а от малейшей неосторожной искры оба вспыхнули, будто соломенные человечки. Влюблённые человечки…
Забыть про всё, выключить этот мир вокруг, нудный, правильный до оскомины, вечно воюющий, за территории, власть, за веру, мораль и нравственность, за золото, за что угодно — только не за любовь, выключить и забыть! Когда он рядом! И так хочет! В моих руках, сам направляет их, торопится. Не собирается останавливаться. Тянет, тянет за собой, да так сильно — не устоять! Просто взять то, что и так принадлежит мне! Кому же ещё! Даже в его глазах только моё отражение!..
Северусу всё-таки удалось сдержать себя. Он подумал, что это усилие стоит ему нескольких лет жизни, но смог довольно решительно, хотя и предельно бережно, отстранить Гарри. Тот плохо стоял на ногах и покачивался, как пьяный. Но улыбался. Как же он улыбался! Такую улыбку Северус часто видел во сне и просыпался с щемящим чувством утраты так и непережитого, непойманного, непознанного.
Он уже хотел было отвести Гарри в какое-нибудь спокойное место, может быть, дать успокоительное, и себе тоже, ну, не дрочить же прямо над центральным холлом школы.
— Меня вызвала Макгонагалл, прислала патронуса. Прямо на урок. Надеюсь, что не случилось ничего серьёзного, но я должен идти. Мы увидимся вечером и… всё это обсудим. Да? Я на службе, ты на учёбе! Гарри, прошу тебя, это не должно быть так! — Голос Снейпа сорвался; Гарри поразили умоляющие нотки, заметно охладили плохо контролируемую любовную горячку… Но от чего на него словно реально выплеснули ведро ледяной воды — так это от противного торопливого скрипа лестничного механизма и от двух пар девичьих глаз, уставившихся на них с неподдельным ужасом! Две старшекурсницы-когтевранки; одна покрылась свекольными пятнами и не моргала, другая покраснела и прыснула в кулачок — девушки всё поняли.
— Следуйте по своим делам, мисс! — вежливо пророкотал профессор Снейп, одной рукой запахивая мантию, другой прикрывая своего любовника. Но цепкие девичьи глазки, конечно же, успели заметить и беспорядок в одежде, и слишком оттопыренную ширинку, и пунцового Гарри Поттера. Ужас! Позор! Гарри представил, что теперь начнётся, и без сил прислонился к стене.
Девушки удалились, не смея шушукаться.
— Чёртова лестница! — саданул Снейп кулаком по стене, сморщился от боли. — Вот они — традиции! Давно пора переналадить эту рухлядь!
Гарри взял его повреждённую руку и, помедлив, хотел прислонить окровавленные костяшки пальцев к губам.
— Не смей! — выдернул руку Снейп. Но тут же крепко обнял Гарри и зашептал в самое ухо, словно баюкая или уговаривая: — Всё нормально. Мы вместе, это решено, я люблю тебя, значит, и вопроса никакого нет, не проблема. Эти прогульщицы ничего никому не расскажут, а если и расскажут…
— Я уйду из школы! — резко вывернулся из объятий Гарри. — Ничего особенного! — затараторил он весело и возбуждённо. — Твоя репутация не пострадает. Я совершеннолетний. Ну её, эту учёбу. Я же уже учёный, месяц остался, а аттестат — это мелочи. Кому придёт в голову спрашивать аттестат у самого Гарри Поттера? Я не неуч, а работу и так легко найду, кругом примут, ещё и просить будут. Мы уходим, Северус! К тебе… наверное… Я быстро вещи соберу. Только у меня наследство под арестом... — Гарри показалось, что на каменном лице Снейпа не отражается никаких эмоций. Думает он, что ли? О чём же тут думать?
— Я тебе нужен? — спросил Гарри и заглянул Снейпу в глаза. Как щенок; минутная слабость, от которой застрял ком в горле…
— Неправильный знак препинания в конце последнего предложения, — спокойно ответил Снейп. — У вас, мистер Поттер, хромает правописание. — Гарри нахмурился, не понимая, а догадавшись, облегчённо выдохнул и уткнулся лбом в грудь Северусу. Тот погладил его по голове. — То-то! А ещё не хочешь доучиваться! Да тебя ещё на один год оставлять надо!
— Я год не выдержу, — пробурчал Гарри. — И день не выдержу.
— Ну и не надо, — легко согласился Снейп. — Вот подам в отставку… прямо сейчас — и проблема, действительно, решится. Чего таиться-то, раз такое дело? Но тебя, Гарри, никто и никогда не обвинит в связи с профессором школы! Аттестат получить ты обязан! Меньше месяца осталось и экзамены. Не смей бросать! Зря, что ли, учился? Это твоё будущее, хоть и формальность. Надо уважать самого себя и тех людей, которые тебя все эти годы учили и… любили, — Снейп приподнял голову Гарри за подбородок. — Хорошо? Так сделаем? — Тот отрицательно замотал головой, но не очень уверенно. — Это я решаю! — посуровел Снейп. — Пока ещё я — ваш, мистер Поттер, учитель и декан. Извольте слушаться. Пойми, — смягчился он, — для меня эта должность — не предел мечтаний. Моя карьера на Хогвартсе не закончится. В Министерство уже звали, от Международной Лиги зельеваров много выгодных предложений. А можно вообще открыть частную школу для юных зельеваров, вот где развернуться! А? Понимаешь? Прямо сейчас иду и подаю прошение об отставке. Со… вчерашнего числа, — вздохнул Снейп.
