Прощай, Северус. Здравствуй, Северус. | |
| Автор: | Extravaganza |
| Бета: | Хочется жить (Пролог, 1-4 главы), Скарамар |
| Рейтинг: | NC-17 |
| Пейринг: | ДжП/ЛП, СС/ЛП, СС/ГГ, АД, ГП, многие другие |
| Жанр: | Angst, Romance |
| Отказ: | Всё, что уже встречалось, не мое. Спойлеры из первых шести книг. Коммерческие цели не преследуются. Есть вставка из седьмой книги (выдержка из «Ежедневного пророка»). |
| Аннотация: | Все до седьмой книги - священный канон. Далее - альтернативное видение того, как могли бы развиваться события. Спойлеры из первых шести книг. Снейп каноничен. Потому что каноничный Снейп - идеальный Снейп. |
| Комментарии: | Наверное даже angst, потому что все к нему так или иначе ведет. И, конечно же, R |
| Каталог: | Мародеры, Альтернативные концовки |
| Предупреждения: | сомнительное согласие |
| Статус: | Не закончен |
| Выложен: | 2023-05-28 22:28:17 (последнее обновление: 2024.11.12 17:41:20) |
| просмотреть/оставить комментарии | |
|
Глава 0. Пролог — Ты либо безумец, либо гений. — Это две крайности одной и той же сущности. Pirates of the Caribbean: The Curse of the Black Pearl Дамблдор балансировал между крайностями всю свою жизнь: он желал страстно и был холоден, как лед; раскаивался искренне и не жалел ни о чем; доверял слепо и был подозрителен не в меру; страдал невыносимо и умел быть равнодушным; наверное, даже любил, по-своему, и так же ненавидел. Он убивал и спасал жизни. Нарочно или нечаянно. За свои сто с лишним лет он испытал такой спектр чувств и эмоций, которых хватило бы, чтобы до отказа забить душевнобольными психиатрическое отделение больницы волшебных болезней и травм имени Святого Мунго. Два раза. Мог ли он ошибиться в самый последний момент? Падая в вечность с высоты опыта и прожитых лет — мог ли испугаться того, что ждет его, продолжи он свой «путь», поступи так или иначе? А было ли это «иначе»? Была ли вообще какая-либо альтернатива, план «Б», хоть что-нибудь, не предполагающее страшной совокупности событий, все же произошедших по его вине? Или задумке? Что, если бы еще пожил? Позвал бы к себе Поттера и рассказал все как есть? Мальчишка, конечно, глуп, но далеко не дебил — знал, как и чем потыкать в василиска, чтобы тот больше никогда не выполз из своей давно уже не «тайной» комнаты. Дамблдор был единственным, кому Поттер всегда не моргая смотрел в рот своими четырьмя глазами. Понял бы. А если бы не понял, то поверил бы на слово, как верил всегда; пошел бы и умер на благо общества, прихватив с собой кусочек души очередного темного властелина. И ни тебе мертвых старых волшебников, ни вынужденных кадровых перестановок. И с Драко ничего не случилось бы, не выполни тот поручение Волдеморта. По крайней мере, ничего фатального. Темный Лорд ведь не дурак пилить сук, на котором сидел. Нарцисса ему разве что исподнее не стирала, а в остальном — накормлен, обогрет, обеспечен всем необходимым, включая практически неограниченный денежный запас. С рукой бы тоже что-нибудь придумали, благо было еще время подумать. Да и вариант с хроноворотом был не так уж плох. Доработать только. И был бы жив тот Малфоевский домовик: Темный Лорд не сдерживал себя, обрадованный новостью о смерти злейшего врага, улыбался, как мог. Во все свои тринадцать. Или сколько их там у него? А домовик просто мимо проходил, увидел это зрелище, охнул и упал замертво. Не откачали. Да и не пытались, если честно. Но Дамблдор, как обычно, поступил по-своему. Он предпочел умереть сам. И все, за что он боролся и с чем он боролся, осталось здесь. Даже Поттер, который «по-прежнему должен умереть». И ничего не изменилось с той ночи, когда бывший директор Хогвартса в обнимку с авадой рухнул с Астрономической башни. Почти ничего. Кроме одной мелочи, совершенно несущественной: аккурат на противоположной стороне общественного мнения, градус к градусу на сто восемьдесят, там, где воздух так ощутимо пропитан концентрированной ненавистью всего магического сообщества, оказался Северус Тобиас Снейп. А напротив под гордо развевающимся знаменем нездоровой любви к Непонятно-Как-Выжившим-Мальчикам и печатью «Героя» на лбу — Альбус Дамблдор. Улыбается. И машет. Глава 1. Маг, птица и рассвет 1997 год. Второе сентября. Хогвартс «Предатель и убийца» сидел за директорским столом, опустив голову на скрещенные руки, и, кажется, спал. Или умер. Что было бы совершенно неудивительно, учитывая, какой образ жизни он вел в последние несколько недель. И лишь густой вязкий запах алкоголя в воздухе свидетельствовал о том, что его источает живое существо — единственное в кабинете. Несмотря на обилие портретов, тишина в бывшем кабинете Альбуса Дамблдора и всех его предшественников, изображенных на этих портретах, стояла гробовая. Никто не осмеливался ее нарушить. Потому что никто не хотел получить пустой бутылкой из-под огневиски в холст. Или чем похуже. Минерва лишь иногда заглядывала, чтобы оставить что-то из еды и, убедившись, что Снейп все еще жив, поскорее «убраться к мантикоре со своей чертовой заботой». Он, конечно же, догадался, что старик все ей рассказал. Когда догадался? Когда принес Минерве приказ Министерства о своем назначении на должность директора Хогвартса и не получил Авадой прямо в сердце. А вместо этого был заключен в сухие старушечьи объятия и услышал: «Мы справимся, Северус. Он всегда знал, что делает». — Северус, — такой тихий и всегда успокаивающий, сейчас голос бывшего директора молнией разрезал тишину и каменной грудой обрушился на разрывающуюся от похмелья и боли голову директора нынешнего. Немой испуг повис в воздухе, и десятки нарисованных глаз устремились в одну точку. — Северус, нам нужно поговорить. Ты спишь? — Идите к дьяволу, Альбус, я не в настроении. * * * Первый раз Снейп разговаривал с портретом в ту самую ночь, когда впервые вошел в этот кабинет в качестве будущего директора Хогвартса — в середине августа. Это если допустить, что человек, выпивший бутылку огневиски, вообще в состоянии ходить. Альбус тогда тоже улыбался ему из своей новенькой, отливающей золотом рамы. Правда, недолго. Бывшие директора Хогвартса, смущенные интимностью момента, один за другим покинули свои рамы, оставив Дамблдора в одиночку наслаждаться спектаклем, сценарий которого он, сам того не зная, писал последние несколько лет. Такой отборной гоблинской брани стены Хогвартса не слышали никогда. Истерика получилась феерическая: со слезами, с криками и, конечно же, с порчей казенной собственности. Все было выплеснуто, даже скорее выплюнуто в лицо бывшему директору: боль, ненависть, отчаяние и жгучая обида за то, что тот умер, бросил — никому не нужного и всеми презираемого. «Я тоже скучаю, мой дорогой Северус», — единственное, что сказал тогда Альбус, когда пьяный в дым Снейп, резюмировав свое выступление едва слышным «чертов стратег», наконец уснул на полу под его портретом. * * * — Я хочу попросить тебя об услуге. — Что, всего об одной? — раздраженно прошипел Снейп, с трудом поднимая тяжелую голову и бросая на портрет один из своих фирменных взглядов. — Пока об одной. Северус, ты должен привести себя в порядок. Ну куда это годится? «Опять должен? Портрету?» — Я вам больше ничего не должен. Вы — картинка. — Картинка, — Альбус грустно улыбнулся, кивая. — И все же ты обращаешься ко мне на «вы». Единственное, в чем бывший профессор зельеварения мог сейчас расписаться без вопросов, так это в том, что препираться с кем-либо — или в данном случае: с чем-либо — в таком состоянии было совершенно бесполезно. Не без труда и не с первого раза он, спотыкаясь о пустые бутылки и хватаясь руками за все, что было в пределах досягаемости, выплыл из-за директорского стола и, пошатываясь, направился к одному из шкафов с зеркальными створками. Портрет Дамблдора оказался прав — «это» совершенно никуда не годилось: из зеркала вместо грозы хогвартсовских подземелий на него смотрело размытое светло-серое пятно, обрамленное черным ореолом. Смотрело, троилось и вибрировало. Жалкие попытки приблизиться, замереть или хотя бы просто сфокусировать взгляд не увенчались успехом. — Что вам нужно? — сказал он потухшим тоном проигравшего, прижимаясь лбом к холодному стеклу. — Так не пойдет, ты нужен мне в трезвом уме и… — Дамблдор окинул Снейпа задумчивым сочувствующим взглядом, — пока этого будет достаточно. Ты будешь встречать гостей. — Я никого не жду. — Я́ жду. Альбус замолчал, явно давая понять, что не намерен продолжать, пока не получит свое. Полное отсутствие информации, подчеркнутое тревожной интригой, перевесили на чаше весов спасительное забвение, к которому Северус деятельно стремился на протяжении последних дней пяти, приходя в сознание лишь для того, чтобы сделать очередной глоток. — А-а, чтоб вас, — Снейп приподнял дрожащую руку. — Акцио. Шершавое древко волшебной палочки коснулось тонких пальцев. — Талант не пропьешь, — усмехнулся Дамблдор. — Если окажется, что я зря… — Не зря. Давай же, мой мальчик. У нас мало времени. «Времени для чего? Куда может так торопиться портрет?» Лишенный выбора, Снейп коснулся кончиком палочки виска и избавился от похмелья. И пожалел об этом в следующее же мгновение. Было похоже, что человек, отразившийся в зеркале, небезосновательно убил своего парикмахера, затем напился до фиолетовых единорогов, утонул в озере, провалялся в нем с неделю и после этого восстал из мертвых. И то не весь. Если бы не нос, оставшийся прежним среди этого богатого набора симптомов похмельного синдрома, Северус, наверное, сам бы себя не узнал. «Мерлин… И все это видела Минерва. И не один раз. Бедная женщина». Минута ушла на то, чтобы вспомнить нужные заклинания, еще две — чтобы их успешно применить. И вот уже прежний, тот самый, которого не спутаешь ни с кем — в ухоженном черном сюртуке, застегнутом на все пуговицы, с прямой как струна спиной, с черными как смоль волосами, разделенными идеальным пробором — абсолютно трезвый Снейп направился к двери. — Нет. Открой окно. «Окно?» — Окно? Альбус кивнул. — А, простите, — догадался Северус и, взмахнув палочкой, ликвидировал амбре — последнее свидетельство своего позора. — Нет-нет, я не это имел в виду, — Дамблдор засмеялся. — Наш гость не совсем обычный, так что окно все же придется открыть. «Придется. Ну, хоть не должен». Снаружи явно негостеприимная отвесная стена директорской башни, высотой не менее двухсот футов, не могла похвастаться ни единым выступом. И кто или что стал бы заниматься подобной ерундой, когда есть дверь? Сова? Слишком просто. Дементор? С чего бы? Поттер на метле? Глупо, хотя вполне в его духе. Да и что в данной ситуации может быть обычнее, чем жаждущий отомстить Поттер? Особенно на метле? Впрочем, это уже лирика. Порядком отдохнувший от умственной работы мозг бывшего профессора зельеварения тут же сгенерировал кучу предположений о том, из-за кого мантикоре под хвост ушли почти неделя упорных стараний и три литра отменного огневиски. И ошибся в каждом из них. Едва маленькая медная задвижка щелкнула под действием отпирающего заклинания, створки с грохотом распахнулись, ударившись о каменные откосы и рассыпав по полу крохотные осколки цветного стекла. На подоконник беззвучно опустился феникс. — Фоукс? — удивленно произнес Снейп, опуская волшебную палочку. — Я не видел его с того вечера, когда вы… — Да, знаю. Здравствуй, мой друг, — с какой-то печальной нежностью произнес Дамблдор, обращаясь уже к птице, и вдруг поднялся со своего нарисованного кресла, отчего часть его высокого конусообразного колпака скрылась за верхней частью рамы. — Я готов. Феникс захлопал крыльями и, сорвавшись с подоконника, огненным вихрем ворвался в кабинет. «Узнал», — подумал Северус, отступая на несколько шагов к портрету Дамблдора и наблюдая, как птица грациозно планирует на свое привычное место — деревянную жердочку над серебряным подносом, которые Снейп так и не решился убрать. — К чему это вы готовы? Он останется? — Боюсь, дорогой Северус, он прилетел, чтобы попрощаться. Диалог явно не клеился. И первым признаком того, что Дамблдор был чем-то озабочен, была явная и такая несвойственная ему немногословность. Все в его словах сводилось к намекам, в то время как суть застревала где-то на уровне глотки — сказать хотел, но останавливался в последнюю секунду. И это начинало раздражать. — У вас все в порядке? — Снейп хотел было добавить «с головой», но воздержался от сарказма, потому что, обернувшись, увидел, как Альбус дрожащими руками укутывает пару пушистых клубков в вязаное бордово-золотое нечто и закрепляет все это двумя парами совершенно обычных маггловских спиц. И как он их пронес на волшебный холст?! — Вот, не успел закончить. Всего двадцать два ряда осталось, — не скрывая нарастающего волнения, произнес Дамблдор и бережно уложил на нарисованный столик бесформенную шерстяную массу. — Вы куда-то собрались? Что вообще могло связывать древнейшее волшебное существо и картину на стене? — Ты сделаешь кое-что для меня? — игнорируя вопрос, Дамблдор вновь опустился в свое кресло. — Конечно. Что с вами? — Я так виноват, Северус. — О чем это вы? Не то чтобы Снейп считал бывшего директора Хогвартса святым — и уж особенно когда дело касалось их личных взаимоотношений, — но, глядя сейчас на его осунувшееся и перекошенное смертельной усталостью лицо, казалось, он мог простить Дамблдору всё-всё, лишь бы тот вновь улыбнулся в свою густую бороду, поправил очки-половинки и привычным жестом закинул в рот засахаренную лимонную дольку. Было очевидно, что Альбус не хотел отвечать на вопросы, ему просто нужна была поддержка. И было уже совершенно не важно — портрет он или живой человек. — Чем я могу помочь? Пожалуй, с этого и нужно было начинать. Северусу не следовало забывать, что Альбус всегда относился к нему с искренним уважением и никогда не тревожил по пустякам. И раз уж он позволил себе прервать «побег» Снейпа прочь от суровой реальности, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее, требующее действий, а не вопросов. За спиной Снейпа запел Фоукс. Дамблдор охнул и, уронив лицо в ладони, затрясся в беззвучном плаче. Секунда, две, три… понадобились Снейпу, чтобы понять, что происходит здесь и сейчас: как жестоко Альбус наказал самого себя, как бессовестно, хотя, возможно, и не по собственной воле, разнес в прах собственную философию, обманулся. Северус засмеялся бы во весь голос, если бы не… Что еще могло заставить его почувствовать, как в пустой груди, где разверзлась холодная черная бездна, сжимается живое человеческое сердце? Такая жалобная. Чистая, как слеза русалки. Прощальная трель феникса. — Как такое возможно? «Какая ирония». Северус развернулся. Вопрос застрял в горле, потому что нельзя было не верить тому, что слышишь собственными ушами, видишь своими глазами. Он все понял. И в чем «виноват» Дамблдор, и почему вернулся Фоукс, и что будет дальше. — Северус, — очень тихо произнес Альбус, когда в директорском кабинете вновь воцарилась тишина, — помоги мне выбраться из гробницы. Феникс сорвался с жерди и вылетел в окно. Застыв в немом изумлении, Снейп лихорадочно соображал, пытаясь найти свое место в этой «истории», на исход которой он все равно никак не смог бы повлиять. Да и не хотел, потому что свой выбор он сделал давно. Наплевав на этическую составляющую, задушив в себе жалость, поправ священную неприкосновенность фениксов, единорогов, слизеринских семикурсниц-девственниц и прочих редчайших существ, он выбрал Альбуса. Бывший зельевар сейчас был готов самолично сварить Фоукса в феликс фелицисе, приправив все это слезами Салазара Слизерина, лишь бы его догадки оказались правдой. Он бросился к окну, зная, что увидит в ночном полумраке. К тому времени Фоукс уже достиг гробницы и, превратившись в небольшое оранжевое пятно, плавно закружил над ней. Мгновение, другое… Он вспыхнул так ярко, что могло показаться, будто жаркий летний полдень заблудился во времени. А затем осыпался пеплом на холодный белый мрамор, чтобы больше никогда не возродиться. Подождав несколько секунд, Северус обернулся: вместо портрета Дамблдора в красивой золотой раме чернел пустой, лишенный магии мертвый холст. Глава 2. Новый день. Старые лица 1997 год. Второе сентября. Площадь Гриммо, 12 — Гермиона. — М-м-м? — Гермиона, вставай! — громкий шепот прозвучал совсем рядом, и чья-то сильная кисть больно сдавила плечо. — Ай, ты чего? — сбросив чужую руку, Гермиона резко села на постели и распахнула глаза. «Как же темно». — Гарри, это ты? Что случилось? — Тш-ш-ш… — послышалось по другую сторону от ее кровати. «И Рон здесь». — В доме кто-то есть. — Что? — Гермиона спешно выбралась из-под одеяла и принялась шарить рукой по прикроватной тумбочке. — Где моя палочка? Ребята, посветите. Тусклый люмос Рона тут же осветил небольшую комнату. — Где же она? — Гермиона растерянно осмотрелась по сторонам и обнаружила, что ее друзья полностью одеты. — Гарри, посмотри, может, она закатилась под кровать, а я пока соберусь. Наспех натянув джинсы и рубашку прямо поверх ночной сорочки, перекинув через плечо цепочку с крохотной сумочкой, расшитой бисером, она присоединилась к поискам. — Рон, что ты стоишь, посмотри с той стороны, — громко прошипел Поттер, выползая из-под кровати. Но Уизли и не думал двигаться с места. — Вы это слышите? — тихо простонал он, прожигая испуганным взглядом закрытую дверь. — Что?! — одновременно спросили Гарри и Гермиона. — Там. За дверью. Кажется, «оно» идет сюда. Рон попятился к наглухо задернутому окну, выставляя перед собой дрожащую руку с палочкой, при этом состроив одну из тех ужасных гримас, которые всегда так раздражали Гермиону. — Рон, погаси свет, — она в секунду преодолела расстояние, разделявшее их, и стала у него за спиной. — Гарри! Когда тот оказался рядом, Рон шепнул «нокс», и комната погрузилась в абсолютный мрак. Тихие шаги приближались к двери. Было непохоже, что тот, кому они принадлежали, пытался скрыть свое присутствие, даже наоборот — как будто специально выбирал самые скрипучие ступеньки, заставляя их стонать под тяжестью тела. Появившаяся под дверью тоненькая полоска света свидетельствовала о том, что незнакомец освещал себе дорогу. «Но чем? Фонарем? Или у него есть палочка?» Рон тихо заскулил, и Гермиона почувствовала, как его свободная рука судорожно сжимает край ее рубашки. Шаги затихли у самой двери, свет за ней погас. Тук-тук-тук. Никто не шелохнулся. Стук в дверь — последнее, чего они ожидали от незваного гостя. И снова: тук-тук-тук. — Эй, там кто-нибудь есть? Мисс Грейнджер? Мог ли кто-нибудь из них предположить, что этот знакомый тихий голос вновь когда-нибудь прозвучит в стенах фамильного дома Блэков, или Хогвартса, или… где угодно… в этом мире. Не с портрета, а по-настоящему. Поттер вздрогнул, почувствовав, как Гермиона приблизилась и приобняла его. — Не верь, Гарри, этого не может быть, — послышался ее тихий шепот у самого уха. — Я захожу. Голос прозвучал громко, уверенно и совершенно дружелюбно, словно его обладатель вновь поднялся со своего кресла за преподавательским столом, чтобы поздравить студентов с успешным окончанием учебного года. Гарри затрясся, и Гермиона, сильнее прижав его к себе, положила ладонь на плечо Рона. Дверь жалобно заскрипела на ржавых петлях, представляя привыкшему к темноте взору белый размытый силуэт. Звенящая тишина пронзила кромешную тьму и натянутой струной повисла между незнакомцем и гриффиндорцами. Гарри не выдержал первым. Его палочка, словно сигнал к действию, вспыхнула ярким светом. Рон тут же отреагировал, бросив в незнакомца петрификус тоталус. Гермиона толкнула Гарри к кровати, за которой он мог бы укрыться, а сама рванула в противоположную сторону и, лишь оказавшись в безопасности за большим платяным шкафом, увидела в тусклом свете люмоса мертвенно-бледного Рона, так и оставшегося стоять в центре комнаты с палочкой, направленной на незваного гостя. — Рон! — крикнула Гермиона, но тот не двинулся с места, парализованный страхом. — Друзья мои, прошу вас… Незнакомец шагнул в комнату, опуская палочку. — Рон! — снова прокричала Гермиона и, воспользовавшись моментом, бросилась к нему, закрыв собой. — Гарри, только не слушай его! Это не он! Поттер, казалось, ее не слышал. Прижав к груди светящуюся волшебным светом палочку, он поднялся на ноги. Его стеклянный взгляд был прикован к незваному гостю. Он даже и не думал защищаться. — Вы, несомненно, одна из умнейших ведьм, которых мне доводилось встречать, мисс Грейнджер, но сейчас вы ошибаетесь. Я — это я. Старик улыбнулся, довольный своим гениальным умозаключением, отчего еще больше стал похож на настоящего Дамблдора. — Я так рад, что сумел застать вас здесь! И раз уж у нас завязался диалог… Пожалуйста, Гарри, передай это мисс Грейнджер, — он протянул рукоятью вперед волшебную палочку. Поттер на деревянных ногах подошел к «копии» бывшего директора Хогвартса и, послушно взяв палочку из его рук, передал ее Гермионе. — Прошу меня простить, мисс Грейнджер, я был вынужден позаимствовать вашу палочку. Своей я, к сожалению, лишился. Мне срочно нужно было отправить несколько посланий. — Вы взяли ее, когда я спала? Я ведь даже ничего не услышала, — не скрывая удивления, пробормотала Гермиона, глядя на собственную палочку. Альбус кивнул. — Около часа назад. Вы так сладко спали, что я не посмел вас потревожить. И… — считав смущение на ее лице, он поспешил добавить: — Уверяю вас, я не видел ничего из того, что мне не следовало бы видеть. Пытаясь убедить себя в том, что незваный гость, назвавший себя Альбусом Дамблдором, самозванец, она пыталась найти хоть какие-то контраргументы, доказательства этой, казавшейся ей разумной, теории. Но при этом глаза сами невольно наполнились слезами, а тонкие губы растянулись в улыбке. Если этот человек смог бесшумно пробраться к ней в комнату, не разбудив при этом ни саму Гермиону, ни мальчишек, почему сейчас он так стремился оповестить их о своем присутствии, скрипя ступенями и разговаривая во весь голос? Почему не убил или не парализовал их, когда они еще спали? Почему не нападал, а лишь защищался? — Как такое возможно? — совершенно ошеломленно проговорила она, вытирая тыльной стороной ладони выступившие слезы. — Сэр, — Поттер приподнял палочку, чтобы осветить лицо Дамблдора. Его голос дрожал. — Я видел, как вы упали. Как вас… — Все, что ты видел той ночью, случилось на самом деле, Гарри. Я действительно упал. И я действительно умер. Но… — Вы — привидение? — настороженно и бесцеремонно, кажется, веря в свою гипотезу, вмешался в разговор Рон. В любой другой ситуации Гермиона тут же разразилась бы гневной речью о том, когда и где Уизли должен был изучить такую обширную и важную главу, как «Бесплотные духи и иные нематериальные сущности», и, возможно, даже процитировала бы пару содержательных абзацев, но не сейчас. Поймав насмешливый взгляд Дамблдора, она лишь сочувственно улыбнулась. — Что ж. Надеюсь, причина, по которой вы пропустили семинар о привидениях, была уважительной, мистер Уизли, — такой знакомый уличающий взгляд над полукружиями очков вновь заставил Рона залиться краской. Желая, видимо, развеять остатки сомнений, бывший директор Хогвартса, пошатываясь, приблизился к Уизли и похлопал по плечу, продемонстрировав свою материальность. — О! Что скажете о делюминаторе? Научились им пользоваться? — с улыбкой продолжил он, явно ожидая от Рона чего-то большего, чем просто ответ. — Ох! — выдохнула Гермиона, зажимая рот ладонями, и засмеялась сквозь слезы. Лишь немногие знали о содержании завещания Дамблдора: четверо из них сейчас находились в этой комнате, а пятый — убит Упивающимися Смертью. Каждое слово, каждое движение старика служило невольным доказательством того, что Альбус Дамблдор, стоящий рядом с ними, настоящий, прежний. Тот самый. И, конечно же, он не просто так спросил о делюминаторе. — Угу, — промычал Рон и, достав из кармана небольшой предмет, похожий на серебряную зажигалку, нехотя протянул его Дамблдору. — Теперь он ваш, мистер Уизли, я лишь хотел убедиться, что вы остались довольны моим подарком, — Альбус кивнул на покрытую паутиной готическую люстру в самом центре комнаты. До Рона, наконец, дошло. Послышался тихий щелчок, и на потолке снова загорелись десятки старых, оплывших свечей, залив присутствующих мягким дрожащим светом. — Вот и славно, — Дамблдор тяжело оперся о плечо Уизли. — Сэр, вам нездоровится? — пролепетала Гермиона, подхватывая бывшего директора под свободную руку. Гарри молча подошел с другой стороны и, кивнув Рону, занял его место. Очень осторожно, словно старик был хрустальным и мог рассыпаться от малейшего неосторожного движения. — Выглядите ужасно, — сказал Рон, отступая. — Не вижу смысла с вами спорить, мистер Уизли. Как еще может выглядеть человек, несколько часов назад восставший из мертвых? — Я видел, как Снейп убил вас. Вы знали, что вернетесь? Почему вы не предупредили меня? Я ведь… — нетерпеливо затараторил Гарри, заглядывая в голубые глаза старого волшебника. — Гарри, — прервал его Дамблдор, возвращая ему уставший, полный сочувствия взгляд. — Если бы я знал, что вернусь… Он замолчал, но не для того, чтобы позволить Поттеру и его друзьям самим додумать сказанное, а лишь потому, что сам не знал, что ответить. Наверное, впервые в жизни. Напряженная тишина повисла в воздухе. — Нам, несомненно, есть о чем поговорить, друзья мои, — мягко заговорил Альбус, выдержав паузу. — Давайте спустимся на кухню и выпьем чаю. Здесь есть чай? * * * Спустя полчаса вся четверка сидела за длинным кухонным столом, пила ароматный травяной чай и оживленно беседовала. Бывший директор Хогвартса устроился во главе стола в большом, обитом потертой зеленой кожей кресле, которое Рон левитировал специально для него из комнаты Сириуса. В огромном очаге тихо потрескивали поленья, объятые мягким пламенем. Кричер, которого Гарри ни за что не узнал бы, не будь тот единственным домовиком в этом доме, хлопотал над кипящим котелком, стараясь не испачкать свою новую одежду, которой ему теперь служило белоснежное махровое полотенце — стараниями Гермионы, конечно. Редкие волосы на его голове и в ушах были чисты и пушисты, как вата. На костлявой, покрытой белым пушком груди поблескивал фальшивый медальон Регулуса. Домовик отвлекался, чтобы проверить духовку, в которой подходили румяные булочки, и, периодически ворча что-то себе под нос, смахивал с начищенной до блеска столешницы несуществующую пылинку. — Спасибо, мисс Грейнджер, думаю, пока этого будет достаточно, — кивнул заметно посвежевший Дамблдор, выливая в свою чашку содержимое очередного стеклянного пузырька. — Вы сами варили эти восстанавливающие зелья? — Да, сэр, еще в июле, — смущенно ответила Гермиона. — На всякий случай. Мы ведь не знали, где окажемся и с чем нам придется столкнуться. — Мы? — Альбус улыбнулся, переводя уличающий, но насмешливый взгляд на Поттера. — Конечно же, разве могло быть иначе? — Профессор. Медальон… — Гарри знал, что Дамблдор не станет устраивать разнос из-за того, что Гермиона и Рон теперь тоже знали их секрет, но на всякий случай поспешил сменить тему. — Он оказался…. — Я уже понял, — прервал его Альбус, переводя взгляд на Кричера. Домовик, заметив это, поторопился спрятать свое сокровище за пазухой. — Все было зря, сэр. То, что случилось в пещере, и ваша смерть… Понимаете? — Разве? — старик вдруг стал очень серьезным. — Не надо так говорить, мой мальчик. Все, что произошло, принесло нам огромную пользу: Волдеморт уверен в том, что я мертв, и теперь будет менее осторожен, а значит, более уязвим. К тому же мы выиграли время, чтобы собраться с силами, продумать план действий. — И еще — Снейп, — с нескрываемой ненавистью проговорил Гарри. — Теперь мы точно знаем, на чьей он стороне. Он хотел продолжить, но задохнулся: события той ночи замелькали перед его глазами, заставляя дремавшую внутри ярость вновь зашевелиться у самого сердца. Больше всего на свете ему захотелось сейчас прокричать в лицо бывшему директору: «Я вас предупреждал! Я говорил!» Но, взглянув на усталое морщинистое лицо старика, в его ясные голубые глаза, с которыми он навсегда попрощался на Астрономической башне еще в июне, Поттер отступил. Не сейчас. — Да, знаем, — задумчиво произнес Дамблдор, словно его короткое «да» было лишь маленькой вершиной огромного айсберга, и спрятал кончик длинного носа в чашке с чаем. — Он теперь директор Хогвартса, — добавил Рон. — Интересно, ваш кабинет впустил его? Помните, как Амбридж бесилась, когда не смогла в него попасть? — усмехнувшись, он повернулся к друзьям, ожидая поддержки. Но никто не засмеялся вместе с ним. — Сэр, могу я спросить? — все же заговорил Поттер, игнорируя слова Уизли. Но вопрос, казавшийся таким важным секунду назад, застрял в горле. Гарри вспомнил о статье Элфиаса Дожа в «Ежедневном пророке» и о том «невосполнимом шансе», которого он, Поттер, казалось тогда, лишился навсегда. Шансе узнать Дамблдора: спросить о его великом прошлом, о несбывшихся мечтах, о темных искусствах, о Гриндевальде, об Ариане, о Снейпе и, в конце концов, о роли себя во всей этой запутанной игре — Гарри был уверен, что имеет на это полное право, потому что сам без сомнений и колебаний отдавал на суд Дамблдора собственные тайны и переживания, потому что называл себя «человеком Дамблдора» и был таким человеком. Без остатка. Шансе узнать, что же на самом деле увидел старик в зеркале Еиналеж. — Как мне удалось вернуться? — видя замешательство Гарри, участливо подсказал Дамблдор. — Да. То есть нет. Точнее, — главный вопрос нашелся сам собой, — вы больше не исчезнете? Потому что, если это так, вы должны меня преду… — Я не собираюсь снова умирать, Гарри, — добродушно улыбнулся Дамблдор. — Обещаю. Ближайшие лет пятьдесят как минимум. И если ты как хозяин этого замечательного дома, — тут Рон громко фыркнул, — позволишь, — Альбус символическим жестом обвел кухню, — я поживу здесь месяц-другой. В дальнем конце кухни Кричер гневно зашептал одну из своих мантр об «осквернении дома его хозяйки», но никто не обратил на него внимания. «Месяц-другой, третий, двадцатый — да хоть вечность!» — Если вы не против, сэр, я вас никуда и никогда отсюда не выпущу. Дамблдор беззвучно засмеялся. — В таком случае, — вновь заговорил Гарри, улыбаясь так широко, словно только что выиграл кубок Хогвартса по квиддичу, — скажите, профессор, как вам удалось вернуться? Краем глаза Альбус заметил, что и Уизли, и Грейнджер не сводят с него внимательных взглядов — очевидно, каждый из них хотел задать ему тот же вопрос. — Что ж, — Дамблдор достал из складок мантии свои золотые часы с планетами и начал пристально их разглядывать. — Пожалуй, у нас есть немного времени, — спрятав часы обратно, проговорил он, — я возродился из крестража. У Рона сделалось такое лицо, будто он только что узнал, что Волдеморт — его биологический отец. Гермиона и Гарри озадаченно переглянулись. Конечно же, никому из них не нужно было объяснять, что такое крестраж. — Но, сэр… Вы ведь говорили… — замялся Гарри, непонимающим взглядом уставившись на старика. Ему вспомнились «уроки» Дамблдора, на которых тот рассказывал о том, что не может быть ничего ужаснее магии сотворения крестражей, никого хуже тех, кто их создает. И не знал, что сказать, как реагировать на то, что сам бывший директор стал одним из таких ужасных людей. Таких, как Волдеморт? — Я не знал о существовании моего крестража. До того момента, пока не умер. — Но, — спустя паузу нерешительно начала Гермиона, невидящим взглядом уставившись в пустую чашку — словно читала страницы учебника в своей памяти, — разве не нужно произнести специальное заклинание, чтобы создать