Сидит Нарцисса Малфой с кислой миной на лице. Подходит к ней Люциус:
-Дорогая, что с тобой?
-Стыдно мне, Люциус, ох как стыдно...
-А что случилось?
-Мать Блейза Забини уже 7 раз приглашала меня на похороны мужа... а я её - ни разу...
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Расскажи мне о своей катастрофе.
Я приду среди ночи, если так будет нужно.
Не знаю, найду ли подходящие строки,
Но обещаю, что буду внимательно слушать.
(с)Группа Fleur
Джеймсу Кирку исполняется шесть, когда отчим, салютуя пластиковой банкой дешевого пива, рассказывает, почему мама не выходит из комнаты в дни рождения сына. «Эй, Джимми-малыш, а знаешь, твой папаша погиб через минуту после того, как ты впервые завопил. В прямом эфире погиб, мамочка слышала в коммуникатор все-все, каждое слово, каждый стон». На следующий день Джим говорит матери, что ни дни рождения, ни подарки ему больше не нужны. Вайнона смотрит на сына пустым взглядом, кивает, и больше не возвращается к этому разговору.
Довольно долго Джиму весьма ловко удается убеждать себя и окружающих, что дня, когда он становится на год старше, не существует.
Это счастливое время заканчивается, когда Джеймс Кирк становится капитаном «Энтерпрайз». Освященная веками традиция и прихоть флотских психологов: полезно, мол, для атмосферы на корабле да психологического состояния экипажа. Ну принято так во флоте - собираться в кают-компании и хором в сколько-там-не-на-вахте глоток орать: «Сюрприз!». А потом дарить капитану бесполезные мелочи, свистеть в дудки, программировать репликатор на что-то невероятное, но малосъедобное. И, конечно, тайно подливать веселье в безалкогольные коктейли.
Капитан Кирк торжественно отмечает двадцатишестилетие - на день раньше реальной даты, давая экипажу возможность выплеснуть напряжение после изматывающего похода, в котором они потеряли двоих. Джим сияет, словно солнце, флиртует одновременно со всеми девушками в радиусе пяти метров, пожимает руки, выслушивает глупости. Идеальный капитан, идеальное дружеское плечо, идеальный собеседник. Кирк тщательно не замечает, как экипаж приобщается к русской культуре – Чехов протащил на борт водку. Когда водка заканчивается, те, кто еще остался на ногах, дружно переходят к изучению Шотландии - у Скотти всегда солидные запасы виски. Повышение культурного уровня и дружба народов не могут не радовать Кирка. Традиции соблюдены, экипаж доволен, утро грозится быть тяжелым. Сам Джим безнадежно и отвратительно трезв. Он уходит, оставляя самых стойких веселиться, надеясь, что долбанной психологической атмосфере корабля, наконец, похорошело, суется было на мостик, откуда его тут же вежливо выпроваживает Спок, и идет спать. Один.
Вечером следующего дня Кирк спускается на планету. Новая Европа – хей, а название придумал большой оригинал! - колонизирована сто лет назад, и на ней производят достаточно разнообразного алкоголя. Самое то для сегодняшних планов капитана «Энтерпрайз» Джеймса Т. Кирка.
Сначала он звонит матери – ничего неожиданного, привычный раз-в-год-разговор ни о чем. После милой беседы всегда хочется напиться - тоже ничего неожиданного, раз-в-год-привычно, и Джим отправляется в путешествие по местным по барам.
В третьем по счету его находит старший помощник Спок. Сначала коммандер просто сидит за столиком напротив Кирка. Потом Споку приходится слушать. Джиму даже не стыдно – коммандер сам нарвался, нечего было приходить и смотреть на капитана таким раздражающе спокойным взглядом. На Кирка накатывает, и он рассказывает Споку всю свою несчастную жизнь - о Фрэнке, который поколачивал его и Сэма, пока Джиму не исполнилось тринадцать, и он не дал сдачи. О разбитых машинах: когда-то Сэм попытался подсчитать - сколько? - но не смог. О подожженной – а вот это уже случайно, честное скаутское! – городской ратуше. Здание потушили в пять минут, ущерб минимальный, но разговоров-то было… Тут бы Джиму остановиться, но восьмая рюмка местного пойла тормоза не просто отпускает - выносит к чертям. И Кирк пересказывает в лицах пару-тройку ежегодных разговоров с матерью. Другими словами, жалеет себя по полной программе и плачется в жилетку коммандеру Споку. После этого полного безобразия Спок выдает:
- Капитан, у человеческой психики есть хорошее свойство, выраженное устоявшейся фразой – время лечит.
Это очень глупо и так похоже на сочувствие, что Джим на повышенных тонах сообщает своему офицеру, где именно он видел таких хреновых лекарей и куда валить коммандеру со своими банальностями.