Гарри хотел возразить, привести кучу аргументов в защиту своего собственного, а не снейповского ухода из школы, настоять. Он же не ребёнок, может принимать решения. Но, посмотрев на Северуса, Гарри почти беззвучно, одними губами произнёс:
— Да. Ты прав.
* * *
Они договорились встретиться вечером и подробно обсудить отставку Снейпа. Попрощались лёгким поцелуем, оба усиленно делали вид, что почти ничего не значащим… Северус до самого кабинета директора не мог выбросить из головы упрямый, но такой доверчивый и… счастливый взгляд Гарри. Он всё правильно решил. Ничего, что решение необдуманное и скоропалительное, зато единственно верное. И от него не жжёт ни сердце, ни совесть, не тянет гирями сомнений к земле, значит, всё верно, всё хорошо, так, как и должно быть.
Только лишь подойдя к дверям директорского кабинета, Снейп почувствовал неладное. Мысли о неожиданном патронусе Макгонагалл, потерявшиеся в недавних неоднозначных, но чрезвычайно волнительных событиях, горгулья-страж, застывшая камнем и сложившая поникшие крылья…
Минерва Изабель Макгонагалл сидела за письменным столом; ровная спина, ровные складки мантии, ровно откинутая на высокую спинку кресла голова; только глаза закрыты — устала госпожа директор; правая рука сжимает перо, с которого чернила накапали на пергамент. Левая безвольно опущена — лишь это придаёт величественной картине смерти небольшой диссонанс, непродуманный штрих… Взгляд Снейпа почему-то словно прирос к тёмно-синему блестящему пятну на плотной бумаге. Наверное, ему было больно смотреть на покойную волшебницу… Пульс щупать бессмысленно — Снейп прекрасно разбирался, жив человек или мёртв — но он бережно взял вялую ладонь Минервы и осторожно уложил на стол, расправил рукав. Вынул из её кармана волшебную палочку и положил рядом. Лицо покойной не отражало признаков боли, мучений или страха, лишь удивление, и то не сильное. «Наверное, сердце, — подумал Снейп, — экспертиза покажет, но, скорее всего Макгонагалл почувствовала себя плохо и поэтому прислала патронус». Он внезапно вспомнил профессора Макгонагалл, тридцать лет назад поразившую его, мальчишку, своей хрупкостью, магическими талантами и… человечностью, и не смог сдержать порыв — поцеловал покойную в мёртвый висок. Уважение и память достойной волшебнице…
Письмо, которое она писала в свои последние минуты, из-за разлитых чернил почти не читалось, что-то про давешний спор со Снейпом и план возможных реформ Хогвартса, несколько личных слов — кажется, это послание младшему брату. Можно попробовать очистить и переслать адресату. Рядом обнаружилась служебная записка Министру со ссылками на плохое здоровье и рекомендацией на должность директора школы профессора, кавалера Ордена Мерлина 1 степени, Снейпа Северуса Тобиаса.
Северус достал из кармана ручку, подаренную Гарри, подумал несколько секунд, грея в пальцах её перламутровый ободок, поглаживая крошечный камешек цвета крови, и дописал внизу собственной рекомендации: «Управление Хогвартсом принял. С. Т. Снейп»…
* * *
Он увидел Гарри, когда шёл через двор к совятне, отправить несколько важных писем. На срочном собрании профессоров было решено сообщить учащимся о смерти Макгонагалл вечером, в соответствующей траурной обстановке Большого зала, подготовленными достойными словами, а не наспех, во время уроков, сея неразбериху и панику.
Но тревожные слухи, видимо, просочились к ученикам, — вот уж этот Хогвартс, ничего не скроешь, даже во благо! — двор гудел как улей, все, собравшись группками, перешёптывались и строили разнообразные версии происходящего в школе. Издалека завидев Снейпа, Гарри почти бегом бросился ему наперерез. Тот сделал удерживающий жест, сначала только махнул головой, потом и рукой, но Гарри буквально подлетел к нему, расталкивая мешающуюся под ногами малышню, и преградил дорогу, собираясь задать вопросы, уже и рот открыл. Снейп круто обошёл живую преграду и громко, отчётливо сказал на ходу:
— Сегодня вечером вы, мистер Поттер, свободны! И вообще свободны.
Он быстро, не оборачиваясь, скрылся за углом совятни.
Многие окружающие выглядели озадаченными и удивлённо переглядывались. Гарри так и стоял, раскрыв рот. Потом начал резко глотать воздух, судорожно, будто вдруг задохнувшись.
