Ночь, как и все мои ночи с той самой, выдалась сумасшедшей. Мысли, воспоминания перемешались с галлюцинациями полусонного сознания, вызывая в моей голове образы один краше другого.
Один запомнился мне настолько четко, что я помнил его весь следующий день. Снейп был портретом в кабинете Дамблдора. Усиленный восприятием сна образ так напугал меня, что я проснулся едва ли не в слезах. Помню, как смотрел на рамку, ограничивающую его свободу, и едва сдерживал рыдания. Там, во сне, это было до одурения страшно — его лицо, руки, его вечный сюртук, мантия, даже черный шарф поверх этого всего — абсолютно ни к чему — но я не мог уже дотронуться до его руки, не мог слышать того восхитительного запаха, который был для меня связан с ним. Четкие линии рамки, и ничего более, никаких осязаний и трепета дыхания. Меня тогда сразило наповал то, что я могу видеть его едва ли до пояса, что ниже для меня Снейпа уже не существовало. Почему-то я просто сходил с ума от того, что больше никогда не увижу, как развевается на поворотах его мантия, как трепещут рукава, как отражается огонь в блестящей поверхности его туфель.
Утро. У меня было их много таких, безрадостных и тягучих, как запах прокисших фруктов. Это утро ко всему было еще и зимним, почти предрождественским. При мысли о празднике меня просто перекосило. Не хотелось ничего, навязчивое желание заставить весь мир спрятаться дома и сидеть за закрытыми ставнями в своих спальнях раздражало свой несбыточностью. Но и смотреть на то, как празднуют и веселятся на улицах, просто не было сил.
Я проснулся очень рано. Хотя назвать это пробуждением я не смог бы при всем желании. Скорее это был очередной виток бодрствования, перерывом между навязчивыми галлюцинациями и кошмарами в моем ночном бреду. Я открыл глаза и долго соображал, где сейчас я, где может быть сейчас он, что будет со всеми нами дальше
С тех пор, как исчез Снейп, прошло четыре дня. Каждую ночь я возвращался в Хогвартс, чтобы рано утром от его ворот апппарировать на вокзал и провести там весь свой день.
Это утро не стало исключением. Решив на время своего ожидания перенести свои вещи из комнаты в лазарете в спальню в подземельях, я поднялся в больничное крыло. Джинни с того вечера не разговаривала со мной. По ее словам, я бросил ее в тот момент, когда она в последний раз поверила мне и пришла вечером в мою комнату в больничном крыле. Мои слова о том, что в этот момент я как раз уворачивался от бросаемых в мою сторону заклятий и догонял похитителей Снейпа, никакого действия не возымели — она меня игнорировала.
Поэтому, придя к Поппи за вещами и обнаружив Джинни в компании колдомедика в ее кабинете с чашкой чая, я был, мягко говоря, удивлен.
Мы обменялись взглядами, и я пошел в свою комнату. Собрал свое нехитрое имущество, сложил несколько книг и журналов для Гермионы, убрал постель. Когда решил снять рубашку, чтобы надеть более теплую, Джинни появилась на пороге.
— Ты уезжаешь? — ее отрешенный безразличный тон резанул мне слух.
— Я больше не хочу быть здесь. Я весь день провожу в поисках. Мне нужно ночью вернуться, никому не мешая, и упасть спать.
— Ты будешь жить в подземельях?
— Да.
— В комнатах Снейпа?
— Да.
Она минуту помолчала, и я ощутил в воздухе намечающуюся издевку.
— Ты уже переезжаешь к нему жить? Что будет следующим? Обручальное кольцо на твоем пальце?
Я тяжело вздохнул, пытаясь сдерживать себя. Не нужно тратить силы еще и на ссоры. В последнее время я и так ощущал себя слишком вялым.
— Может, тебе выйти за него замуж? Или самому на нем жениться?
Я бросил на кровать рубашку и резко развернулся к ней.
— Джинни, единственный человек, который может избавить меня от судьбы слепого на всю оставшуюся жизнь, пропал! Его похитили неизвестные мне маги прямо у меня на глазах! Если я не найду его в ближайшую неделю, я останусь слепым навечно! Неужели это непонятно?
Во психе содрал с себя рубашку, и развернувшись к ней спиной, взял другую, сунул руки в рукава.
— Постой. Что это?
Я уже набросил ее на голову, когда Джинни внезапно схватила воротник, не давая мне потянуть рубашку вниз. Я удивленно повернулся и посмотрел на нее. В глазах Джинни застыла тревога, и мне это совсем не нравилось.
— Что там такое?
— Вот здесь, — она коснулась пальцами кожи между моими лопатками, — и вот тут, — касание у пояса, — какая-то странная сыпь. Темная, как будто темно-серые веснушки. Большие.
Я похолодел. Нет чтобы подумать о чем-то более прозаическом! Первая пронесшаяся в голове мысль была о руке Дамблдора. Мне как-то сразу стало не по себе, я ощутил горечь во рту и едва смог спросить:
— Как они выглядят?