крестраж? — О, профессор Слагхорн именно так и считает, как мы видели в его подлинном воспоминании, — Альбус перевел взгляд с неё на Гарри. Тот коротко кивнул. — Эта магия, мисс Грейнджер, очень древняя и очень темная. И она никогда не входила в область моих интересов. На моей памяти до Волдеморта лишь один человек заговаривал о крестражах как о способе достижения бессмертия, — на мгновение взгляд Дамблдора стал стеклянным, невидящим, исполненным какой-то горькой тоски и, кажется, разочарования. — Я не могу с уверенностью сказать, как это происходит. Но я точно помню, что не произносил никаких заклинаний для этого, и не хотел… — Кого вы убили? — перебил Рон, ошарашенный новостью о том, что его кумир оказался убийцей — как же иначе он мог сотворить крестраж? — Ай! Уизли дернулся: Гермиона больно пнула его под столом, даже не стараясь сделать так, чтобы это осталось незамеченным. Боль, отразившаяся в усталом взгляде голубых глаз, замеченная, наверное, лишь Поттером, помогла найти ответ на вопрос Рона. — Ваша сестра, — осторожно заговорил Гарри, вспоминая и прокручивая в голове слова тетушки Мюриэль, сказанные на свадьбе Билла и Флер. — Это вы ее… Из-за вас она… погибла? Немой вопрос, смешанный с неподдельным удивлением, застыл на лице бывшего директора, теперь глядящего немигающим взглядом на Гарри. — На свадьбе брата Рона я познакомился с Эл… то есть с мистером Дожем. Он рассказал мне о… — По выражению лица Дамблдора невозможно было понять, что он чувствует, и Гарри невольно смутился: не многое ли он позволил себе, делая такие выводы? — Сэр, он написал некролог в «Ежедневном пророке». И говорил о вас только хорошее. Для меня это было важно. Мне нужно было узнать. Я понял, что о многом должен был поговорить с вами до того, как вы… — он намеренно не стал заканчивать фразу. — Вынужден признать, что ты совершенно прав, Гарри, — тихо заговорил Дамблдор, и волна облегчения прокатилась по спине Поттера, — никто из нас не знал, чье заклинание убило мою бедную Ариану. Но то, что ты видишь меня сейчас живым, неопровержимое доказательство, что это сделал я. — О, сэр, — мягко заговорила Гермиона, — вам не стоит себя винить. Это ведь была чистая случайность! Альбус улыбнулся и накрыл ладонью её кисть. — Спасибо, мисс Грейнджер. Тема была закрыта. Ответ на вопрос получен. И Гарри, и Гермиона понимали, что все остальное — это только личное дело Дамблдора и его брата Аберфорта. — Что стало вашим крестражем? — Рон, видимо, не собирался останавливаться на достигнутом. — Ну, в смысле, какой предмет? — Не предмет, мистер Уизли. Феникс. Густая тишина воцарилась в кухне. — Фоукс? — ошеломленно прошептала Грейнджер, чьи глаза увеличились до размера галлеона. Дамблдор кивнул. — Сэр, когда Гарри рассказал нам о том, что одним из крестражей Волдеморта может быть Нагайна — живое существо, я очень удивилась. Я много читала после этого и, наконец, нашла подтверждение, что это возможно: змеи, пауки, даже фестралы! Но фениксы… Эти птицы священны, они — символ самой жизни! Как могла часть души, расколотой темнейшей магией, убийством, попасть в такое светлое и чистое существо? Феникс! Это просто в голове не укладывается! Гарри внимательно слушал, переводя взгляд с Гермионы на бывшего директора. Рон же, довольный тем, что смог поднять такую интересную тему, откинулся на стул и с серьезным видом кивал, демонстрируя абсолютное согласие с доводами подруги. — Полагаю, он сам позволил ей проникнуть внутрь, а после этого долгие годы хранил и оберегал ее. — У вас не было умысла убивать, вы не хотели раскалывать душу, — Грейнджер продолжала читать невидимую книгу, уставившись расфокусированным взглядом в противоположную стену. — Феникс почувствовал это и позволил. — Верно, мисс Грейнджер. — Так вот почему вы были так привязаны к нему, а он — к вам! — Как Джинни к дневнику Того-Кого-Нельзя-Называть, — добавил Рон и, как показалось, удивился собственной проницательности. — Именно. Жаль, что я раньше этого не понял. Однако позвольте спросить, откуда вы столько знаете о крестражах? — с интересом спросил Дамблдор. — О, — Гермиона замялась и в мгновение залилась краской, — я-я… Простите, сэр, — она положила на стол крохотную сумочку, с которой теперь никогда не расставалась, и принялась рыться в ней, практически полностью погрузив внутрь правую руку. — После того, как вы… После того, что с вами случилось, когда Гарри все нам рассказал, я подумала, что должно быть что-то… — взволнованная, она не могла подобрать слова. — Мне не хватало информации, и я… — наконец она извлекла из сумочки увесистый том в черном кожаном переплете и придвинула его к бывшему директору. — Вот. На старой выцветшей обложке было написано потертыми буквами «Секреты темнейших искусств». — Я левитировала ее из вашего кабинета в Хогвартсе. Я не думала, что получится. Просто попыталась. Очень осторожно подняв виноватый взгляд на бывшего директора, Гермиона заметила, как он, улыбаясь, проводит пальцами по едва заметным буквам. — Я вас недооценил, мисс Грейнджер. Мистер Поттер и мистер Уизли сделали из вас искусную нарушительницу школьных правил. Потупив смущенный взгляд, Гермиона раскраснелась еще больше. Она не готовилась к тому, что ей придется оправдываться за «кражу» книг из Хогвартса, да еще и запрещенных, которые были лично изъяты директором из школьной библиотеки и которые когда-то открыли одному молодому амбициозному человеку темнейшую тайну, побудили совершить убийство. Шесть убийств. Гермиона вспомнила, как сама когда-то заставляла Гарри избавиться от учебника Принца-полукровки, казавшегося ей тогда опасным. И хоть тон Дамблдора не показался ей хоть сколь-нибудь враждебным, она чувствовала себя ужасно неловко. — Ну что вы, мисс Грейнджер, это был комплимент! — Альбус протянул морщинистую руку. — К тому же я больше не ваш директор, и у меня нет никаких полномочий, чтобы наказывать вас за что-либо. Гермиона подняла на него благодарный взгляд и аккуратно вложила свою кисть в его руку. — Надеюсь, вы будете не против подержать эту книгу у себя? Не думаю, что найдется более надежное хранилище для нее, — сказал он, накрыв ее ладонью обложку. Но Грейнджер услышала другое: «Я рад, что она попала в твои руки, дочитай ее до конца». Она поспешила спрятать свое сокровище обратно в сумочку, краем глаза заметив, что Гарри улыбается. Он тоже всё понял. — Расскажите мне о медальоне, — произнес Дамблдор, приковав внимательный взгляд к Кричеру. — Он был здесь, сэр, — Гарри оживился, — настоящий медальон! В этом доме. Это брат Сириуса — Регулус Блэк — похитил его из пещеры. Кричер, подойди, — нетерпеливо проговорил Поттер, махнув эльфу рукой, но, поймав недовольный взгляд Гермионы, поспешил добавить: — Пожалуйста. Я только покажу и верну его. Обещаю. Когда эльф приблизился, Гарри достал из медальона записку Регулуса и протянул ее Альбусу. Дамблдор лишь мельком взглянул на медальон и не стал к нему прикасаться, что крайне порадовало Кричера, который поторопился к раскаленной духовке, где уже зарумянились булочки. Записка его явно не интересовала. — «Р.А.Б.» — Регулус Арктурус Блэк, — не дожидаясь вопроса, сказал Рон, внимательно наблюдая за Дамблдором. — Кричер дважды был в пещере, сэр. Первый раз с Волдемортом, чтобы положить крестраж в чашу, а второй — с братом Сириуса, чтобы заменить настоящий медальон на фальшивый. Регулус предал Волдеморта. Он сам выпил то зелье, профессор. И инферналы его… Раздался ужасный грохот. Эльф уронил поднос себе на ногу и теперь ползал на коленках, собирая разлетевшиеся по полу булочки и обильно поливая слезами все на своем пути. — Кричер хотел остаться в пещере. Кричер должен был спасти хозяина Регулуса. Но он приказал Кричеру уходить с медальоном. И Кричер не мог ослушаться, — он зарыдал в голос. — Ну вот, опять, — недовольно проворчал Рон. Он явно был больше расстроен тем, что не попробует ароматные горячие булочки, нежели истерикой домового эльфа. — …Кричер не выполнил приказ хозяина! Кричер не смо-о-о-г уничтожить медальо-о-о-н! — эльф рванул фальшивый медальон, висевший у него на шее, и принялся бить им себя по голове, снова и снова, пока к нему не подбежал Гарри. — Кричер, я приказываю тебе остановиться! Эльф замер, тяжело дыша. — Теперь мы знаем, где настоящий медальон. Гарри старался быть дружелюбным, особенно после того, как узнал о причине враждебности домового эльфа. И из уважения к Гермионе, конечно же. — Благодаря тебе. Ведь это ты поймал Мундунгуса и привел его сюда. Кричер поднял на Гарри огромные, полные слез глаза. — Мы найдем его и уничтожим, обещаю. — Кричер поможет новому хозяину выполнить задание хозяина Регулуса, — вытерев нос тыльной стороной ладони, эльф поднялся на ноги. — Не многовато ли у тебя хозяев? — фыркнул Рон. — Мундунгуса? — дождавшись, когда Поттер вернется на свое место, непонимающе спросил Дамблдор. — Да, сэр. Мундунгуса Флетчера. Когда Сириус погиб, он обчистил дом. И забрал настоящий медальон из кладовки Кричера. Грейнджер, до этого с жалостью наблюдавшая за домовым эльфом, соскользнула со своего стула и направилась к нему: — Позволь мне. Эльф дернулся в сторону, не позволяя коснуться своего плеча, но промолчал, помня, очевидно, о приказе Поттера не называть ее «грязнокровкой». Гермиона взмахом палочки собрала булочки на поднос и левитировала его на стол, а очищающее заклинание вновь сделало их пригодными для еды. — …Поэтому мы думаем, что он у Амбридж, — закончил Гарри, как раз когда Гермиона подошла к столу и занялась чайником. — А сегодня мы должны были отправиться в Министерство, чтобы его забрать, — как будто между делом добавил Рон, хватая сразу две булочки, — почти месяц готовились! — Министерство, — задумчиво повторил Альбус, принимая от Грейнджер чашку свежей заварки. — Друзья мои, вы проделали очень серьезную работу. Нам есть с чего начать. Но, если вы не возражаете, вылазку в Министерство мы пока отложим. — Пафыму? — Рон, чей рот был набит сдобой, выразительно удивился. — Нам нужно собрать наших друзей. И пополнить ряды. И, если позволите, я бы хотел ознакомиться с вашим планом «штурма» Министерства магии. Уверен, что смогу внести в него дельные коррективы. Глухой стук раздался откуда-то из глубины дома. — Как раз вовремя! — Дамблдор всплеснул руками. — Мисс Грейнджер, мистер Уизли, не могли бы вы встретить наших гостей? Гермиона и Рон, обменявшись вопросительными взглядами, поднялись и направились к двери, ведущей в коридор. — Гарри, — Альбус коснулся плеча Поттера, когда тот дернулся, чтобы присоединиться к друзьям, — останься, пожалуйста. Мне нужно кое-что тебе сказать. — Мисс Грейнджер, — окликнул он, — проводите их в гостиную на первом этаже. Мы с Гарри скоро присоединимся. И, пожалуйста, ничему не удивляйтесь. Вернув бывшему директору непонимающий взгляд, Гермиона выскользнула в коридор вслед за Роном, который где-то вдалеке уже скрипел старыми металлическими засовами входной двери, за которой, в чем он не сомневался, стояли его родители — члены Ордена Феникса. — Гарри, — заговорил Дамблдор, когда дверь за Гермионой закрылась. — Помнишь, я как-то сказал тебе, что многие вещи, которые с тобой происходят в минуты тяжких испытаний, весьма необычны даже для волшебного мира? Самые сильные твои потрясения всегда сопровождались, так или иначе, «встречей» — назовем это так — с родителями. Поттер, не отрываясь, смотрел в глаза бывшего директора, искренне не понимая, зачем тот завел эту тему, казалось, уже давно закрытую. При этом он пытался вслушиваться в звуки, доносящиеся из коридора. Сомнения в том, что перед ним сейчас сидит настоящий Альбус Дамблдор, были давно развеяны. Он не боялся остаться с бывшим директором наедине, как делал это уже много раз, но то, что Дамблдор разделил его с друзьями, вызывало какое-то странное беспокойство, необъяснимое напряжение. — Защита твоей матери, когда враг не мог прикоснуться к тебе, — тем временем продолжал Дамблдор, не отпуская плечо Поттера и сдавливая его каждый раз, когда тот рефлекторно отвлекался на звуки, доносившиеся из коридора, — ее крик — ужасное воспоминание в моменты нападения на тебя дементоров. Твой Патронус — анимагический образ твоего отца. Кладбище, когда силуэты твоих родителей появились из палочки Волдеморта. И, наконец, твое отражение в зеркале Еиналеж. — Сэр, я не понимаю, — перебил его Гарри, чувствуя, как раздражение сводит виски. — Знаешь, когда ты сказал мне, чтó, а точнее, кого видишь в нем, я задумался, — Дамблдор оставил слова Поттера без внимания. — Конечно, желание воссоединиться с семьей — это весьма естественное желание. Но не для этого зеркала. Теперь, окончательно завладев вниманием Гарри, Альбус отпустил его плечо и обнял ладонями чашку с чаем. — То, что ты в нем увидел, можно истолковать и по-иному: ты знаешь, что твои родители умерли, но желаешь с ними воссоединиться. Желаешь так сильно, что ничто иное, окружающее тебя, не может сделать тебя настолько счастливым, чтобы твое отражение в этом зеркале изменилось. Значит ли это, что для тебя не важно, в каком мире это произойдет: здесь… или «там»? Можно ли это расценивать как желание встретиться с ними здесь, а если это невозможно — «там»? Как желание умереть? От раздражения не осталось и следа. Гарри понимал, что Дамблдор пытается навести его на какую-то очень важную мысль. Но на какую? — Ни один человек до тебя, насколько мне удалось проверить эту информацию, не видел в зеркале умерших. — Тогда почему увидел я, сэр? Это точно были они! Я в этом уверен! Сложно было не удивиться такой статистике. Ведь не было человека, который не потерял бы близкого — мать, отца, жену, ребенка, близкого друга — и не хотел бы вернуть его. Да и что не так с этим зеркалом? Альбус, словно прочитав мысли Гарри, продолжил: — Желание умереть не может быть самым сокровенным. Ни при каких обстоятельствах. Я даже готов поставить под сомнение то, что человек в принципе может желать смерти. Это все равно, что желать неизвестности. Ведь никто не знает, Гарри, что ждет нас по ту сторону жизни. — Но… — Гарри запнулся, но Альбус кивнул, давая понять, что совершенно не против выслушать комментарий, — если человек испытывает сильнейшую боль? И просит о смерти… — Он желает не смерти. Он желает избавиться от боли. Последним из возможных для него способом. Поттер не ответил. Теории Дамблдора всегда были настолько же безумны, насколько гениальны. И не ему, семнадцатилетнему мальчишке, было спорить с величайшим волшебником о жизни и смерти. — Магия этого зеркала не допускает погрешностей. Мертвые, Гарри, являются нам в воспоминаниях, во снах. В мечтах. Но не в отражении зеркала Еиналеж. Оно не может показать смерть. Жаль, что я понял это так поздно… — Что это значит, сэр? — Значит, что чудеса случаются. Не те, которым удивляются простые магглы, не знающие о существовании нашего, волшебного, мира. Хотя, признаться, то, что они творят вязальными спицами, иначе как чудом не назовешь! Извини, я отвлекся. Чудеса, Гарри, способные удивить даже нас, волшебников. Необъяснимые вещи. Гарри продолжал молчать. Он искренне не понимал, к чему ведет бывший директор, но любая возможность коснуться в разговоре его прошлого, такого счастливого, хоть и склеенного из одних лишь рассказов знакомых и друзей, фотографий, подаренных Сириусом и Хагридом, и такого далекого, всегда наполняла его сердце теплом. — Хотя ты потерял родителей, когда был еще совсем юн, и не можешь их помнить, твоя связь с ними всегда была очень прочной и сильной. Как и твоя любовь к ним. И сейчас я готов сказать почему. — Почему?! — Голос прозвучал громче, чем до этого. Специально или нечаянно, Гарри и сам не знал. Он лишь захотел, чтобы бывший директор увидел, что наделал: дал надежду, которую когда-то сам же и отнял. — Почему, сэр? — Чудеса, Гарри, — Дамблдор мягко улыбнулся и, протянув руку, коснулся указательным пальцем шрама на лбу парня. — Потому что твои родители не умерли. То, что Поттер мечтал услышать всю свою сознательную жизнь — та надежда, которая берегла и делала его сильным, не давала сломаться, когда он еще был «простым Гарри, не волшебником», ненавидимым своей приемной семьей, живущим в чулане под лестницей, — прозвучало сейчас здесь, в этой темной, пропахшей гарью кухне. И он не знал, что сказать. Не знал, как реагировать. Парализованный страхом, что все это может оказаться лишь жестокой шуткой, Поттер мог только слушать. — …В том смысле, который обычно вкладывают в это слово. Все это время частичка каждого из них жила в тебе, делая тебя таким сильным и, если позволишь, отчасти неуязвимым. Связь, задержавшая их на краю вечности. Того, чего добивался Волдеморт, убивая, они добились, умерев. Это прекрасно! И справедливо, на мой взгляд. — Откуда вы это знаете? — Ох, прости, мой мальчик, я опять отвлекся. К сожалению, я не могу объяснить всего, Гарри, хоть и наделен выдающимся интеллектом, но уверен, именно благодаря этой связи мне удалось встретиться с ними, когда я сам… ну, ты знаешь. Часть моей души осталась здесь, поэтому я не умер… кхм… окончательно, а часть души твоей матери, твоего отца, живущих в тебе, та ниточка, которая тянулась от твоего сердца к их сердцам, уберегла их, удержав на самом краю гибели. И я абсолютно уверен, что не порвалась она потому, что то, что ты давал взамен, было не менее сильно. Гарри дрожал всем телом и из последних сил сдерживал слезы. Словно сквозь сон он слушал и слушал бесконечно долгую сказку и никак не мог дождаться того самого счастливого конца. Голос Дамблдора был мягок и тих. Теперь теплая улыбка не сходила с его уст. — Я вернулся не один, Гарри. Теплая струйка защекотала щеку, скользнула к уголку губ, искаженных невольной улыбкой, самой счастливой в жизни Гарри. — Где?.. — только и смог выдавить он и, не дожидаясь ответа, повернулся в сторону двери, за которой несколько минут назад скрылись его друзья. Дамблдор широко улыбнулся, когда Гарри вновь повернулся к нему, вопрошая взглядом. — Иди. А я допью чай, если ты не возражаешь. * * * Утреннее солнце уже вовсю светило над горизонтом, пробиваясь обрывками теплых осенних лучей между изъеденными докси портьерами. Маленькая гостиная, несмотря на многолюдность, утопала в пропитанной ожиданием тишине. Ближе всех стоял Люпин. От гнева и боли, переполнявших его в последнюю их с Гарри встречу, не осталось и следа. Его вечно несчастное лицо встретило Поттера улыбкой. Правее, на старом кожаном диване, Рон обнимал плачущую Гермиону. Увидев Гарри, она засмеялась сквозь слезы, а затем вновь уткнулась носом в шею Уизли. Они сидели на маленькой кушетке у камина. Она — прямая, как струнка, с плотно сжатыми ногами. Он — рядом, крепко держа ее за руку. Она была очень красива. Он — его точная копия. Немногим старше самого Гарри. Такие же, как в ту самую ночь. Семнадцать лет назад. Она смотрела на него его глазами. Глава 3. Возрождение из пепла 1997 год. Десятое сентября. Площадь Гриммо, 12 — Рональд, скорее убери эти тарелки со стола, а вы оба давайте-ка помойте посуду. Хватит заниматься ерундой, сделайте хоть что-то полезное. Фред, поднимайся. Этим вечером миссис Уизли суетилась больше обычного, словно это было первое в ее жизни собрание Ордена Феникса. Вертясь в центре событий, она чувствовала себя нужной и искренне верила в то, что чистота и порядок вокруг и вкусный горячий ужин помогут членам Ордена сосредоточиться и настроиться на борьбу. Но больше всего ее радовало то, что она теперь точно знала, где находятся ее дети. Все до одного. — Дорогая, пожалуйста, отдай это Ремусу, — она сунула в руки Грейнджер небольшой сверток. — Кажется, он в гостиной. Хочу, чтобы он передал Нимфадоре кусок моего пирога с почками. Она его так любит! — Мам, я получил травму, несовместимую с мытьем посуды, — наигранно простонал Джордж, разваливаясь на стуле и поворачивая к матери свою безухую половину лица. — Ради всего святого, Джордж! Я думала, вас в Хогвартсе научили, что палочку нужно держать в руках, а не засовывать ее в ухо, — проходя мимо, миссис Уизли чмокнула сына в висок. — Откуда нам это знать? — изображая предельное возмущение, отозвался Фред, колдуя над переполненной мойкой. — Ты ведь прекрасно знаешь, что мы не закончили школу. — О-о-о, вы обязательно закончите Хогвартс, когда все это… — Молли поморщилась: казалось, уже сама мысль о происходящем в волшебном мире причиняла ей физическую боль, — прекратится. Я уже поговорила с Дамблдором. Тебя это тоже касается, Рональд, — строго добавила она, когда младший сын попытался протиснуться между ней и кухонным столом, прижимая к себе гору грязных тарелок. Миссис Уизли все еще была зла на Рона за то, что тот отказался ехать в Хогвартс после возвращения Дамблдора и предпочел остаться помогать Гарри, как это планировалось в начале лета. Хотя Артур полностью поддержал сына и даже пытался спорить с женой, она была неумолима и изводила Рона хуже, чем перед свадьбой Билла и Флер: заваливала его всевозможной работой по дому, придиралась без повода и называла исключительно Рональдом. Фред же предположил, что она просто устала от стонов упыря, притворявшегося Роном, болеющим обсыпным лишаем, за которым миссис Уизли теперь вынуждена была «ухаживать». — А мы думали, ты нас любишь, — проворчал Джордж, поднимаясь. — Мистер Уизли и Кингсли вернулись, — запыхавшаяся Гермиона вбежала в кухню. — Что нужно делать, миссис Уизли? — Ох! Я так и знала! — воскликнула та. — Вот сюда, дорогая, помоги Фреду и Джорджу с посудой. А ты, — она ткнула пухленьким пальцем в Рона, — убери котел в дальний конец кухни, я потом им займусь, — раздав команды, она принялась усердно надраивать кухонной стол. — Добрый вечер! — спустя минуту жизнерадостно провозгласил Артур, входя в кухню и пропуская перед собой высокого темнокожего волшебника, одетого в темно-лиловую мантию. — Не мог дождаться твоего ужина, Молли, весь день только о нем и думал! — Признаться, я тоже, — смущенно добавил Шеклболт, заставив её залиться краской. — О, дорогой, — миссис Уизли торопливо клюнула мужа в щеку и одарила гостя теплой улыбкой. — Здравствуй, Кингсли. — Здравствуй, Молли. — Давайте сюда, поближе к очагу. Сейчас разогрею пирог. Мужчины охотно последовали за миссис Уизли в другой конец кухни, где Гермиона уже накладывала в глубокие тарелки ароматное мясное рагу. Когда спустились Поттеры, в кухне стало очень шумно. Близнецы утащили Гарри в другой конец стола, подальше от глаз матери, чтобы продемонстрировать ему свои новые изобретения. Ремус и Джеймс присоединились к Кингсли и Артуру: сначала громко и эмоционально знакомили Шеклболта с Поттером-старшим, немного поговорили о «чудесном возвращении», затем принялись осыпать комплиментами Лили. Она же ограничилась коротким приветствием и, обменяв улыбку на учтивый поклон нового знакомого, упорхнула к женской половине Ордена, провожаемая восхищенными взглядами. — Молли, я помогу, — участливо пролепетала она, на ходу превращая густую копну темно-рыжих волос в аккуратную гульку на затылке. — Кого мы еще ждем? — Профессор Дамблдор сказал, что скоро будет с «сюрпризом», — отозвалась Грейнджер, — мне кажется, он приведет Хагрида. — Ох! — миссис Уизли всплеснула руками. — Даже не представляю, куда мы его посадим. Здесь так мало места. — Но разве Хагрид не в Хогвартсе? — удивилась Лили, принимая от Гермионы поднос с чистыми бокалами для сливочного пива. — Думаю, мы всё скоро узнаем. Надеюсь, на этот раз заседание все же состоится. * * * Это была вторая попытка собрать Орден Феникса. Повестка первого растворилась в океане эмоций, а само собрание трансформировалось в теплый дружеский вечер у очага. Дамблдору пришлось отвечать на бесчисленное количество вопросов, и он был совершенно не против. Ведь не каждый день встречаешь «чудо из чудес». История Поттеров и вовсе заняла более трех часов. И даже Гарри, уже успевший до этого расспросить родителей обо всем, о чем только мог, внимательно внимал каждому их слову, смеялся шуткам и удивлялся забавным фактам из их жизни вместе со всеми, словно в первый раз. Девушек засыпали комплиментами, отметив их очевидное внешнее сходство: обладательницы густых шевелюр, практически одного роста и возраста — двадцать один Лили, семнадцать Гермионе, обе очень красивы. Польщенная таким сравнением, Грейнджер почти весь вечер просидела за спиной у Рона, пряча раскрасневшееся лицо под густыми прядями. Люпину и Гарри тоже было о чем поговорить. Их недавний конфликт был исчерпан полнейшей капитуляцией Ремуса и признанием им своей неправоты, не без участия Джеймса, конечно же. Он пообещал «не рваться в бой» и помогать Ордену, оставаясь в безопасности, беречь себя ради жены и будущего ребенка. Не обошлось и без слез: Лили долго плакала, узнав о предательстве Петтигрю, об ужасной участи Сириуса, о Северусе. Разговоры о Снейпе Дамблдор пресекал в зародыше, отметив, что сам с ним разберется. Долго не могли наговориться и насмотреться друг на друга. И сидели бы, наверное, до утра, если бы не уставшая миссис Уизли, громко всхрапнувшая в кресле у камина. * * * — Она с ума меня сведет, честное слово, — недовольно проворчал Рон, устало плюхаясь на стул рядом с Гарри, — я жду не дождусь, когда мы отправимся… Ну, ты знаешь. — Твоя мама хотела, чтобы ты присмотрел за сестрой, — пожал плечами Поттер. — И ты туда же?! — Все в порядке, Рон, я правда рад, что ты со мной, — встретив недоверчивый взгляд друга, он добавил: — Джинни не из тех, кто даст себя в обиду. — Ла-а-а-дно… Ты как? — проследив за взглядом Поттера, Уизли понял, что тот не сводит глаз с матери. — Наговорился с родителями? — Мне кажется, что никогда не наговорюсь, — усмехнулся Гарри. — Ты прости, что уделял тебе мало времени последние дни. — Да я понимаю, — отмахнулся Уизли. — Знаешь, нашу кошку звали Минервой. — Какую кошку? — не понял Рон, удивленно уставившись на Поттера. — Помнишь письмо мамы, которое я нашел в комнате Сириуса? — А-а-а, — протянул Уизли. — Ты и про кошку спросил? — Конечно, спросил. — Интересно, что сказала бы на это Макгона… Он не успел договорить. Зеленая вспышка, сопровождаемая громким хлопком, застала обитателей кухни врасплох: Джеймс чуть не свалился со стула, а несчастную миссис Уизли и вовсе обсыпало сажей с ног до головы. — Добрый вечер! — громко поздоровался Дамблдор, выходя из камина. — О Молли, мне так жаль! — Ничего-ничего, — та принялась ощупывать бока в поисках палочки. — Сейчас всё приберу. Минерва, — кивнула она появившейся вслед за Дамблдором Макгонагалл. — Здравствуйте, — безучастно ответила та. Ее удивленный взгляд был обращен совсем в другую сторону. — Рада видеть, Поттер. И вас, Поттер. И вас, — ее тонкие губы дрогнули, — Поттер. Дождавшись своей очереди, Лили бесцеремонно заключила ее в объятия, а Макгонагалл, ко всеобщему удивлению, обняла ее в ответ. И улыбка на лице Минервы — редчайшее явление — свидетельствовала о том, что эта встреча была для нее очень приятной. Конечно же, Лили была любимицей не только Горация Слагхорна. — Альбус! Камин? — Артур вскочил, отчего роговые очки сползли на самый кончик его длинного, покрытого веснушками носа. — Это небезопасно! Я же предупреждал, что каминная сеть находится под наблюдением Министерства!.. Здравствуйте, Минерва. — Вы что, — настороженно добавил Люпин, — были в Хогвартсе?.. Минерва, добрый вечер. — Пожалуйста, давайте успокоимся и сядем, и я отвечу на все ваши вопросы, — спокойным тоном произнес Дамблдор, жестом приглашая присутствующих сесть за стол. — Кингсли! Здравствуй! — С возвращением, Альбус. * * * Конечно же, успокоились не сразу. Пока Гермиона помогала миссис Уизли очиститься от сажи, Шеклболт, не имевший возможности явиться на первую встречу Ордена Феникса, подсел к Дамблдору, чтобы, как это уже сделали все остальные, поделиться своей радостью от встречи с ним. Джеймс, усадив Лили и Минерву за стол, навис над ними и, по-хозяйски обняв обеих за плечи, принялся расспрашивать Макгонагалл о школе. Особенно его интересовало, как ее факультету «живется без лучшего в мире ловца». Та же в ответ протянула ему крохотный золотой мячик. — Когда Альбус сказал мне, что мы с вами снова встретимся, я забрала его из комнаты наград, — Макгонагалл сдержанно улыбнулась, считав на лице Джеймса неподдельное удивление. — Подумала, что у вас он будет в большей сохранности, Поттер. — Тот самый? — спросил Джеймс, с трепетом принимая снитч, словно редкое и очень хрупкое сокровище. Тот самый, с которым он не расставался ни на минуту в школьные годы. Даже на уроках. Чем ужасно раздражал не только добрую половину преподавательского состава, но и свою тогда еще будущую жену. Тот самый, который Гарри видел в воспоминаниях Снейпа. Макгонагалл кивнула, с упоением наблюдая за тем, как Джеймс отточенными движениями подбрасывает, а затем ловит, казалось, уже упорхнувший от него снитч. — Что касается ловца, — она перевела взгляд на Гарри, — ваша копия меня вполне устраивает. — Он вас уже не слышит, — смеясь ответила Лили, провожая взглядом мужа, увлеченного своей новой игрушкой. * * * — Вот и замечательно, — вновь заговорил Дамблдор, когда все наконец расселись. — Я обещаю, что ни один вопрос сегодня не останется без ответа, — он бросил короткий взгляд на мистера Уизли. — Но давайте начнем с главного. Кингсли, Артур, пожалуйста, расскажите нам, что сейчас происходит в Министерстве Магии. Все так или иначе были в курсе того, что происходит за порогом дома двенадцать на площади Гриммо. Новости и слухи, одни хуже других, порождали тревогу в отважных сердцах членов Ордена Феникса, а бездействие с каждым днем истончало ниточку надежды, связывающую их с такой желанной и уже, казалось, призрачной победой над Волдемортом. Даже эйфория, в которую впали орденцы после возвращения Дамблдора и Поттеров, окончательно растворилась после новости об исчезновении преподавателя маггловедения Чарити Бербидж. — Министерство захвачено, — заговорил темнокожий волшебник низким неторопливым голосом. — Я успел предупредить маггловского премьер-министра до того, как меня отозвали из его охраны. — Очень хорошо, — тихо прокомментировал Альбус. — Все уже знают, что после убийства Скримджера министром поставили Пия Тикнесса. Я почти уверен, что он под империо. Теперь вся власть у Упивающихся Смертью. Пока, конечно, негласно. — И первое, что они сделали — четко обозначили свою политику относительно магглов, — добавил Артур. — Комиссия по регистрации магглорожденных. Вот что они придумали. — К слову, отвечая на твой вопрос, Альбус, — Кингсли улыбнулся, — о том, чем сейчас занимается Амбридж… Лишь на мгновение во взгляде Дамблдора проскользнуло замешательство. — Да-да, — грустно усмехнувшись, ответил Шеклболт на его незаданный вопрос, — она ее возглавляет. — Для чего нужна эта комиссия? — спросила Лили, переводя непонимающий взгляд с Кингсли на мистера Уизли. — Что даст им этот учет? — Для того, чтобы узаконить репрессии над магглорожденными волшебниками, — сказал Ремус, которому уже приходилось отвечать на подобные вопросы Золотому трио. — Вот, — Гермиона поспешно выудила из своей сумочки скрученную в трубочку газету, которую несколько недель назад дал Люпин, и протянула ее Джеймсу. Тот передал ее Лили. Она развернула газету и замерла: с огромной фотографии во весь титульный лист на нее смотрел ее собственный сын. — Вторая страница, — добавила Грейнджер, считав непонимание на лице Лили. — Как видите, — заговорил Кингсли, наблюдая за тем, как она брезгливо переворачивает газетный лист с объявлением о розыске Гарри, — «Ежедневный пророк» мы тоже потеряли. — И Гарри, конечно же, враг номер один, — закончил