Он боится, что Спок уйдет, но тот остается, и когда в четвертом баре Джим откровенно и расчетливо нарывается на драку с местными, коммандер разбрасывает нападающих, берет капитана за плечо и транспортирует на «Энтерпрайз». При этом не забывает позаботиться о том, чтобы на приемной площадке не было никого кроме Скотти, который никому и ничего - могила. У Кирка разбиты губы, порез на щеке и кровит из носа - пару раз ему все же прилетело. Красные капли ползут по подбородку и ложатся пятнами на золотистую форменную рубашку, а Кирк почти спит и не может вспомнить код от двери своей каюты.
Просыпается он в кровати Спока, еще не трезвый, но уже чувствующий себя куском дерьма. Щеку пощипывает от слоя заживляющего геля, вместо форменной рубашки на Кирке черная футболка Спока. "А он ведь, наверное, сначала мне с лица кровь вытирал", - думает Джим, а потом вспоминает все, что рассказал Споку в баре. Ну, почти все. Некоторое время Кирк смутно надеется, что хотя бы раздевался сам, но потом понимает, что это слишком маловероятно. Голова начинает трещать, футболка тесновата, от стыда хочется немедленно сдохнуть, вот и весь мир, данный Джиму Кирку в ощущениях…
Коммандер сидит за столом – плечи подняты, спина напряжена, лопатки торчат – читает, уставившись в монитор настольного компьютера.
- Спок… - окликает Джим. Тот оборачивается, смотрит этим своим загадочным взглядом: не то и правда спокоен, не то просто черти хорошо спрятались. - Э-э-э… Простите коммандер, мое поведение было…
Спок не дает ему закончить:
- Оставьте, капитан, просто был трудный день.
«Нотаций не будет», - тихо радуется Джим, и тут понимает, что по корабельному времени, похоже, глубокая ночь, а он занял единственную кровать в комнате.
- Э-э-э… Спок, мне, наверное, лучше уйти?
- Да, наверное, лучше, - очень вежливо отвечает Спок.
Ощущение «ну-я-и-скотина» усиливается. Джим подхватывает сапоги, лихорадочно натягивает, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, и выскакивает в коридор.
Последнее, что он видит, оглядываясь, сидящий спиной к двери Спок – что ж у него лопатки-то так выпирают?
Футболку Кирк не возвращает, выстиранная и аккуратно свернутая она лежит в его шкафу. Иногда Джим смотрит на нее, касается ладонью. Просто так.
Полгода спустя.
В годовщину Катастрофы «Энтерпрайз» на орбите Земли, а экипаж, за исключением вахтенных, на поминальной службе. Кирк сидит на этом бесполезном сборище, слушает пустые слова и тупо жалеет, что сегодня не его дежурство.
Спока нет, он на коллективной медитации – в посольстве собрались все вулканцы, живущие на Земле. Джим представляет себе как сотня вулканцев сидят кружочком с каменными мордами, пялятся в никуда, стараясь потщательнее скрыть друг от друга и от самих себя боль, отчаяние и гнев. И Спок среди них, с такой же невозмутимой маской на лице.
Картина очень яркая, и после службы Кирк не идет напиваться со всеми, а топает к посольству. Он ждет на лавочке под каким-то цветущим деревом, подставляет нос солнцу и не думает.
-Ты пойдешь со мной, - говорит он Споку, когда тот с толпой вулканцев выходит из дверей. Похоже, что их культурная программа на сегодня еще не закончена, но Спок прощается и идет с Джимом. Кирку мерещится облегчение на лице первого помощника, Сарек провожает сына бесстрастным взглядом.
Спок держится очень прямо, и Кирк решает пока не возвращаться на корабль. Они просто гуляют по набережной, забираются на смотровую площадку над старой частью города, молчат. Со Споком это очень легко - молчать.
Джим сидит на перилах, оберегающих крутой обрыв от идиотов, и болтает ногами. У Кирка идеальное чувство равновесия, и ему нравится играть с пропастью, чувствуя затылком ее дыхание. В какой-то момент самоуверенность его подводит – Джим теряет баланс и хватается за Спока. Коммандер вздрагивает, а Кирк думает, кому из них сейчас больше нужна поддержка. Вроде бы наступает хороший момент, чтобы что-то сказать, и Джим говорит:
- Станет легче. Пройдет время, и станет легче.
А потом внезапно вспоминает: «Хреновый лекарь это твое время» (с) Дж.Т. Кирк, полгода назад. Черт, лучше б молчал, со слова всегда что-то не так.
Спок удостаивает Джима взглядом. А ведь знакомый взгляд - таким Спок смотрел на площадку транспортера, на которой не материализовалась его мать. Джим помнит, как Спок ходил вокруг этого осколка мертвого пространства, словно все еще ждал. У него тогда были вот эти пустые глаза и холодное лицо, а все внутри кричало, и Джим удивлялся, почему никто, кроме него, этого крика не слышит.
- Вчера, - внезапно говорит Спок.- Все случилось вчера. Она… Вчера.
Джим крепче сжимает плечо Спока, без слов, было уже достаточно бесполезных слов.