Дурацкий вопрос, мне только что это сказали. Но шок от услышанного притупил мое внимание и мои эмоции. Я ощущал себя вялым и бессильным.
— Я же говорю, похожи на темные веснушки. Только больше.
— Ладно, — я недовольно дернул рубашку и подхватил свои вещи, собранные в пакет, — мне нужно быть на вокзале.
Джинни проводила меня оторопевшим взглядом до двери и, уже когда она почти закрылась за мной, крикнула вслед:
— Спроси у Дамблдора, что это! Он должен знать!
Я кивнул неизвестно кому и быстрым шагом направился в подземелья.
Уже в комнатах при лаборатории бросил вещи в кресло и упал ничком на кровать. Если это — то самое…
Память услужливо подкидывала мне воспоминания : рука Дамблдора, изувеченная проклятием, вопросы Снейпа о том, кто видит меня обнаженным, его осмотр моей груди и спины, разговоры Дамблдора о том, что Снейп запретил мне нервничать…
Это было сложно, было страшно — идти прямо в объятия смерти полтора года назад. Сейчас же, когда мир, наконец, спокоен и свободен, когда я сам отвык уже быть героем, когда тягомотина одинаковых дней засосала по самое горло, когда хочется просто жить, праздновать Рождество, зная, что оно ничем не отравлено, обнимать свою девушку, обвешанную гроздьями серпантина, улыбаться друзьям, строить планы на будущее, я вынужден вновь жить одним днем, не зная, что будет впереди. Я вновь столкнулся с материей, мне абсолютно незнакомой, от которой нет излечения в мире, в котором я живу. У меня осталась неделя. После этого моя жизнь опять лишится света, мой мир станет черным, как единая сплошная непроглядная ночь. Меня охватила паника. Я перевернулся на кровати на спину и закричал, просто так, в потолок, от безысходности и напряжения. Даже когда приоткрылась дверь, никого не пропуская, я не обернулся. Мари. Он сторонится меня с тех пор, как я буквально прижал его к стенке, расспрашивая о том, кто мог угрожать Снейпу, выпытывать у него имена и события, открыто подозревая его в шпионаже и предательстве. От Снейпа за все это время не было ни малейшей вести. Ни того, жив ли он, ни того, чего мне ждать, я не знал и даже представить себе не мог, что может случиться через минуту или две. С появлением этих пятен я сразу сильно поник духом. Воспоминания постоянно крутились в голове — Снейп колдует над рукой Дамблдора, их разговор о темной магии, почерневшая кисть директора, его слова: "Как вы думаете, сколько мне еще осталось, Северус?"
Сколько осталось мне? Даже Снейп не смог тогда остановить распространение проклятия, только сдержал его на время в одной руке. Сейчас со мной нет даже Снейпа.
Я задумался о том, как продолжалась бы моя жизнь, будь Снейп тут, имей я возможность задержать проклятие в одном месте своего тела. Сколько бы мне еще суждено было прожить? И что это была бы за жизнь? Каждый день, как последний, медленно угасая, видя сочувствие в глазах друзей и не имея возможности даже бороться.
Меня подкидывало на постели. Я сел и обхватил голову руками. В следующее же мгновение встал и почти бегом направился к кабинету Макгонагалл.
Она была там. Я встретился с ней взглядом и перевел его на Зеркало. Она все поняла, молча кивнула и вышла в коридор со стопкой книг в руках.
Есть ли сейчас на портрете Дамблдор, я даже не посмотрел. Мне не хотелось кого-то видеть или слышать, слишком тяжело было на душе.
Подошел, сжал руками раму, опустил голову и долго стоял, пытаясь ощутить магию старинного предмета. Но Зеркало молчало, как будто оттуда, из его глубин, тоже прислушивались — внимательно, настороженно, уже ко мне самому.
Снял покрывало, стараясь не смотреть на собственное отражение, опустился рядом с ним и замер.
— Зачем ты так поступаешь со мной?
Я не знал, почему мне хотелось говорить с Зеркалом, что я мог ему сказать. Я говорил то, что приходило мне в голову.
— Ты не оставляешь мне шансов. Я знаю, что сейчас начинается, что происходит с моим телом. Я уже видел это раньше. Ты убиваешь меня, медленно и мучительно. Нет, я не прошу у тебя пощады. Я сам заслужил наказания, я сам его принял.
Я подпер голову кулаком, рассматривая вырезанные узоры на раме, прослеживая взглядом вязь листьев и символов.
— Я хочу знать — это все? Это конец? Я буду знать и вести себя соответственно.
Зеркало поблескивало легкими искорками магии, явно наблюдая за мной. Быть может, насмехаясь. Не знаю.
