Любовь бывает разной… Отверженной, готовой броситься с небес в пропасть, легкой, как маленькое белое перышко, отчаянной, с соленым привкусом слез. Любовь может быть несчастной, а может и вдохновлять на подвиги. Любовь окрыляющая, первая, юношеская, робкая, роковая, безответная, слепая, истинная, всепоглощающая.… Любовь матери к сыну, любовь солдата к родине, любовь к поздним прогулкам, любовь к чтению, мировая любовь, любовь, способная свернуть горы и воспламенять сердца, любовь одухотворенная и любовь земная.
Любовь чистая, как белая лилия с капельками росы, любовь коварная, как змея, пригретая на груди. Любовь духовная и плотская, любовь созидающая, сродни успокоению. Любовь запретная, любовь священника к цыганке, любовь профессора к студентке….
Ну вот, опять мысли завели не туда.
Северус заворочался в кровати и во сне что-то прошептал. А любовь тем временем жила и была прекрасна. Хогвартс ранней весной был попросту наполнен ею, и, казалось, ни один студент не ходил по школе с пустым и холодным сердцем. Февраль уже давным-давно прошел, а валентинки все еще порхали по школе и прятались в школьных сумках и прикроватных тумбочках. Мир дышал любовью, она захватила старый замок вплоть до самой Астрономической башни!
То тут, то там, зажимались парочки, а профессора снисходительно, пряча улыбки, закрывали на это глаза. Только не профессор Снейп. У него уже давно была выработана стойкость ко всяким «глупостям» и он нещадно штрафовал любвеобильных студентов.
Весна, как известно, не только пора любви, но и пора экзаменов. Об этом профессор помнил всегда, и вечерами корпел над заданиями для СОВ и НОЧЕЙ по Зельям.
«Вот пролетят с экзаменом, будут меньше по углам тискаться,- с некоторым злорадством думал профессор.- Несравненному Поттеру НОЧИ ни за что не сдать. Да что Поттеру, сама заучка Грейнджер едва ли заработает и половину возможных баллов…»
Может, с вопросами он и погорячился, но это последний год в школе для Золотой Троицы, и они этот год запомнят. Вот профессор Снейп уже внес свой вклад НОЧАМИ по Зельеварению.
Однако мысли о Троице быстро перетекли в мысли о мисс Грейнджер. Да, был у профессора один грешок. Всегда он тайно желал заполучить ее на свой факультет. Не раз он позволял себе восхищаться, с какой точностью гриффиндорка отмеряет компоненты для зелий. Это и возмущало профессора, и импонировало ему одновременно. А ведь если бы не ее родители, досталось бы такое сокровище Слизерину!
И как бойко она отвечала, вскидывая маленькую ладошку вверх над тяжелой копной каштановых прядей, и этот храбрый прямой взгляд, и сосредоточенно сморщенный носик…
А ведь ей уже семнадцать. Никаких интересов кроме книжек и уроков.… В ее возрасте уже давно гуляют с парнями и тайком (или открыто) целуются за медными доспехами или на берегу озера.
С некоторых пор профессор Снейп стал замечать некоторые перемены в обычном поведении мисс Всезнайки.
К его удивлению, она перестала садиться рядом с Поттером и Уизли, всегда выбирая отдельную парту (благо, резко уменьшенный состав учеников, прошедших СОВ, позволял неограниченную свободу в выборе мест).
Все чаще и чаще прилежная студентка делала ошибки в выборе пропорций ингредиентов, и, по сути дела, простые зелья, выходили у нее хуже, чем у Поттера…
Впору было бы злорадствовать и исходить ядом, но почему-то не хотелось. Девушка всегда сидела бледная, иногда ее грудь вздымалась от тяжелых вздохов, но не более. Она почти всегда молчала. Неужели и ее, храбрую гриффиндорку, выбила из колеи любовная лихорадка?
Нет, профессор Снейп чувствовал, что дело не в этом. Пару раз, когда девушка задерживалась после урока, собирая свои вещи, Северус подходил к ней и напрямую спрашивал:
- Мисс Грейнджер, с вами все в порядке?
- Да, профессор Снейп, спасибо.- И быстро убегала прочь.