Ремус. — Регистрация маггловских выродков, — вслух прочитала Лили. — Министерство магии проводит расследование деятельности так называемых маггловских выродков, имеющее целью выяснить, как им удалось овладеть магическими секретами. Недавние исследования, проведенные Отделом тайн, показали, что магическая сила может передаваться от человека к человеку только при рождении от истинного волшебника. Следовательно, так называемые маггловские выродки, не имеющие магической родословной или не способные ее доказать, скорее всего, получили магическую силу посредством воровства либо насилия. Министерство полно решимости искоренить этих захватчиков магической силы и потому предлагает каждому так называемому маггловскому выродку явиться для собеседования в только что учрежденную Комиссию по учету маггловских выродков. — Что за ерунда? — Джеймс выхватил газету из рук жены и быстро заскользил взглядом по строчкам. — Как можно украсть магию? Они там совсем рехнулись? Как они это объясняют? — А им не нужно ничего объяснять, — с грустной улыбкой ответил Кингсли. — Скорее, ты должен будешь доказать, что ничего не воровал. — Но это же невозможно, — нерешительно заговорила Гермиона. — Магия абстрактна. Никто никогда не сможет такое доказать. — И поэтому, — мистер Уизли поправил роговые очки, — такая парадигма и легла в основу новой политики Министерства Магии. — И что будет с теми, кто не сможет подтвердить свое магическое происхождение? — настороженно поинтересовалась Лили. — Азкабан. А там… — Кингсли лишь пожал плечами. — Хогвартс тоже под контролем Министерства, — четко выговаривая каждое слово, заговорила Минерва. — Я почти не вижу Снейпа, он больше не преподает. Но две должности заняли Упивающиеся Смертью — брат и сестра Кэрроу. Я даже боюсь представить, что они могут натворить. — Бедные дети, — прошептала миссис Уизли, прикрывая рот ладонью. — Моя бедная девочка… — О нет, чистокровные в относительной безопасности, чего нельзя сказать о магглорожденных, — продолжала Макгонаггал. — Проверки проходят и в Хогвартсе. Не знаю, что из этого выльется, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить детей. Всех. — Что за Амриж? — вновь заговорил Джеймс, нарушив напряженную тишину. — Амбридж. Долорес. Это сотрудница Министерства Магии и, как мы только что узнали, Глава Комиссии по регистрации магглорожденных, Джеймс, — пояснил Дамблдор. — И часть вашего задания. — А я? — встревоженно выдохнул Рон, выглядывая из-за спины Поттера-младшего, уверенный в том, что участие Гарри в этом задании само собой разумеется. — И вы, конечно же, — добавил Альбус, чем заслужил испепеляющий взгляд миссис Уизли. — Если вам нужна Амбридж, то встретиться с ней можно только в Министерстве, — продолжал Кингсли. — Она пользуется выделенной каминной сетью между домом и работой. Так что по пути не перехватить. Информация о месте ее жительства засекречена. Все, что я смог узнать — у нее квартира на окраине Лондона. Шеклболт был прав. Учитывая, что окраиной лондонцы считали процентов семьдесят самого Лондона, проще было найти иголку в стоге сена. — Что за задание? — деловым тоном произнес Джеймс, изображая абсолютную готовность к чему угодно. — Задания мы обсудим отдельно, — серьезно ответил Дамблдор. — Я считаю, будет лучше, если каждый член Ордена Феникса будет знать подробности только своего задания на случай, если кого-то схватят приспешники Волдеморта. — Очень мудро, — прокомментировал Артур, сжимая руку супруги, нервно дернувшейся в очередной раз после произнесения Альбусом имени Того-Кого-Нельзя-Называть. — И кто же будет в моей команде? — уточнил Поттер-старший, выпрямляясь на стуле, словно капитан команды по квиддичу — на метле. — Обещаю вам, что будут задействованы все члены Ордена Феникса. И ты, Гарри, — Дамблдор знал, что для Поттера-младшего важно услышать это лично от него, — и Рональд, конечно. Если… — Я не думаю, что это хорошая идея — отправлять в Министерство, кишащее сторонниками Волдеморта, детей, Альбус, — Лили плавно подалась вперед, бросая серьезный взгляд на Дамблдора. — Совершенно верно, — оживилась миссис Уизли, также обращаясь к Альбусу, — я… — она хотела упомянуть о травме Джорджа, но вовремя замолчала, зная, что это заденет Гарри. — Не позволю. Министерство захвачено, а вы хотите отправить туда моих детей? То есть наших… — Мне семнадцать, я уже не ребенок! — выпалил Гарри, резко поднимаясь со стула. — И я, — тут же вскочил Рон, прячась за спиной друга от гневного взгляда матери. — Вспомни, сколько тебе было лет, когда вы с отцом вступили в Орден Феникса, — обращаясь к Лили, Гарри практически перешел на крик, — я не собираюсь отсиживаться, пока вы все рискуете жизнями. Вспомни, что произошло, когда вы с папой согласились спрятаться. Его просто разрывало от обиды. И гнева, ставшего в последнее время неотъемлемой составляющей настроения. Шрам болел все сильнее, мешая сконцентрироваться. Он знал, что не должен терять контроль, что так лишь усиливает свою связь с Волдемортом. Но как она могла назвать его «ребенком»? Зная, через что он прошел и как много надежд на него возложили Дамблдор и все магическое сообщество. Ведь это он спас философский камень, он убил василиска, он… — Гарри, дорогой, — мягко заговорила Лили, протягивая к нему руку, — я просто беспокоюсь за тебя. — А я — за вас! Мистер Уизли вообще каждый день ходит в Министерство, которое кишит сторонниками Волдеморта, — он попытался скопировать ее интонацию. — Думаешь, Рон, Фред и Джордж за него не беспокоятся? А Гермиона… Ты знаешь, на что она пошла, чтобы остаться со мной и Роном? Ее родители сейчас даже не знают, что у них есть дочь! Рон, уже привыкший к подобным истерикам, которые Гарри периодически закатывал ему и Гермионе с момента, когда они поселились в этом доме, тихонько опустился на стул и крепко сжал под столом руку Грейнджер. — Не обращай внимания, — шепотом обратился он к ней, — пока не проорется, бесполезно его трогать. Все это время Дамблдор не сводил взгляда с Гарри, но, как и Рон, и Гермиона, понимал, что любое вмешательством только усугубит и ситуацию, и состояние Поттера. — Гарри прав, — наконец заговорил мистер Уизли, когда в кухне воцарилась напряженная тишина. — Артур! — Молли! — он резко поднялся, положив ладонь на плечо жены. — Успокойся. Пожалуйста. Гарри еще никогда не видел мистера Уизли таким строгим. И, судя по огромным глазам Рона, тот тоже. Миссис Уизли тяжело вздохнула и, скрестив руки на пышной груди, откинулась на спинку стула. — Я не могу говорить за Гарри, но я скажу за наших детей. Они такие же члены Ордена Феникса, как и мы с тобой. Они — совершеннолетние волшебники. И они вправе самостоятельно принимать решения. Если они хотят поступать по совести, в чем я не сомневаюсь, то мы должны гордиться ими и поддерживать. Миссис Уизли подняла на мужа умоляющий взгляд. — Мам, — обратился к ней Фред, — мы ведь ни какие-нибудь бестолковые порлоки из Хаффлпаффа. Извините, профессор, — добавил он, кивнув Альбусу. — К тому же Гарри хорошо нас поднатаскал на занятиях Армии Дамблдора. — Да и Амбридж наверняка по нам уже соскучилась, — подхватил Джордж, обнимая брата за плечи. — Вы с ней знакомы? — удивилась Лили. — Она преподавала у нас защиту от сил зла на пятом курсе. Мы устроили ей в конце года незабываемое прощание. Джордж вкратце пересказал события дня экзамена и своего последнего с Фредом учебного дня в Хогвартсе, чем, к ужасу миссис Уизли, развеселил присутствующих. Даже Гарри не смог не улыбнуться. — Она хотела посадить в Азкабан профессора Дамблдора, — немного осмелев, заговорил Рон. — Но мы ей отомстили. Она надолго запомнит ту встречу с кентаврами. Да, Гарри? — он потянул друга за рукав рубашки. — Да ладно тебе, — добавил он так, чтобы слышал только Поттер, — отец победил, мама не станет больше спорить. Садись давай. — Я согласен с Артуром, — серьезно сказал Джеймс, когда все отсмеялись. — Нам было по восемнадцать, когда мы стали членами Ордена Феникса. Лили не шелохнулась. И не произнесла ни слова, когда тяжелый взгляд Молли, вопрошающий о помощи, встретился с ее. Девушка знала, что проиграла этот спор до его начала. И знала, что Джеймс поддержит сына. Но как мать она не могла не попытаться. — Делайте, что хотите, — миссис Уизли, не найдя поддержки, торопливо выбралась из-за стола и, вытирая проступившие слезы передником, вылетела из кухни. — Я с ней поговорю, — сказал Артур, поднимаясь, и удалился вслед за женой. — Очень важно, — заговорил Дамблдор, когда дверь за мистером Уизли закрылась, — чтобы вы достигли согласия в этом нелегком вопросе. Мы должны быть едины в наших решениях, иначе у наших поступков не будет шансов на успех. Внимательным взглядом поверх очков-половинок он коснулся лица каждого орденца. Вопрос с Гарри был для него давно решен, как когда-то и для его отца, копией которого он был. Дамблдор не сомневался и в Лили, любящей матери, но при этом — смелой и отважной гриффиндорке, непримиримой стороннице добра. И он знал, что миссис Уизли, обнимаемая сейчас супругом где-то в глубине дома, сквозь слезы признается, что прекрасно все понимает и знает, что неправа, но так сильно любит своих детей и, конечно же, Гарри и Гермиону, что не может ничего с собой поделать. — С мамой все будет в порядке, профессор, — отмахнулся Джордж. — Она всегда так реагирует, а потом отходит. Мы готовы. — Мы уже давно готовы, — Гарри повернул голову к Рону и Гермионе, те закивали в ответ, а он перевел серьезный взгляд на мать. — Готовы, — тихо проговорила Лили, грустно улыбнувшись сыну. Джеймс тут же обнял ее за плечи и поцеловал в висок, демонстрируя абсолютную поддержку и гордость за принятое ей решение. — Мы готовы, — решительно сказал Кингсли, — полагаю, я могу говорить и за Артура тоже. — Готов, — тихо, но уверенно отозвался Ремус. — Хогвартс с вами, Альбус, — серьезно произнесла Минерва, сидящая по правую руку от Дамблдора. — Альбус, — заговорил Поттер-старший, продолжая обнимать жену, — если все так серьезно, нам нужно поторопиться, пока они не перебили всех магглорожденных. Меньше всего ему хотелось тратить время на выяснение отношений. Потому что сам рисковал самым дорогим, что у него было. — Иначе и быть не могло, — Дамблдор подался вперед, скрещивая костлявые пальцы, — я рад, что мы с этим разобрались. А теперь перейдем к делу. Кингсли, надеюсь, ты передашь Артуру то, что я скажу. — Конечно, Альбус. — Я не могу сейчас рассказать вам всего, но с уверенностью скажу, что важнее и опаснее задачи перед Орденом Феникса еще не стояло никогда, — серьезно заговорил Дамблдор. — Наша цель не просто уничтожить Волдеморта, но любую возможность его возвращения, как он уже делал это не раз. И я знаю, как это сделать. Тихое дыхание присутствующих, их напряженное молчание, серьезные сосредоточенные взгляды говорили о том, что каждый из них готов был принять любую участь, но громкое учащенное биение их сердец выдавало рвущуюся наружу, ожившую надежду, что участь эта может стать счастливой. Ведь они услышали главное: Тот-Кого-Нельзя-Называть может быть убит. Навсегда! — Для этого, — продолжал Дамблдор, — нам необходимо кое-что у него… кхм… украсть. — Что? — нетерпеливо выпалил Джеймс. — Какой-то могущественный артефакт? Он спрятан в Министерстве? — И да, и нет. Лицо Поттера-старшего исказилось непониманием. — Кое-что действительно находится в Министерстве, Джеймс, — пояснил Дамблдор. — Поэтому ты отправишься туда месте с Рональдом. Артур и Кингсли предоставят нам всю необходимую информацию. Полагаю, таланты Фреда и Джорджа также будут очень полезны. — Сэр? — Гарри выдержал довольно долгую паузу, ожидая услышать и свое имя. Гермиона тоже выглядела растерянной. До этого момента она не сомневалась в том, что Дамблдор понимает, как необходимы ее знания, умение замечать детали и сохранять трезвость ума даже в самых стрессовых ситуациях трем решительным, неудержимым и совершенно безбашенным гриффиндорцам. К слову, за прошедшую неделю она собрала достаточно свидетельств, чтобы с уверенностью отнести к таковым и отца Гарри — Джеймса. Они так долго разрабатывали план вторжения в Министерство и детали его меняли так часто, что конечный план кардинально отличался от того, что они задумали в самом начале. И лишь одно всегда оставалось неизменным — его участники: Гарри, Рон и Гермиона. Вместе. — Ты все правильно понял, Гарри. — Но… — Ты нужен мне здесь. Для тебя у меня будет особое задание, — Поттер едва успел открыть рот, как Альбус добавил: — И только ты с ним справишься. — Но… — Позже обсудим это наедине. Обещаю, ты не останешься в стороне, — вновь отрезал Дамблдор. И Гарри сдался. Ему было очень тревожно и немного обидно от того, что лучший друг отправится на такое серьезное задание вместе с его отцом, но, с другой стороны, возможность решать самые сложные загадки, участвовать в самых интересных приключениях, да и просто снова быть рядом с Дамблдором было для него пределом мечтаний. И теперь он точно знал, что больше никогда не оставит бывшего директора одного, даже если тот попросит. К тому же Альбус ничего не сказал про Гермиону и Лили. Может, они тоже останутся? Ведь обе девушки находились в ужасной опасности из-за своего маггловского происхождения. — Лили отправится в Хогвартс. Минерва… — Исключено! — выпалил Джеймс, перебив Дамблдора. — Джеймс! — Лили явно не ожидала такой реакции мужа. — В лапы к мерзкому предателю Снейпу? Ну уж нет… — Прекрати немедленно! — строго отрезала Лили. — Северус не узнает ее, — тяжело вздохнув, ответил Дамблдор, явно разочарованный тем, что в обсуждение важнейших вопросов вернулась эмоциональная составляющая. — Поверь, там она будет в большей безопасности, чем где-либо еще. — Преподаватели Хогвартса остались верны Дамблдору, хоть и не знают, что он жив, — сказала Минерва. — Мы сможем защитить друг друга в случае опасности. К тому же нам не помешает еще один хороший зельевар. — Мисс Грейнджер, — Альбус не стал дожидаться новых возражений Джеймса. — Насколько я знаю, у вас остались запасы оборотного зелья, принадлежавшего Аластору. Это так? — Да, сэр. Девять флаконов. — Месяца на… — он быстро прикинул в уме. — Два, полагаю. Замечательно! Как раз хватит, чтобы сварить еще. Достаточно было минуты, чтобы все поняли, к чему клонит Дамблдор. — Не знаю, мне все равно это не нравится, — уже спокойно сказал Джеймс, скрещивая руки на груди. — Джеймс, — мягко заговорила Лили, кладя маленькую ладонь на предплечье мужа, — это же Хогвартс. Гарри вспомнил, как сам когда-то называл Хогвартс самым безопасным местом на Земле. И хотя сейчас он находился в ведомстве захваченного Упивающимися Смертью Министерства, у него не было ощущения, что изменилось что-то внутри самого замка. Ведь Дамблдор жив, а значит, вместе с ним жив и тот Хогвартс. Настоящий. — Я думаю, Хагрид должен узнать про маму и папу, — он, конечно же, не собирался спорить о ролях своих родителей, определенных Дамблдором. — Пожалуй, — улыбнувшись, подхватил Дамблдор. — Ведь он тоже член Ордена Феникса. Джеймс, ты не возражаешь? Хагрид может стать для нее надежным защитником. — Не возражаю, — тяжело выдохнул Джеймс, словно этот выдох стоил ему неимоверных усилий. — Вот и хорошо. Минерва, у вас не так много времени до возвращения в Хогвартс, поэтому я предлагаю вам с Лили подняться в одну из комнат и обсудить все более детально. — Хорошо, Альбус, а… — поднявшись, Минерва замерла. — Чуть позже. — Поняла. — Ах, да. Кингсли, ты принес? — Конечно, Альбус, — Шеклболт нырнул рукой в глубокий внутренний карман своей длинной мантии и выудил оттуда довольно внушительную папку с какими-то документами и маленький кожаный сверток то ли черного, то ли серого цвета. — Здесь всё, что ты просил. — Благодарю. Это для Лили. Та с интересом приняла папку и заглянула в мешочек. — А-а-а… Ясно. — Минерва все объяснит, — кивнул Дамблдор. — Мы еще побеседуем перед тем, как ты отправишься в Хогвартс. — Конечно, Альбус, — улыбнулась Лили и последовала за Макгонагалл. — Куда это они? — поинтересовался мистер Уизли, столкнувшись с женщинами в дверях кухни. — Лили отправляется в Хогвартс. Пошли паковать чемоданы, — пояснил Кингсли, когда Артур опустился на свое место. — О, — Артур даже не удивился, — Хогвартс. Очень хорошо. Молли будет очень рада. — Как она? — участливо спросил Дамблдор. — С ней все будет в порядке. Переволновалась немного. Я дал ей пару капель зелья сна-без-сновидений. — Я же говорил, — Рон слегка ткнул локтем Гарри. — Так что насчет камина, Альбус? — кажется, этот вопрос волновал Артура больше всего. — О, тебе понравится! — Дамблдор явно был очень доволен собой. — Я сделал выделенный канал между этим очагом и камином в гостиной Минервы. Он не присоединен к Министерской каминной сети, так что отследить перемещения по нему совершенно невозможно. — Знаете, Альбус, — ошарашенно заговорил мистер Уизли, поправляя роговые очки, — сколько я вас знаю, вы не перестаете меня удивлять. — О, я это знаю. Кингсли и Джеймс громко засмеялись. — Я попрошу вас проследовать в гостиную. Там мы обсудим наш план проникновения в Министерство, — произнес Дамблдор. — Ты тоже можешь присутствовать, Гарри. — Мы с мисс Грейнджер присоединимся к вам чуть позже, — добавил он, когда все уже поднялись со своих мест. Гермиона застыла в немом изумлении, ища объяснений во взглядах своих друзей. — Сэр, а мы можем остаться? — поспешил поинтересоваться Гарри, жестом указывая в сторону Рона. — Боюсь, что нет, мой мальчик, — грустно улыбнулся Дамблдор. Глава 4. Кое-что о шоколадных лягушках 1997 год. Двенадцатое сентября. Площадь Гриммо, 12 Камин кухни дома номер двенадцать на площади Гриммо взорвался зеленым пламенем, впуская в помещение высокого мужчину, неизменно одетого во все черное. — Приветствую, — Снейп смахнул с плеча остатки пепла и шагнул в комнату. — Опять? — Опять, — звучно выдохнув, Дамблдор поднял с пола покрытые трещинами очки-половинки и принялся ощупывать бесчисленные карманы своей мантии в поисках палочки. — Надо бы подумать, как сделать твои визиты не такими спонтанными для меня, иначе когда-нибудь это закончится не разбитыми очками, а инфарктом, — бывший директор Хогвартса беззвучно засмеялся в густую бороду. — Репаро. — Спасибо, Северус. — Могу вернуть, — Снейп достал из внутреннего кармана мантии золотые часы Альбуса. — Но тогда будет сложнее… — Нет, что ты. — Интересная вещица. Я бы ее разобрал. — Думаю, не стоит. Сингулярность нестабильна, — беспечно ответил Дамблдор, пожимая плечами. — Запечатай, пожалуйста, дверь. Я как раз собирался пить чай. — Так стабилизируйте, — парировал Снейп, убирая часы обратно в карман. — Договариваться о встречах заранее слишком рискованно. Могут перехватить. Если Темный Лорд узнает, что вы живы, то откинется раньше времени. В мои планы это не входит. Я хочу, чтобы он еще помучился, — взмахнув палочкой в сторону двери, мастер зелий устало опустился на стул. — Чай буду. На столе материализовался фамильный сервиз Блэков, и смолистый запах ароматного чая тут же распространился по всей кухне. — Боюсь, будет проще помирить Тома с Гарри, — Дамблдор усмехнулся, закрывая тему с часами. — Я так понимаю, речь пойдет об Элизабет? Снейп молча кивнул, наблюдая за тем, как Альбус разливает по чашкам чай. — Где вы ее откопали? — Нашел, Северус, нашел. В Министерстве. — А получше там ничего не было? — Северус. — Как эта серая мышь сможет помочь Ордену и школе? — сделав пару небольших глотков, Снейп откинулся на спинку стула. — Она чуть в обморок не рухнула, когда я с ней… знакомился, — его голос, лишенный таких типичных для него ноток сарказма, теперь звучал тихо и безжизненно. — Зная твою манеру, кхм, «знакомиться»… — Дамблдор мягко улыбнулся, рассчитывая, что собеседник оценит намек на шутку. — Альбус, если она на меня так реагирует, то неделька в обществе Кэрроу — и эту вашу, как там ее, вообще вынесут из Хогвартса вперед ногами. Если, конечно, от нее еще что-то останется. — Не делай поспешных выводов. Элизабет — хорошая волшебница. Дамблдор как никто знал человека, сидящего рядом. Знал, как сложно будет убедить его в том, что в этом мире, кроме самого Северуса Снейпа и Альбуса Дамблдора, остались еще честные и порядочные люди. — Я не искал бойца. Мне нужен был человек, который сможет принести нам пользу за спиной врага. Как ты сам делал это многие годы. Когда всё начнется, нам понадобится много восстанавливающих и целебных зелий. У тебя на это сейчас нет времени, а она подготовит их и спрячет, не вызывая подозрений. Элизабет — очень талантливый зельевар, ты в этом убедишься. Уверен, Гораций будет счастлив разделить с ней свое расписание. — Это мы еще посмотрим, — Северус сжал переносицу большим и указательным пальцами. — А насчет Кэрроу не беспокойся. Поселим ее в твоих подземельях, они туда не… дослушай. Считав негодование, внезапно исказившее лицо Снейпа, Альбус поспешил прервать поток возмущения, готовый обрушиться на него с неистовой силой. «За живое задел». — Я говорю именно о твоих подземельях, потому что никто не посмеет без твоего разрешения там хозяйничать. Да и класс твой примыкает к лаборатории и личным комнатам. Так обезопасим мисс Льюис на уроках и объясним ее редкое появление на верхних этажах. Снейп напряженно выдохнул, но ничего не ответил. — Она не должна вызывать подозрений, — вновь заговорил он, выдержав паузу. — В учительской ей появляться не обязательно. — В Большом зале — придется. Если она будет все время прятаться, Кэрроу это заметят. Несколько минут они молча пили чай. — Мисс Грейнджер тоже отправится в Хогвартс. Рука Снейпа дрогнула, и чашка со звоном опустилась на стол, расплескав остатки чая. — Вы в своем уме? — Спокойнее, Северус. — Я совершенно спокоен. Мне на нее наплевать. А вот что станет с КПД вашего ненаглядного Поттера, когда он узнает, что прямиком из Хогвартса его магглорожденную подружку отправили на вечеринку к дементорам? В наручниках. — Мисс Грейнджер отправится в Хогвартс тайно. Она поселится вместе с Элизабет в подземельях и будет ей помогать. Минерва обеспечит ее всем необходимым по программе седьмого курса. — Ну конечно же… Мисс Всезнайка. — Перестань. Ты знаешь, что учеба для нее очень важна. — Мне все равно. Но вы не о том думаете, Альбус. — Я думаю о том, мой дорогой Северус, как нам побыстрее покончить со всем этим кошмаром и вернуться к прежней жизни. И мисс Грейнджер — яркий пример того, что даже в самые сложные времена мы должны оставаться верными себе и бороться за то, что любим, — он помолчал некоторое время. — Их присутствие будет для тебя незаметным. Минерва станет передавать Элизабет мои поручения, а мисс Грейнджер и вовсе не будет выходить из подземелий. — Как вам будет угодно, — тихо произнес Снейп, сжимая пальцами пульсирующие болью виски. — Но если кого-то из них поймают… Больше не просите меня никого убивать. Как оказалось, крестражи нынче сами собой образуются. А я «сюда» возвращаться не собираюсь. Дамблдор тихо засмеялся, потому что лишь он мог распознать в потоке горького сарказма Снейпа признаки шутки. — Уверен, пока ты рядом, им ничто не угрожает. — Увольте, Альбус. Шесть лет в няньках у вашего драгоценного Поттера сделали из меня неврастеника. Еще немного, и аллергия на детей станет самой безобидной в моем неврологическом букете. Перестаньте смеяться! Я не шучу! — Как мальчик? Надеюсь, Том не причинил ему вреда? — отсмеявшись, вновь заговорил Дамблдор. — Драко в порядке. Чего не скажешь о его отце. — Люциус — единственный, кто виноват в собственных бедах и бедах своей семьи. — Взмахом палочки Дамблдор вновь наполнил чайник и принялся разливать по чашкам свежую заварку. — Это он убил Аластора? — Не могу точно сказать. Я был занят вашим подопечным — оглушил пару наших: они чуть Хагрида насмерть не уходили. Потом Темный Лорд разглядел настоящего… — Снейп сжал губы и так и не произнес имени гриффиндорца. — Пришлось переключиться, но Моуди я уже не видел. Дамблдор вдруг стал очень серьезным, чем заслужил угрожающий взгляд угольно-черных глаз. — Что? — Я очень обязан тебе, Северус. Ты столько делаешь для меня и для Ордена и ничего не просишь взамен, несмотря на… — Прекратите немедленно, — процедил Снейп сквозь зубы, отводя взгляд. Альбус снова это сделал: вмиг съежился и высох под тяжестью гнетущего чувства вины, коснулся бледного лица несчастным, умоляющим о прощении взглядом. — Я не желаю больше это слушать. — Хорошо… Извини… К тому же я уже придумал, как отблагодарю тебя. Пристальный холодный взгляд глубоких черных глаз скользнул по морщинистому лицу старика и застыл на перемычке очков-полумесяцев. — Мне ничего не нужно. Достаточно того, что вы живы. Пусть так и остается. Мягкая, даже нежная улыбка тронула тонкие губы Альбуса. Он слишком хорошо знал своего собеседника: то, что он сейчас услышал, можно было расценить как признание в любви. — Во многом — благодаря тебе. — По-вашему, это смешно? — Снейп невольно усмехнулся. — Пожалуй, все-таки смешно. — Альбус засмеялся в голос, наблюдая за тем, как Снейп потирает лицо ладонями, скрывая под ними широкую улыбку. — Но популярности я вам точно прибавил. Теперь вы — второй человек в Великобритании, переживший свидание с авадой. Хотел бы я видеть лицо Темного Лорда… Кричер загрохотал дверцей старой духовки, и спустя минуту на столе появился поднос с румяными круассанами, обильно политыми горячим шоколадом и посыпанными маленькими кусочками засахаренных ананасов. — Я всё думаю о шоколадных лягушках… — А что с ними? — с интересом спросил Дамблдор, протягивая тощую руку к подносу. — Ваш портрет. Тот, что в директорском кабинете, я накрыл и запретил всем ходить к вам в гости. Но эти используют если не аналогичную, то очень похожую магию. Старую, не ту, что печатные издания. Если Темный Лорд увидит… — Он их ест? — застыв с нависшей над круассанами рукой, Альбус перевел удивленный взгляд на Снейпа. Тот лишь молча пожал плечами. — Что ж… я подумаю над этим. Кстати, спасибо за палочку. Кому она принадлежала? — Кому-то, кто не дожил до этого дня. У него их куча на столе лежит. Взял ту, что подлиннее. — Хорошая палочка. — Иногда мне кажется, что она вообще вам не нужна. * * * — Альбус, мне показалось, что… — Что? — Нет. Ничего. * * * Несколькими часами ранее. Лили остановилась у входа. Прикрыв глаза, запрокинула голову и сделала глубокий медленный вдох. Хогвартс был историей. Одной большой историей длиной в несколько поколений и тысячами маленьких историй каждого из тех, кто когда-либо его посещал. Хогвартс пах эмоциями, впечатлениями, событиями. Магией. Она пила этот запах, утопала в нем, растворялась до самой последней клеточки. И не было в этом мире другого места, куда бы она стремилась так сильно и с такой любовью. Она снова стала его частью. Лили двинулась вперед, оставляя за собой мягкий шлейф из ласковых теплых воспоминаний: вот здесь она рассыпала книги, столкнувшись с кучкой слизеринцев, а за этими доспехами Джеймс целовал ее в перерыве между трансфигурацией и арифмантикой, а вот на этой скамье Северус помогал ей… Северус. Он занимал все ее мысли. Ее почти убедили в том, что человека, которого она знала, больше нет. Что вместо безобидного хмурого молчуна, влюбленного в науку, не способного причинить вред никому, кроме, разве что, подопытного паука, ей придется встретиться с сильнейшим темным волшебником, предателем, убийцей, ближайшим приспешником Темного Лорда, одержимого целью уничтожить ее собственного сына. План Дамблдора был продуманным и мудрым. Но, как гриффиндорка до мозга костей, она не могла согласиться со своей ролью в нем — ролью невидимки, серой мыши, тихо ждущей своего часа, которой строго-настрого запрещено приближаться к Снейпу, заговаривать с ним о чем-либо, кроме как о школьной программе и снабжении кладовой ингредиентами для зелий. Она ненавидела все то, что говорили о нем Гарри, Альбус, другие. Но не самого Северуса. Ее большое доброе сердце не могло смириться с участью, которая постигла человека, некогда любившего ее. Конечно, она была не слепа. Еще в школьные годы Лили решила, что именно симпатия Снейпа к ней станет ее оружием в борьбе с его фанатичным увлечением Темными искусствами. Но его «маленькая грязнокровка», выплюнутое в гневе, отношения с Джеймсом, насыщенный выпускной год — все это изменило ее планы на Северуса. И в том, чем это обернулось, она винила в большей степени себя. Но как ни в чем она была уверена, что второй шанс, подаренный ей судьбой и Дамблдором, она получила не для того, чтобы тихо варить зелья в хогвартских подземельях. — Димикандум. Каменная горгулья лениво зашевелилась, словно пробужденная от глубокого сна, и, окинув гостью холодным равнодушным взглядом, отступила в сторону. Лили вскочила на ступеньку за спиной статуи как раз в тот момент, когда круговая каменная лестница медленно поползла вверх. Дверь в директорский кабинет была приоткрыта, что не могло не удивить ее. Снейпу стоило лучше заботиться о собственной безопасности, учитывая, что добрая половина школы, включая большинство преподавателей, ненавидит его за убийство Дамблдора. Слухи по Хогвартсу всегда расходятся очень быстро. Дрожащими от волнения руками Лили поправила редкие бесцветные волосы, собранные в уродливую гульку на самой макушке, пригладила серую шерстяную юбку, не имеющую никакого отношения к женственности, и шагнула внутрь. Кабинет был пуст. В привычном полумраке царила мертвая тишина. Ничто не тикало, не вращалось, не выпускало клубы блестящего дыма, как это было при Дамблдоре. Остальное, казалось, осталось неизменным. Перед потухшим камином стояло знакомое потертое кожаное кресло, в котором счастливая Лили когда-то сидела в обнимку с огромным фолиантом по углубленным зельям, выпрошенным Слагхорном у Дамблдора специально для нее. Серебряный поднос под жердочкой, на которой некогда дремал великолепный огненно-рыжий феникс, был чист и отливал тусклым холодным светом. Она провела кончиками пальцев по металлической поверхности, гадая, куда делся пепел. На директорском столе царил абсолютный беспорядок: куча раскрытых фолиантов, свитков, с дюжину выпусков «Ежедневного пророка» и прочая канцелярия. О том, что Снейп не готовился к встрече с ней, свидетельствовал и бокал с недопитым огневиски, одиноко стоящий на стопке старых потрепанных книг. Странным казалось и то, что многочисленные портреты бывших директоров и директрис Хогвартса, почти полностью покрывавшие стены кабинета, были абсолютно пусты. Кроме двух. Финеас Найджелус, тихо посапывая, неподвижно дремал в своей раме. Второй же портрет был полностью скрыт под плотной черной тканью. «Дамблдор, — догадалась Лили и почувствовала, как сердце забилось быстрее. Видимо, Снейп хотел его снять, но не смог. — Наверное, то же заклинание, которое наложено на портрет матери Сириуса на площади Гриммо, — подумала она. — Спрятал, чтобы не смотреть в глаза?» Она читала что-то о магии, которая создает портреты умерших волшебников, но не припоминала, чтобы было хоть что-то о том, что становится с таким портретом, если волшебник возвращается к жизни. Так что же там? Лили протянула пухленькую ручку к портрету, но тут же застыла, скованная пристальным взглядом нарисованных глаз. Все это время Финеас Найджелус украдкой наблюдал за ней, притворяясь спящим, но теперь обнажил белозубый оскал и, подмигнув, перевел насмешливый взгляд на что-то или… кого-то за ее спиной. — Наверное, было бы очень обидно вылететь из Хогвартса до начала собеседования, — низкий звучный и совершенно незнакомый голос прозвучал совсем близко. Сердце Лили сорвалось на галоп и, резко замерев, рухнуло