По заявке тринадцатого тура нон-кинка в сообществе "Sherlock BBC Fest": "Молли Хупер / Джим Мориарти. NH! Почувствует ли что-нибудь Молли, когда ей доставят труп Джима? Почему Джим не включил ее в список подлежащих уничтожению друзей Шерлока? Приветствуется любое буйство фантазии вплоть до некрофильских проявлений, но в первую очередь реквестируется раскрытие мутных взаимоотношений этой пары с максимальным количеством всяческого обоснуя".
Молли сидит у стола, подперев кулаком щеку, и смотрит на Джима, до плеч укрытого простыней. Он лежит мертвый, синеватый, ледяной, но все равно красивый. Ох, уж эти его черные брови вразлет... И вовсе он их не красил; глаза – да, бывало, экспериментировал с тенями и подводкой, но чернобровым был от природы, ее Джим...
Молли с легкостью думает о нем в прошедшем времени: профессиональная привычка, она не ожидала, что когда-нибудь увидит его снова, да и голова с сердцем уже прочно заняты другим. Однако чем дольше она смотрит в безмятежное лицо, тем сильнее ощущение, что это не ее Джим и не гений преступного мира, а кто-то третий, вполне возможно, что совершенно посторонний. Нашла же она замену трупу Шерлока, почему бы Джиму не попросить кого-то из своих о такой же услуге?
Обычно мертвецы не вызывают у Молли такого когитивного диссонанса, но вряд ли кто-то в здравом уме решится назвать Джима обычным.
Когда стало ясно, что у Джима из ИТ и Джеймса Мориарти одно тело на двоих, вдруг появился спрос на Молли. Шерлоку ее показания были не нужны, но инспектор Лестрейд долго и дотошно допрашивал ее, в связи с чем кучка ушлых репортеров, в одностороннем порядке сделавших Скотленд-Ярд регулярным поставщиком материала для своих статеек, некоторое время пыталась добиться расположения Молли. Тщетно, впрочем. Она честно и насколько могла подробно отвечала на вопросы Лестрейда, понимая, что ее слова могут оказаться очень важными, но недоумение, зачем полиции знать, куда они с Джимом ходили, что он рассказывал о себе и не замечала ли она чего-нибудь странного в его поведении, так никуда и не делось. Потому что странным в нем было, возможно, только то, что не было ничего странного в его смущенном румянце, заикающихся признаниях и неловких движениях. Потому что ходили они в кафе, где пили молочные коктейли, а не кровь девственниц, и в кино, где ни разу даже боевика не посмотрели, и он дарил ей обычные маргаритки и фиалки, а не отравленные лианы. Потому что он рассказал о себе все – откуда ей было знать, что это все выдумано? – и с родителями ее не познакомил только потому, что не успел. Рассказав об этом Лестрейду, Молли задумалась, как бы Джим выкрутился, если бы Шерлок еще чуть-чуть подождал с вызовом к барьеру.
Ее показания ничего не дали, и о ней потихоньку забыли. У Молли было такое ощущение, что все тоже не слишком верят в единство Джима и Мориарти. Пару раз она пыталась представить, каково это – быть с таким, как Мориарти, но не получилось: мозг просто отказывался проигрывать настолько безумный сценарий. Джим был всем, чего может пожелать девочка с розовым бложиком, Мориарти – тем, кем таких девочек пугают до слез, и от этого в их единство верилось еще меньше.
Определенную пользу это многократное прокручивание в голове их коротких отношений все-таки принесло – успокоило ее: действительно не было никаких тревожных сигналов, которые могли бы дать основание для сомнений в честности Джима. В последние дни Молли начала замечать, что стратегический служебный роман, с ее стороны заведенный в первую очередь, чтобы попытаться расшевелить Шерлока, потихоньку движется к чему-то большему, более теплому, менее расчетливому. Ей было бы неприятно обнаружить, что из-за чувств у нее в очередной раз атрофировалась способность думать головой.
Молли стало еще труднее поверить, что ее Джим и Джеймс Мориарти – один человек, когда незадолго до того, как Шерлок наконец довел ее до истерики своей последней просьбой, она нашла в столе коричневый конверт, запечатанный бордовым воском с выдавленной на нем витиеватой буквой «М». На конверте значилось ее имя.
Сидя над трупом, Молли разглядывает аккуратные круглые буковки с росчерками и классическим нажимом и наклоном, слегка отливающие фиолетовым в холодном свете, и вспоминает чудовищно корявый почерк ее Джима. Увидев его каракули в первый раз, она решила, что он пошутил и писал не преобладающей рукой, но оказалось, что у него всегда был ужасный почерк, а годы за клавиатурой довершили начатое природой.
Не может рука, пишущая, как гранящая алмазы, опуститься до такой пародии на почерк, думает Молли, рассматривая скорее вензель, чем букву «Д».
«Дорогая Молли! - пишет Джим. - С прискорбием сообщаю, что скорее всего мы с тобой больше никогда не увидимся, не улыбнемся и не позвоним друг другу. Пожалуйста, не думай, что я равнодушно отряхнул с ног пепел наших встреч или что дело, как сейчас принято говорить, в тебе. (Сомнительное с точки зрения эффективности утешение, но опустим семиотические рассуждения.) Дело всего лишь в том, что велика возможность моей скорой смерти. Ты наверняка поверишь всему, что напоет тебе любимый нами обоими Шерлок, поэтому не стану расписывать, как это изощренно-коварное существо убило меня своей рукой или довело до самоубийства. Мне и без этого есть, что сказать тебе».
Джим предугадывает многое в этом письме, так что у Молли даже мелькает мысль, а не он ли все это устроил? Молли бросает взгляд на труп, и ей кажется, что тень улыбки на мертвых губах стала заметнее.