Эта нездоровая бледность дала о себе знать через несколько дней. На одном из уроков, во время приготовления Благоухающей Эссенции, когда до потолка поднимался клубящийся влажный пар, девушка потеряла сознание и упала в обморок, чуть не угодив головой в котел с собственным зельем…
Профессор по счастливой случайности находился рядом и вовремя слевитровал мисс Грейнджер на заколдованные носилки. Девушка была без сознания, грудь слабо поднималась под наглухо застегнутой школьной мантией.
Класс пришлось отпустить, профессор лично доставил пострадавшую в больничное крыло и помог мадам Помфри привести студентку в сознание.
Северус отодвинул пергаменты с примерными заданиями по НОЧАМ, встал из-за стола, прошелся по кабинету, разминая затекшие конечности. Сейчас, наверное, уже глубокая ночь, и на небо высыпались мириады звезд. Жаль, что в подземельях нет окон. А летать так хочется, так хочется глотнуть маленького глотка свободы.
Да, пожалуй, сегодня подходящий случай: основную часть работы он уже сделал, а съездить в Лондон, поговорить с госпожой Роулинг он всегда успеет, хотя в голове уже зародились некоторые мысли по поводу седьмой книги…
«А эта женщина очень проницательна, не зря же она окрестила меня нетопырем…»
Северус на ходу преобразовался в черную летучую мышь и легко влетел в каминную трубу. Чернота каминного «коридора» и спертые запахи перегоревшего флай-порошка сменились ночной свежестью, чернотой неба и сиянием звезд.
Хогвартс мирно спал, не было ни единой бодрствующей души во всем замке.… Северус с наслаждением облетел весь замок, и вдруг увидел желтоватый огонек в одной из башен. Профессор часто замахал крыльями, преодолевая порывы ветра, вскоре поднялся на уровень окна и сел на подоконник.
Спальня девушек. Несколько гриффиндорок сидели в углу комнаты и разглядывали какой-то журнал танцующей ведьмой на обложке, одна гриффиндорка в белой ночной сорочке сидела возле самого окна и при свете маггловского светильника с упоением читала увесистый книжный том. Северус присмотрелся к обложке и прочел почти стертое название фолианта – «Любовное Зельеварение. Привороты на все случаи жизни».
Ай, ай, ай, мисс Грейнджер! И кого это вы решили приворожить с помощью книги из Запретной секции?
Девушка быстро читала страницу за страницей, каштановые пряди упали на лицо и в свете маггловского светильника немного оттеняли красным. Гриффиндорки, занятые просмотром журнала, вскоре легли спать, что неудивительно – ведь было уже далеко за полночь. Одна семикурсница листала пожелтевшие страницы и изредка заправляла упавшие пряди.
Северусу показалось, что он примерз к подоконнику. Хоть весна началась уже полмесяца назад, заморозки не отступали. Слишком долго шло время.
Вдруг Гермиона встала и подошла к большому зеркалу, ночная сорочка колыхнулась, очертив контур бедер. Девушка взяла в руки щетку, провела по волосам и вдруг… заплакала.
Тихо, чтоб никто не услышал, она давилась слезами, только плечи и дрожали. Северус был немного удивлен, немного растерян, немного смущен… Он влез в узкую форточку окна, хотел подлететь к девушке, успокоить, с ужасом вспомнил, что он нетопырь и замерзшие крылья неожиданно отказались повиноваться.
Беспомощный черный комочек спикировал прямо на раскрытые страницы книги, неприятно уткнувшись носом в типографскую букву «Т».
Девушка вздрогнула, обернулась на звук, посмотрела на неожиданно свалившийся «сюрприз»… Слезы блестели на ее лице, но она явно не собиралась больше плакать.
Гриффиндорка присела над книгой, с интересом и боязнью разглядывая крылатую тушку. С некоторым страхом девушка протянула сморщенному комочку руки и поместила е себя на ладони.
Какой же он холодный!
Нетопырь, немного придя в себя, поднял голову и посмотрел на девушку. Гермиона снова вздрогнула, к горлу подкатило тошнотворное чувство отвращения… (настоящие летучие мыши на мордочку далеко не красавцы, а в этом особенном случае еще нужно приплюсовать торчащую во все стороны немытую шерсть и клочки паутины на кожистых крыльях).