куда-то в низ живота. От волнения замутило. Во рту стало так сухо, что очередной вдох, казалось, оцарапал горло. Медленно развернувшись на ватных ногах, Лили подняла взгляд и задохнулась, словно на полном ходу врезалась в холодную каменную стену. Конечно же, он изменился. По бледному напряженному лицу невозможно было определить, сколько на самом деле ему лет — тридцать, сорок, а может, все пятьдесят? Глаза. Они мгновенно завладели ее вниманием: холодные, такие глубокие, что в их бездне, казалось, можно было разглядеть его черную душу; и огонь, в котором он сжег все человеческое, когда-либо жившее в нем. Последний раз эти глаза смотрели на нее на платформе 9 ¾ в день, когда они навсегда — как они тогда думали — покидали Хогвартс. Эти ли? Осторожно взглядом Лили коснулась глубокой бороздки, затаившейся меж густыми бровями и растворяющейся на высоко посаженной переносице. «Хмурится? Или это его привычное выражение лица?» Далее — вниз по выдающемуся орлиному носу к бледным плотно сжатым губам, сдерживающим яд мыслей, рвущихся наружу. Носогубные заломы — такие глубокие, что по неведению можно было решить — Снейп только и делал, что улыбался. Но правда заключалась в том, что именно так выглядел человек, разучившийся улыбаться. Глядя свысока, он изучал ее со спокойным ледяным презрением, просачивающимся из-под маски наигранного пренебрежения. Поздоровался безразличным молчанием, растянув губы в токсичной ухмылке. Спрятался, настоящий, за десятком замков-пуговиц своего идеально сидящего сюртука. Скрыл под прядями угольно-черных волос страшную правду, затаившуюся в паутине мимических морщин в уголках глаз. Казалось, от него веет холодом. Бровь дернулась вверх — сигнал, что его терпение на исходе, и Лили пора бы уже подать признаки жизни. — Простите, кхм… Дверь была открыта, — слова, произнесенные чужим, непривычно высоким голосом, застревали в пересохшем горле, — и я подумала… — Что? — раздраженно прервал он. — Что вы меня ожидаете, кхм. Я — Элизабет, кхм, Льюис. Из Министерства. Смерив ее долгим презрительным взглядом, Снейп развернулся и поплыл к директорскому креслу. Она же осталась стоять, не в силах оторвать взгляд от его прямой как струна спины — еще одной приобретенной особенности, так отличающей его от того человека, которого помнила и теперь с надеждой пыталась разглядеть в нем Лили. — В Хогвартсе уже есть преподаватель зельеварения. Она внутренне обмерла. — Но есть те, кто считают, что этого недостаточно, — огибая угол стола, он взмахнул рукой, под которой тут же материализовалось небольшое кресло, совершенно не вписывающееся своей мрачно-готической вычурностью в здешний интерьер. — Сядьте, — тихо приказал он, и Лили безоговорочно подчинилась. Перед ней на столе материализовался серебряный поднос с графином, наполненным прозрачной жидкостью, и одним-единственным стаканом. Снейп выученным до совершенства движением наполнил стакан и протянул его Лили. Та послушно приняла его и застыла, не решаясь сделать глоток. Снейп опустился в директорское кресло. В его тяжелом проникающем взгляде то и дело вспыхивала едва уловимая искра замешательства. Он никак не мог понять, зачем Дамблдору понадобилась в Хогвартсе эта мелкая невзрачная мышка, сливающаяся в полумраке кабинета с окружающей обстановкой. И если бы не особое внимание Альбуса к «этой Льюис», Северус, возможно, не тратил бы свое драгоценное время, зная, что решение за него все равно уже принято. Отправил бы к Макгонагалл. От греха подальше. Но Дамблдор сам спровоцировал его. По крайней мере, так мастер зелий оправдывал свое участие в этом «собеседовании», глядя на нелепое подобие женщины, сидящее напротив. Ее напряжение было осязаемым. Оно стирало с лица девушки любые подсказки и намеки, которые могли бы помочь Снейпу найти ответы на незаданные вопросы. Она молчала. Чем раздражала еще больше. И он не удержался, скользнул в ее разум — зачем церемониться? — как проделывал это десятки раз с ее же сыном. Хотя Альбус строго-настрого запретил ему это делать. «Дамблдор все равно ничего не узнает. А если и узнает, то что?» К счастью для Лили, как и любой аврор, она владела основами окклюменции. Ей хватило трех секунд, чтобы распознать несанкционированное вторжение и вытолкнуть из своего разума незваного гостя. Трех бесконечно долгих секунд. Осознав, что только что произошло, она уставилась на Снейпа огромными перепуганными глазами, пораженная подобной вседозволенностью. — Вы не пьете. Думаете, я хочу вас отравить? — тихо спросил он, продолжая сверлить ее внимательным взглядом, словно ничего и не произошло. «Он ничего не увидел, — волна облегчения прокатилась по телу Лили. — Иначе его реакция не заставила бы себя долго ждать». Страх начал растворяться, уступая место чему-то иному, спрятанному глубоко внутри, свойственному Лили настоящей — умной, гордой и безрассудной гриффиндорке. — И как вы догадались? — она выпрямилась на стуле, собирая пальцами ткань юбки на бедре. — Это именно то, о чем я думаю. Лили поднесла стакан к лицу и сделала несколько коротких вдохов. — Только у вас ничего не получится — это не яд. Кхм. — Сыворотка правды? — Снейп незамедлительно ответил на вызов, принимая ее дерзость как данность. Лили взглянула в стакан в надежде, что не увидит там едва различимого перламутрово-белого отблеска, придаваемого сывороткой правды любой жидкости. — Нет. — Тогда, может быть, — он изобразил гримасу сложного мыслительного процесса, отчего количество морщин на его лице, казалось, удвоилось, — жидкий аналог фините инкантатум? Она почувствовала, как леденеет затылок и кожа покрывается мурашками. Снейп не просто так задал этот вопрос. Лили поняла это, потому что знала — сыворотку, нейтрализующую действие оборотного зелья, можно назвать какой угодно, только не прозрачной. И она не сомневалась в том, что он, мастер зелий, об этом знает. Каков шанс, что его вопрос — очередное испытание на компетентность? Исключено. Таких совпадений не бывает. Так что же он увидел? — Нет, — одними губами повторила она, стараясь сдержать нарастающую внутри панику. — Вы уверены? Лили уже ни в чем не была уверена. Все ее планы относительно Снейпа рухнули в ту минуту, когда он бесцеремонно ворвался в ее голову, тем самым разуверив ее в том, что она способна тягаться с ним. Она мысленно ругала себя за свою излишнюю самонадеянность. За то, что не подготовилась лучше к встрече с ним. За то, что не задала Дамблдору больше вопросов. Человек, сидящий напротив, был ей незнаком. Ее об этом предупреждали. А она отправилась на войну безоружной. «Глупая». И что теперь? Оглушить и сбежать? Но ведь гриффиндорцы не сдаются. К тому же нет никаких гарантий, что Снейп не окажется быстрее. И из его палочки ей в грудь полетит точно не оглушающее заклятие. Тогда сказать правду? Всю? Надеясь на что? Это еще опаснее. И в данном случае не только для нее. Кто знает, как поведет себя Снейп, узнав, что Дамблдор жив? Оставалось только одно — делать вид, что ничего не случилось. Как научил ее этому сам Снейп. Несколько минут назад. Бросив на него короткий взгляд, Лили залпом осушила стакан и вернула его на поднос. — Спасибо. Ничего не произошло. Она так и осталась маленькой плотной ведьмой с неприметными чертами лица, в уродливых коричневых туфельках на толстом каблуке. Он безразлично переводил усталый взгляд с нее на пустой стакан. И молчал. Вода подействовала на Лили как плацебо, растворив остатки страха и напрасные, как оказалось, опасения. Решив не дожидаться очередного испытания, она взяла инициативу в свои руки. По крайней мере, так ей показалось. — Вот направление из Министерства, — она торопливо выудила из потрепанной кожаной сумки времен, наверное, самого Салазара Слизерина папку с бумагами и с видом серьезно настроенного оппонента положила ее на стол перед собой, — здесь еще рекомендации и характеристика, подписанная заместителем… — Мне это неинтересно. Его лицо исказилось напряжением, а на лбу, словно маленькие змеи, вздулись две жилки. — Я думала, для собесед… — Вы получите эту должность независимо от того, хочу я этого или нет, — вновь отрезал Снейп, сжимая губы в презрительную горькую ухмылку, словно сама эта тема причиняла ему ужасный внутренний дискомфорт. — Но тогда… — Почему я трачу свое время впустую? Лили нахмурилась. — Хочу понять, что в вас такого особенного. — Простите? Напряженно выдохнув, он поднялся из своего кресла и, медленно обойдя директорский стол, остановился в паре шагов от нее. — Вы не просто так оказались здесь и сейчас. Не так ли? — Снейп брезгливо вытащил из папки, принесенной Лили, свиток пергамента, исписанного мелким почерком Перси Уизли. — Для чего все это? — скользнув пустым взглядом по тексту, он бросил свиток обратно на стол. — Что вы забыли в Хогвартсе? Он задавал правильные вопросы, на которые у Лили не было ответов. Подходящих для его ушей. — Я сдала С.О.В. по зельеварению на «Превосходно», — не придумав ничего лучше, ответила она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Но под его тяжелым строгим взглядом было очень сложно сосредоточиться на лжи, при том, что ей постоянно приходилось держать барьер на случай, если он вновь захочет залезть к ней в голову. — Дальше. — И не только по зельеварению… — Что еще? — нетерпеливо выплюнул он, теряя терпение. Логичнее всего было бы сослаться на уровень дохода, но зарплаты в школе волшебства явно уступали зарплатам сотрудников Отдела тайн, из ведомства которого и была переведена в Хогвартс «Элизабет Джин Льюис, руководитель проекта экспериментального зельеварения». А может, акцентировать внимание на направлении? Хороший вариант. Пока Северус не решит его проверить через своих темных «товарищей», которыми кишит Министерство Магии. И что будет, когда он узнает, что направление, подписанное Пием Тикнессом, Пий Тикнесс никогда не подписывал? — Я всегда мечтала преподавать в Хогвартсе… «Какая же дура». Преподавать в Хогвартсе? Сейчас? Когда должность директора занимает Упивающийся Смертью, убийца Альбуса Дамблдора? Когда к студентам в качестве наказания применяются непростительные заклятья? Такая версия делала ее идеальным кандидатом в жены Аргуса Филча, но не в преподаватели по призванию. — …И мой отец использовал свои связи в Мин… — Миссис Льюис… — Мисс. — Плевать, — резко оборвал Снейп и сделал шаг вперед, нависая над ней, словно грозовая туча. — Я не могу оспорить приказ Министерства о вашем назначении, но я могу сделать ваше пребывание здесь невыносимым. Мы могли бы сэкономить время, мисс, если бы вы позволили мне самому… посмотреть. Но вы не позволили. Поэтому вы не выйдете из этого кабинета, пока я не получу ответы на свои вопросы. Лили совершенно растерялась. Среди лихорадочного потока мыслей она не могла найти ничего, что спасло бы ее от его неумолимого обжигающего гнева. — Вы пугаете меня, — тихо и честно сказала она, опуская взгляд на кончик собственной палочки, направленной Снейпу в грудь. «И когда успела достать?!» Он даже не шелохнулся. Его губы медленно растянулись в улыбке, словно он ждал чего-то подобного. — Вы крепко спите, мисс Льюис? — Снейп стал медленно наклоняться. — Вы знаете, что для директора в Хогвартсе нет закрытых дверей? Он замер, когда между их лицами оставалось не больше десяти дюймов. Теперь Лили сидела, плотно вжавшись в спинку кресла, в ловушке его рук, которыми он опирался о подлокотники, и смотрела на отражение своего бледного лица в его черных, как угли, зрачках. Ее палочка теперь касалась его подбородка. — Что собираетесь с этим делать? — он едва заметно кивнул на палочку. Конечно же, Северус знал, что она — человек Дамблдора. Минерва была весьма пунктуальна по части передачи ему посланий Альбуса: тщательно зашифровывала их в скучных школьных программах, канцелярских списках и даже проектах школьных меню и стояла над душой до того момента, когда раздраженный и зевающий Снейп возвращал ей документ, кивая в знак того, что сообщение Дамблдора в нем обнаружено, расшифровано, понято и выучено наизусть. А затем с чувством выполненного долга она гордо удалялась — как надеялся Снейп — туда, куда он ее мысленно посылал. Так к чему тогда устраивать шоу? К тому: «Работала в Министерстве… Хорошая знакомая Кингсли… Им же завербована… Разбирается в зельях…» Альбус явно рассказал не все. Точнее — не рассказал ничего. И, скорее всего, еще и наврал с три короба. И это крайне задевало Снейпа, считавшего себя — после всего, что он сделал для Дамблдора — первым в очереди за правдой. «Еще один надежный человек в Хогвартсе…» Один… Да если Темный Лорд решит устроить «вечеринку» в Хогвартсе, Элизабет Льюис — не более, чем еще один потенциальный труп. Снейп размышлял об этом всю ночь накануне «собеседования». Не найдя ни одного хоть сколь-нибудь достойного обоснования необходимости в новом преподавателе, он уснул лишь под утро, преисполненный желания убить Дамблдора. Еще раз. Или два. Но Альбус далеко. До него не дотянешься. Зато до нее рукой подать. Сидит, трясется — мелкая, серая, убогая. С этой жуткой гулькой… Совершенно бесполезное создание, обиженное природой. Всё, как любит Дамблдор. — Вы здесь, чтобы следить за мной? — вновь спросил Снейп, так и не дождавшись ответов на предыдущие вопросы. «Почему бы и нет?» Альбус теперь не мог находиться рядом и контролировать каждый шаг, как это было раньше. Война есть война. Сегодня — друг, завтра — враг. Чем черт не шутит? — Нет, — тихо выдохнула она, не рискуя пошевелиться. — Убить? — он слегка отстранился и кивнул на палочку. — Сэр, — она вздрогнула и засуетилась, опуская руку, — простите. Я не знаю, как это получилось… Наверное, защитная реакция. — Ограниченная в движениях, Лили не нашла ничего лучше, чем сунуть палочку в лежащую на полу сумку. — Я правда не понимаю, о чем вы говорите. Она безбожно врала. И он это понимал. А еще он как никто понимал, что ни один парфюмер не станет добавлять в свои духи особый вид водорослей, горький, ни с чем не сравнимый запах которых погубил бы любой аромат. Водорослей, используемых при варке оборотного зелья. Мастер зелий замер. Что-то в его взгляде переменилось. И Лили это совсем не понравилось. Уж лучше был он злился — читаемая, вполне ясная эмоция. Но этот огонек, вспыхнувший где-то там, на самом дне зрачка… «Опять?» «Нет, не мог…» Ее разум надежно защищен. Снейп впился сосредоточенным взглядом в ее губы и теперь был похож на кота, охотящегося на пикси, за мгновение до рокового прыжка. А потом он улыбнулся. — Развлекаетесь, господин директор? Лили и Снейп синхронно повернули головы. В дверях, опираясь плечом о косяк, стояла низенькая коренастая ведьма, внешне очень похожая на ту, в чьем образе сейчас пребывала Лили. — Зайти попозже? — ведьма фыркнула, расплываясь в гаденькой улыбочке. Если это вообще можно было назвать улыбкой. — Проходите, Алекто, я ждал вас, — ответил Снейп, выпрямляясь. — У меня есть поручение. Воспользовавшись моментом, Лили сделала несколько глубоких вдохов. Лишь сейчас, когда он отстранился, она поняла, что все время, которое он находился в ее личном пространстве, практически не дышала. Пока Снейп, по локоть зарывшись в бумажный хаос на своем столе, искал то самое поручение, Алекто вальяжно прошла в кабинет. Скрестив руки на груди, она остановилась напротив Лили. Когда Снейп назвал ведьму по имени, Лили сразу поняла, кто она такая. Дамблдор предупредил о ней и о ее брате Амикусе как о жестоких и беспринципных сторонниках Волдеморта, чья рука не дрогнет, даже если перед ними окажется ребенок. Лили должна была «держаться от них подальше». Алекто Кэрроу. Если бы не обстоятельства, Лили, наверное, смогла бы ее пожалеть. На некрасивом бесцветном лице ведьмы было ясно написано: по какой-то причине она решила навсегда отказаться от своей природы, спрятав все, что ассоциировало ее с женщиной, под тремя слоями темной бесформенной одежды и железной маской высокомерия. — Будешь преподавать зелья? Казалось, она намеренно искажает свой голос, чтобы он звучал низко и грубо. — Мисс Кэрроу, вопросы здесь задаю я, — продолжая рыться в бумагах, раздраженно процедил директор, избавив Лили от необходимости отвечать на вопрос. — А со стариком что будем делать? — проигнорировав замечание, добавила Алекто, обращаясь к спине Снейпа. — Не. Вашего. Ума. Дело, — отчеканил тот, поворачиваясь к Кэрроу и протягивая ей небольшой свиток пергамента. — Мне нужно всё, что здесь перечислено. Отправляйтесь немедленно. — А если чего-то не найду? — Алекто сосредоточенно сдвинула брови и уткнулась носом в желтоватый листок, исписанный мелким почерком. — Можете не возвращаться. — Директор, — в пороге появилась встревоженная Макгонагалл. — Мне доложили, что кандидат из Министерства прибыл. Не спросив разрешения войти и не дождавшись комментария, она направилась прямиком к Лили. — Вы — Льюис? Лили кивнула, впившись в Минерву взывающим о спасении взглядом. — Минерва Макгонагалл, заместитель директора, декан факультета Гриффиндор, — представилась та и повернулась к Снейпу. — Вы закончили? Я бы хотела отвести ее к Горацию, пока у него есть «окно» между занятиями. Снейп усмехнулся, догадавшись, кто был тот «докладчик» и почему Минерва так нервничает: она должна была присутствовать на собеседовании — таков был план Дамблдора? — но опоздала. Судя по выражению и цвету лица, за прошедшие полчаса Лили, говоря на языке Макгонагалл, оставила в этом кабинете восемь из девяти жизней. — Я узнал все, что нужно, — ответил он на удивление спокойно, возвращая Минерве многозначительный взгляд. Это заметила Лили, но не Макгонагалл. Та явно торопилась исправить свою ошибку и покинуть директорскую башню вместе с ней. — Пойдемте, дорогая. Какая вы бледная, — сказала Минерва, помогая Лили запихнуть в сумку папку с бумагами. — Давайте по пути заглянем в Больничное крыло. Глава 5. Гермиона 1997 год. Десятое сентября. Площадь Гриммо, 12 — Мне нужна ваша помощь, мисс Грейнджер, — серьезно сказал Дамблдор, едва девушка опустилась на стул рядом с ним. — Конечно, сэр, — удивленная резкой сменой его настроения, ответила Грейнджер. — Что угодно. — Я хочу, чтобы вы отправились в Хогвартс вместе с Лили, — тихо, но твердо, без намека на вопросительную интонацию. Точка. Он ставит ее перед фактом. Гермиона ошеломленно уставилась на бывшего директора, совершенно сбитая с толку нахлынувшим потоком мыслей. Вот и все. Их разделят. Разлучат. Возможно, даже навсегда. Ведь никто, даже великий Альбус Дамблдор, не сможет предсказать, чем закончится вылазка Рона в Министерство и каким вернется Гарри со своего особого задания. Вернется ли? И что будет с ней самой, если Снейп поймает ее в Хогвартсе? Дрогнет ли рука, пославшая аваду в грудь самого Дамблдора, перед «невыносимой всезнайкой»? Вопрос риторический. От одной мысли о том, что она больше никогда не увидит Гарри или Рона, глаза заволокла влажная пелена. — …Конечно же, тайно. Будете жить с ней в подземельях, помогать… — где-то далеко, на краю сознания эхом отдавались слова бывшего директора Хогвартса. Молча глотая обиду, Гермиона судорожно сжимала в руках крохотную сумочку, расшитую бисером. Всё здесь, давно собрано. Даже сейчас, когда нет никакой необходимости покидать надежное убежище на Гриммо. Когда жив Дамблдор. И надежда вместе с ним. Как он может! Ведь знает же, на что она решилась, чтобы остаться с Гарри и Роном! Ах, Рон. Ведь, казалось, у них только-только… Впрочем, не сейчас. Не об этом. — Мисс Грейнджер? — Дамблдор казался встревоженным. — Все в порядке? — Да… Да, сэр… — растерянно заговорила Гермиона, понимая, что пауза затянулась и Альбус ждет ее реакции. — Я очень люблю Хогвартс и, конечно же, мечтаю туда вернуться, но… Как же Гарри? И Рон! Почему вы хотите разделить нас? То есть… Я имею в виду, все это время мы вместе неплохо справлялись. Не было смысла перечислять все «за», когда не было ни одного «против». Они оба это знали. Оттого хотелось плакать еще сильнее. — Я это знаю. — Тогда я не понимаю, сэр. — Я знаю, что прошу вас о многом, мисс Грейнджер. Но я также знаю, что нет человека более подходящего для этой... — Дамблдор запнулся на мгновение, подбирая нужное слово, — миссии. Выслушайте меня и примите решение. Я не стану его оспаривать. И пойму, если вы откажетесь. И… уверяю вас, что отказ никоим образом не повлияет на мое отношение к вам. Гермиона натянуто улыбнулась, смахнув со щеки крохотную слезинку. Эмоции мешали сосредоточиться, но она смогла взять себя в руки и начать анализировать сказанное. Раз уж ей позволено сделать выбор, он будет объективным. Девушка молча кивнула. — Есть один человек, мисс Грейнджер. Хороший человек. Я обязан ему своей жизнью. — В Хогвартсе? — В Хогвартсе, — Дамблдор медленно кивнул. Макгонагалл… Логичнее всего было бы предположить, что речь идет о ней: заместитель директора, декан Гриффиндора, член Ордена Феникса — Минерва, как никто другой из преподавателей, всегда была надежным союзником Дамблдора. И теперь она осталась одна. В клетке с мантикорами. Но ведь у нее есть Хагрид. И другие преподаватели, которые, в чем Гермиона не сомневалась, остались верны делу Дамблдора. И гриффиндорцы. — Я очень виноват перед ним. Ведь из-за меня… он рискнул своей бессмертной душой. Не Макгонагалл. И не Хагрид. Хотя… «Кто он?» — спросил бы кто угодно на ее месте. Но… — Как? — научная составляющая, которую, без сомнения, должен был содержать ответ на ее заданный вопрос, заинтересовала мисс Всезнайку больше всего. — Совершил убийство. — Ох, — Грейнджер вздернула руку, прикрывая ладонью рот. — Осознанное. Намеренное, — серьезно продолжал Дамблдор. — И что после этого стало с его душой, он узнает только в момент собственной смерти, — он сделал небольшую паузу. — На примере Лорда Волдеморта мы с вами уже знаем, чем это чревато. — Сэр, но это ужасно! Ведь ему придется всю жизнь… — Да, мисс Грейнджер, всю жизнь. И этот человек сейчас совсем один. Я боюсь, что наступит время, когда ему самому очень понадобится помощь. Нет, я в этом уверен. Теория вероятности еще никогда меня не подводила. Да и закон Мёрфи… — Альбус грустно усмехнулся своим мыслям. — Да. Ему понадобится ваша помощь. Девушка лихорадочно соображала, выбирая вопрос, который хочет задать следующим, но вместо этого еще больше запутывалась в собственных мыслях. Кто он? Почему именно она? Почему не сам Дамблдор? Что за миссия? Кто тот несчастный, чью жизнь «хороший человек» забрал по просьбе Дамблдора? Что может быть ценнее человеческой жизни? Каким должен быть мотив убийства, если после убийцу можно назвать «хорошим человеком»? Пожалуй, это и был самый важный вопрос. — Кого он убил? — несмело и тихо просила Гермиона, стараясь выровнять дыхание. — М-м? — то ли не расслышал, то ли не понял Дамблдор, сбитый вопросом с мысли. — Вы хотите, чтобы я встала на защиту человека, совершившего убийство, — девушка опустила растерянный взгляд. Но не будь она Гермиона Грейнджер, если не убедится, что уготованная ей Дамблдором миссия не выходит за пределы ее непоколебимых гриффиндорских принципов. — Сэр, я ни в коем случае не ставлю под сомнение ваши заверения в том, что этот человек хороший… — извиняющимся тоном продолжила девушка. — И я точно знаю, что человек, совершивший убийство, может быть хорошим, — поспешила добавить она, бросая короткий взгляд на Дамблдора. Тот, к ее глубокому облегчению, слегка кивнул, расплываясь в благодарной улыбке. Гермиона прекрасно понимала, какую тонкую проводит параллель — Ариана… — Но если я буду отвлекаться на моральные аспекты и теряться в бесконечных догадках, то точно упущу что-то важное. Мне нужно знать, кого он… — Конечно же. Простите меня, мисс Грейнджер. Моя склонность к многословию — это старческая привычка. Ничего не могу с ней поделать, — Дамблдор пожал плечами. — Вы совершенно правы. Вам не просто нужно, вы обязаны знать! Он убил меня́. Повисла долгая напряженная пауза. Старик с нескрываемым любопытством наблюдал за тем, как меняется выражение лица Гермионы, лихорадочно пытающейся сложить в голове, казалось бы, элементарные два и два. Но на самом деле в ее жизни еще не было задачи сложнее. Девушке казалось, что она сходит с ума. Еще никогда она не испытывала ничего подобного: абсолютный хаос, полное отсутствие логики и ни одного — ни единого! — предположения о том, почему «хорошим человеком» оказался не кто иной, как Северус Снейп. «Невозможно…» Все в нем — от черной ауры всепоглощающего отвращения ко всем окружающим до ледяного презрения в глазах — говорило о том, что нет человека более подходящего на роль предателя. И убийство, совершенное им, стало для всех (или, по крайней мере, для Гарри, Рона и Гермионы) закономерным и неопровержимым тому подтверждением. Концом логической цепочки. Может, Альбус издевается? — Нет, — одними губами прошептала девушка, подводя черту под своим внутренним монологом. — Не может быть. — Я умирал, мисс Грейнджер, — серьезно заговорил Дамблдор, зная, что она не станет его перебивать. — По наивности или глупости, я сам обрек себя на смерть, прикоснувшись к крестражу Волдеморта, — он проскользил по столу худой морщинистой и уже абсолютно здоровой кистью. — Северус сколько мог поддерживал и продлевал мою жизнь, но проклятье, наложенное на это кольцо, брало свое. Я больше не мог терпеть боль, которую оно мне причиняло. «Еще один крестраж!» — такая важная новость… мелькнула в голове и тут же испарилась, забытая, заглушенная громким бешеным биением ее собственного сердца, разгоняющего по венам чувство стыда. «Какая же дура…» Была бы умная, ни за что бы не позволила ярлыкам (хоть Снейп и был увешан ими с ног до головы) затуманить здравый смысл, звучащий теперь в ее голове голосом Альбуса Дамблдора. А ведь он всегда их предупреждал, с самого первого курса: «защищал философский камень», «расколдовал взбесившуюся метлу Гарри», «закрыл собственным телом от оборотня». Минимум дважды спасал саму Гермиону: сварил зелье, избавившее ее от образа недокошки, вернул к жизни ее и других окаменевших жертв василиска. «Предупреждал…» Все, о чем могла думать Гермиона, заливаясь краской, — как же сильно она заблуждалась. Считая, что отлично разбирается в людях, она слепо принимала позицию Гарри и Рона по отношению к Снейпу, даже не задумываясь о том, что они могу ошибаться. — Все эти долгие годы, мисс Грейнджер, Северус был моим преданным помощником. С того самого момента, как осознал свою ошибку, он больше никогда не переставал им быть. Рискуя своей жизнью, он шпионил для Ордена в рядах Упивающихся Смертью, срывал рейды, спасал жизни наших союзников, помогал мне оберегать Гарри. Хотя сам Гарри едва ли с этим согласится. Если у Волдеморта и были сомнения насчет Северуса, то после моей смерти от его руки их больше не осталось. — Ошибку? — лицо девушки исказилось непониманием. — Родители Гарри… Пророчество профессора Трелони. Он не знал, что в нем говорится о Поттерах. И пришел ко мне сразу, как только понял, что собирается сделать Волдеморт. Северус просил меня спасти их. Все, как рассказывал Гарри: Снейп подслушал пророчество и рассказал о нем Волдеморту… Но он не знал, что речь в нем шла о родителях Гарри. Цепочка упорядоченных мыслей теплым мягким потоком курсировала от виска к виску, отрезвляя сознание и возвращая способность к анализу. Наверное, прокатившаяся по телу волна облегчения должна была успокоить Гермиону и вернуть в состояние, может, и не абсолютного, но относительного покоя. Но это уютное ощущение продлилось долю секунду. Что-то внутри, в горле, завязавшись тугим комом, мешало выдоху облегчения (словно после сданного на «Превосходно» экзамена) вырваться наружу. — И вы попросили его убить вас? — Я его заставил. Все, что сказал Дамблдор, казалось ей продуманным, логичным и… совершенно неправильным. Настолько неправильным, что кисти под столом невольно сжались в кулачки, а глаза вновь заблестели от влаги. «Все эти годы». Неужели Дамблдор считает, что половины жизни, отданной за ошибку молодости, недостаточно, чтобы искупить вину? Недостаточно. Для Гарри, потерявшего слишком много. Но не для Альбуса Дамблдора, которого знала Гермиона. «Рискнул душой». Око за око. Зуб за зуб. Душу за душу? И это после всего, что Снейп сделал «с того самого момента»? Не многовато ли? Или «сомнения Волдеморта» стоят бессметной человеческой души? «Если и были». А если не было?! «Не мог терпеть боль»? Так почему не сделал это сам? Если в силу особенностей проклятья невозможно магией (авада в висок — и добрый вечер), то до Черного озера рукой подать: нырнул… и не вынырнул. Испугался? Или не хотел рисковать душой? Своей душой. А вот это уже эгоистично. — Я не горжусь своим поступком, мисс Грейнджер. Поверьте, я исполнен чувства вины перед Северусом. Гермиона подняла на Дамблдора испуганный взгляд. — Вы не… — Мне не нужно читать ваши мысли, чтобы понять, о чем вы думаете, — Альбус грустно улыбнулся. — Я наблюдал за вами с самого первого вашего дня в Хогвартсе. Как, впрочем, и за всеми моими студентами. В вас есть то особенное, мисс Грейнджер, что редко встречается не только у ваших одногодок, но и у взрослых людей. Девушка покачала головой, демонстрируя непонимание. — Я говорю о гармонии между разумом и сердцем. Вы способны принимать ответственные решения, подчиняя сильные чувства, подавляя эмоции. Но не в ущерб вашему доброму сердцу. Поэтому я выбрал вас. Дамблдор прервался, ожидая, что Гермиона захочет задать вопросы. Возможно, он думал, что комплименты смягчат враждебный настрой, легко читаемый по ее живому молодому лицу. Но девушка лишь сжалась под его внимательным взглядом, не без труда сдерживая обвинительную тираду о недопустимости подобного отношения к «хорошему человеку». Пусть даже этот человек сам Снейп. — Северус не потерпит жалости к себе, мисс Грейнджер. «Северус…» — мысленно повторила она и вздрогнула, как когда-то, едва заслышав имя Того-Кого-Нельзя-Называть. До этого разговора Гермиона так редко слышала это имя, что его произнесение невольно ощущалось как проявление фамильярности. За шесть лет привычное «профессор Снейп» стало для нее своеобразной константой, в которой слово «профессор», казалось, и было настоящим именем зельевара. — …А вы ее и не испытаете. Но ваше сострадание… И то, на что вы способны, сострадая. Все это спасет его от неминуемой гибели. — Чего вы от меня ждете, сэр? — озадаченно спросила девушка, устав от бесчисленных намеков. — Я жду, что вы будете рядом, мисс Грейнджер, — Альбус улыбнулся. — Будете помогать Лили, заниматься учебой и ни в коем случае не выходить из подземелий. Гермиона внимательно смотрела на бывшего директора, надеясь, что ее выразительного умоляющего взгляда будет достаточно, чтобы он понял — пора переходить к сути. Иначе ее просто разорвет от нарастающего в геометрической прогрессии раздражения. — А в нужный момент, — продолжал Дамблдор, — защитить его. — Как? — Сказать правду. Если бы Гермиона не знала Дамблдора, то решила бы, что он издевается над ней. Но он, похоже, просто решил заменить то самое лирическое вступление на лирическое отступление — неизменную составляющую каждой его речи. А может, хотел, чтобы она догадалась сама? Это было довольно жестоко, учитывая, что ничего не доставляло ей такого дискомфорта, как информационный голод. — Боюсь, свидетельств одной Минервы будет недостаточно. Значит, Макгонагалл тоже в курсе. — Я — всего лишь сентиментально старик, убежденный в том, что добро живет даже в самых темных из нас. Меня не станут слушать. Но вы — ближайшая подруга Гарри Поттера, лучшая, без преувеличения, ученица Хогвартса. Это совсем другое дело. Согласитесь? Что-то екнуло внутри, словно на