— Скажи мне, пожалуйста, где мне искать Снейпа? Зачем он впутан в это все? Снова я не знаю, жив ли он, снова я сам на грани смерти. Неужели нельзя просто жить спокойно? Неужели все нужно начинать с начала? Я устал, правда устал. Если это мои последние дни, если это — все, что мне осталось, я пойду искать его просто куда глаза глядят. Все равно я не смогу так поступать с моими друзьями, я не смогу смотреть на их лица, не смогу ощущать дыхание смерти мне в затылок и одновременно улыбаться им оскалом приговоренного. Это все равно не жизнь. Пусть лучше мне суждено погибнуть где-то далеко, где меня не знают и где никто не будет меня искать. Я пойду на его поиски. Если найду, и он будет жив, это будет наша собственная игра в прятки. Как там говорила Гермиона? Мертвый ищет живого? Я уже не жилец, мне осталось немного, без его помощи — еще меньше. Нужно хотя бы дать себе поиграть в прятки. Я в детстве не играл, не до того было и не с кем. Поиграю хотя бы сейчас. Если я найду его, мне останется только произнести его имя и дать понять этой вселенной, этому вихрю магии, которым никто из нас не может управлять, что я его узнал, я его осалил. Моя игра на этом закончится. Если не найду, буду искать, пока будут силы. Раз это игра, в нее можно играть не только в этой жизни, правда? — я подмигнул Зеркалу и рассмеялся.
— Ну что, старинный артефакт, принимаешь мои условия? Я иду его искать. Ты закрываешь мне глаза раз за разом, ты делаешь меня слепым, ты толкаешь меня играть в прятки. Что ж, я сыграю с тобой, насколько хватит моих сил.
Я улыбнулся сам себе и продекламировал медленно и с выражением:
Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана.
Вынул камешки и мел,
Улыбнулся, как умел.
Подарил мне всё, что вынул,
И опять в тумане сгинул.
— Поиграем? — я поднялся на ноги и криво ухмыльнулся Зеркалу.
Оно ответило мне. Быстро. Как всегда. Я засмотрелся и забыл дышать.
Это я. Один. Стою на самом краешке скалы, внизу, далеко подо мной — поле вереска, в отдалении — небольшая деревушка, справа блещет гладкой поверхностью озеро. Я стою так опасно близко, что даже здесь, на каменном полу директорского кабинета, не могу смотреть на это без содрогания. Моя копия, мое отражение оборачивается, криво улыбается мне. Я хочу закричать, чтобы он не двигался, но не могу. У меня нет сил произнести ни слова. Гарри там, по ту сторону, отворачивается снова и садится на самый край, свешивая ноги вниз. Я не могу даже представить, на какой высоте сейчас мое отражение болтает ногами, мне становится не по себе, и я отхожу в сторону.
Завешиваю Зеркало, бросаю взгляд на портреты. Он там. Смотрит на меня своими голубыми глазами поверх очков-половинок.
— Гарри…
Я гляжу на него молча. Если он был здесь все это время, он и так все слышал.
— Гарри, мальчик мой… — он качает головой, с сожалением глядя на меня. Я улыбаюсь в ответ.
— Меня сия чаша тоже не минула.
— Не говори так. Я был стар и много пожил, много видел в жизни, когда это случилось со мной. Ты молод, ты не заслужил такого…
— Директор, сколько раз я должен был умереть? Впервые — в самом начале своей жизни, а потом уже и не перечесть на пальцах обеих рук. Полтора года назад смерть все же меня поймала, но я вернулся и оттуда. Вы знаете сами. Сейчас у меня шансов практически нет. Если я не найду Снейпа, пока не закончен период моего ожидания до следующего курса, я останусь слепым навечно. А вот эта зараза, — я показал на собственное тело, — доконает меня окончательно. У меня сейчас нет других вариантов, кроме как идти на поиски Снейпа. Найду — быть может, ему удастся продлить мое существование еще на какое-то время, нет — я хотя бы не буду обременять своими проблемами друзей и близких мне людей, угасая у них на глазах.
— Сейчас, когда ты еще так молод, собираешься жениться, когда нет уже ига над нами, это особенно трагично, Гарри. Я знаю, ты сильный юноша. И, честно говоря, на твоем месте я, наверное, поступил бы так же. Но как твой бывший директор, я не могу сказать тебе таких слов.
— Я понял вас. Сегодня я пробуду на вокзале до вечера, а завтра утром пойду на поиски.
— Где ты будешь искать, Гарри?
— Я не знаю. Нужно просто принять эти правила игры. Завязать себе глаза платком и бормотать под нос детскую считалку. Слепой ищет зрячего, мертвый ищет живого. Помните, в книге? Той, что Гермиона нашла в вашей библиотеке?
— Помню.
— Ну вот, значит, так и буду искать.
Я улыбнулся и помахал Дамблдору, стараясь не замечать тревоги в его глазах.
— Спасибо вам за все, директор.
Помахав рукой остальным портретам, я вышел из кабинета.
