Дэвид Пэрриш располагает Эвана к себе при первой же встрече. Пэрриш – ученый на всю голову, он преступно много говорит о растениях, но буквально споткнувшись о мертвого рейфа на одной из миссий, он спокоен, собран и не пытается оспорить решения Эвана. Идеальный гражданский, короче говоря.
Чуть больше времени требуется Эвану, чтобы понять, что Пэрриш из тех ребят, которые не только первоклассные профессионалы, но и друзья отличные. Да, он по-прежнему без конца треплется о своих травках, но у него прекрасное, острое чувство юмора, он любит искусство, разбирается в литературе и без ума от британских комедий. Через месяц после того, как они окончательно потеряли Форда, Пэрриш уже нравится Эвану достаточно сильно, чтобы Эван предложил Пэрришу присоединиться к его группе. Со временем Пэрриш вливается в командные посиделки; он обожает фильмы с взрывами и погонями. В один из таких полных чувства единения вечеров Эван замечает, что Пэрриш вроде как… красивый.
Ну то есть не то чтобы красивый… Хотя нет, все-таки есть немножко, и Эван долго пытается сладить с этой мыслью. У Пэрриша, пожалуй, слишком худое лицо, нос длинноват, но волосы лежат именно так, как нужно, а глаза живо блестят. А его губы – о, его губы! Эван снова и снова ловит себя на том, что набрасывает их в блокноте: сложившиеся в улыбку, сжатые или открытые на середине слова. Никто, кроме Эвана, не узнал бы эти губы, увидев наброски, но он все равно хорошенько прячет блокнот.
Проходит около недели после нейтрализации гоа’улда, засевшего в Колдвелле. Когда в теплице номер три Пэрриш признается Эвану, Эван пораженно выпаливает:
– Что, прости?
– Я гей, – повторяет Пэрриш, прекращая распутывать вьющиеся стебли какой-то лианы затянутыми в рукавицы пальцами. – Это ведь не проблема? Мне казалось, что ты нормально относишься к этому вопросу.
– Конечно, – отвечает Эван. – Конечно, все отлично. Я просто… Я даже не подозревал.
– Ну, теперь знаешь точно, – спокойно замечает Пэрриш и снова берется за стебли, как ни в чем не бывало.
И дело в том, что для Пэрриша этого разговора действительно словно и не было, а Эван мучается, не в силах отделаться от видения губ Пэрриша, произносящих эти слова. Почти неделю перед его внутренним взором бессменно стоит Пэрриш, целующий его, совершенно по-особому усмехающийся ему, своими длинными пальцами доводящий Эвана до исступления. Однако если между ними и возникает какое-то напряжение, никто этого не замечает.
По крайней мере, Эван так думает, пока как-то вечером Пэрриш не ловит его по пути из столовой. Такого лица у ученого Эван не видел никогда.
– Майор, – сухо говорит Пэрриш, – можно вас на пару слов?
– Разумеется, док, – беспечно отвечает Эван и идет за Пэрришем.
В молчании они доходят до теплицы номер пять. Кроме них, там никого нет. Пэрриш поворачивается к Эвану.
– Я думал, это действительно не проблема, – он складывает руки на груди и выглядит заметно уязвленным.
– Не проблема, – автоматически повторяет Эван, хмурясь. – Действительно. Что заставило тебя думать иначе?
– Ты меня избегаешь, – говорит Пэрриш. – Ты не можешь спокойно стоять рядом со мной, а когда в прошлый раз мы смотрели кино и я подсел к тебе, ты встал и пересел…
– Док, – перебивает Эван, поморщившись; Пэрриш прав, Эван просто не думал, что он заметил. – Прости меня. Я… Это не то, что ты думаешь.
Пэрриш вздергивает подбородок.
– Правда?
– Правда-правда. – Эван тщательно взвешивает все «за» и «против», прежде чем продолжить. – Слушай, док… Дэвид, ты можешь говорить что угодно кому угодно, и я ценю, что ты рассказал мне об этом, это здорово. Просто иногда…
– О, – в свою очередь перебивает Пэрриш, распахивая глаза. – Я думаю… Я понимаю, майор.
– Эван, – подсказывает Эван, и Пэрриш, до этого обращавшийся к нему исключительно по званию, улыбается и повторяет:
– Эван.
И это просто прекрасно, что в городе теперь есть кто-то, кто знает, с кем Эвану не нужно следить за языком, кто понимает, почему Эвана напрягают некоторые шуточки Рида, почему он осуждает некоторые байки Кафлина.
Первый раз они оказываются в одной постели в большей степени случайно. Конечно, Эван думал об этом, и не раз, но подрочить на Дэвида в душе было просто безопасно: Эван знал, что если его взгляд чуть дольше задержится на Дэвиде в общей душевой, тот не станет возражать. Однако каково это – спать с ним, Эван даже отдаленно не представлял.