Но Гермиона не выпустила его из рук. Ей вдруг стало жаль замерзшее, хоть и некрасивое существо с отталкивающей внешностью. Некоторое время они так и смотрели друг другу в глаза, и Гермиона с ужасом начала понимать, что крылатый летун уж больно смахивает на профессора Зельеварения, но тут же отогнала эту мысль как игру воображения.
Нетопырь немного отогрелся и теперь полз по теплой руке девушки вверх. Добравшись до плеча, он прекратил подъем и устало уселся возле шеи Гермионы.
Девушку позабавило, что на ее плече сидит лесной нетопырь, словно заправский почтовый филин. С улыбкой на лице она снова села к книге. Северус проследил за ее взглядом и увидел маленькую маггловскую фотографию, заложенную между страницами, словно закладка. С фотографии на него глядел… он сам, собственной персоной!
Неужели это правда?… Неужели она поссорилась со своими неразлучными друзьями из-за своей симпатии к профессору? Да, скорее всего, так и было. Как еще можно было объяснить то, что девушка постоянно отсаживалась от Поттера и Уизли и не разговаривала с ними? Ее бледность… Она наверняка изнуряла себя книгами, лишь бы не думать о своих чувствах к человеку, которого временами готова была убить. Но ирония-то в том, что из-за сидения над учебниками она упала в обморок на его уроке!
Все факты складывались в единую картинку. Гермиона влюблена… что называется, пришла пора, она влюбилась. И ведь в кого! В профессора Зельеварения, грозу всей школы и ночной кошмар студентов нескольких поколений!.. Если влюбилась в такого, значит, вытерпеть способна многое.
Профессор колебался. Наконец, приняв какое-то решение, он слетел с плеча девушки, цепкими лапками ухватил фотографию и бросил ее в горящий камин.
- Что ты наделал?- тихо и гневно спросила гриффиндорка. Теперь не только ее волосы отливали красным, но и в глазах горел огонь. – Как ты посмел выкинуть его фотографию в пламя?
Нетопырь сел на каминную полку и посмотрела на девушку немигающим взором. Гермионе стало страшно…
Вдруг он взмахнул крыльями, поднялся в воздух, и, очертив круг над головой девушки, сел ей на плечо.
- Что ты наделал?- повторила она и тихо всхлипнула.- Это была его единственная фотография, а ты…
Нетопырь утешающе обнял ее крыльями вокруг шеи.
- Ладно, я тебя прощаю… Ты же не со зла, ты же не знал… Ах, если бы я могла быть с ним… я бы отдала все… даже свою жизнь…
Нетопырь навострил уши.
- Но он нормальный человек, он же никогда не сделает этого, даже если я попрошу… Я давно поняла, кто он такой, и я все равно не боюсь. Вампир… И я бы согласилась… если бы только быть рядом…
Северус не верил своим ушам. На свете появился человек, согласный добровольно отдать свою молодую человеческую жизнь взамен на вампирское полусуществование… И этот человек любит его, любит всем сердцем и плачет ночами, глядя на его фотографию…
Решено. Он сделает ее такой, какой она просит, он сделает ее такой, каким он является сам. Она сама этого просит. И она не пожалеет о своих словах. Никогда…
Нетопырь, все еще «обнимая» девушку за шею, прокусил ее тонкую кожу, попал зубками в вену и начал жадно пить…
Гермиона тихо вскрикнула, но этот вскрик никто не услышал – все уже давно спали и видели чудесные сны…
У девушки все поплыло перед глазами, она ухватилась руками за подоконник, но тело, внезапно ставшее таким тяжелым, потянуло ее вниз. И уже через мгновение на полу сидели две летучие мыши: одна крупная, с запекшейся на шерстке и крыльях чужой кровью, и другая, маленькая, с рыжинкой в шерсти…
Иногда в полнолуние, когда на фоне луны высится грозная Астрономическая башня, можно увидеть над ее шпилем две черные тени, крылатые фигуры, летающие в воздухе, словно танцующие в вечном танце.