уроке, когда преподаватель задал сложный вопрос. И уже спустя секунду по телу разливается теплая, ни с чем не сравнимая волна уверенности, удовлетворения: она знает! И вот Гермиона выпрямляется на своей скамье, откидывает назад пышные каштановые локоны. И за мгновение до того, как тонкая рука взмывает вверх над головами сокурсников… приходит осознание: что-то не так. Неприятная волна мурашек прокатилась по спине, а где-то в груди вместо горячего бьющегося сердца разверзлась холодная пугающая пустота. Девушка замерла. Прислушалась к этой пустоте. И в ней услышала ответ. Лучше бы ей оставаться в неведении. Ей придется защитить Снейпа от… своих. От Гарри… — Кто еще знает правду? — Гермиона не узнала собственного голоса. «Умница», — победная улыбка озарила лицо бывшего директора Хогвартса. — Я. Минерва. И теперь уже вы. — А как же Лили? — Лили? Боюсь, здесь все слишком сложно. — Почему? — Сейчас не время для выяснения отношений. Страх будет держать ее подальше от Северуса. Неужели Альбус думает, что добрая и сердобольная Лили захочет отомстить Снейпу за ту ошибку? — Но ему-то вы расскажете?! — Не думаю, что Северусу стоит знать, что Лили и Джеймс живы. По крайней мере не сейчас. Я не берусь предугадать его реакцию. И, соответственно, не знаю, какими будут последствия. — Я не понимаю, сэр. Он должен… обрадоваться, разве нет? Они живы! Он сможет извиниться! И… избавиться от чувства вины! — Гермионе и самой не понравилось, насколько просто это звучало. Дамблдор медленно и многозначительно выдохнул. Но?.. — Когда в дело вмешиваются сильные чувства, поступки могут быть весьма непредсказуемыми, — Альбус воззрился на девушку внимательным изучающим взглядом: «так понятнее?» — Вы хотите сказать, что… — озадаченно заговорила Гермиона, изо всех сил стараясь расшифровать очередной намек Дамблдора, — оу… — Оу, — повторил тот, медленно кивая. «Оу» — это не то, что выкрикнет человек, на которого вылили ведро ледяной воды. Но это то неловкое «оу», которое непроизвольным выдохом вырывается из легких, когда случайно касаешься чего-то чужого, интимного. Когда невольным вмешательством затрагиваешь то сокровенное, что годами хранится в неприступной крепости, выстроенной из железного самообладания; когда заглядываешь в маленькую трещину меж каменными глыбами и там, в самом дальнем и самом темном углу, замечаешь ее — священную тайну. Настолько нереальную, что ее и тайной-то назвать сложно. Скорее, уже иллюзией. И тогда правильнее всего сделать шаг назад, прекратить несанкционированное вмешательство. Извиниться. Но искушение слишком велико. Нет, не пополнить коллекцию сплетен — они никогда не входили в область интересов Гермионы, предпочитавшей уютную тишину пропахшей старым пергаментом библиотеки. Но соблазн заглянуть в душу человека, который, в чем Грейнджер всегда была уверена, не способен даже на самое примитивное проявление чувств, у которого, как ей всегда казалось, и вовсе нет никакой души... Человека, которого она шесть лет читала, как открытую книгу, содержащую всего три слова. С закрытыми глазами Гермиона могла в точности описать ее: черный переплет, черная обложка с вертикальной дорожкой из десяти нарисованных черных же пуговиц посередине, а внутри — три ледяные бездушные страницы из черного вулканического мрамора, который не согреть ни пламенем, ни волшебством, ни теплом рук. И на каждой из которых скарпелем идеальными ребрами высечено по одному слову: «бесчувственное», «циничное», «чудовище». Переверни острую, как зубы пикси, страницу — непременно порежешься. Грейнджер, которой посчастливилось учиться на Гриффиндоре, выучила эту книгу наизусть. Ее пальцы изрезаны с лихвой. — Он наш единственный источник информации о планах Волдеморта. Я не могу так рисковать. Ими обоими. — Но-о… — протянула Гермиона, приходящая в себя от нахлынувшей бури эмоций, но не способная перебороть распирающее изнутри любопытство, — прошло столько лет… — Для любви? Всего лишь миг. — Взгляд Дамблдора стал пустым и отрешенным, словно глаза заволокла пелена теплых, но очень далеких воспоминаний. Альбусу с его увесистым грузом жизненного опыта, конечно же, было виднее. Да и кто она такая, чтобы не то что спорить, но даже рассуждать о высоких чувствах? Нелепая детская влюбленность в пижона Локхарта, легкая интрижка с Крамом, пара-тройка неумелых поцелуев — вот и весь ее опыт. Но и этого ей хватило, чтобы оценить степень невозможности, характеризующей описанный Дамблдором сценарий. Абсолютно нереально. Как лед, объятый пламенем. Как тьма, обласканная светом. Как душа, жаждущая поцелуя дементора. Но ведь плюс и минус притягиваются. Разве не так учат в маггловской школе? Насколько можно применить эту общепризнанную концепцию бытия в области чувств? Нет… Это слишком сложно. — Поэтому он пришел к вам тогда… Из-за Лили? — Да. Казалось бы, Снейп должен ненавидеть Джеймса за ту «шутку», о которой рассказывал Гарри, и, наверное, даже желать ему смерти. Но любовь к Лили пересилила обиду. Конечно же… — Ее убийство отвернуло его от Волдеморта… — Полагаю, что так. — Зачем вы мне все это рассказали? — Жалкая попытка снять с себя ответственность за вторжение в чужую душу. Но Дамблдор лишь отвечал на ее вопросы. Хотя… ведь мог не отвечать. Значит, хотел, чтобы она знала? И Гермиона знала. Знала — зачем. Одно дело — невольное касание одними лишь кончиками пальцев. Другое — возможность сделать большой уверенный и, главное, санкционированный шаг. Оказавшись лицом к лицу с носителем тайны. — Меньшим вы бы не удовлетворились. Разве нет? — ответил он вопросом, не требующим ответа. — К тому же, учитывая гриффиндорскую натуру миссис Поттер — решительную и деятельную, за ней тоже будет нужен постоянный присмотр. Зная правду, вам будет проще уберечь ее от неуместного и несвоевременного проявления этих качеств. — Его мягкий и спокойный тон резюмировал ее поражение. — Она должна понять, что сейчас не самое удачное время, чтобы «спасать». Хотя я и теперь уже вы знаем, что спасать никого и вовсе не нужно, — Альбус насмешливо подмигнул. Гермиона нервно усмехнулась собственным мыслям. «Спасать» — так вот о чем думал Дамблдор. Тогда как в воспаленном и уставшем от работы мозгу Грейнджер смогла родиться лишь мысль о том, что Лили может захотеть отомстить Снейпу. Мстительная гриффиндорка. Это что-то новое. Вот бы шляпа удивилась! Мерлин, как же глупо… Он победил. Потому что не оставил ей выбора. Как гриффиндорка, Гермиона не могла отказаться исполнить то, из-за чего и ради чего шляпа без вопросов распределила ее на ало-золотой факультет: восстановить справедливость, защитить безвинно обвиненного. А как обладательница доброго сердца, она должна была понять, что заставило человека, способного на такую сильную любовь, превратиться в холодную каменную глыбу, сочащуюся ядом при малейшем намеке на участие. — Я согласна. — Я в этом не сомневался, — спокойно ответил Дамблдор, ничуть не удивившись. — И в награду за ваше согласие, — он взмахнул рукой, под которой тут же материализовался поднос с чайным набором и блюдцем засахаренных лимонных долек, — я отвечу на любые ваши вопросы. — Сэр? — девушка вопросительно воззрилась на бывшего директора. — Вы слишком умны, чтобы обойтись тем малым, что я уже поведал вам и вашим друзьям, не так ли? Было время, когда Гермиона отдала бы все, чтобы получить такую возможность. Но сейчас, все еще поглощенная собственными мыслями, она восприняла этот щедрый жест-подарок без особого энтузиазма. Слишком уж сильным было ее потрясение от обрушившегося на нее потока информации. И груза ответственности, который она добровольно взвалила на свои хрупкие плечи. Девушка молча наблюдала за тем, как ее собеседник наполняет маленькие фарфоровые чашки, стоящие, наверное, целое состояние, и даже не пыталась переключить воспаленное сознание на другую тему. — Что ж, — вновь заговорил Дамблдор, не получив ответа, — с вашего позволения, я начну сам. — Он понимающе улыбнулся, протягивая девушке одну из чашек с горячим чаем. — Вы наверняка задавались вопросом, почему я не изменился после возрождения. Ведь после разделения душа становится нестабильной. И это не может не отразиться на внешней оболочке. Как это случилось с Томом. — Он поднес свою чашку к губам и, с наслаждением вдохнув ароматный травяной пар, сделал небольшой глоток. — Мы не знали, чье именно заклинание унесло жизнь моей бедной Арианы, но у меня никогда не было сомнений в том, что это сделал именно я. Полагаю, та пустота, которая образовалась на месте отколотой части моей души и которую я заполнил чувством собственной вины, все эти годы не позволяла мне забыть о произошедшем. Даже при недостатке доказательств мне и этого хватило, чтобы искренне раскаяться в том, чего я, возможно, и не совершал. И тогда я отказался от всего, что делало меня счастливым: от гениальных идей, грандиозных планов, от людей… которые были мне дороги. Я оставил себе только Хогвартс. Гермиона слушала очень внимательно, хоть и не подавала виду. То, что говорил Дамблдор, казалось ей таким несущественным и таким неважным по сравнению с тем, что она узнала несколько минут назад. Ведь он говорил о прошлом, о том, что нельзя изменить. Вспомнились уроки истории магии. Девушка машинально повернула голову вправо, привычно ища взглядом спящего на соседней парте Рона. Не было ни одного урока, когда бы рыжий гриффиндорец не отправился в царство Морфея под монотонное бормотание профессора Бинса. Иногда прихватив с собой и Гарри. Гермионе в таких случаях оставалось лишь заботливо наложить на друзей заглушающие чары. Преподаватель истории магии готов был стерпеть многое в обмен на фактическое присутствие студентов на своих уроках, но храп был бы уже явным перебором. Грейнджер вновь перевела взгляд на бывшего директора. Тот ответил ей грустной улыбкой. Старый уставший человек. Нет. Его рассказ не был платой ни за ее согласие вернуться в Хогвартс, ни за что-либо другое. Гермиона поняла это по глазам. В его добром и ясном взгляде сквозило такое глубокое, беспредельное одиночество, что ей захотелось вскочить и крепко обнять его. Дамблдор хотел хоть с кем-то поделиться болью, которую долгие-долгие годы тяжелым каменным грузом таскал в груди. Почему с ней? Да кто ж его знает? Он определенно заслуживал того, чтобы она приняла его подарок, ненадолго отложив свои переживания по поводу предстоящей миссии. Альбус мог не продолжать. Гермиона все поняла, как только он заговорил об искреннем раскаянии. Потому что еще вчера вечером перевернула последнюю страницу «Секретов темнейших искусств», которые оставил ей сам Дамблдор. Но ее волновало другое. «По наивности или глупости…» — весьма сомнительное оправдание, когда прикасаешься к крестражу Волдеморта. Зная, что это крестраж. И чéй это крестраж. Но его, Альбуса Дамблдора, можно было назвать каким угодно: бесхитростным, простодушным или даже легкомысленным. Но только не наивным. И уж тем более не глупым. Значит… — То кольцо, — задумчиво заговорила девушка, кивая на кисть Дамблдора, держащую ушко чайной чашки, — вы знали, что оно проклято… Что оно убьет вас… Был ли это вопрос или все же утверждение? Она и сама не поняла. Уж слишком уверена была девушка в сделанном умозаключении. Но из глубокого уважения к своему собеседнику она позволила ему озвучить ее собственные мысли. — Я на это надеялся. Гермиона глубоко выдохнула. Теперь настала очередь Дамблдора удивляться. — Это самоубийство, — бесстрастно заключила девушка, извлекая из кармана волшебную палочку и касаясь кончиком чашки. Медная жидкость, заклубившись ароматным тимьяновым паром, тут же затрепетала, потревоженная крохотными пузырьками, поднимающимися со дна. — Профессор Снейп избавил вас от боли, но не убивал. Вы сделали это сами. Задолго до случившегося на Астрономической башне. — Гермиона поймала ошарашенный взгляд бывшего директора. — Вы не изменились после возрождения, потому что соединили душу. Вы не использовали хроноворот, потому что хотели… умереть. Он смотрел на эту хрупкую юную девушку и не мог не восхититься тем, с каким непоколебимым спокойствием она рассуждает — и рассуждает правильно — о сложнейшей и темнейшей магии. Будто не о его душе шла речь, а о каких-то овощных или домашних циклах. И ведь она была совершенно права. Он дал ей пищу для размышления, и она, основываясь на собственных знаниях, перемолола ее в прах, разобрав на пылинки. Дамблдору оставалось лишь позавидовать, что такое спокойное и ясное понимание этой ситуации недоступно ему самому. — Я только одного не понимаю, — задумчиво продолжала Гермиона, протягивая руку к блюдцу с лимонными дольками, — как вы получили крестраж. Ведь для этого нужно хотéть совершить убийство… А вы не хотели. Дамблдор был настолько поражен тем, как эта фраза отзывается в его памяти, что в первую секунду даже решил, не читает ли Гермиона его мысли? Ведь когда-то и он сам задавался этим вопросом. — Видимо… хотел. Лимонная долька выскользнула из ослабевших пальчиков Грейнджер и шлепнулась на стол, осыпав его крохотными кристаллами сахара. — Я сам до сих пор отказываюсь в это верить. Все очень сложно, мисс Грейнджер. Я был молод и опьянен открывшимися передо мной возможностями. В самый неподходящий момент семья стала для меня препятствием к реализации моих грандиозных планов. Обузой. На одной чаше весов оказалась Ариана, о которой я должен был заботиться. И которой ничем не мог помочь. А на другой — весь мир. Я был весьма амбициозен. — Дамблдор медленно поднес к губам чашку с чаем, но, задумавшись, вернул ее на стол, так и не сделав глоток. — Конечно же, я не желал Ариане смерти в буквальным смысле. Но я хотел освободиться от бремени, удерживающего меня возле нее, словно пса на цепи. Полагаю, в контексте темнейшей магии эти критерии идентичны. Так или иначе… я получил свой крестраж. Оставив Гермиону в полном замешательстве, он снова погрузился в глубокий омут воспоминаний, в который сознание уносило его, словно парализованного, каждый раз, когда он поднимал тему собственного прошлого. Гермиона была не готова к тому, что услышит. Конечно же, Гарри пересказал ей и Рону содержание своего разговора с Элфиасом Дожем и тетушкой Мюриэл. Но никто из них даже и не подумал о том, чтобы воспринять обвинения старой сплетницы и, ко всему прочему, поклонницы Риты Скитер всерьез. Гермиона понимала, что что-то упускает, но никак не могла сосредоточиться под испытующим взглядом Дамблдора. Она резко зажмурилась, пряча лицо в ладонях: «родители Гарри живы, Снейп — «хороший», Дамблдор — «плохой»…» — все словно перевернулось с ног на голову. Нет. Так все и было изначально. Это она была невнимательна, ограниченная строгими рамками собственного извращенного формализма. Как будто половину своей сознательной жизни провела в заблуждении — это Грейнджер поняла только сейчас. Глотая книги, она накачивала себя знаниями, как кофеином. Гордо нося прозвище «Мисс Всезнайки», она выливала эти знания на головы окружающих, услаждая собственное честолюбие. И не принося этим практически никакой пользы. Ни себе, ни окружающим. Как обычная заучка. Снейп тоже был книгой. И Дамблдор. И все остальные… Даже Лили! Гермиона читала людей… Делала коротенькие рецензии на их форзацах и ставила на полочки в своей личной ментальной библиотеке. Даже не задумывалась о том, насколько это… ненормально. Противоестественно. Уродливо. Она действительно упускала самое важное — междустрочье: то, что не описать словами, что не увидеть глазами, к чему не прикоснуться пальцами. И в доказательство тому — отсутствие, за малым исключением, друзей, подруг и поклонников, исключительно деловое отношение преподавателей, нескрываемая неприязнь Снейпа. — Мисс Грейнджер? — встревоженный голос бывшего директора буквально вырвал Гермиону из пучины самокопания. Она даже не почувствовала, как Дамблдор положил руку на ее плечико. Теперь он уверенно сжимал его, опасаясь, видимо, что девушка упадет в обморок. — Это я во всем виноват. Слишком много информации… Ей вдруг стало ужасно стыдно за то, что она так бестактно выключилась из разговора, нырнув в собственные переживания, хотя Дамблдор явно ждал ее ответа. — Извините, я… — Вы еще так молоды, — прервал ее Альбус. — Поверьте мне, вы не совершили ни одной ошибки, которую нельзя было бы исправить. Теперь Гермиона не сомневалась в том, что Дамблдор залез в ее голову. Видимо, ее состояние и выражение лица послужили на то своеобразной санкцией. Но на этот раз она была ему благодарна. «Не все так плохо» — говорили его ясные улыбающиеся глаза, глядя сейчас в которые, Гермиона не могла не улыбнуться в ответ. Насколько же он мудр! Нет, этот человек не плохой. Он просто ошибся. Как ошибается каждый. А значит, ее «рецензия» относительно него совершенно объективна. Пропади пропадом тетушка Мюриэл с Ритой Скитер и «Ежедневным Пророком», вместе взятыми! «Все не так уж плохо», — повторила про себя Гермиона, вытирая тыльной стороной ладони мокрые от слез щеки. В конце концов у нее есть Гарри и Рон. И Дамблдор. И Орден Феникса. А насчет Снейпа… Дамблдор прав. У нее впереди целая вечность, чтобы все исправить. — Так вы хотели стать Министром Всеобщей Магии? — Нет, не обязательно. Я не мечтал о мировом господстве. Лишь о всеобщем благе. Гермиона не стала уточнять, что имел в виду Дамблдор под «всеобщим благом» и как именно он собирался его обеспечить без мирового господства, хотя информация и показалась ей любопытной. Сил в Грейнджер осталось лишь на чашку вновь остывшего чая и пару лимонных долек. — Знаете, что я сейчас поняла? — совершенно отрешенно сказала она, дожевывая третью лимонную дольку. — После вашей смерти хранителями тайны Фиделиуса, наложенного на этот дом, стали оставшиеся члены Ордена Феникса… И он тоже… Ведь он — член Ордена Феникса! — Ответом Дамблдора стала широкая улыбка. — Он ведь ничего не рассказал Волдеморту! Если бы он был на его стороне, Упивающиеся Смерти уже давно были бы здесь… Как я не догадалась?! Глава 6. Лицом к лицу 1997 год. Двенадцатое октября. Хогвартс — Лили? — Прошу, не спорь в этот раз. Я знаю, что должна делать. Встрепенувшаяся было Гермиона вновь обмякла в глубоком кресле, обиженно надув губки. — Ты должна дать ей время. — У нее его было предостаточно. За восемь с лишним веков можно было и поумнеть, Герм. Даже без диадемы. А она вместо этого отдала важнейшую семейную реликвию едва знакомому сладкоречивому юнцу. Да еще и слизеринцу. — Мы не знаем наверняка... — Раз Дамблдор так считает, то так оно и есть, — отрезала Лили, торопливо собирая густые рыжие пряди в небрежную косу. — Подай, пожалуйста, мантию. Вон ту, с капюшоном. — Опять пойдешь без оборотки? — поднимаясь, встревоженно спросила Гермиона. — Иначе никак — она мне не поверит. Да и ночь на дворе. Все спят. Грейнджер побежденно выдохнула и зашагала к вешалке с верхней одеждой. — Пожалуйста, будь осторожна. Филч с Миссис Норрис точно не спят. И Пивз... — С этими как-нибудь справлюсь. — Лили усмехнулась и, нырнув руками в рукава мантии, заботливо расправленной за ее спиной Гермионой, повернулась к подруге, обняв ту за плечи. — Прошу тебя, ложись спать. Со мной ничего не случится. Обещаю. — С этими словами она бесшумно крутанулась на мягкой подошве и, накинув на голову капюшон, растворилась в густой темноте коридора подземелий. — Поспишь тут, — наигранно обиженно буркнула Гермиона, возвращаясь в свое кресло у пылающего камина. * * * Будь то октябрь или июль, температура в подземельях никогда не поднималась выше шестидесяти пяти по Фаренгейту (в какой-то степени это объясняло, почему Снейп был круглый год наглухо упакован в плотный осенний сюртук). К каким бы согревающим заклинаниям ни прибегали девушки, ничего не помогало. Вероятно, элементарные бытовые чары оказались бессильны против огромных древних валунов, из которых было выложено основание Хогвартса и стены подземелий. А может, эта особенность, как и Тайная комната, была еще одним неприятным пунктом в завещании Салазара Слизерина будущим обитателям замка? Довольно иронично, учитывая, что помещения его же факультета всегда располагались именно в подземельях. Лишь огонь был способен согреть этот мрачный каменный острог без окон, ставший для Лили и Гермионы жилищем на ближайший год. И оттого наколдованные в каждой комнате камины и небольшие чугунные печки, поддерживаемые магией, горели круглые сутки. * * * Забравшись в кресло с ногами, Гермиона тщательно укуталась в клетчатый шерстяной плед и водрузила на колени увесистый старый фолиант с торчащими во все стороны потрепанными разноцветными закладками: нужно было подготовиться к завтрашнему семинару у второкурсников, который Лили благополучно проспит после долгих ночных скитаний в очередной безуспешной попытке поговорить с Серой Леди — привидением факультета Рэйвенкло. Страшно было только первый раз, когда смертельно уставшая Поттер за сорок минут до начала урока обрушила на Гермиону эту неожиданную просьбу, не терпящую возражений, и, буквально впечатав в ее ладонь флакончик с оборотным зельем, обессилено рухнула на диван. Элементарная программа первого курса, заученная когда-то наизусть, вспомнилась без особых усилий. Сложнее оказалось привыкать к чужому, ужасно неудобному телу. И голосу. И новой, такой несвойственной ей навязанной роли. Но делиться знаниями оказалось не менее приятным занятием, чем получать их. Если первый опыт оказался для Гермионы настолько впечатляющим, что она даже не помнила, как вернулась в свои покои, то во второй раз она готова была кричать о том, как ей понравилось ловить на себе внимающие взгляды и наполнять юные головы пищей для ума. Уж точно понравилось больше, чем бегать по лесу от разъяренного оборотня и крушить стеллажи с пророчествами в Министерстве Магии. Да и Лили не злоупотребляла открывшейся возможностью, позволяя себе пропускать только утренние семинары. У младшекурсников — всего пару, а то и раз в неделю. Бедная Лили... Смелая. Деятельная. Уж она точно оказалась не в своей тарелке. Как тогда, запертая вместе с Джеймсом в их собственном доме под несокрушимым, казалось бы, фиделиусом. Бывшему аврору, ей сложно было усидеть за преподавательским столом, изображая полную противоположность себя самой. Но исполнительная и ответственная, она сжимала зубы и делала, что велел Дамблдор. Потому что знала, что ночи принадлежат только ей. Вечерами Лили «оживала», а накопленную за день энергию сжигала в опустевших после отбоя коридорах Хогвартса. Грейнджер, как завороженная, наблюдала за тем, как подруга мастерски шнурует тканевые сапоги на эластичной кожаной подошве без каблука; как превращает пышную огненно-рыжую копну в две тугие практичные косички; любовалась тем, как горят решительностью изумрудно-зеленые глаза. Иногда Гермиона закрывала глаза и представляла себя на ее месте: смелую, бесстрашную, красивую, в мягких сапожках, созданных для того, кто не хочет быть услышанным даже в самой невозмутимой тишине, в узких дорожных штанах с высокой посадкой, стянутых на тонкой талии черным брезентовым ремнем, в плотно затянутом кожаном корсете, заколдованном на защиту от боевых заклинаний... и так выгодно подчеркивающем небольшую высокую грудь; в мантии из волшебного тергалета, меняющей цвет в зависимости от потребностей своего владельца. Когда Лили куталась в нее перед очередной поздней «прогулкой» по замку, мантия становилась черной, как сама бездна, чтобы слиться с густым полумраком, затаившимся в углах и нишах ночных коридоров Хогвартса. Лишь волосы Грейнджер оставляла распущенными. Ей нравилось, как они стекали по плечам непослушными бронзовыми кудрями, переливаясь крохотными бликами в свете трепещущего в камине огня. Так она казалась себе взрослее. Вот бы такой ее увидел профессор Снейп... СТОП! Это еще что?! Но фантазии обрывались ровно на том моменте, когда миниатюрная фигурка рыжеволосой волшебницы, с головы до ног укутанная в черную мантию, скрывалась за дверью, ведущей в коридор подземелий. Туда Гермионе совсем не хотелось. Как бы сильно она ни старалась быть похожей на Лили, но без Гарри и Рона приключения не вызывали в ней ни малейшего интереса. К тому же сам Дамблдор строго-настрого приказал ей ни в коем случае не покидать подземелья. Время для ее миссии еще не настало. * * * Замок спал беспокойным чутким сном, то и дело тревожно вздрагивая тусклым светом чадящих факелов. Густо и жадно он вдыхал сквозь оконные щели холодный ночной воздух, сплетая из сквозняков то протяжную, то прерывистую монотонную песнь о далеком и несбыточном счастье, навсегда покинувшем это место. Перед каждым поворотом Лили замирала на мгновение, прислушиваясь, и лишь тогда делала осторожный шаг вперед. Снова и снова в бесконечной паутине коридоров, проходов и лестниц она то погружалась в непроглядную тьму, то оказывалась в плену призрачного лунного света, врывающегося в огромные древние витражи и разливающегося молоком по каменным плитам пола. Изредка, ближе к концу коридора, воздух вокруг нее сгущался настолько, что девушке казалось — перед ней притаился огромный безжалостный хищник. Но стоило ей приблизиться, как пугающая неизвестностью чернота растворялась, обретая очертания то давно опустевшей ниши для рыцарских доспехов, то массивной деревянной двери, ведущей в очередной заброшенный класс. Тогда она делала глубокий вдох и вновь срывалась с места, словно какая-то роковая сила гнала ее вперед. То был не страх. Хогвартс мог быть каким угодно — непостижимым, загадочным, но не пугающим. Мрачным, холодным, но родным. Тем самым, который звал к себе сквозь время, как глоток морозного воздуха после долгих лет затхлой духоты. Звал на помощь. Той силой было чувство вины. Оно сжигало девушку, точно неизвестное и небывалое прежде испытание. Из ночи в ночь Лили изматывала себя, словно в наказание за то, что при первой же встрече с Серой Леди она, стремясь поскорее выполнить свое задание, позволила себе быть нетерпеливой и резкой: обиженное привидение, как и следовало ожидать, стало не только избегать ее, но вскоре и вовсе исчезло из коридоров замка. Так продолжалось несколько недель. И когда девушка почти отчаялась, Серая Леди вновь обнаружила себя. Сегодня. — В коридоре восьмого этажа, — шепнула ей Минерва за обедом. — Я видела ее между первой и второй парой, когда направлялась... — Дальше Лили уже ничего не слышала, потому что бешеная пульсация в висках заглушила все остальные звуки. Стоит ли говорить, что она едва дождалась отбоя? * * * Подземелья оказались далеко позади. Теперь она стремглав мчалась по крутым ступеням казавшейся уже бесконечной лестницы, соединяющей седьмой и восьмой этажи, подгоняемая теплой волной надежды, разливающейся в груди. Волшебница остановилась на последнем пролете, чтобы перевести сбившееся дыхание, и уловила доносящееся из коридора тихое пение. Это была печальная и очень нежная песня на языке, которого Лили никогда раньше не слышала. Когда прошла одышка, она на цыпочках добралась до верхней ступеньки и осторожно заглянула за угол. Высокая призрачная фигура молодой светловолосой женщины парила в нескольких дюймах над полом, совершенно не замечая чужого присутствия. Погруженная в собственные мысли, она продолжала напевать свою песню и с интересом разглядывала огромный старый гобелен на стене. Изображенный на нем Барнабас Спятивший, оставив свои тщетные попытки научить нарисованных троллей балету, застыл на месте, плененный тихим чарующим голосом. — Красиво... О чем она? — превозмогая волнение, тихо спросила Лили, делая шаг вперед. Она откинула капюшон, позволяя дрожащему свету факелов отразиться от ставшего бронзовым лица. Серая Леди вздрогнула и замолчала. Казалось, ее вовсе не смутило присутствие обидчицы. Тогда у Лили промелькнула мысль, не является ли подобная сдержанность знаком благосклонности? Ведь Серая Леди хоть и не выказала никакого желания участвовать в диалоге, но осталась на месте. Не исчезла, как десятки раз до этого, в ближайшей же стене. И девушка решилась на еще один шаг. И еще один. — О любви, конечно же, — наконец ответило привидение, поворачиваясь к Лили всем телом. Высокомерно вздернув подбородок, Серая Леди буквально припечатала девушку к полу своим неприветливым строгим взглядом. «Еще обижается». — Прости меня. Я не должна была вести себя так... в прошлый раз. Я лишь хотела поговорить. — О чем? — выдержав долгую напряженную паузу, холодно спросила Серая Леди. — О твоей жизни. — И о диадеме? — Только если ты захочешь. — Лили ужасно боялась, что привидение спросит, зачем ей это нужно. Тогда снова придется завести речь о диадеме, и все вновь закончится ничем, едва начавшись. — Я не буду настаивать, — добавила она, всем телом дрожа от волнения. Несколько секунд Серая Леди прожигала девушку пристальным оценивающим взглядом, а затем ее красивое, словно выточенное из мрамора лицо смягчилось, а губы тронула едва различимая улыбка — знак. «Вражда» превратилась в нечто отдаленное, походящее на прелюдию к ничему не значащей глупой шутке, о которой они обе хотели поскорее забыть. Лили — потому что у нее была четкая цель, от достижения либо не достижения которой зависела жизнь ее семьи. Серая Леди — потому что у нее, обреченной на беспросветное одиночество, не было ничего, кроме холодной, бездонной, мучительной вечности. Так ли? — Хорошо, — привидение двинулось навстречу девушке, и та не сдержала тихого выдоха облегчения. — Только не здесь. — Проплывая мимо Лили, оно приподняло правую руку так, чтобы призрачная ладонь прошла сквозь голову волшебницы. Несмотря на то, что физического прикосновения не было, Лили ощутила его практически всем своим существом. — Пожалуй... — уже где-то за спиной девушки прозвучал тихий голос привидения. Когда Лили, оправившись от шокирующего, как ледяной душ, «контакта», обернулась, то увидела Серую Леди, застывшую у распахнутого настежь окна как раз там, откуда не так давно появилась сама волшебница, — ...