Это случается после спасения Шеппарда из пыточной Коли, после того, как Коля сбежал, а Шеппард приказал отпустить рейфа, которого кормили подполковником. Когда Эван возвращается к себе, Дэвид сидит, развалившись, на его кровати с ноутбуком на коленях и рассеянно наблюдает, как на маленьком экране рушится здание.
– Тяжелый день?
– Вроде того, – буркает Эван, проходя мимо него в ванную.
Ему нужен горячий душ, лучше неоднократный, прямо сейчас.
Эван уже двадцать минут подставляется под струи воды, когда открываются двери – сначала в ванную, потом в душевую кабинку. Дэвид прижимает его к стене, целует, не сдерживаясь, водит прохладными пальцами по мокрой коже Эвана.
– Расслабься, – почти мурлычет он; такого голоса Эван никогда у него не слышал, и когда Дэвид скользит губами по его шее, Эван откидывает голову назад, кладет руки на бедра Дэвида и сдается на его милость.
Все получается легко, им хорошо, им становится все жарче, а потом рука Дэвида ложится на член Эвана и двигается вверх-вниз. Эван задыхается, кончая, чувствуя, как вода струится по его телу. Он тянется к Дэвиду, натыкается рукой на его руку, и Дэвид кончает, как только пальцы Эвана смыкаются на его члене.
– Посмотрим кино? – чуть погодя спрашивает Дэвид, прижимаясь губами ко лбу Эвана, и Эван смеется.
– Какой-то неправильный порядок, по-моему, – замечает он, но все-таки выключает воду, вытирается, переодевается в чистое и запускает на ноутбуке первый попавшийся файл.
Он засыпает прежде, чем кончаются начальные титры.
Они начинают встречаться почти регулярно. Когда у кого-то из них не все гладко, или что-то случается на миссии, или одному просто нужен другой, они ловят себя на том, что раздевают друг друга, прикасаются друг к другу, просто чтобы ощутить прикосновение. Это получается как-то само собой, они как-то по умолчанию знают, что у них есть, куда прийти, есть кто-то, кто не станет приставать с вопросами, чего-то требовать. Эвану нравятся эти легкие не-отношения, и он вполне счастлив.
А потом они теряют Карсона, потом Элизабет, и город затапливает отчаяние. Эван все чаще целенаправленно ищет Дэвида: ему хочется снова почувствовать присутствие ученого, к которому он так привык. Он останавливается у теплиц, просто чтобы услышать голос Дэвида, разглагольствующего о своих цветочках, ищет Дэвида в столовой и в качалке, старается поймать и несколько секунд, улыбаясь, не отпускать его взгляд на совещаниях.
Пока город ждет Картер, своего нового начальника, Эван вдруг обнаруживает, что уже третье утро подряд просыпается с Дэвидом под боком.
– Эван, – бормочет Дэвид полувопросительно, полууспокаивающе, как будто чувствует, что Эван думает о чем-то, но не знает, о чем именно. – Что такое?
– Ты, – выдыхает Эван. У него такое чувство, словно он пропустил что-то важное и в то же время не имеющее никакого значения, и он не уверен, какой вариант ближе к истине. – Ты здесь.
– Я здесь, – тихо подтверждает Дэвид, ухмыляясь, и Эван просто не может не приподняться и не поцеловать его, едва коснувшись губ губами. Дэвид улыбается шире и толкает Эвана обратно на кровать. – Поспи еще.
Эван не возражает.
В конце концов им приходится вылезти из кровати, одеться и разойтись по делам. В полдень Эвана посещает еще одно озарение: этой ночью они даже не занимались сексом, Дэвид просто пришел, переоделся в свободные штаны и футболку, загадочным образом перекочевавшие в комнату Эвана, и они легли в постель и обнялись, и так и проспали до утра, обнявшись, и самое большее, что между ними было – поцелуй на ночь.
Эван не знает, что думать, не имеет ни малейшего представления. Какая-то странная, чуждая часть его требует, чтобы он пришел в ужас, бросил все и сбежал как можно скорее и дальше, но Эван точно ничего этого не хочет.
– Я тут подумал, – говорит Эван вечером, когда Дэвид заходит к нему.
Снимающий куртку Дэвид замирает, и это могло бы выглядеть забавно, только не в сочетании с таким испуганным, загнанным выражением лица. Впрочем, он почти сразу берет себя в руки и снова натягивает куртку на плечи, глядя в стену.
– Тогда я пошел, – едва слышно говорит он.
Каким-то чудом Эвану удается выдавить:
– Нет, Дэвид, что...
Дэвид идет к двери, нетвердо ступая, и Эван зажмуривается и изо всех сил просит Атлантиду: «Не выпускай его, останови его, пожалуйста». Она, может быть, любит Шеппарда больше, чем Эвана, но и его слушается, и дверь никак не реагирует на руку Дэвида у контрольной панели. Эван подлетает к Дэвиду и берет его за руку.
