После битвы за Хогвартс раненый Гарри лежит на траве и видит неподалеку Роулинг, Снэйпа и Хауса (который замещал мадам Помфри в больничном крыле). Гарри спрашивает у Роулинг:
- Мама, кто это?
- Это - два высокомерных ублюдка, Гарри, а жизнь тебе спасла я!
- Роулинг лжет! - Зло прошипел Снэйп.
- Все лгут, - философски пожал плечами Хаус.
Обычно в соулмейтах больше внимания уделяется чувствам, любви, поискам партнера, так вот здесь все не так и не о том
Комментарии:
Идея соулмейта слепых, глухих, немых и татуировок на коже началась с диалогов под этой работой https://ficbook.net/readfic/6417747/16411792#part_content
И хотя у меня оридж, никакого отношения к работе другого автора вообще не имеющий, идея тоже целиком моя, было бы неправильно не указать человека, чей фанфик выпал мне на фесте и познакомил с миром соулмейтов в принципе
Неды.
Так их звали для сокращения и удобства.
Недочеловеки, недоделки, недоноски, люди, которых и людьми-то нельзя было назвать в полной мере.
В нашем гнилом мире, к сожалению, такое было нормальным.
Лет двести назад церковь все-таки укрепила влияние в делах политических, так что жить стало сложнее. В какой-то мере, конечно, потому что влияние священников быстро подмяли под себя власть имущие чиновники, чтобы церковь не начала совать нос в мирские дела совсем уж нагло и явно, что грозило восстанием ропщущих масс. Тогда было принято решение уравнять права мужчин и женщин полностью и абсолютно, как многие того и хотели.
В принципе, можно сказать, то был век серебряный.
Лет сто восемьдесят назад генная инженерия, развивающаяся практически за счет служителей церкви и совсем немного – за счет государства и налогоплательщиков, позволила людям осуществить самое заветное желание любого родителя – иметь здорового, сильного, умного и красивого ребенка.
Идеальная внешность, как по заказу, крепкое здоровье и никаких бешеных трат на врачей в будущем, идеальный характер, уравновешенность, послушание, интеллект, практически беспроблемность – многие считали, что это вмешательство в дела божьи, кое-кто поговаривал, что подобное нам еще аукнется, но большинство плевать хотело на предрассудки убогих умом, платило деньги и получало своих идеальных отпрысков.
Тогда был век золотой.
Лет сто пятьдесят назад, когда уже взрослые новые совершенные люди выросли и начали искать себе пары, стало ясно, что они не будут и не захотят плодиться и размножаться с теми, кто был несовершенен.
Может, именно тогда все и полетело ко всем чертям.
Оно и понятно, если у тебя красота, ум и перед тобой открыты все двери, едва ли ты захочешь тянуть на себе серую посредственность, чтобы наплодить такую же серую биомассу, тупой скот, мусор эволюции.
О, не-е-ет!
Всем таким идеальным были нужны только идеальные спутники жизни, не важно даже, какого пола, цвета кожи и всего прочего, что когда-то давно волновало умы недалеких людей.
И вот лет сто сорок назад генетика преподнесла очередной подарок для избранных – идеальный подбор идеального партнера для идеального человека на радость всего почти идеального общества.
Каким-то непонятным образом наши палачи в белых халатах создали генный маркер, запускающийся в момент совершеннолетия и безошибочно указывающий на так называемую вторую половинку – будущего супруга или супругу искателя.
Ничего сверхсложного – татуировка вроде штрихкода, как на продуктах прошлого, проявляющаяся под кожей в день совершеннолетия и позволяющая точно узнать не только имя избранника, но и место его работы. Эта бомба замедленного действия работала безукоризненно и срабатывала в ста случаях из ста.
Чем не идеальное решение?
Может, таковым бы оно и было, если бы все было так просто.
Для активации этой татуировки нужно было произнести кодовую фразу – ничего сложного, опять же, банальный набор слов вроде клятвы в тех учреждениях, что когда-то регистрировали браки, но, если бы все было так просто, наш мир не был бы таким кровавым.
Все было крайне непросто, потому что только идеальные люди могли четко следовать инструкциям и получить своих идеальных партнеров, остальным же повезло гораздо меньше.
Впрочем, мне ли об этом судить? Я уже тогда, еще нерожденная, как и моя мать, и бабка, была так же обречена выполнять свой долг и нести службу на благо общества другой татуировкой.
Признаться, когда мне удавалось потом изучать историю нашего мира более подробно, больше всего меня удивляли и восхищали татуировки на людях, которые не были похожи на наши.
Все эти разноцветные бабочки, цветы, животные и даже космические баталии – это казалось мне чем-то божественным, недостижимым на фоне серой убогости наших распределяющих татуировок на ладонях, появляющихся еще в момент нашего рождения.