башня подойдет. Оттуда прекрасный вид на озеро. — Не сказав больше ни слова, она вылетела в открытое окно. Обжигающая волна надежды, охватившая до этого девушку, сменилась почти болезненной слабостью. На деревянных ногах Лили подошла к окну и перегнулась через подоконник. Во мраке внизу еле слышно журчала вода Черного озера, словно уставшая тьма пыталась жадно напиться, прежде чем раствориться в предрассветной истоме. А далеко-далеко, в противоположном конце замка, на фоне тлеющего на востоке небосвода обретала очертания казавшаяся отсюда игрушечной башня с часами. «Наказание за нанесенную обиду? Что ж... Жаль, что в Хогвартсе нельзя трансгрессировать». Прикрыв глаза, девушка медленно, глубоко вдохнула, наполняя легкие сырым терпким запахом осени, затем достала из кармана крохотный пузырек с восстанавливающим зельем и сделала глоток. * * * Спустя три, а то и четыре часа — Лили уже давно потеряла счет времени, на ватных ногах взбираясь по крутой винтовой лестнице Астрономической башни, последней в ее списке, — девушка была практически уверена в том, что Серая Леди решила просто поиздеваться над ней: привидения не оказалось ни в башне с часами, ни в Северной, ни в Южной башнях. Все, что оставалось волшебнице — добраться до верхней площадки Астрономической башни, подтвердить собственные догадки и рухнуть на пол от усталости. А если хватит сил — еще и разреветься от стыда за собственную наивность и доверчивость и обиды на весь мир, конечно же. Восстанавливающее зелье давно закончилось. Ее тело и разум были измотаны. Мокрая от пота рубашка под плотно затянутым корсетом неприятно липла к телу. Волосы давно выбились из прически и теперь торчали во все стороны, делая девушку похожей на растрепанное огородное пугало. И все же Лили не могла избавиться от призрачной надежды на встречу. И лишь это не давало ей сдаться. Ступени закончились. Волшебница остановилась на верхней лишь для того, чтобы расстегнуть застежку и сбросить с плеч ставшую, казалось, свинцовой мантию, а вместе с ней — все лишние уже сомнения и переживания. Затем она медленно, пошатываясь от бессилия, приблизилась к застывшей у парапета Серой Леди. — Ты быстро добралась, — издевательски усмехнулось привидение, даже не взглянув на девушку. — Видимо, тебе действительно очень нужен этот разговор. Полагаешь, сможешь меня одурачить? — О чем ты? — прохрипела волшебница, оставив попытки выровнять дыхание. — Я тебе неинтересна. Как и всем другим до тебя. Вам нужно одно: раз я привидение факультета Рэйвенкло, то знаю тайну его основательницы. Хм? — она повернулась к девушке, одаряя ту надменным взглядом сверху вниз. Ехидная улыбка, исказившая ее полупрозрачное лицо, говорила сама за себя — Серая Леди ставила точку. — Станешь спорить? Я давно научилась отвечать таким, как ты. Лили совершенно растерялась. Не потому, что не знала, что сказать, а потому что сказать было нечего. О чем тут спорить? Десятки, а может, сотни студентов и Мерлин знает кто еще до нее веками донимали привидение расспросами. И, конечно же, для Серой Леди Лили была всего лишь одной из многих. Так чем она лучше этих многих? Девушка закрыла глаза. От накрывшего ее отчаяния казалось, что происходящее — просто сон, один из тех нелепых ночных кошмаров, которые преследовали ее с тех пор, как она вернулась в Хогвартс. Вот бы открыть глаза и... — Я не могу тебе помочь, — вынесла свой приговор Серая Леди. — Я надеюсь, ты перестанешь меня преследовать. Это начинает утомлять. Нет. На этот раз все не закончится чудесным пробуждением. Все решится здесь и сейчас: привидение просто растворится в воздухе, а Лили, побежденная и униженная, вернется на Гриммо готовить обеды для орденцев. Потому что больше ни на что не способна. Серая Леди дождалась, когда девушка откроет глаза, чтобы поймать ее взгляд. И затем развернулась, чтобы уйти. Еще тогда, после первой встречи, Лили пообещала себе, честно пообещала, что будет держать себя в руках, что впредь будет думать, прежде чем что-то сказать или сделать, если Мерлин пошлет ей еще один шанс... Но как было удержаться, когда эта... эта стерва (!), глупая никчемная стерва (!) попросту издевается над ней? — Ты для этого прогнала меня через весь замок? — с трудом подавляя рвущееся наружу раздражение, прошипела девушка в спину привидению. — Чтобы сказать вот э́то? — Ты получила, что заслужила, — усмехнулась Серая Леди через плечо, упиваясь гневом собеседницы. — Ты ожидала чего-то другого? С какой стати? «С какой стати? Ну конечно же...» Как Лили могла быть такой наивной? Ведь не маленькая, должна была догадаться: просто так привидение никому и ни за что не выдаст свой секрет. Ведь если это случится, больше никто и никогда не проявит к нему интереса. Как к старой, изъеденной временем шкатулке, в которой хранится бесценное бриллиантовое ожерелье. Достань его — и шкатулка превратится в хлам, обычный ничего не стоящий пылесборник, первый на очереди в мусорную корзину. Должно было быть что-то очень весомое. Но что? Догадка так неожиданно сверкнула перед девушкой, что она не поверила. Однако вскоре все сомнения исчезли — ей стало ясно. Лишь сейчас, усвоив урок, девушка поняла, что была права изначально. Но, выбрав верный подход, она ошиблась с методом. Вместо того, чтобы аккуратно и взвешенно донести до Серой Леди правду, Лили попыталась вколотить эту правду в ее голову кувалдой. И за это поплатилась. Впрочем, кнут или пряник — сейчас это уже не имело никакого значения. Притворяться дальше тоже не было смысла. — Глупая! Ты не сможешь убегать вечно! — заорала она во весь голос, растеряв остатки самообладания. — Не смей называть меня глупой! — Почти исчезнув в дальней стене, привидение резко развернулось и вынырнуло на площадку башни, остановившись в паре дюймов от девушки. — Ты ничего не знаешь! — Так расскажи мне! — отчаянно закричала Лили, но Серая Леди вновь устремилась прочь. — Елена! Привидение вдруг застыло в воздухе, словно наткнувшись на невидимую стену. А затем медленно обернулось. Призрачное лицо побледнело, став матовым, словно мел, а от самоуверенности не осталось и следа. — Значит, Дамблдор был прав, — тихо озвучила собственные мысли Лили. — Ты — Елена Рэйвенкло, дочь Кандиды... — Дамблдор? — пробормотало привидение, приближаясь к девушке вплотную. — Он рассказал тебе? Почему? Кто ты? — Не это важно. — Лили призвала на помощь всю свою сдержанность. — Я должна уничтожить диадему. Несколько бесконечных секунд Серая Леди молча и неподвижно боролась с нахлынувшим на нее потоком мыслей. Холодная улыбка на мгновение осветила ее лицо. И тут же угасла. А затем ее взгляд стал осознанным и разумным: по ее живым глубоким глазам читалось одно — она получила то, чего ждала больше всего на свете. И чего также боялась. Елена медленно двинулась вперед, опускаясь призрачным подолом на пол так, что лица девушек вскоре оказались на одном уровне. Лили едва успела отскочить, чтобы привидение не просочилось сквозь нее. — Ты, должно быть, получила диадему от матери, — то ли спросила, то ли утвердила Лили, поворачиваясь вслед за привидением лицом к разгорающемуся на востоке небосводу. — А потом... отдала ее? Почему? Серая Леди замерла у парапета, положив на него изящные белые кисти. — Моя мать... — заговорила Елена, когда Лили приблизилась к ней. — Она... Все очень ее любили и восхищались ее умом. Я завидовала ей. По-хорошему, конечно же. Я так хотела быть похожей на нее! Я так старалась! Но у меня ничего не получалось. Все видели только ее. А я... Живя в тени ее славы и величия, я совсем перестала быть собой... История была длинной и, наверное, даже интересной, если бы Лили слушала внимательно. Где-то на грани восприятия она улавливала смысл сказанного и понимала, что ни одно из слов Елены не приближает волшебницу к желанной цели. Но в тот момент сознание девушки, не сводящей пристального взгляда с горизонта, отравляла нарастающая внутри тревога — утро неумолимо приближалось. Путь в подземелья лежал неблизкий, и преодолеть его было необходимо до того, как замок проснется и его заспанные укутанные в теплые осенние мантии обитатели заполнят залитые холодным утренним солнцем коридоры. Это в лучшем случае. В худшем — нужно покинуть Астрономическую башню до того, как на их крики сбежится пол-Хогвартса. Но ни в коем случае нельзя было переносить этот разговор, ведь настроение Серой Леди вполне могло измениться. Как меняется настроение любой женщины. В любую минуту. Сейчас, шокированная и снедаемая чувством вины, она приняла решение. Но дай ей время, она взвесит все \"за\" и \"против\", и один Мерлин знает, чем это обернется. Нельзя было и торопить ее. Ведь Елена делала именно то, чего хотела от нее Лили — рассказывала историю своей жизни. А значит, оставалось мириться с мыслью о том, что день придется провести в одном из пыльных чуланов Астрономической башни, и еще полночи потратить на объяснения с Гермионой. Она лишь надеялась, что все это будет не зря. — ... И я сделала это, — почти неслышно пробормотала Елена и замолчала. — Что?! — едва Лили ухватилась за тонкую ниточку надежды на то, что разговор свернул в нужное ей русло, как за спинами девушек послышался громкий хлопок, заставив их одновременно развернуться. — О-о-о-о! Что тут у нас? — Пивз сощурил маленькие черные глазки и слегка приблизился. — Вечериночка? Пивз услышал громкий звук! Он похож на чей-то... пук? Или, может быть, на крик? Пивз примчался в тот же ми-и-и-и-и-и-иг... — С громким писком он крутанулся вокруг своей оси, а затем, сняв с большой непропорциональной головы шутовской колпак, отвесил поклон Серой Леди. — Мада-а-ам. — Пивз. Чтоб тебя... — чуть не плача, прошептала Лили, инстинктивно протягивая руку к палочке. — Я — Пивз, а ты... — полтергейст вновь прищурился, внимательно всматриваясь в лицо Лили, — не Пивз. Ты кто? — он казался озадаченным и даже застыл на несколько секунд, что само по себе было огромной редкостью в его беспокойном хаотичном поведении. — Ты-не-студент-и-не-преподаватель-и-не-привидение-и-не-ручная-зверушка... — быстро и монотонно затараторил он себе под нос, отрицательно тряся головой, отчего крохотные бубенчики на шляпе зазвенели наперебой. — Ты-ы-ы.... — шпион?! — интенсивно кивая, резюмировал он и, демонстративно набрав в легкие воздуха, заорал: — Шпио-о-о.... Кажется, первым был ступефай. Силенцио тоже попало в цель, а вот петрификус, вспыхнув яркими голубыми искрами, разбился о стену, едва Пивз скрылся за ней. Ну и ладно. Он все равно ничего не сможет рассказать Филчу, а тот, к счастью, не снимет с полтергейста заклятье немоты. Пока разберутся, что к чему.... Время еще есть. — Вечно он не вовремя, — процедила сквозь зубы Лили, убирая палочку обратно за пояс. — Извини, — зачем-то извинилась она, возвращаясь к парапету вслед за Серой Леди. — Меня он не обижает, — усмехнулась Елена, лелея внутри какую-то маленькую, но очень дорогую ей тайну. — Знает, что будет, если обидит. Да-да, она пожалуется Кровавому Барону, которого так боится полтергейст и... Ну уж нет. Не хватало еще тратить драгоценное время на глупые истории о Пивзе. — Ты сказала, что сделала что-то. Что? — Украла диадему, — ничуть не оскорбившись настойчивостью собеседницы, спокойно продолжила Елена. — Думала, что это поможет. Что смогу, наконец, доказать ей, что я тоже чего-то стою. Что я не хуже... Рассвет выплеснулся из-за горизонта медным травяным чаем, заливая румянцем сонные фасады замка. Отражая зарю, затеплились первые окна. Астрономическая башня — самая высокая — вмиг утонула в тягучей янтарной патоке, отчего Лили, ослепленная яркими лучами, невольно вздернула руку, прикрывая глаза. — Я знаю, что произошло. Я хочу найти диадему не для того, чтобы использовать, — часто дыша, торопливо заговорила волшебница. В груди вспыхнула и рванула по венам паника. Казалось, где-то там секундная стрелка сорвалась на галоп. — Я хочу уничтожить ее вместе с тем, что осквернило ее. Ты ведь знаешь, что он сделал?! — Ты... — Елена нахмурилась, — ты не можешь меня обвинять. — Я и не... — Я так одинока! — Привидение резко развернулось спиной к парапету. — А он... Он был так обходителен. Сказал, что я красивая. И что он непременно бы влюбился в меня, если бы я была жива. — Она помолчала немного, собираясь с мыслями, а затем повернула голову к Лили. — Ты права, я такая глупая... — На губах Елены застыла ироническая улыбка, но было заметно, что она рада этой внутренней агонии. — Нет, не глупая. Теперь я вижу. И у тебя есть шанс доказать это всем: совершить не просто умный, но мудрый поступок. Я помогу тебе. Серая Леди тепло улыбнулась. Она уже не была похожа на себя прежнюю — надменно холодную, высокомерную. В ее лице появилось что-то мягкое и ласковое, отчего создавалось впечатление, что она примирилась со своей участью. — Хочешь еще раз услышать ту песню? Если бы Елена захотела, то увидела бы ответ в красноречивом взгляде собеседницы. Прочла бы по ее плотно сжатым губам, по пульсирующей на виске жилке всю глубину охватившего волшебницу «желания-еще-раз-услышать-ту-песню». А если бы привидение могло читать мысли... Хорошо, что не могло. — С удовольствием, — тихо ответила Лили, закрывая глаза и подставляя лицо под теплые лучи. * * * — Я скажу тебе, где диадема. После четырнадцати стихов на албанском эти слова прозвучали странно и неуместно. Лили даже не сразу поняла, что они обращены к ней. А когда поняла, от охватившего ее волнения перехватило дыхание. «Вот и всё? Победила?» Самое время... Кажется, она ужасно замерзла. Или не кажется. Сорок минут на холодном октябрьском ветру без мантии — очень плохая идея. — Господин директор? — прошелестел слева голос привидения... а внутри у волшебницы все оборвалось. — Вы не спите в столь ранний час. Надеюсь, мы вели себя не слишком громко? — Шпион-шпион-шпио-о-о-о-о...! — затрещал где-то за спиной девушки скрипучий голосок Пивза. — Ай! Так вот к кому он отправился снимать силенцио — смышленый. Не нужно было (да она и не могла, оцепенев от страха) поворачиваться, чтобы понять, что Снейп избавился от полтергейста с помощью редукто, судя по цвету вспышки, отразившейся от конструкций башни. «Значит, палочка в руках». — Кто «мы́»? — тихий глубокий баритон прошил насквозь. Отдался в руках, и тело, только что обездвиженное паникой, задрожало мелкой дрожью. Лили не была готова к этой встрече. Хотя думала о ней много раз, представляла, как все будет. Но не сейчас. И не так. Не застигнутая врасплох, словно какой-то... шпион (чертов Пивз, будь он неладен!). Серая Леди, явно не собиравшаяся ничего объяснять, просто растворилась в воздухе. Вместе с ее «победой». И надеждой? Неужели Лили вновь ошиблась, выбрав не то важное? Понадеялась, что сможет провернуть все за спиной Снейпа? Но ведь это он сейчас стоит за ее спиной. С палочкой в руках. — Назови себя, — приказал он, не дождавшись ответа. — Покажи свое лицо. Она даже не пыталась достать палочку. Знала, что он контролирует каждое ее движение. Медленно, оттягивая неловкий и, возможно, даже судьбоносный момент, Лили развернулась. * * * Внезапное странное предчувствие, вспыхнувшее в груди, заставило его разозлиться. Потому что он давно забыл, каково это — чувствовать биение собственного сердца в груди. Да и откуда ему было взяться, этому чувству, если ничего больше Снейп не чувствовал? Уже много-много лет. Раздражало и неопределенное, расплывчатое ощущение угрозы, исходившей от этой маленькой, черной в свете пылающего сзади огненного шара, фигурки. Что-то было не так, и он никак не мог понять, что именно. То ли неконтролируемый поток глупых ассоциаций, хлынувших в голову, то ли зародившаяся где-то глубоко внутри тень веры в то, что иначе, как абсурдом, назвать было нельзя. Снейп никак не мог понять, по какой причине его железное самообладание дало трещину, сквозь которую тут же просочилась та далекая, давно забытая горькая слабость, похожая на затхлую воду затопленного подземелья, но все еще достаточно холодную, чтобы заставить кожу покрыться неприятными мурашками. Лучше не стало и когда девушка развернулась. Проклятое солнце выжигало глаза, заставляя его щуриться, дразнило сознание, пропитывая дымкой ее одежду, размывая цвета и мешая ясно рассмотреть ее лицо, путалось в ее пышных рыжих волосах, вздрагивающих алчным пожаром вдоль ее хрупкого силуэта, то и дело мерцая меж огненными локонами и врезаясь крохотными острыми бликами прямо в сетчатку. Весь ее облик был каким-то зыбким и непонятным, но почему-то... родным? Всего лишь похожа, но не она. Этого просто не может быть. «Да это же девчонка Уизли, — неуверенно предположил Снейп в жалкой попытке справиться с разбушевавшимся воображением, — или Тонкс, проклятый метаморф». «Уизли плоская, как щепка, и шевелюра у нее не такая эффектная, — парировал голос рассудка, — а о членах Ордена Феникса в Хогвартсе Дамблдор бы непременного предупредил». А девушка тем временем продолжала молчать. Не имея больше ни сил, ни желания бороться с внутренними противоречиями, он сдался: вздернул руку, заслоняя глаза от солнца, опустил палочку и сделал шаг вперед. Она среагировала мгновенно. Последнее, что он запомнил, уносясь в глубокую черную пропасть, — красную вспышку и сильнейший удар заклинания в грудь. Глава 7. Где Снейп? 1997 год. Двадцать первое октября. Хогвартс Несмотря на то, что подготовку к практическому занятию Гермиона закончила еще до полуночи, уснуть ей удалось лишь под утро. Необъяснимая тревога, затаившаяся в груди, гнала прочь сон, наполняя голову мыслями одна хуже другой. Она пыталась переубедить себя в том, что всему виной вспыхнувшая внутри надежда: уж этот долгожданный шанс Лили ни за что не упустит — в конце концов, у нее было достаточно времени, чтобы остыть и подумать о том, как исправить свою ошибку; и вовсе это не тревога, а предчувствие грядущей победы... Но чем дольше Гермиона занималась подменой понятий, тем больше раздражало нарастающее внутри беспокойство, заставлявшее сердце биться сильнее. И она снова и снова ворочалась в кресле, ставшем, казалось, ужасно неудобным, перекладывала тяжелый фолиант, который читала невидящим взглядом, то на колени, то на подлокотник кресла. И все чаще бросала тревожные взгляды на дверь. Лили вернулась, когда холодное октябрьское солнце уже настойчиво пробивалось сквозь крохотное запыленное окошко — волшебную бутафорию, дублирующую одно из десятков окон, сверху донизу усыпавших Южную башню. Одно из тех, что были обращены на восток и первыми вспыхивали в свете пробуждающегося дня. То, что что-то было не так, Гермиона поняла, когда глаза окончательно привыкли к свету и она смогла разглядеть девушку, застывшую на пороге. На Лили было нежное белое платье, совершенно не подходящее к обстановке: с длинными рукавами и в пол — хоть и полностью закрытое, но такое тонкое (шелковое?), что создавалось ощущение, что на ней и нет ничего вовсе. Распущенные темно-рыжие локоны были аккуратно уложены на правую сторону. А лицо... было пугающе непроницаемым. — Какое красивое платье, — заговорила Гермиона, торопливо выбираясь из теплого шерстяного кокона-одеяла и не сводя завороженного взгляда с Поттер. — Почему ты... — Гермиона вдруг запнулась. За спиной Лили показалось движение: разверзая темноту лаборатории и постепенно обретая четкость, к ней неторопливо приближалась высокая черная фигура. Плывущей уверенной походкой, которую не спутаешь ни с какой другой. — Сзади, — только и смогла прошептать Грейнджер за секунду до того, как мертвенно-бледное лицо Снейпа показалось в проеме справа от Лили. Гермиона, конечно же, помнила о его роли во всей этой истории, но все равно рефлекторно попятилась. Его цепкий пронизывающий взгляд скользнул по ней с таким безразличием, словно она была пустым местом. Еще никогда он не смотрел та́к. Словно она уже проиграла битву, которую еще не успела начать. Словно у нее никогда и не было шанса... Оставаясь совершенно спокойной, Лили повернула голову, чтобы встретиться взглядом с зельеваром. «Она знает... она привела его». А затем, улыбнувшись ему самой нежной из улыбок, опустила голову. То же сделал и он. Если бы не ужас, парализовавший все тело и высушивший горло, Гермиона закричала бы в голос, едва коснувшись взглядом того, на что с таким удовлетворением смотрела сейчас Лили. Левой рукой, измазанной какой-то черной жидкостью, Снейп держал... окровавленную оленью голову, уверенно ухватившись за сломанный рог. Второго и вовсе не было — обломан у самого основания. Невидящий взгляд закатившихся и застывших навсегда карих глаз кричал о том, что животное погибло в страшных мучениях. «Животное ли?» Сердце пропустило удар. Или два. А лучше бы ему вообще перестать биться, лишь бы прервался этот невыносимый зрительный контакт: ее — Гермионы Грейнджер и его — Джеймса Поттера в анимагической форме. Сама она была не в силах прекратить этот чудовищный кошмар, отчаянно веря в то, что вот сейчас его зрачки дернутся, веки сомкнутся-разомкнутся и он ответит ей живым теплым взглядом. Лишь на мгновение ей показалось, что олень (а точнее, — то, что от него осталось) ожил, когда Снейп, не сводя с Гермионы пристального взгляда, уверенно шагнул в комнату и с усилием швырнул голову прямо к ее ногам. Крохотные черные в полумраке комнаты капли крови мелкой дробью осыпались на белоснежный подол платья Лили, но та вновь осталась невосприимчивой, как каменное изваяние. Словно знала, что все происходящее — лишь прелюдия к чему-то... бо́льшему. Гермиона тоже не сдвинулась с места. Но, в отличие от Лили, ей это стоило неимоверных усилий. Отчаянно борясь с тошнотой, она сосредоточила пристальный взгляд на измазанной кровью кисти Снейпа, потянувшейся к карману сюртука. Едва диадема Ровены Рэйвенкло оказалась у него в руках, огромный сапфир — сердце серебряного голубя, в виде которого был выполнен волшебный венец — вспыхнул тысячей отражений-бликов запутавшихся в его гранях фальшивых лучей. Аккуратно, словно самую хрупкую из всех драгоценностей мира, Снейп опустил ее на голову Лили. Меньше всего сейчас Поттер походила на себя саму. Холодная, неприступная, спокойная. Уверенная. Не столько в себе, сколько в нем. И в том, что для него она — дражайшее сокровище. Принцесса, приручившая ужасного дракона. И к ее ногам он бросит все, чего бы она ни пожелала: будь то бесценная реликвия, оскверненная частицей души сильнейшего темного волшебника, или голова того, кто помешал ей сделать правильный выбор. Того, кто погубил ее. Нет, она была не Поттер. Она была Снейп. Такой она стала, выбрав его, Северуса. «Стала бы?» * * * Громкий хлопок заставил Гермиону вынырнуть из вязкого, но хрупкого омута сновидений. Она распахнула глаза — на расширенных зрачках отпечаталась ужасная сцена из сна. Расфокусированный взгляд лихорадочно заскользил по хаосу вокруг, отчаянно ища источник шума: едва ли это могла быть упавшая чернильница, лежащая на теперь уже безнадежно испачканном ковре (Гермиона вздрогнула, приняв чернила за кровь); или куча исписанного пергамента и гусиных перьев, разбросанных у подножья кресла; или бесшумно тлеющие в камине головешки. Ни головы мертвого оленя, ни измазанного кровью белого шелка, стекающего на каменную кладку пола. Осознание того, что кошмар оказался всего лишь кошмаром, постепенно успокоило сбившееся от испуга дыхание. Выдохнув остатки тревоги, Гермиона запрокинула голову, поворачивая ее, чтобы размять затекшую шею. И замерла в полуобороте, проснувшись окончательно — тяжело опираясь спиной о дверь, на пол медленно оседала белая, как смерть, Лили. * * * Площадь Гриммо, 12 — Северус? Я не ждал тебя сегодня. — Дамблдор едва успел подхватить гостя, когда тот, сделав шаг из кухонного камина и не найдя сколь-либо подходящей опоры, заложил крутой крен влево. — А я и не собирался приходить, — язвительно ответил тот, роняя голову на плечо Альбуса. — Ты что... выпил? — неподдельно удивился Дамблдор, отстраняясь, но продолжая надежно поддерживать Снейпа за плечи. — Выпил, — безоговорочно согласился зельевар, выдыхая в лицо старика теплое облако густого терпкого амбре. — В девять утра? Северус! Откуда столько крови?! Это Том сделал? — Снейп замотал головой, пытаясь увернуться, чтобы не дать Альбусу осмотреть рану на виске. Впрочем, безуспешно. — Да у тебя рассечение дюйма на три, не меньше! — Я упал. — Так я тебе и поверил. Пойдем-ка. Продолжая придерживать зельевара (которому явно было все равно, поверил ему старик или нет) за плечи, Альбус проводил его к старому потертому диванчику, задвинутому в дальний угол кухни. Смахнув заклинанием кучу старых полотенец и еще какого-то тряпья — по-видимому, «богатство» Кричера — он аккуратно усадил на него свою покачивающуюся, истекающую кровью ношу и достал палочку. — Нужно остановить кровотечение. Давай-ка залечим твою рану, пока не остался рубец. Как ты вообще в таком состоянии смог воспользоваться каминной сетью!? Это очень опрометчиво, Северус... — Я туда больше не вернусь, — удостоив нравоучения Дамблдора категорическим безразличием, подвел черту под собственными мыслями Снейп, когда старик, отступив на шаг, принялся удовлетворенно рассматривать результат своих трудов. — Куда? — Вопрос Альбуса прозвучал мгновенно и тревожно, как и каждый раз до этого, когда Северус возвращался к нему после очередного собрания у Волдеморта. Иногда и в более плачевном состоянии. Но почему-то именно сейчас это короткое «куда» было насквозь пронизано не столько беспокойством, сколько жгучим и, может, даже неуместным любопытством. — В Хогвартс. — А... — Предчувствие не обмануло. — Могу я узнать — почему? — вкрадчиво спросил Дамблдор, опускаясь рядом и приобнимая зельевара одной рукой. — У меня галлюцинации, Альбус. Вместо того, чтобы удивиться или, может, засмеяться, Дамблдор, наоборот, стал очень серьезным и внимательным. — Ты что-то увидел? — нахмурившись, спросил он с видом лечащего врача, составляющего анамнез пациента. Медленно повернув голову, Северус впился странным испытующим взглядом в своего собеседника, словно ища в его глазах ответ на не заданный вопрос. А может, и не было никакого вопроса. Будь он трезв, назвал бы эту царапающую изнутри нервную дрожь, от которой ему не удалось избавиться даже с помощью гоблиновой дозы огневиски, предчувствием. Или подозрением: уж больно нетипичной была реакция Альбуса. Но сейчас он едва ли мог без помощи Дамблдора хотя бы просто сохранять статичное состояние собственного тела, не говоря уже о том, чтобы сформулировать хоть сколько-нибудь связную мысль. — Ничего... Я ничего не видел, — наконец ответил он, опуская взгляд. И далее, словно самому себе: — Потому что это невозможно. Больше невозможно. Если бы было возможно... — Северус вновь поймал серьезный немигающий взгляд Дамблдора, — тогда, получается, вы тоже галлюцинация? Альбус не ответил. И не пошевелился, когда ладонь зельевара легла ему на макушку, потом медленно проскользила по длинным серебряным волосам к плечу и затем безвольно опустилась обратно на диван. — Мы разберемся с этим позже. Останься пока здесь. Тебе нужно отдохнуть, — решительно заговорил Дамблдор, поднимаясь. Он все понял. Почти все. Казавшееся поначалу единственно верным предположение о неудачном визите Снейпа к Волдеморту осыпалось пеплом несостоятельности, выжженное твердым и уверенным «Хогвартс». Оставалась Лили. То, что Северус узнает о возвращении Поттеров, было лишь вопросом времени. И если бы это время настало до того, как Альбус сам поведал бы ему нерассказанную часть истории о «чудесном воскрешении», то из кухонного камина в доме номер двенадцать на площади Гриммо вышел бы совсем другой Северус Снейп. Тот, в чьей риторике нет места для таких абстрактных и нелепых понятий, как «галлюцинация». Это как минимум. А как максимум — страшно было представить. Именно об этом думал Дамблдор, заботливо укладывая клюющего носом Снейпа на диван и укрывая его вязаным цветастым пледом, трансфигурированным из того, что первым попалось под руку. Оставалось лишь наложить расфокусирующие чары (не хватало еще, чтобы Джеймс или кто-нибудь из Уизли заметили спящего на диване «предателя и убийцу») и заняться анализом. Рука с палочкой замерла, остановленная внезапно посетившей старого волшебника гениальной, как ему в очередной раз показалось, мыслью-идеей. — Даже не думайте, — послышалось тихое, но грозное шипение откуда-то из-под пледа. И чему, собственно, тут удивляться? Даже в дым пьяный, зельевар умудрялся держать ментальные барьеры и мгновенно реагировать на попытки несанкционированного вмешательства в собственное сознание. — Ты расскажешь мне? — ничуть не смутившись, тихо спросил Дамблдор, склоняясь над местом, где, по его мнению, лежала голова Северуса. — Потом... покажу. Что ж, оказывается, можно было просто попросить. Закончив с расфокусирующими чарами, Альбус направился к камину. * * * Хогвартс — Что случилось?! — выдохнула Гермиона, спустя секунду подхватывая Лили и помогая той устоять на ногах. — Ты ранена? Не молчи, прошу! — Карта... — Что? — Карта Джеймса... Принеси. Не задавая лишних вопросов, Грейнджер бросилась к письменному столу — кажется, именно там Поттер прятала карту Мародеров, привезенную в Хогвартс по настоятельной просьбе мужа. По закону подлости карта обнаружилась в самом последнем из перерытых выдвижных ящиков. К тому моменту Лили уже добралась до дивана и, забравшись на него с ногами, застыла, парализованная собственными мыслями. — Торжественно клянусь, что не затеваю ничего хорошего. Вот, держи! — пристроив на коленях Лили волшебный пергамент, Гермиона принялась сама разворачивать его, опускаясь рядом. — Что мы ищем? — Астрономическая башня. — Лили, оставаясь неподвижной, заскользила тревожным взглядом по нарисованным коридорам Хогвартса. — Вот она, — быстро отыскав нужную страницу, Гермиона ткнула указательным пальчиком в небрежное изображение одной из башен, — но... здесь никого нет. Кого мы ищем? Лили, ты пугаешь меня! — Где... Снейп? Приехали. — Снейп? — зачем-то переспросила Грейнджер, не узнавая собственного голоса. Хотя сама едва ли поняла, что именно ее смутило. — Только не говори, что... Что? Встретились? Это произошло бы. Рано или поздно. «Но так скоро...» Какая разница когда? Плану Дамблдора это событие никак не помешает. Пусть даже сам Дамблдор в этом не уверен. Снейп — член Ордена Феникса, а не предатель, каковым его считают все и всюду. А если бы и не так, не побежит же он сдавать Волдеморту женщину, которую... «любит». Любил. Никого он уже не любит. Слишком много времени прошло, чего бы там не говорил Альбус. Да и разница в возрасте большая — Лили для Снейпа теперь, скорее, студентка, чем... кто-либо еще. К тому же она замужем. За человеком, которого он ненавидит. И ее сын — Гарри, которого он тоже ненавидит. «Мерлин... Есть хоть кто-то, кого он не́ ненавидит?» — Я не уверена, — тихо ответила Поттер, бесцельно перебирая тонкими дрожащими пальцами страницы карты. — В чем? Я не понимаю, Лили. — Я была на площадке Астрономической башни... — Вот же он! У себя в кабинете, где и должен быть. — Жив... — В каком смысле? — Гермиона непонимающе уставилась на Поттер, внимательно наблюдающей за маленькой черной точкой, сопровождаемой винтажной табличкой с надписью «Северус Снейп». — Он появился в тот момент, когда я говорила с Серой леди, — обреченно прошептала Лили, отвечая на вопрошающий взгляд Грейнджер. — Я хотела просто оглушить его, но была так взволнована... Мне кажется, из-за эмоций заклинание получилось слишком сильным. Я боялась, что он... — Что? — удивилась Гермиона, опускаясь перед подругой на корточки и беря ее ладони в свои. — Эй, перестань. Не думаю, что ты бы перепутала Редукто с Авадой. Ты же видишь, — Грейнджер кивнула на карту, — профессор в порядке. — «Профессор» — от этой привычки она не скоро избавится. — А вот что меня удивляет, так это твое отношение: он вроде как убил Дамблдора... — Я пока не готова обвинять его во всех смертных грехах, Герм, — серьезно ответила Лили, аккуратно высвобождая руки, вытирая влажные от слез щеки и, кажется, успокаиваясь. — Я должна во всем разобраться сама. У любого поступка есть объяснение. Даже у самого ужасного. Я сразу поняла — Альбус что-то нам недоговаривает. И я должна выяснить — что именно. И тогда... Позиция Лили была предельно ясна. Эта девушка была именно такой, как предупреждал Дамблдор: умной... Очень умной. Умнее многих. И только сейчас Гермиона осознала, что совершенно не знает, как бороться с «решительной и деятельной натурой миссис Поттер», тем более сейчас, когда та все для себя решила. А ведь именно для этого Дамблдор отправил ее, Гермиону, в Хогвартс. В том числе... — Так он узнал тебя? — с тревогой спросила Гермиона, возвращаясь на свое место на диване. — Трудно сказать. Но мне кажется, если бы узнал, его реакция была бы другой. — Какой? — Грейджер почувствовала, как сердце ускорило ритм. Вот оно — прикосновение кончиками пальцев к чужому... сокровенному. — Не знаю, — неуверенно ответила Лили, качая головой и ясно давая понять — она не станет посвящать Гермиону. По крайней мере — не сейчас. — Но не такой. — Тема была закрыта. И, судя по расфокусированному взгляду Лили, диалог с Грейнджер преобразовался для нее во внутренний монолог, из которого ее срочно нужно было возвращать в суровую реальность. — Ты