Садится солнце, город под ними расцветает огнями, молчать легко…
Кирк затаскивает коммандера в бар, не то чтобы это было нужно, просто по привычке. Заказать они даже не успевают – какой-то мерзавец говорит Споку:
- Эй ты, ушастый, свою планету просрали, теперь на нашу перебрались?
Этот взгляд Джим тоже знает. В это черное, страшное он смотрел на мостике, когда Спок сжимал его горло горячими пальцами. Кирк представляет, что сейчас будет – его невозмутимый старший помощник убьет этого подонка, а еще, пожалуй, вот того, у стойки, и того, в углу, если он полезет. А потом коммандер Спок предстанет перед трибуналом. И исчезнет с «Энтерпрайз», со Звездного Флота, из жизни капитана Кирка.
И тогда Джеймс Кирк совершает абсолютно взрослый - вашу ж мать, взрослый!? - поступок. Он разводит руки, ослепительно улыбается стягивающейся на запах драки мрачной толпе:
- Эй, парни, спокойно, мы уходим! Нам не нужны проблемы, - и выводит Спока из бара.
Их поднимает Скотти, которому снова придется молчать. Кирк собирается доставить коммандера в каюту и отвалить, но Спок его останавливает:
- Группа 32-би, мои студенты, я был их куратором в Академии и ответственным за их распределение, - очень ровно говорит он. - Четверо - на «Энтерпрайз». Остальные попали на «Уолкотт», «Антарес» и «Фаррагут». Я отправил их туда.
«Значит, еще и это», - думает Кирк и остается.
Спок занимает единственный стул, а Джим садится на кровать и начинает рассказывать. Он смеется, вспоминая, каким веселым придурком был Солтан Раж; завидует, расписывая, как умел охмурять девчонок Гэри Митчелл; краснеет и запинается, намекая, на то, что выделывала своим язычком Гейла Петровская. Потом цитирует на память плохие стихи Митра Торжича – надо же, до сих пор помнит всю эту лабуду, - и виртуозный многоэтажный мат Питера Долгова. Рашид Вашти, Коттия Лейски, Саманта Гордон, Реона Маолуни, Таарти-Ди-Ши… Из тридцати пяти студентов группы 32-би Кирк лично знал едва ли треть. Но теперь он хочет, чтобы Спок научился помнить их живыми. Они не состоялись, не успели, не долетели, не дожили, но Джим, заглядывая в лицо Спока, рассказывает, как они любили, смеялись, злились, списывали на экзаменах. Трещины в монолите беспощадных «не». По тому, как внимательно коммандер слушает, Кирк понимает, что именно это и было нужно.
Джим засыпает там же, в кровати Спока – такой трудный был день, и просыпается среди ночи. Спок читает за столом. «Традиция», - думает Кирк.
- Спок? - окликает он. Коммандер разворачивается – спокойное, расслабленное лицо, безмятежный взгляд, сам Спок, наверное, и не догадывается, как сильно выдает его чертова спина.
- Мне лучше уйти? - спрашивает Кирк.
- Да, лучше, - отвечает Спок.
«Дежавю, вот как это называется».
- Для кого лучше? – просто спрашивает Джим.
- Думаю, для вас, капитан, - прямо отвечает Спок.- Я сегодня плохая компания.
Мы, как всегда, не ищем прямых путей. Что случилось с простым: «Мне хочется, чтобы ты остался, Джим»?
- Ага, а в другие дни вы такой милый и приятный собеседник… - Кирк двигается на край кровати. - Ложитесь, коммандер, тут достаточно места для двоих, - говорит он и добавляет, видя, что Спок колеблется. – Это приказ.
Первый помощник аккуратно ложится рядом, пристально смотрит в потолок, Кирк подвигается ближе, их плечи соприкасаются. Джим ощущает, как постепенно расслабляется тело коммандера, выравнивается дыхание, как душа Спока, всегда рвавшаяся на части, внезапно начинает обретать спокойствие и цельность. Кирк так точно знает, что происходит со Споком, потому, что в его внутреннем мире творятся такие же маленькие чудеса: часть души, которую Джим давным-давно потерял, и которой ему всегда не хватало, чтобы ощущать себя вполне живым, внезапно находится и становится на свое место. Что с того, что этот важный фрагмент не принадлежит Кирку? Вернее - не принадлежал, прошедшее время, теперь-то он собственность и Джима тоже. Мир меняется, приобретает краски и почти невыносимую яркость.
Проваливаясь в сон, Джим чувствует смутное беспокойство – сейчас он не может точно определить, где в этой Вселенной-на-двоих заканчивается Джим Кирк и начинается Спок.
Через секунду он понимает, что это и не важно.
Но где-то есть тот дом, где мы всегда будем желанны,
А в этом доме тот, кто всегда нас поймёт и простит.
И где-то есть хирург, что сотрёт все эти шрамы,
И извлечёт все пули у нас из груди.
(с) Fleur