Красный крест по традиции у врачей, желтый круг у чиновников, россыпь белых точек у духовенства, серый треугольник у учителей… ну, и черное око у нас, стражей, аналога полиции прошлого, охранников правопорядка, палачей, судей и цепных псов всех тех, у кого была высшая власть.
К чему я все это веду? К тому, что наши руки с нарисованными самим организмом рисунками на ладонях обагрились кровью тех неидеальных людей, кто не прошел отбор и разрешение на размножение.
Неидеальные отбраковывались и уничтожались. В идеале – еще на стадии внутриутробного развития, не в идеале – при рождении, еще более не в идеале – взрослыми.
А теперь к делу.
Мир родственных душ, утопия, как считали одни, ад, как шептались другие, стал бойней, тупой, беспощадной бойней, геноцидом идеала против несовершенства, творившимся руками стражей.
Может, когда-нибудь кто-нибудь скажет, что мы уничтожали сами себя, по-моему, он будет прав, но…
Кто когда задумывался над тем, что такое вообще – генетически определенная родственная душа?
Кто думал над тем, что такое рисунок на ладони и рисунок на запястье? Хорошо ли иметь профессию, в которой человек лучше бы показал себя и нашел смысл своей жизни? Хорошо ли иметь идеально подобранного спутника такой жизни?
Лично я о таком не думала ни до встречи со своим избранником, ни после.
У меня и без этого было множество проблем, первой из которых была потеря моего избранника от руки неда. И не последней проблемой было то, что после утраты, другого шанса найти любовь и родственную душу у меня уже не было – татуировка просто исчезала.
И вряд ли я бы вообще делилась своими мыслями, будь я совершенно нормальным идеалом, но, как и все идеалы, в нашей крови было наследие прошлого, того времени, когда генетический сбой грозил сделать из здорового человека неда – генетическую ошибку.
Моя татуировка на ладони, черный глаз, который я должна была носить всю жизнь с гордостью, был чуть бледнее нормы.
- Тэнре, сегодня на Двенадцатый, - обратился ко мне Кайл, мой напарник-страж, рано утром, когда наше отделение ожидало распределения на день.
- И что там? – бросила я через плечо, натягивая майку на голое тело. – Опять беспорядки?
Кайл скользнул по мне равнодушным взглядом и снял трусы, решив начать день уже со второго переодевания за утро.
Ублюдок. Идеальный ублюдок.
Всегда считала, что такое пренебрежение к ближнему – тоже происки генетиков. Раньше, как мне всегда казалось, вся эта дискриминация, все притеснения женщин, драки между мужчинами хоть как-то могли разнообразить жизнь, теперь же мы все были идеальными, равнодушными друг к другу, могли хоть на мостик встать голышом – никто бы даже бровью не пошевелил.
Гнилой, пресный, скучный мерзкий мир, где даже чувства были строго по расписанию и только к своим партнерам.
- Вроде бы, - пожал плечами Кайл, одеваясь дальше. – А слышала, в Девятнадцатом поймали неда?
Я, стоя босиком на полу, расчесывая волосы и пытаясь хоть как-то собрать их в косу, замерла.
Недов не ловили уже лет десять. Я последнего видела еще девчонкой, да и то по визору.
Пожалуй, самым ярким впечатлением детства был кадр, где крупным планом показали глаза неда – пустые, какие-то бесцветные, непонятные и даже неподвижные.
Мама сказала, что нед слепой от рождения, что он потому и нед, что выродок, плевок в лицо всей генетике и чистого мира.
Я запомнила его глаза и обе татуировки – на ладони в виде красного креста и на запястье с именем его избранника и местом его работы. Два врача, если татуировки не врали. Причем, если мама правильно прочитала их, второй не был недом, хотя и идеалом тоже не являлся.
Но закон был непреклонен – недов ловили и истребляли, опасаясь, что они оставят такое же потомство, как и они сами – с генетическим несовершенством, закрепленным в веках.
- Правда? – уточнила я, все же не удержавшись и поморщившись от нахлынувших воспоминаний.
Кайл истолковал этот жест неправильно.
- Вот и меня перекосило, - поддержал он, скривив лицо. – Он немой, представляешь? Знак назначения есть, а знака души нет – чего он бы там промычал?
- Никогда не думал, как бы они стали общаться? – вдруг поинтересовалась я, сама от себя такого не ожидая.
На меня уставились сразу шесть пар глаз коллег.
- Да никак, - ответил вместо Кайла Лен, формально мой подчиненный, а на деле выше меня только из-за очередного генного вмешательства в свой организм, которые он проводил каждые полгода, чтобы стать еще идеальнее. – Как слепой увидел бы знак души?