помирилась с Серой леди? — Если это можно так назвать... — отрешенно ответила Лили, но тут же решительно добавила: — Я должна поговорить с ним. — С кем? — С Северусом. — Ты что?! — Гермиона вскочила с дивана, хватая Лили за предплечья, когда та уже подалась вперед, чтобы подняться. — А что, если он не узнал тебя? Вдруг ты зря беспокоишься? Ты ведь можешь все испортить! — Возможно. Но что, если узнал? Что он будет делать? Пойдет к Волдеморту? Ты знаешь? Я тоже — нет, — ответила она на свой же вопрос. — Но я точно знаю, что если ничего не делать, я сойду с ума. — Лили, пожалуйста... — взмолилась Грейнджер, вновь опускаясь на ковер перед Поттер и сжимая ладонями ее колени. — Давай поговорим с профессором Дамблдором. Он посоветует, как лучше поступить. — Ни в коем случае! — возмутилась Лили, окончательно приходя в себя после пережитого потрясения. Гермиона открыла было рот, но Поттер вновь опередила ее. — Если я попалась, Альбус вернет меня на Гриммо. Если нет и я сама расскажу ему о своем провале, то он, опять же, вернет меня на Гриммо. Пока я здесь, я еще могу что-то сделать, понимаешь? — Ее ледяные ладони накрыли руки Грейнджер. — Только я могу решить эту проблему. Северус еще не потерян для нас... — Лили, он же... — Слушай. Я не оправдываю его. Есть кое-что, чего ты не знаешь. Я не могу рассказать тебе всего, но... Прошу тебя, просто поверь мне. Ведь если я окажусь права, мы можем получить очень сильного союзника. Со своей стороны обещаю тебе: если я все же ошибаюсь и человека, которого я знала, действительно больше не существует, то моя рука не дрогнет. Я убью Северуса Снейпа, Упивающегося Смертью, слугу Волдеморта, предателя, убийцу Альбуса Дамблдора, — отчеканила она, слово в слово повторяя любимую скороговорку орденцев. Гермиона не могла поверить своим ушам. Мысль о том, что милая добрая Лили способна на убийство (а судя по решительности в ее глазах — именно так и было), совершенно сбила ее с толку. Но в следующую секунду перед глазами мелькнула визуализация, и сердце сковал ледяной ком ужаса. Аргументы закончились. А точнее — закончился. Всего один, но предельно весомый. Она оказалась совершенно не готовой к тому, на что подписал ее Дамблдор. На фоне Лили и профессора Снейпа, двух взрослых людей со своей глубокой личной трагедией, стоившей им обоим жизни (в том или ином контексте), она выглядела совсем малышкой, почти ребенком. «А может, все ей рассказать? Всю-всю правду. Прямо здесь и сейчас! — Желание защитить его стало настолько невыносимым, что она почти решилась, но вовремя вмешался голос рассудка. — Дамблдор не просто так не стал этого делать». «Но тогда не было ситуации, которая возникла сейчас! Правда расставит все на свои места». Или усложнит еще больше? — Ладно, — побежденно выдохнула Гермиона, поднимаясь на ноги, когда вспыхнувший внутри огонь противоречий угас под напором здравого смысла. План родился так внезапно и так удачно лег на ситуацию, такой слаженный, хитроумный и изящный, словно его автором была сама судьба. Пусть он и пересекался с замыслом Дамблдора, но, по крайней мере, не настолько фатально, как задумка Поттер. Прилив уверенности преобразил лицо Гермионы, и, хоть она по-прежнему выглядела взволнованной, на нем уже не было следов той покорности, которую она неизменно проявляла в обществе Лили. — Я не буду связываться с Дамблдором. Но ты дашь мне время до обеда. Я схожу на завтрак и на планерку. И постараюсь разведать обстановку. Я вернусь не позже полудня, и тогда ты решишь, что делать дальше. Я не стану вмешиваться. Несколько секунд Лили понадобилось, чтобы убедить себя в том, что лучший из вариантов — пойти на компромисс с Гермионой, учитывая, что других вариантов, не предполагающих ее позорное заточение на Гриммо без права на реабилитацию, у нее не было. Над всеми «но» возвышалась ее непоколебимая вера в то, что, если Северус, каким бы злым и ужасным его сейчас ни рисовали, ее и узнал, он не сдаст ее Волдеморту. По крайней мере не сразу. Он захочет поговорить. Лили была уверена, что в этом отношении Снейп сохранил себя прежнего. В отношении к ней. А раз так... пару часов можно и потерпеть. — Хорошо. — Она, наконец, кивнула, протягивая флакончик с оборотным зельем Гермионе, чье лицо тут же озарилось победной улыбкой. — Я возьму карту Мародеров. Поттер послушно подала ей пергамент. — И твою палочку. — Гермиона... — Или я иду к Дамблдору. За эти недолгие месяцы знакомства с Гермионой Грейнджер Лили сделала для себя не один десяток выводов об этой чудесной девушке, о ее умственных способностях, об остроте ее ума и, самое главное, она знала, как получить от нее помощь и поддержку. Но главной причиной ее симпатий и доверия было умение Гермионы осаждать лавинообразные порывы Лили, усмирять неконтролируемый эмоциональный поток ее решимости, возвращая его в русло рассудочного анализа. А еще Гермиона была истинной гриффиндоркой. Без погрешностей и оговорок, без полутонов и недосказанностей. Все ее суждения, даже самые парадоксальные, были ясны, как законы математики, как бы сильно она ни старалась скрыть свои истинные намерения за наигранной строгостью. Глядя сейчас в ее большие карие глаза, не умеющие врать, Поттер читала — Гермиона ни при каких обстоятельствах не пойдет к Дамблдору, даже если Лили отправится прямиком в директорскую башню. Потому что это было бы предательством, на которое Грейнджер просто не способна. — Что-нибудь еще, мисс шантажистка? — передразнила Поттер, наблюдая за тем, как Гермиона спешно облачается в ее — Лили — рабочую одежду: большого размера серое платье, закрытое «от» и «до», которое беспрепятственно стекло по тоненькому силуэту, плюхнувшись основной массой на пол, но удержалось воротом на остреньком плечике. — Может, сначала оборотное? — Так проще, потом грудь мешает и двигаться сложно, — отозвалась Грейнджер, раздражаясь от затянувшихся поисков второго рукава. Когда битва с платьем была выиграна, все остальные движения уже совершались машинально: шерстяные колготки, туфли на толстом каблуке, преподавательская мантия, больше напоминавшая дорожный плащ Хагрида... — И правда — проще, — не смогла не прокомментировать Лили, когда после глотка оборотного зелья тело Гермионы начало стремительно увеличиваться, заполняя собой пространство внутри платья. Уже на пороге, когда неизменная гулька заняла свое место на макушке профессора Льюис, а карта Мародеров и палочка Лили были надежно спрятаны во внутреннем кармане ее мантии, Элизабет обернулась: — А можно твой ремень? * * * Еще никогда время не тянулось так медленно: секунды, минуты и часы — все слилось в одну тягучую мутную реку — вечность. По этой реке мчались в обоих направлениях мысли, чувства, желания, но не было никакого способа реализовать на практике хоть что-то из этого. За этот один час и двенадцать минут Лили сто тысяч раз пожалела о том, что согласилась с Гермионой, оставившей ее и без карты Мародеров, и без волшебной палочки. За запечатанной заклинанием дверью. Поттер явно переоценила свои возможности, посчитав, что выдержит до полудня. Наверное, думала, что сможет уснуть, ведь она не спала уже сутки, но в крови закипал адреналин, разгоняемый по венам пугающей неизвестностью. И потому материализовавшийся посреди гостиной домовой эльф заставил ее, превратившуюся в комок нервов, буквально подпрыгнуть на месте. — Добби! — Профессор Льюис, — домовик многозначительно подмигнул, уж очень ему хотелось подчеркнуть то, что у них с Лили и Гермионой есть общая тайна, — попросила Добби принести матери Гарри Поттера завтрак. — Где она сейчас? А Снейп? Ты был в Большом зале? — Гадкий черный маг не спускался сегодня на завтрак, — разочарованно произнес эльф, но тут же воспрянул, состроив заговорщицкую гримасу. — Добби хотел подсыпать гадкому черному магу немного сонного порошка в кубок с тыквенным соком, но профессор Льюис, — он снова подмигнул, — запретила. — Ясно, — с досадой выдохнула Лили, обессиленно откидываясь в кресле. И что теперь? Попросить эльфа выпустить ее? Он, конечно же, выполнит ее просьбу, но что дальше? Она доберется до запасов оборотного зелья в лаборатории и... явит Хогвартсу вторую Элизабет Льюис? Гениально. — Профессор Льюис разрешила Добби открыть дверь, если мама Гарри Поттера позавтракает, — словно прочитав мысли Лили, воодушевленно отчитался домовик, опуская на столик возле кресла внушительный поднос с яствами. — Ну конечно же... А она не сказала, кто дал ей право что-то тебе разрешать или запрещать? Насколько я знаю, ты — парень свободный, — мягко проговорила Лили, словно успокаивая маленького непослушного ребенка. — Присоединяйся, что ли. Желудок предательски заурчал, требуя покончить с пустыми разговорами и заняться аппетитным круассаном, обильно политым патокой, или яичницей с ароматным жареным беконом, или подрумяненным тостом с маслом и вишневым джемом... — Это большая честь, — Добби учтиво поклонился, — но Добби должен вернуться на кухню. * * * Спустя полторы чашки травяного чая и три ломтика бекона Лили поняла, что засыпает. Веки предательски тяжелели, а мысли напрочь отказывались формироваться в нечто ясное, связное и конкретное. Идея подремать до возвращения Гермионы уже не казалась ей такой неприемлемой. Большое уютное кресло заботливо обнимало ее, а мягкая спинка сама опускалась назад, приглашая в гости к дядюшке Морфею. Усталость брала свое. Ей даже показалось, что зашевелившиеся в камине угли, сложившиеся в подобие человеческой головы, удивительно похожей на голову Альбуса Дамблдора, это часть сна, в который она провалилась, безрассудно позволив себе «всего на минуточку» прикрыть глаза. — Здесь есть кто-нибудь? — заговорила настоящая голова настоящего Дамблдора из настоящего камина, буквально выдергивая Лили из ласковых объятий дремоты. — Альбус? Это вы? — Здравствуй, Лили. Я рад, что смог застать тебя. — Его лицо осветилось мягкой доброй улыбкой, нисколько не намекающей на серьезный разговор, но внутри у Лили все равно все перевернулось: «Почему сам? Почему не как обычно — через Минерву?» — Что вы здесь делаете? Что-то случилось? — Она приблизилась к камину, опускаясь на колени. — Я лишь хотел узнать, все ли у тебя хорошо, — все так же беспечно ответил Дамблдор, подтвердив тем самым мрачнейшие подозрения Лили: как правило, такие вопросы задают, когда точно знают, что все нé хорошо. Именно поэтому он «пришел» разбираться сам. «Неужели Гермиона...» — Хорошо, — ответила так, словно хотела победить в номинации «самая неподходящая интонация к слову «хорошо». — Наверное... Я не знаю. — Что еще она могла сказать ему, чей взгляд, словно сыворотка правды, блокировал любую ложь в зародыше? — Зато я знаю — все хорошо, — мягко заключил Дамблдор, двумя словами отвечая на все терзавшие Лили вопросы и одновременно вводя ее в совершеннейший ступор. — Но, моя дорогая, тебе следует быть более осторожной. — Нет... В смысле... я правда не знаю... — Северус все еще не знает, что ты жива. — Откуда вы знаете!? — Будь она не так взволнована, вспомнила бы, что задавать подобные вопросы Дамблдору было как минимум бестактно. Но Альбус ответил не задумываясь: — У меня достаточно возможностей, чтобы быть в курсе всего, что происходит в Хогвартсе. — Он весело подмигнул, намекая, что воображению Лили предоставляется полная свобода действий: догадывайся — не хочу. — Но я вынужден повториться: тебе нужно быть очень осторожной. Даже я не могу предположить, что будет, если Северус увидит тебя живой. Или кто-то из Кэрроу. Они могут сообщить Тому. Если он узнает, что есть волшебница, чью смерть он свидетельствовал лично, но которая вновь ходит по Хогвартсу живая и невредимая... — Очки-полумесяцы на мгновенье вспыхнули, отражая вырвавшийся из углей и тут же потухший язычок пламени. — Все, чего хочет Том — открыть дверь, за которой хранится величайшая тайна бессмертия. А ты можешь стать ключом к этой двери. Вспомни, на что он решился, чтобы продлить свою жизнь. Скольких убил? Чем пожертвовал? А теперь представь, на что он пойдет, чтобы получить этот ключ. — Дамблдор замолчал, давая Лили время на раздумья. Её озадаченно-виноватого взгляда ему хватило, чтобы понять — она усвоила урок. И тогда он терпеливо продолжил: — Он начнет охоту. Начнет с Хогвартса. Со школы, где живет и учится больше двух сотен детей. Завершив свою речь хорошо завуалированным упреком, Дамблдор не стал дожидаться ответа. Внезапно покрасневшее лицо Лили стало ему клятвенным заверением — впредь она будет умницей. Покорной и покладистой. Какой и должна была быть с момента переезда в Хогвартс. — Как поживает мисс Грейнджер? Не видел ее с момента отъезда. Рон и Гарри постоянно спрашивают про нее, а я, признаться, забываю поинтересоваться у Минервы. Привык к тому, что у нее все под контролем, — как бы между прочим поинтересовался Дамблдор, отвечая на незаданный вопрос Лили, заставляя ее закусить нижнюю губу и залиться краской еще сильнее — и как она могла сомневаться в Гермионе? — Она в порядке. Постоянно меня выручает. Не знаю, что бы я без нее делала. — О-о, узнаю мисс Грейнджер. — Простите, Альбус. Я не должна была терять бдительность... — Все в порядке, — мягко заговорил Дамблдор, останавливая Лили. — Я не сомневаюсь в том, что ты учтешь мои пожелания и впредь будешь более осмотрительной. Лили вздохнула, стараясь справиться с обуревавшими ее чувствами, и выдавила из себя нечто похожее на улыбку. Она, наконец, смогла расслабиться. — Что ж, я должен идти, моя дорогая. Минерва сообщит тебе о ближайшей дате собрания Ордена Феникса. Надеюсь услышать от тебя хорошие новости. — Конечно, сэр. Так и будет. Голова Дамблдора исчезла, оставляя Лили наедине с мыслями о том, как ей теперь вернуть в подземелья Гермиону, пока та не наделала глупостей. * * * План казался ей гениальным. Гермиона была готова благодарить Мерлина, Моргану и кого угодно еще за то, что ситуация сложилась именно так, чтобы у нее осталась крохотная лазейка для маневра, возможность вырваться из мрачного холодного острога и начать собственную «игру». Будь она в своем теле, бежала бы вприпрыжку через весь замок, но, слава Мерлину, Маргане и лишним фунтам, эта затея осталась всего лишь фантазией. Казалось, прошли считанные минуты с того момента, как она покинула подземелья и добралась до своего, а точнее — до кресла профессора Льюис за преподавательским столом в Большом зале (хотя при этом еще заскочила на кухню, чтобы распорядиться о завтраке для Лили). Лишь тогда, окинув трезвым взглядом присутствующих на завтраке, она поняла, что забыла заглянуть в Карту Мародеров. Снейпа в Большом зале не оказалось. Как и большинства преподавателей. Впрочем, как обычно в этом году. Хагрид, ко всеобщему удивлению вернувшийся на должность преподавателя по Уходу за магическими существами, и Слагхорн появлялись только на ужине. Но не для того, чтобы насладиться стряпней домовых эльфов, а чтобы оценить последствия очередного учебного дня: высмотреть в серой молчаливой массе наиболее измученных «наказаниями» учеников и потом, когда Упивающиеся смертью отправятся в свои комнаты, оказать им всевозможную помощь. Профессор Спраут теперь днями — в перерывах между занятиями — и ночами варила лекарственные настои и бальзамы для Больничного крыла, из которого теперь вообще не выходила мадам Помфри — уж у кого прибавилось «клиентов». Как поняла Гермиона, Снейп перестал этим заниматься, играя свою новую роль. И лишь Макгонаггал оставалась собой даже в такие сложные темные времена, каждый завтрак, каждый обед и каждый ужин неизменно занимая свое место за преподавательским столом — по правую руку от директора. Кем бы он ни был... Сильная. Уверенная. Непоколебимая. И эта ее уверенность словно аккумулировалась в самых разных предметах и наблюдалась в учениках, чьи молчаливые мимолетные взгляды возвращались к ее строгому образу, будто к колодцу, в котором плескалась надежда. И Грейнджер была одной из них. Как жаль, что их кресла были далеко друг от друга — ни пожелать друг другу доброго утра, ни перекинуться парой слов. Мера предосторожности, на которой настоял Дамблдор. Просто встать и уйти Гермиона не могла, это выглядело бы очень странно. Раскрыть карту под столом было бы сродни самоубийству, учитывая, что по левую руку от нее сидела подозрительная и не в меру любопытная Алекто Кэрроу. И она решила подождать еще немного: вдруг директор проголодается после утомительной утренней прогулки и все же спустится в Большой зал; если нет — покончить с завтраком как можно быстрее, а затем скользнуть в чулан для метел (он как раз недалеко и редко кем используется) и, воспользовавшись картой Джеймса, найти его. — Ты чего такая довольная? — необычайно низким для женщины голосом пробасила Алекто, откидываясь на спинку стула и поворачивая голову к Гермионе. — Я? — У меня косоглазие, по-твоему? Я вроде на тебя смотрю. И к тебе обращаюсь. — Извините, — сбитая с толку нежелательным вниманием, взволнованно ответила Гермиона, импровизируя на ходу, — сегодня мне приснился хороший сон. Я до сих пор под впечатлением... — Судя по озадаченному взгляду Кэрроу, ложь сработала. — Вы не знаете, где директор? — Там, где он нужен больше, чем здесь, — демонстрируя чудеса коммуникабельности, отрезала Кэрроу, возвращаясь к своему кубку с тыквенным соком. — Планерку сегодня проведет Амикус в своем кабинете. Опять «выкаешь»? Вроде уже решили. — Прости... еще не проснулась, — быстро сообразила Гермиона. — Я как раз хотела предупредить директора, что меня не будет. Очень сложное зелье — нужно подготовиться к практическому занятию. Но раз он... Ты не могла бы сообщить профессору Кэрроу о причинах моего отсутствия? — Передам. — Если бы Алекто хоть сколь-нибудь волновал учебный процесс, она задалась бы вопросом — какое такое сложное зелье могут варить первокурсники на своих абсолютно теоретических занятиях? Но, к несчастью для бедных студентов, она была направлена в Хогвартс не для того, чтобы играть в преподавателя, а чтобы превратить их жизнь в настоящий ад. Более подходящего кандидата на эту роль Волдеморт найти не мог. Пятнадцати минут хватило, чтобы позавтракать и, не привлекая лишнего внимания, удалиться из Большого зала. Далее — все, как запланировала. Правда, вместо подсобки пришлось воспользоваться заброшенным классом на втором этаже — габариты профессора Льюис оказались слегка больше, чем мог вместить чулан для метел. Карта Мародеров обнаружила Снейпа там же, где и в прошлый раз — в директорском кабинете. Именно туда и направилась Гермиона, дождавшись, пока коридоры замка опустеют после начала занятий. С каждым шагом, приближавшим ее к директорской башне, уверенность в правильности принятого решения таяла, словно огонек лампы, лишенный подпитки. Она упустила одну крохотную деталь, которую никак нельзя было исключать из общего плана: все, что она собиралась сказать, придется говорить, глядя ему в глаза. Снейпу. Прямо в глаза. С чего она вообще взяла, что сможет выдавить из себя хоть слово под его тяжелым пронизывающим взглядом? Тем самым, которым он шесть лет припечатывал ее к скамье или заставлял умолкнуть до конца урока. Тем самым, от которого ее спина покрывалась холодным потом всякий раз, когда он проходил мимо. «Цена вопроса», — напомнила себе Гермиона, и, кажется, помогло. Она смогла взять себя в руки. Самое время, учитывая, что на репетицию речи оставалось всего два коридора. Каменная лестница за статуей гаргульи не в счет. Гермиона знала, что там все ее силы уйдут на сдерживание паники и старание не забыть, зачем вообще она туда направляется. «Господин директор, позволите? Я лишь хотела убедиться, что вы в порядке. Мое заклинание получилось слишком сильным... Я не должна была бояться обнаружить себя. Нужно было остаться и помочь вам...» Да, пожалуй, именно так следует начать. Его лицо исказится непониманием. И тогда Гермиона разрешит все его сомнения, позволив действию оборотного зелья прекратиться — она очень точно высчитала время. Она не знает, какой будет его реакция, но точно знает, что скажет дальше: «Вы ведь узнали меня? Там. На Астрономической башне». Все, кто видел их с Лили вместе, не пренебрегли возможностью отметить их поразительную похожесть. Так почему бы этим не воспользоваться? Ах, да, и не забыть про пояс Лили — крохотная деталь, но неопровержимое доказательство. «Теперь вы знаете. И я здесь, чтобы сказать... Я знаю всю правду. О вас. Профессор Дамблдор все мне рассказал». Как-то так... Конечно, он разозлится, выплеснет на нее весь свой гнев, попытается унизить, как только сможет оскорбит ее интеллект, наверняка назовет «глупой девчонкой», обругает Альбуса за то, что тот выдал его тайну. Но в душе будет понимать, что на этом поле брани он больше не один. И самое главное — Поттеры сохранят свою тайну. И Лили, как и прежде, будет держаться от него на расстоянии. И Дамблдор не сможет ее — Гермиону — ни в чем упрекнуть. Все время, что каменная лестница поднимала ее в директорскую башню, Гермиона сражалась с ремнем Лили. Кое-как застегнув его на самое последнее из отверстий, она выпрямилась, чтобы сделать глубокий вдох-выдох, а затем толкнула массивную дверь и сделала шаг в кабинет. Не раздумывая и не медля ни секунды. Чтобы если и рухнуть в обморок от волнения, то не под дверью кабинета, где ее неизвестно когда и неизвестно кто обнаружит, а к ногам Снейпа. И там же, пребывая в беспамятстве, принять свой настоящий облик. «Кстати, тоже неплохой вариант». Она опоздала всего на мгновение. То самое мгновение, которое уносило его прочь из Хогвартса, оставив ей лишь пряный запах алкоголя в воздухе и тень от его мрачного силуэта, вспыхнувшего зеленым пламенем в камине. * * * Площадь Гриммо, 12 — Который сейчас час? — За полдень, — мгновенно отозвался Дамблдор, поворачиваясь на голос, — как ты себя чувствуешь? — Запечатав заклинанием дверь, Альбус направил палочку в сторону дивана, чтобы снять со своего собеседника действие маскирующих чар. — Чувствую, — ответил уже вполне различимый зельевар, стягивая с себя вычурный узорчатый плед и замирая с ним в руках. — Вы серьезно? — Извини, я в последнее время очень рассеян. А это — мое новое хобби. Очень помогает сосредоточиться и собраться с мыслями. Я сделал это с помощью одной лишь магии! Никаких спиц! Клянусь Мерлином! — Наверное, Северус должен был восхититься достижениями Дамблдора, которые, судя по интонации старика, менее как выдающимися назвать никак было нельзя. Но он предпочел остаться собой и благополучно проигнорировать эту эмоциональную тираду. Впрочем, Альбус и не думал обижаться. — Тебе лучше? О чем ты так задумался? — Думаю... что было бы, если бы меня стошнило во время перемещения по каминной сети, — вполне серьезно ответил Снейп, доставая свою палочку и касаясь ею виска. — Теперь лучше. — Могу я поинтересоваться, зачем ты так... — Не можете. — Я понял, извини. Готов поговорить? Или сначала пообедаешь? Молли приготовила великолепный пирог. Я оставил тебе ку... — Мне нужно возвращаться в Хогвартс, — бесцеремонно перебил собеседника Северус, зажмуриваясь от вспыхнувшей в висках мигрени — плата за избавление от похмелья при помощи магии. — Я не голоден, спасибо. — Конечно, — согласился Дамблдор, кивая. — Тогда к делу — ты позволишь? Стараясь игнорировать пульсирующую боль, зельевар спрятал лицо в ладонях и сосредоточился на цепочке событий, произошедших утром. Альбус увидит только то, что он сам захочет показать — не больше, не меньше. Спустя минуту, когда хаос мыслей преобразовался в нечто осмысленное, упорядоченное и последовательное, а эмоциональная составляющая с хирургической точностью отделена и спрятана за надежным ментальным замком, он выпрямился и, опустив руки, медленно и глубоко выдохнул: — Валяйте. — А мисс Грейнджер преобразилась за это лето, не находишь? — улыбнувшись, спросил Альбус, откидываясь в своем кресле, когда их взгляды снова встретились. — Думаете, это она? — А ведь он даже не подумал о гриффиндорской заучке. О ком угодно, только не о ней. Хотя это и было бы самым логичным объяснением: она ведь в Хогвартсе — Альбус предупреждал его. И, конечно же, нарушила запрет Дамблдора — не выходить из подземелий. Более чем предсказуемо, учитывая, с кем она якшалась последние шесть лет. — У тебя есть еще варианты? — У меня — нет, — ответил Северус, не веря собственным словам. В груди до сих пор стояла свинцовая тяжесть, словно стрела пробила грудную клетку и остановила сердце. Которое не билось до сегодняшнего утра. Нет, не могла встреча со студенткой так на него подействовать. Было что-то еще. Что-то, что должно было объяснить эту странную, совершенно не свойственную ему эмоциональную вспышку. — Если только... вы хотите что-то мне рассказать. — Он сделал паузу, внимательным взглядом изучая реакцию Дамблдора. — Или наоборот — не хотите. Альбус отрицательно покачал головой, становясь совершенно серьезным. — Неужели ты думаешь, что я стал бы скрывать от тебя что-то, что считал бы нужным тебе сообщить? — Он сделал выразительную паузу. — Действительно, есть вещи, о которых тебе пока не следует знать, но лишь потому, что такое знание может навредить тебе. Ты узнаешь о них, когда придет время... Я напомню мисс Грейнджер, что ей не следует покидать подземелья, — добавил старый волшебник, ставя жирную точку в вопросе с \\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\"галлюцинациями\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\". Северусу не понравился ни сам ответ, ни интонация Дамблдора. И дело было не в том, какой этот ответ был неопределенный и уклончивый. У него появилось отчетливое ощущение, что Альбус нагло его обманывает. Потому что защитная реакция — это единственный выход, когда тебя загнали в ловушку. Когда задали тот самый вопрос, который ты так боялся услышать. Наверное, старик тоже это почувствовал, но слишком поздно, чтобы попытаться оправдаться. — Что ж, — поднявшись, заговорил зельевар, — раз мы во всем разобрались и у вас нет «вещей, о которых мне следует знать», я возвращаюсь в школу. Если от нее еще что-то осталось. — Пирог не возьмешь? — как ни в чем не бывало спросил Альбус, поднимаясь навстречу Снейпу, который предпочел не отвечать и сразу зашагал к камину. — Темный Лорд желает чтобы дата его падения стала датой перемен и торжества чистокровного сообщества. Кажется, он решил выполнить свои обещания. — Задержавшись у очага, Северус обернулся. — Хогвартс ждут перемены, Альбус. И они вам совсем не понравятся. Глава 8. Не Хэллоуин. Часть первая 1997 год. Тридцать первое октября. Хогвартс — Что-то мне все это не нравится. — Мне тоже. Все эти слухи по поводу образовательной реформы просто ужасны. — Эм... я о другом. — О чем тогда? — О профессоре Снейпе. То есть о директоре. Я совсем забыла тебе рассказать: вчера за обедом он задавал мне вопросы. Совсем обычные: об учениках, о зельях... И очень внимательно слушал, что я отвечаю. И так смотрел... Словно гипнотизировал. Это было жутковато. До сих пор не по себе. — Пора заканчивать с этими заменами. В лучшем случае он решит, что у Льюис биполярное расстройство. И даже это ничем хорошим не обернется. А если Альбус узнает, что я подвергаю тебя такой опасности... — Перестань, сейчас нигде нет безопасных мест. Наоборот — я тебе очень благодарна за то, что даешь возможность выйти отсюда. Хоть ненадолго. — Закончив с пуговицами на спине Лили, Гермиона обошла ее сбоку, чтобы засвидетельствовать свою признательность благодарной улыбкой, а затем продолжила: — Я к тому, как странно он ведет себя в последнее время. Заметила? — Он дважды был на моих уроках. — Что?! Лили кивнула в ответ и повернулась к зеркалу, чтобы расправить складки на платье и убедиться, что в образе профессора Льюис нет ничего уличающего. — Заходил после начала урока, садился за последнюю парту и молча сидел весь урок. Потом уходил, не сказав ни слова. — Наблюдал за учебным процессом? — Или за мной. — За профессором Льюис — ты имеешь в виду? Что-то типа открытого урока? Лили лишь молча пожала плечами: — Надеюсь, сегодня обойдется без неожиданных посещений. Хочу, чтобы ребята немного расслабились. Хэллоуин — какой-никакой, а праздник. Сейчас им это особенно нужно. — Она глубоко вздохнула, вспоминая, как в детстве с нетерпением ждала этот день: ужасные и веселые костюмы, сладости, которые таились в ярких конфетных пакетах — это вызывало радость и немного трепет. Даже сейчас неизменные традиции Хэллоуина напоминали о том, что жизнь продолжается. Несмотря на утраты. Лили потянулась к кружке с чаем и, поднеся к губам, ощутила теплый аромат корицы и яблок. Это было ее маленькое утешение в эти тревожные дни. Они с Гермионой украсили класс еще с вечера: паутина из искусственного шелка, пряники с глазурью в форме летучих мышей, тыквы с вырезанными улыбками и жуткие гирлянды — все это должно было создать атмосферу праздника и хоть как-то отвлечь детей от страха перед вечерним \"торжеством\", на котором, как было объявлено еще три дня назад, директор объявит о важнейших изменениях в магическом законодательстве, которые неизменно коснутся самого Хогвартса. И, судя по слухам, ничего хорошего эти изменения не сулят. — И что же наденет вечером профессор Льюис? — обратилось отражение Гермионы к отражению Лили в зеркале. — Хотелось бы мантию-невидимку, — грустно улыбнулась та в ответ. — Ладно, пора на урок. *** Когда младшекурсники (сегодня — Гриффиндор и Хаффлпафф), с недоумением скользя взглядами по устрашающим украшениям, наконец вошли в класс, в воздухе витала атмосфера ожидания. Шепот обсуждений и легкий смех постепенно заполнили помещение, и даже самые пугливые начали раскрываться, охваченные духом праздника. — Сегодня вам не понадобятся стандартные ингредиенты, — заговорила Лили, когда оживленные студенты наконец заняли свои места и зашуршали сумками, готовясь к уроку. — Приготовьте, пожалуйста, весы, несколько средних мензурок, волшебную палочку и оловянный котел стандартного размера. Скаже-е-е-м... номер один. Студенты начали переглядываться между собой. \"Зелье без ингредиентов?