– Дэвид, – мягко говорит он, – пожалуйста.
Дэвид оборачивается и смотрит на Эвана. Непонятно, что заставило его обернуться – слова или тон, но это, в сущности, неважно.
– Я знаю, что тебе это не нужно, – с трудом выговаривает Дэвид, болезненно морщась. – Просто... Просто я взял и привязался к тебе. – Он издает неопределенный звук, и Эван не знает, как реагировать. Дэвид добавляет: – Прости.
Вот это Эвану не нужно совершенно точно.
– Дэвид, – твердо говорит он, и Дэвид наконец смотрит ему в глаза.
Эван кладет руку Дэвиду на затылок и тянет его голову вниз, легко касается губами его губ, потом еще раз, ощутимее, еще и еще раз.
– Ничего такого я не думал, – шепчет он, когда они отлипают друг от друга, чтобы сделать вдох. – Да, я не ожидал, что так получится, но я не против такого варианта.
Дэвид неуверенно смотрит на него.
– Ты хочешь, чтобы я остался?
Еще Эван не против найти того, кто когда-то сделал больно Дэвиду, и хорошенько покалечить его, но он отгоняет эту мысль и берет лицо Дэвида в ладони.
– Хочу, – и целует Дэвида в кончик носа. – Очень, очень хочу.
Эван видит, как расслабляется Дэвид, как светлеет его лицо и опускаются плечи.
– И я хочу, – говорит он, кладет руки Эвану на бедра, целует его, и они вкладывают все невысказанное, что переполняет их, в этот поцелуй.
Эван понятия не имеет, что думать о чувстве, которое захлестывает его, и просто отвечает Дэвиду, пока отчаянная страстность не уступает место нежности. Эван молча отстраняется, берет Дэвида за руку и ведет к кровати, мягко, но уверенно. С виду все так, как бывало уже много раз, но на самом деле все по-другому. Эван стаскивает с Дэвида куртку и проводит ладонями по его плечам; Дэвид гладит Эвана по животу и груди и медленно стягивает с него джемпер. Эван касается губами груди Дэвида, расстегивает ремень его брюк; пальцы Дэвида скользят по бедрам и ягодицам Эвана, помогая ему избавиться от боксеров. Наконец они забираются в кровать, и в их движениях нет суеты, это уже не просто способ сбросить напряжение. Эван долго целует Дэвида, скользя губами по губам, языком по языку. Он не спешит сунуть руку в ящик тумбочки; вместо этого он ведет пальцами по телу Дэвида, повторяет их путь губами и только теперь понимает, что всегда хотел этого.
Наконец Эвану кажется, что он знает наизусть каждый дюйм тела Дэвида. Он поднимает глаза и видит немного ошалелое лицо ученого.
– Можно?.. – пальцы Дэвида подрагивают у щеки Эвана, и Эван переворачивается на спину, а Дэвид садится на него верхом, сжимая коленями его бедра.
Дэвид прикасается к щеке Эвана, проводит пальцами по его скуле, прослеживает линию челюсти, спускается на грудь. Он следует взглядом за своей рукой, словно стремясь запомнить тактильные и зрительные ощущения, и от этого зрелища Эвану хочется затаить дыхание. Дэвид изучает Эвана, как одно из своих растений; это могло бы показаться нелепым, но Эвану тепло от этой мысли, как будто он много значит для Дэвида, как будто Дэвиду не жаль тратить на него время и силы. Когда Дэвид завершает свое благоговейное действо, что-то заполняет пространство между ними, что-то хрупкое, откровенное и прекрасное. Эван сомневается, что кто-то из них знает, как назвать это что-то.
– Эван, – наконец говорит Дэвид, и Эван тянется к нему и целует, и снова целует его.
Все их движения медленные и мягкие. Эван медленно двигает рукой, растягивая, и Дэвид дрожит под ним, Эван медленно двигается, чтобы не сделать Дэвиду больно, и Дэвид двигается в такт. Эван накрывает губами рот Дэвида и выстанывает его имя, кончая; с дрожащих губ Дэвида срывается: «Эван, Эван, Эван», и Эван наконец понимает, что значит заниматься любовью.
– Не уходи, – бормочет Эван, не поднимая головы с груди Дэвида и сжимая его бедро, когда ученый начинает ерзать под ним.
– Я только вытереться, – тихо отвечает Дэвид, поглаживая шею Эвана.
– Еще пару минут, – просит Эван.
Ему вдруг становится страшно, что если Дэвид сейчас встанет, заклятье будет разрушено и то, до чего Эван почти дотянулся, ускользнет навсегда.
Дэвид гладит Эвана по волосам и переплетает пальцы другой руки с пальцами Эвана. На мгновение Эван словно зависает над краем, за которым нет пути назад, – и падает, свободный, слушая, как бьется сердце Дэвида.