Он угадал, что Молли сначала не захочет дочитывать письмо, но все-таки дочитает. Что все это время она соглашается с сочувствующими, утверждающими, что она потрясена и напугана его коварством и до сих не может думать о нем без дрожи, а на самом деле так ничего до конца и не осознала и злится на Джима, хотя сама не скажет точно, за что. Что ей немного жаль их отношений, но в то же время она рада, что они закончились до того, как зашли слишком далеко, потому что Джим убрал бы ее, если бы она стала для него обузой.
И что Шерлок обязательно придет к Молли за помощью и отказа не встретит, потому что Молли такая: будет тихо плакать, бессловесно обижаться, но стоит только попросить ее хоть чуть-чуть по-человечески – глаза горят и руки делают.
«Он обязательно к тебе придет, - пишет Джим, - а ты обязательно поможешь ему выпутаться. Хочу только предупредить тебя, раз уж он вверяет свою судьбу твоим тоненьким пальчикам: пока он жив, в мире будут появляться такие, как я. Он притягивает таких, как я, он сам нас создает, он осуществляет искусственный отбор, благодаря которому из отчаяния его врагов рождаются противники, достойные его. Мы должны эволюционировать, чтобы выжить. Жить хочется всем, Молли, даже плесени – особенно плесени, в ней ведь столько жизненной силы, у нее столько способностей, она везде. Подумай об этом до того, как он придет к тебе, прежде чем согласиться. Что лучше – помочь восстановить замкнутый круг или разорвать его? Оставить Скотленд-Ярд один на один с заурядными воришками или навязать ему еще и настоящих виртуозов вкупе с любимой занозой в gluteus maximus, которая хоть и будет бороться с верхушкой криминального мира, но и стражам порядка посидеть спокойно не даст?».
От перечитывания (раз в четвертый, наверно) Молли отрывает шум в коридоре. Она бросает взгляд на часы: заполночь, кого еще принесло? Она прячет письмо в карман халата и выходит в коридор. Эд, охранник, из последних сил словами и руками пытается удержать на месте высокого мужчину в армейских ботинках, защитных штанах и кожанке. Глаза у мужчины светлые и совершенно безумные. Увидев Молли, он наконец прекращает рваться вперед и выпаливает:
- Мориарти.
- Простите, - твердо говорит Молли. - Туда посторонним нельзя.
Мужчина смотрит дикими глазами, словно спрашивая: кто еще из нас посторонний? Очередная нестыковка: ну не может быть у Джима таких неясно-жутких друзей. Молли ждет, что пришелец возобновит атаку на немного расслабившегося Эда и сметет их обоих с дороги, даже не заметив, что размазал кого-то по стене; странно было бы, если бы такой решительный на вид человек, зашедший так далеко, отступил перед какой-то серой девочкой. Однако мужчина опускает плечи, тоскливо смотрит на дверь у Молли за спиной и тащится к выходу; Эд по пятам следует за ним. На секунду Молли охватывает желание окликнуть его, допустить к трупу, сказать, что он прав и это она посторонняя, но она просто разворачивается и уходит из коридора.
Может быть, стоило попросить Эда задержать незнакомца, думает Молли, снова садясь у трупа в изголовье. Может быть, стоит позвонить Лестрейду, что, если это один из тех последователей Мориарти, о которых он пишет? Молли смотрит на телефон, висящий на стене, и остается сидеть.
Когда Джима и Шерлока привезли, так и не зашедший в мертвецкую Джон положил руку ей на плечо и попросил на всякий случай быть поосторожнее, по крайней мере пару месяцев. Молли машинально кивнула, но страх так и не появился – наверно, потому, что она знает что-то, чего еще долго не узнает Джон. Ей только немного интересно, выберет ли следующий Мориарти ее в качестве мостика к Шерлоку – мужчины ведь такие предсказуемые и неоригинальные. В любом случае, как раз пару месяцев минимум можно не бояться появления законного наследника Мориарти.
Молли достает письмо и нерешительно теребит уголок листа. Наверно, не нужно дочитывать: то, против чего Джим предостерегал, уже случилось, а конец письма она и так хорошо помнит и соглашаться с ним не намерена. Но она все равно дочитывает и потом долго сидит, глядя на голубовато-бледное спокойное лицо с глубокими, как лунки вокруг деревьев весной, тенями под глазами.
В шесть тридцать начинает напевать будильник на мобильном, и Молли решает, что надо решать, как вести себя дальше. В последнее время ей намного легче думать о себе. Когда оба гения, и светлый, и темный, с предсмертной просьбой обращаются к тебе, чувство собственной важности раздувается само собой. А еще Молли очень греет, что Шерлок ничего не смог прочитать по ее лицу, не догадался о письме Джима. Конечно, он был подавлен и не в форме, но Молли считает себя вправе видеть здесь и свою заслугу.
«Помни, - пишет Джим, завершая свое письмо, - что у Шерлока Холмса очень много секретов, которые не всегда безопасны для таких незначительных людей, как ты».
Молли знает, вот только незначительной себя больше не считает. Кем бы она ни была какую-нибудь неделю назад, сейчас она хранитель ужасно важной тайны, как в сказке, как будто Шерлок – заколдованный принц, а она единственная знает это, но не может никому рассказать, потому что на ней тоже заклятье, и когда Шерлок вернется, она будет верить ему еще безграничнее, чем раньше. А тот, чье тело сейчас лежит перед ней...
Молли осторожно тянет за край простыни, накрывая его с головой.
Если это Мориарти, то мир на некоторое время может вздохнуть спокойно. Если это тот другой, кем иногда кажется ей, то это ее вообще не касается. А с Джимом они расстались почти год назад потому, что она категорически не понравилась его родителям.