\" — прошептал кто-то из задних рядов. Лили улыбнулась, подавая знак к тишине, и продолжила: — Сегодня у нас необычное зелье, праздничное. Все ингредиенты для него вы найдете на моем столе. — Она шагнула в сторону, представляя заинтересованным взглядам разнообразие бутылей, баночек и прочей тары, наполненной разноцветными жидкостями и смесями. — Что это такое, профессор? — не смогла сдержать любопытство светловолосая девочка, указывая пальцем на внушительных размеров прозрачный контейнер, доверху наполненный... чем-то. — Оно что — дымится? — Это что — снег? — подхватил ее сосед по парте — полненький гриффиндорец с большими оттопыренными ушами, приподнимаясь со своего места. — Нет, это не снег, — ответила профессор Льюис, с усмешкой наблюдая за растерянными лицами учеников. — Мистер Эберкомби, почему бы вам не подойти поближе? От неожиданности Юан Эберкомби, тот самый, которого когда-то так потрясла встреча с Мальчиком-Который-Выжил, плюхнулся обратно на скамью и, кажется, жутко испугался. Он покраснел, но недостаточно, чтобы скрыть любопытство, которое двигало им изнутри. Занятие профессора Льюис обещало стать особенно увлекательным. К тому же что-то белое и очень похожее на снег выглядело невероятно аппетитным и совсем не угрожающим, поэтому, собравшись с мыслями, он встал и медленно подошел к столу учителя. Не прошло и минуты, как мальчик, улыбаясь во весь рот, идентифицировал окутанную едва заметным морозным паром, играющую крохотными отблесками белую массу: — Это мороженое! — Пломбир, если быть точнее, — улыбнулась Лили, и класс тут же отреагировал на ее улыбку, словно это был сигнал к действию: дети радостно загалдели, но вскоре вновь притихли, когда Юан медленно двинулся вдоль стола. — А это, кажется, молоко? — Он бросил вопросительный взгляд на профессора Льюис, тыкая указательным пальцем в несколько больших и совершенно одинаковых бутылей с белой жидкостью. Лили медленно кивнула. — А это... — Мальчик задумчиво нахмурил лоб, уставившись на одинокий пузатый флакон, объемом не больше литра, доверху наполненный чем-то белым. — Тоже молоко? — Действительно, очень похоже. Но нет, — мягко ответила Лили и обратилась к классу. — Что выглядит как молоко, но молоком не является? — Это сливки! — пропищала миниатюрная темненькая девочка с Хаффлпаффа, зачем-то вскидывая вверх руку. — Замечательно, мисс Целлер. Присаживайтесь, мистер Эберкомби, вы нам очень помогли. Дальше я сама. — Лили махнула рукой, указывая Юану на его место, и затем повернулась к учительскому столу. — Еще у нас есть... посмотрим: со-о-ль, са-а-ахар, черный молотый перец, корица и-и-и чистая питьевая вода. — Итак, — произнесла она уверенно, разворачиваясь к классу, — кто скажет, какое зелье мы будем готовить сегодня? Ученики зашептались между собой, усиливая атмосферу ожидания, но ни один из них не решался высказать свои догадки: некоторые в голос возмущались полным отсутствием волшебных ингредиентов, а кто-то и вовсе решил, что ответ можно найти в учебнике по зельеварению. Внезапно из заднего ряда поднялся высокий ученик с веснушками и смущенной улыбкой: — У меня мама часто готовит... домашнее сливочное пиво1, и я подумал... — робко произнес он, и класс рассмеялся. Девочка с длинными черными волосами, сидящая справа от отвечающего, осуждающе покачала головой, словно предвкушая что-то более волнующее. Но профессор Льюис лишь приподняла бровь, обведя взглядом класс с доброй усмешкой, а затем, достав волшебную палочку, направила ее на школьную доску. Спустя минуту на ней белел, начертанный красивым ровным почерком, рецепт того самого таинственного зелья, которым, ко всеобщему и звучному удивлению, действительно оказалось сливочное пиво. Не забыв добавить в копилку Гриффиндора пяток рубинов под восторженные возгласы и недоуменные перешептывания, Лили начала объяснять порядок смешивания и состав ингредиентов, каждый из которых, хоть и будучи маггловским, имел свои особые свойства. Когда теоретическая часть была завершена, Льюис удалось заинтриговать даже самых равнодушных, и ученики, полные энтузиазма, вступили в практическую часть занятия. Вскоре воздух наполнился вкусным ароматом трав и специй, которые казались знакомыми, но в то же время удивительно экзотическими. В руках у студентов были палочки, стаканчики и ложки; они смешивали, добавляли, наблюдая за метаморфозами в своих котелках и ждали того самого момента, когда их кулинарные творения приобретут окончательный вид. Не обошлось и без без мелких недоразумений. Один из студентов слишком увлекся количеством перца и, пытаясь ликвидировать последствия при помощи волшебной палочки, случайно вызвал небольшую перечную бурю. Чихали все подряд: и студенты, и профессор Льюис, и даже отряд пикси (порядком расплодившийся — надо отметить), ускользнувший когда-то после выходки Локхарта и устроивший себе гнездо в одном из укромных уголков подземного класса. Наконец профессор Льюис, отчихавшись вдоволь и собрав волю в кулак, выдохнула Фините инкантатум. Воздух очистился, оставляя только легкий запах черного перца и бессмертные воспоминания о перечном хаосе. Но на этом неожиданности не закончились: ведь если в составе ингредиентов числится молоко, то оно непременно должно сбежать. Никто и не думал его кипятить — в рецепте на доске об этом было четко сказано. Достаточно было просто неправильно использовать заклинание смешивания, и вот уже волшебная молочная клякса перепрыгивает с одного стола на другой, переворачивая котлы и обильно обрызгивая окружающих белыми каплями. Ловили всем классом. Не словили: проворная клякса ловко уворачивалась от брошенных Лили заклинаний, выскальзывала из рук учеников и, казалось, только распалялась от происходящего. Но, слава Мерлину, все закончилось так же внезапно, как и началось: в один длинный скачок клякса преодолела расстояние до окна и, просочившись сквозь щель между рамами, была такова. — Что ж, — подытожила профессор Льюис, проходя между рядами и щедро осыпая очищающими заклинаниями всё и всех вокруг, — у нас, увы, нет времени, чтобы начать сначала. Поэтому тем, чьи котлы не выдержали молочного переполоха, следует убрать их в сумки и присоединиться к тем, чьи «зелья» еще имеют шанс на успех. Есть такие? — Множество рук, в основном девичьих, дружно поднялись вверх, словно приглашая тех, кому не повезло сегодня создать собственное сливочное пиво. — О, мистер Уиллоуби, прошу вас, спрячьте свою палочку. Пожалуй, на сегодня нам достаточно происшествий. Составьте пару мисс Целлер, ее «зелье» практически готово. Ко всеобщей радости остаток урока прошел без неприятных инцидентов. Сливочного пива хватило всем, даже декану Гриффиндора, появившейся за пару минут до конца занятия. — Вы всегда вовремя, не правда ли, Минерва? — подмигнула ей Лили, протягивая чашку горячего ароматного напитка. — Не угоститесь праздничным «зельем»? Ваш подопечный получил за него десять рубинов. Услышав это, Юан Эберкомби, просиял от гордости и принялся с преувеличенным рвением наполнять все новые и новые чашки идеально сваренным сливочным пивом и раздавать их однокурсникам. К слову, его пятилитрового (вопреки пожеланиям преподавателя) котелка хватило бы, чтобы угостить половину Хогвартса. Макгонагалл сдержанно улыбнулась и, бережно приняв чашку обеими руками, присела на край преподавательского стала рядом с Лили: — Рада, что вы не забываете про традиции, профессор. Не думала, что в этом году у меня появится повод для улыбки. — Тогда вот вам еще один, — таинственно прошептала Лили и одним движением палочки оживила пряничных летучих мышей, до этого украшавших темные своды класса. Цепляя крылышками сахарную паутину и гирлянды из глазированного попкорна, они устремились вниз и запорхали вокруг учеников, садясь им на головы и плюхаясь в чашки со сливочным пивом. Впрочем, объяснять, что нужно делать с ожившими сладостями, никому не пришлось. — Как прошла планерка? — как бы между прочим спросила Лили, с улыбкой наблюдая за тем, как один из учеников извлекает из своей чашки сопротивляющуюся имбирную летучую мышку и с наслаждением откусывает ей голову. — Просил передать: кто не придет, того уволит. — Камень в мой огород? — Безусловно, — задумчиво ответила Минерва, с наслаждением вдыхая густой пряный пар, — в том числе. — Не хочу участвовать в этом фарсе. — Не беспокойся об этом. Лучше думай о детях. Пусть видят нашу поддержку. — Или беспомощность. — Наверное, появление Макгонагалл, ее неизменно строгий, но понимающий взгляд напомнили Лили о том, что происходит за пределами ее маленького, наполненного сейчас детским смехом и пряным ароматом корицы мирка, который она создала, пусть и ненадолго, чтобы спрятаться и спрятать их всех от мрачной холодной реальности. Но даже сама Макгонагалл, задумавшись, отложила дело — причину своего прихода. Обе молча пили свое пиво, наблюдая за веселой суетой вокруг, и Лили время от времени бросала взгляды на Минерву, чувствуя, как необходим был и ей, сдержанной и сильной, этот момент. Пусть и мимолетный, слишком хрупкий, но напомнивший о том, за что они все сражаются. Впрочем, пора было заканчивать. Урок давно завершился, да и ученики уже почти собрали вещи, разлили остатки сливочного пива в бутылочки, распихали по карманам клубки сахарной паутины и нехотя выползали из-за парт. Ее наградой были их расслабленные улыбающиеся лица и без конца звучащее \"спасибо, профессор\". — Каждое мгновение счастья — это маленькая победа. Горжусь тобой, — сказала Макгонагалл, когда дверь класса закрылась за последним из учеников — Юаном Эберкомби, который так и не нашел подходящей тары и унес остатки своего \"зелья\" прямо в котелке. — Помочь с уборкой? — Не нужно, спасибо. Займу Гермиону делом. Вы что-то хотели? Или так — на чашечку пива? — Попала я удачно, — со сдержанной улыбкой констатировала Минерва и одним глотком осушила свою чашку. — Хотела предупредить: если вечером тебе покажется, что... — она сделала паузу, подбирая слова, — ...что ты видишь что-то странное, знай — тебе не кажется. Старайся вести себя естественно и не обращать на него внимание. — Вы же не серьезно? — неподдельно удивилась Лили, прекрасно понимая, что ее вопрос едва ли уместен при обращении к мисс Серьезности — Минерве Макгонагалл. С другой стороны, осознание того, что рядом будет Альбус, казалось, придало ей смелости и немного заглушило тревогу — верного внутреннего спутника, неизменно сопровождающего ее после встречи со Снейпом на Астрономической башне. — Почему просто не воспользоваться думоотводом? — Лили, — произнесла Минерва, поправляя свои очки на переносице, — я всегда серьезна, когда дело касается безопасности моих учеников. Я уже смирилась с тем, что каждый его шаг, даже самый безрассудный, в конце концов оказывается либо гениальным замыслом, либо необходимой формальной интерпретацией. Лично мне кажется, что он делает это больше для нас — преподавателей и членов Ордена. И, надо признаться, это уже работает. Хотя все еще является не реализованной задумкой. По крайней мере работает со мной. Его присутствие всегда придавало мне уверенности. Лили слушала внимательно, повернувшись к окну, где прохладный серый полдень уже окутывал Хогвартс, неумолимо приближая пугающую неизбежность. — Я просто не уверена, что мы готовы, — призналась она, чувствуя, как сердце бьется быстрее. — Надеюсь, у него есть план. Надеюсь, он сработает. *** Чем сильнее она старалась не думать, тем настойчивее тревожные мысли проникали в сознание. Словно плесень, они расползались по уголкам её разума, вытесняя яркие воспоминания и наполняя всё вокруг мрачной дымкой. Лили даже не помнила, как покинула подземелья, и что говорила ей Гермиона... наверное, что-то важное. Наверняка. И праздничный урок... Казалось, он закончился не пару часов назад, а давным-давно. Может, вчера? Или в прошлой жизни? Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на звуках. И не услышала ничего, кроме звука собственных шагов в пустом коридоре. Хогвартс молчал. И в этом молчании таился невидимый страх, смешивающийся с терпеливым тревожным ожиданием. Казалось, эта грозная тишина сгущается вокруг нее, стремясь заключить в свои невидимые объятия. Лили повернула за угол и наконец увидела яркий свет: наверное, целая сотня факелов освещала главный холл; распахнутые настежь двери Большого зала были украшены пышными зелеными лианами, густо усыпанными амазонскими лилиями; начищенные до блеска рыцарские доспехи, выставленные вдоль стен, отражали золотистый свет огня, создавая иллюзию движения, словно стальные воители ожили и готовы вступить в бой. Снейп явно готовился к встрече \"гостей\". Но все эти декорации, не имеющие никакого отношения к Хэллоуину, создавали лишь защитную оболочку, которая скрывала от посторонних глаз истинный характер этого мероприятия. Судя по гулу, доносившемуся из Большого зала, ужин уже близился к завершению, и вот-вот должна была начаться официальная часть. Значит, она пришла вовремя, чего бы там ни думал сам господин директор. Глотнув воздух, напоенный сладким ароматом лилий, Лили уверенно шагнула вперед. Но, пораженная трансформациями, затронувшими помещение Большого зала, она невольно замедлила шаг. Первым, что бросилось в глаза — все студенты были одеты в школьную форму: сплошная черная масса и разноцветные головы поверх нее. Единственное, чем они отличались друг от друга, кроме волос, — яркие значки с эмблемами факультетов, аккуратно прикрепленные к школьным мантиям. На этот раз флаги факультетов не свисали с огромных потолочных балок, вместо них вдоль стен, скрывая огромные витражи, струились зеленые драпировки с серебряными окантовками. Факультетские столы практически не претерпели изменений, за малым исключением: в середине каждого по всей длине тянулась, разбавленная сотней волшебных свечей, красивейшая композиция из уже знакомых амазонских лилий, утопающих в зеленой листве. А вот преподавательский стол, а точнее, столы — теперь их стало два — преобразились до неузнаваемости: затянутые зеленым бархатом, они ломились от шедевров кулинарного искусства — от жареной дичи до сметанных десертов, щедро политых медом; изысканная мерцающая в свете огня посуда, серебряные канделябры с высокими белыми свечами в них — все это создавало атмосферу утонченности, подходящую, скорее, для приема в Малфой-мэноре, нежели для учебного заведения. Впрочем, сидящих за столом слева все более чем устраивало. Женщины в сдержанных, но роскошных платьях, декорированных драгоценными камнями, беседовали о делах своих мужей и тайнах, укрытых в гущах лесов. Мужчины, сверкающие в своих нарядах, обменивались взглядами, полными уважения и скрытой зависти, окидывая друг друга оценивающим взглядом. В воздухе витал терпкий запах дорогого одеколона. Среди этого великолепия звуки струнного квартета, приглушенные заклинанием, окутывали гостей, погружая их в атмосферу утончённого наслаждения и невидимого превосходства. «Сливки чистокровного магического общества», — подумала Лили, догадываясь о причинах их появления на этом «скромном» приеме. Их манеры были неистово совершенны, а взгляды — полны пренебрежения, словно все вокруг, включая саму Лили, были не более чем декорациями в их величественном спектакле. Она встретила взгляд Снейпа, спокойный, но настороженный. Он стоял в окружении своих гостей, бесконечно уверенный в себе и... переодетый. Вместо привычного сюртука на нем был длинный классический неизменно черный пиджак поверх черной водолазки с горлом и черные брюки. Аура власти витала вокруг него, почти ощутимая, когда он с непреклонным бесстрастием наблюдал за происходящим. Всё в его обличии говорило о тщательной осмысленности, о том, что каждый элемент одежды был выбран не случайно. Он явно знал, что делает — никто из присутствующих аристократов не смел смотреть на него свысока. Похоже, Снейп был единственный, кто заметил ее появление в Большом зале. Что не удивительно: на фоне «сливок» профессор Льюис в своем «праздничном» темно-коричневом «мешке» смотрелась как размытая водянистая клякса на покрытом красивым ровным почерком дорогом пергаменте. Не успела Лили прочувствовать всю элегантность этой метафоры, как вниманием директора уже завладел странного вида волшебник с головой егеря и телосложением третьекурсника. С виду обычный министерский клерк в потертом костюмчике, но его лицо показалось Лили очень знакомым. Эту натянутую нервическую улыбку и застывший пустой взгляд она могла видеть лишь в одном месте — на страницах \"Ежедневного пророка\". Пий Тикнесс, будь он неладен. Сам министр магии пожаловал в Хогвартс. А значит, дела обстоят куда серьезнее, чем она думала. За столом справа расположились преподаватели, каждый из которых всем своим видом выражал недовольство представшими перед ними изменениями. Не было только Хагрида. По понятным причинам. Макгонагалл сжала губы, словно собиралась произнести резкие слова, но, увидев Лили, смягчила выражение лица и жестом указала на свободное кресло рядом с собой. По другую руку от нее профессор Флитвик, едва различимый за горой блюд, кувшинов и подсвечников, с озабоченным выражением лица протирал свои очки, будто они могли помочь увидеть смысл трансформаций, которые были им всем навязаны. Трелони и Спраут о чем-то шептались, поглядывая на остальных, как будто искали поддержки своих мнений. Неподвижный Слагхорн внимательно вслушивался в разговор соседок, иногда вставляя свои резюмирующие «возмутительно» и «невообразимо». Воздух был пропитан тревогой, переполненной вопросами без ответов. И лишь брат и сестра Кэрроу чувствовали себя вполне непринужденно: Амикус с удовольствием переминал ложку в сладком креме, мирно игнорируя напряженность, царившую вокруг; Алекто же, напротив, не могла избавиться от еле заметного чувства скуки, хотя её явно заинтересовал разговор Снейпа и Тикнесса. Лили опустилась на свое кресло как раз в тот момент, когда директор Хогвартса, а следом за ним — Министр магии, проследовал к центру подмостков, где когда-то стояла директорская трибуна, и жестом призвал присутствующих к тишине. Факультетские и преподавательские столы тут же опустели, будто и не было праздничного ужина, а сотни свечей взмыли в воздух, рассеивая царивший до этого полумрак. Когда музыка стихла, а высокородные гости заняли свои места, Снейп тихо заговорил: — Я призываю каждого из вас со всей присущей вам серьезностью отнестись к тому, что вы здесь сегодня услышите. Речь пойдет не только о будущем Хогвартса, но и вашем будущем за его пределами. Господин Министр, — едва заметно кивнув Тикнессу, Снейп развернулся и направился к своему месту за преподавательским столом. — Директор, — слегка растерявшись, дернулся Пий, явно ожидавший, что речь Снейпа будет более долгой и содержательной, — что ж... — Сбитый с толку, он принялся торопливо шарить руками по пиджаку и, спустя минуту достав из внутреннего кармана сверток пергамента, облегченно выдохнул. — Я, Пий Тикнесс, Министр магии, рад приветствовать вас, будущие законодатели, авроры, судьи Визенгамота... А может, я прямо сейчас приветствую и будущего Министра магии? — Он гаденько засмеялся, но, не встретив и толики поддержки со стороны присутствующих, сделал вид, будто закашлялся. — Я принял решение озвучить важнейшие положения, которые лягут в основу Декрета \"О магическом образовании\", здесь — в школе чародейства и волшебства, потому что именно с вас — детей волшебников и волшебниц, и начнется новая эпоха. Начнется сегодня — тридцать первого октября тысяча девятьсот девяносто седьмого года. «Детей волшебников и волшебниц», — повторила про себя Лили и вдруг почувствовала, как теплая кисть Минервы сжимает ее руку под столом. — Дата падения Того-Кого-Нельзя-Называть. Они не просто так ее выбрали, — прошептала Макгонагалл, наклоняясь ближе, — хотят, чтобы мы забыли. — Только не я, — горько усмехнулась Лили. — И не Джеймс. — Итак, — словно разглашая нечто сакральное, протянул Министр и развернул пергамент. — Высшим административным органом Хогвартса, уполномоченным на решение важнейших вопросов школы, в том числе вопросов распределения студентов по факультетам, становится Попечительский совет, — читал он, отчеканивая каждое слово, — членов которого позже представит вам директор. — Нетрудно было догадаться, — тихо прокомментировала Макгонагалл. — Надо бы хорошенько спрятать Распределяющую шляпу... До лучших времен. — Его состав будет значительно расширен, — монотонно продолжал Тикнесс. — Кроме представителей семей учащихся... чистокровных, разумеется... в совет войдут специалисты Министерства, обладающие значительным опытом в области магии и образования. А также мастер волшебных палочек, чья деятельность будет строго подотчетна Министерству магии. Последняя новость стала неожиданностью для всех: Большой зал наполнился напряженным шепотом, и сотни глаз устремились к преподавательскому столу слева от Министра. Все внимание теперь было сосредоточено на тощем старике с пышной седой шевелюрой, скромно ютящемся в самом конце стола. Рядом с Малфоями, Гринграссами и прочими аристократами он выглядел как высохший листок на фоне пышного свежего букета — неудивительно, что Лили сразу не заметила его. И, судя по ошарашенным лицам студентов, не только она. Лицо Гаррика Олливандера исказилось растерянностью и неподдельным волнением; он нервно завозился на своем стуле, намереваясь (зачем-то) подняться, но тут же был «спасен» сидящей рядом с ним внушительных размеров старой ведьмой, чья ладонь тяжело опустилась ему на плечо и буквально впечатала мастера волшебных палочек обратно в кресло. Старуха была великолепна: на ней было зеленое то ли платье, то ли туника (сложно было понять: над преподавательским столом возвышалась лишь верхняя половина ведьмы) времен, наверное, Салазара Слизерина, с пожелтевшими от времени кружевными манжетами. Многослойную шею украшало колье из огромных сапфиров, обрамленных серебряной окантовкой, весившее не меньше полутора фунтов. А на ее плечах покоились изъеденные молью останки безвременно почившей лисицы, которую ведьма, судя по могучему виду и излучаемой ауре силы и уверенности, сама же когда-то и придушила. — Какое знакомое лицо... Кто это рядом с господином Олливандером? — поинтересовалась Лили у Макгонагалл, но в ответ получила лишь многозначительную, но сдержанную улыбку. — Августа Лонгботтом, — заключил ошарашенный Слагхорн, не сводя глаз со старухи. — Мерлинова борода! Она-то что здесь забыла? — Не что, а кого, — ответила ему Помона. — Внука, конечно же. — ...стоит пояснить, полагаю, — скорее вопросительным тоном заметил Пий Тикнесс, отвлеченный от пергамента нарастающим в зале шумом. — Министерство магии объявило монополию на производство и реализацию волшебных палочек. Соответствующий указ уже подписан и вступил в силу. Все лицензии, выданные производителям до сегодняшней даты, отозваны. Тише, пожалуйста! — призвал он, стараясь перекричать усиливающийся гул. — Желающие мастера смогут продолжить свое ремесло, поступив на службу в Министерство магии в особое ведомство, созданное специально для этих целей... Соблюдайте тишину! — Олливандер — понятное дело, у него не было выбора. Но неужели они действительно считают, что кто-то по доброй воле пойдет на сотрудничество с Министерством? — возмутилась Лили. — Придут, куда им деваться? — громким шепотом отозвался Флитвик. — Туда вливаются большие деньги, а затрат, считай, практически никаких, если Министерство будет предоставлять материалы для производства палочек. Я даже предполагаю, что число таких желающих будет неизменно возрастать. Сядут на министерские зарплаты, а искусство превратится в конвейер. — А кое-кто еще и неплохо обогатится, — нетерпеливо добавила Спраут, перегибаясь через Филиуса, чтобы профессор Льюис смогла ее услышать, — чем больше взятка, тем лучше палочка. — Первокурсники, прошедшие распределение... — продолжал надрываться Министр, одновременно шаря по карманам в поисках палочки, — ...получат первые волшебные палочки в Хогвартсе. На безвозмездной основе... — И вдруг Большой зал онемел, словно каждый из присутствующих получил ответы на свои вопросы, хотя рты их продолжали открываться и закрываться. — Так-то лучше, — он спрятал палочку в карман и, вновь уткнувшись длинным носом в пергамент, затараторил, — а, вот: ...на безвозмездной основе. Свойства выдаваемых волшебных палочек будут зависеть от ряда критериев: факультет, статус крови и... многих других, — отмахнулся он, явно не желая зачитывать весь список. — После завершения учебы в Хогвартсе волшебник сможет оставить себе палочку, уплатив ее полную стоимость, либо вернуть ее и приобрести другую волшебную палочку по своему усмотрению и предпочтению в специализированном торговом объекте, подведомственном Министерству магии. Он опустил пергамент и обвел зал пренебрежительным взглядом, словно предоставляя желающим возможность задать вопросы. И прекрасно понимая, что ни одного вопроса не будет задано. — Замечательно, — удовлетворенно буркнул он себе под нос, возвращаясь к тексту. — На факультете Слизерин отныне могут учиться только чистокровные волшебники, у которых оба родителя — маги. Исключение для полукровных магов может быть сделано по единогласному решению всех членов Попечительского совета. На факультеты Хаффлпафф и Рэйвенкло могут быть распределены чистокровные и полукровные волшебники. Министр замолчал. Нарочито медленно свернув пергамент, он вернул его во внутренний карман пиджака и обратился взглядом к застывшему в напряженном ожидании залу. Немой вопрос — всего один — повис в воздухе. Смакуя этот момент абсолютной власти, он даже не пытался скрыть улыбки. А справа от профессора Льюис медленно закипала декан Гриффиндора. Натянутая, словно струна, Минерва прожигала немигающим взглядом спину Министра магии и была похожа на львицу, готовую в любой момент совершить свой смертоносный прыжок. — Половина Министерства — выпускники Гриффиндора. Они не посмеют его убрать, — прошептала Лили, чтобы хоть как-то ее отвлечь. — И ни слова про... — Обобщив опыт работы комиссии по учету магглорожденных выродков, Министерство приняло ряд важнейших решений, — наконец, заговорил Тикнесс, словно отвечая на незаданный вопрос Лили. Скрестив руки за спиной и нацепив самую деловитую из имеющихся в его арсенале гримас, он медленно двинулся вдоль края подмостков. — Первоначальной позицией Министерства было полнейшее искоренение захватчиков магической силы. Однако, — он сделал небольшую паузу, — за несколько месяцев работы комиссии было выявлено их колоссальное количество. И большинство из них не смогло предъявить доказательств законности получения магической силы. Министр явно начал издалека. И, судя по тому, что его речь началась с объявления о глубокой интеграции Министерства в дела школы, очевидно — и эта «история» должна была так или иначе «закруглиться» в Хогвартсе. — И мы задались вопросом: что же делать с таким количеством этих... — он запнулся, изображая сложный мыслительный процесс, и спустя несколько секунд, ко всеобщему (да и к своему) удивлению, нехотя выдавил: — ...людей? Следование первоначальной политике уничтожения означало бы объявление геноцида! Азкабан тоже не резиновый. К тому же содержание такого количества заключенных было бы крайне затратно для бюджета. Равно как потеря такой значительной налоговой базы. А еще рынок труда... — Каждый раз заканчивая умозаключение, он медленно кивал, словно соглашаясь с самим собой. — И мы спросили себя: сильно ли они отличаются от тех же... сквибов? Кентавров? Гоблинов? Домовых эльфов? Вполне себе разумных существ, уже нашедших свое место в волшебном мире и — что очень важно! — приносящих пользу настоящим волшебникам и волшебницам. В конце концов, времена Средневековья прошли. И все мы — интеллигентные и цивилизованные люди. — Домовые эльфы... Они приравняли нас к домовым эльфам, — одними губами прошептала Лили, пораженная услышанным. — Гермиона будет счастлива, полагаю. — Министерство гуманно! — громко резюмировал Тикнесс, доставая палочку и направляя ее перед собой. Теперь он не сомневался: ни один из присутствующих не посмеет нарушить тишину до конца его речи. — Во всех печатных изданиях, в наименованиях структурных подразделений Министерства магии термин «маггловских выродки» будет заменен позаимствованным из-за рубежа лаконичным «немаги»... — Звучит, конечно, погуманнее, но смысл-то от этого не меняется, — сказал Слагхорн. — И Волдеморт — главный гуманист, — тихо прокомментировала Лили, заставив Флитвика, которому не посчастливилось это услышать, подпрыгнуть на месте. — ...уже занимается разработкой реестра профессий, разрешенных к занятию немагами. Перечень заклинаний, одобренных Министерством к использованию немагами, также будет значительно ограничен. Факультет Гриффиндор... станет их альма-матер. — Он обвел взглядом собравшихся, его уверенность крепла с каждой секундой. — Немаги должны знать свое место — они должны уважать магию, а не стремиться к ней. А мы, как истинные волшебники, обязаны защищать свои традиции и оберегать секреты магического мира. Пора оставить позади иллюзии о равенстве! Мы создаём новую программу, в которой немагам будут доступны некоторые атрибуты элементарной и бытовой магии. Как я уже сказал — каждый сможет найти своё место под солнцем... в том числе и в роли помощи в магическом быту. Для этого немагам будут выдаваться специальные волшебные палочки, произведенные с учетом установленных ограничений... — Все, как он предвидел, — облегченно выдохнула Макгонагалл, расслабленно откидываясь на спинку кресла, — зря я беспокоилась. — Если вы знали, почему не сказали? Вы правда считаете, что нам не о чем беспокоиться? — С горечью спросила Лили, перехватывая взгляд Минервы. — ...января, после вступления Декрета в силу, перераспределены на другие факультеты... — Я не знала, — спокойно ответила Минерва, касаясь ладонью плеча Лили, словно это могло бы ее успокоить, — думала, он просто шутит. Ты же знаешь Альбуса: никогда не разберешь сразу, говорит он всерьез или иронизирует. Хотя я не могу отделаться от ощущения, что он сам не до конца понимает, что творится, — добавила Макгонагалл, вздыхая. — А волноваться действительно не стоит: теперь все они в моих руках. И я за них отвечаю. — Минерва, как и всегда, мыслила глубже и мудрее. — ...вводятся специальные предметы, такие, как: Маговедение, Философия чистой крови, Древнейшие традиции чистокров... Министр говорил еще минут двадцать, но по ощущениям казалось — прошла целая вечность. Как и большинство преподавателей, Минерва потеряла всякий интерес к его речи. Она устало смотрела в зал, останавливаясь на лицах учащихся, которые, подобно ей, уже погружались в мир собственных раздумий. Лили попыталась последовать ее примеру, но мысли ее неизменно возвращались к оборотному зелью, срок действия которого должен был истечь примерно через тридцать минут. А делать очередной глоток, когда через два кресла сидит скучающая Алекто, а сотни перепуганных взглядов с надеждой взирают на Макгонаггал, было бы как минимум неразумно. — Полный текст Декрета \"О магическом образовании\" будет опубликован в \"Ежедневном пророке\", а основные его положения вступят в силу первого января. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать, — выдохнул, наконец, Министр магии и вместе с ним, казалось, и весь Большой зал. — Надеюсь, я не сильно вас утомил, — в полуобороте извиняющимся поклоном он обратился к новоиспеченным членам Попечительского совета. Он выполнил свое задание и в их пренебрежительных холодных взглядах теперь надеялся увидеть одобрение. До остальных Тикнессу не было никакого дела, поэтому он даже не заметил, как директор вновь приблизился к нему: — Благодарю вас, господин Министр, за столь содержательную речь, — громче, чем это было необходимо, обратился он к спине Пия, и, когда тот в испуге обернулся, тихо продолжил: — Ваше участие стало настоящим подарком для нас. Этот вечер без вас был бы обречен на скуку. Приглашаю вас присоединиться к нашему празднеству. — О, нет-нет-нет, мне пора возвращаться в Министерство магии. Дела не ждут! Сверхурочные, господин директор. И все ради общества. — Тогда позвольте профессору Кэрроу, — Снейп махнул рукой, привлекая внимание Амикуса, — проводить вас до аппарационного барьера. — Благодарю. — Отвесив директору символический поклон, Тикнесс последовал к служебному выходу, где его уже ждал назначенный директором провожатый. — Старосты факультетов, — сказал Снейп, обводя взглядом столы, — проводите студентов первого, второго, третьего и четвертого курсов в их гостиные. Повторять дважды не пришлось. Черная масса вдруг зашевелилась, там и тут отделяя от себя одиночные фигуры или небольшие группы учеников. По их уставшим лицам можно было безошибочно определить, насколько они рады распоряжению директора. — Студенты старших курсов могут принять участие в праздничной вечеринке по случаю предстоящих нововведений и... Хэллоуина, которая начнется через тридцать минут. Здесь — в Большом зале. |
| "Сказки, рассказанные перед сном профессором Зельеварения Северусом Снейпом" |