- Говорят, они видят пальцами, - пожала плечами Венс, его партнерша.
- Кто говорит? – Лен обернулся и уставился в ее глаза.
- Сброд на улицах, - она отвернулась и натянула на плечи куртку. – Ерунда какая-то, - добавила она, зачесав короткие волосы назад. – Как можно видеть пальцами? Даже мы такого не можем.
Я закатила глаза.
Несмотря на то, что идеальный человек не испытывал гнева или любого иного негативного чувства к другому идеальному человеку, мне удавалось и не такое.
Венс меня злила уже тем, что, найдя своего партнера по душе, свободно могла делать со своим обликом что угодно – стричься, как угодно, выделять глаза поярче, чтобы нравиться партнеру, даже украшать себя ему на радость. Я, пробыв в партнерстве всего полгода, осталась одна и больше не могла ничего с собой делать, потому что в этом не было никакого смысла.
Для кого мне было наводить красоту, если я и так была идеальнее некуда? Ради кого мне было нужно делать красивые прически и модные стрижки?
Мой партнер любил меня, я любила его, хотела жить им, дышать им, быть, наконец, свободной от поисков, но, увы, судьбы могла ненавидеть даже идеалов, и мне каждый день приходилось заплетать свою косу, потому что ходить с длинными и постоянно мешающимися волосами было невозможно, а стричь их было просто глупо.
Хотя…
Меня бы никто и не осудил, даже вряд ли кто и заметил бы, просто… может, эта мысль засела в моей голове слишком давно под давлением визора, где постоянно вещали о том, что перед законом все равны и в нашем обществе равенство полов во всем и везде – догма?
- Но они-то сами как-то друг с другом общаются, - заметила я, доплетя косу.
- Руками машут, - засмеялся Лен.
Мой взгляд почему-то упал на выпуклую вязь рисунка на моей куртке – очередной подчеркнутой принадлежности к стражам, видимой издалека, как будто просто черного цвета формы было недостаточно.
Да, удобно, конечно, в черном и ночами удобнее, и недов ловить проще… хотя, куда уж еще-то проще?
- Видеть пальцами, - пробормотала я, глядя на вязь.
- Что? – переспросил Лен.
- Ничего, - резко ответила я. – На сборы две минуты! – приказала я. – Выполнять!
- Есть! – козырнул Лен.
Венс тихо фыркнула.
Она была более идеальной, чем он, причем изначально, и хотя она была ниже его рангом, опять же, формально, мне она не подчинялась.
- Интересно, - шепнул Кайл мне на ухо, когда мы вышли из раздевалки.
- Отвали, - порекомендовала я, дернув плечом.
Все отчеты о недах, какие я смогла достать, гласили, что их геном дал сбой вообще непонятно на какой стадии.
Кто-то из идеалов говорил, что неды были кем-то вроде первых неудачных попыток генетиков создать идеалов, хотя генетики, которых я знала лично, с этим не соглашались, говоря, что неды далеко не так просты, как думают идеалы. Да, калеки, генетические уроды, недоделки материнского чрева, но точно не выбраковка самих генетиков.
Неды плодились, каким-то непонятным образом закрепляя в потомстве свое несовершенство.
Слепые рождали слепых, немые – немых… хорошо еще, что глухие вообще были истреблены, как вид, потому что ни один идеал не смог бы даже понять шутку генома, способную говорить, произносить кодовую фразу, чтобы найти родственную душу, но неспособную услышать ее голос.
Они были… недонедами даже в моем понимании.
Найти недов было не так просто, как могло показаться.
Эти уродцы умели маскироваться, помимо этого плодясь, как какие-то паразиты в прошлом нашего мира.
Мы травили их, убивали сотнями, тысячами, но на месте старых всегда вставали новые, как будто нашему миру и без них не хватало проблем.
Слепой был обузой, немой был обузой, они вообще не должны были находить себе пару, но… находили, чтоб их… Мало того, что находили, так и прятались так, что идеалы найти не могли.
Участки на границе городов постоянно проверялись.
Слежение было если не за каждым кустом и углом в мире, то за всем, что могло дышать, а неды совершенно точно дышали.
Но по странному стечению обстоятельств, поймать даже одного неда было редкой удачей.
Ходили слухи, что они были невидимками, хотя это было просто невозможно никаким генетическим улучшением.
Мегаполисы их не привлекали, они жались к девственной природе, любили мелкие городки, маленькие дома, обилие зеленых насаждений и множество животных, которых зачем-то содержали в неволе.
Идеал никогда не стал бы запирать корову или лошадь, мы уважали свободу живых существ, если они были хотя бы внешне идеальными, но без сожалений забивали скот с повреждениями на шкурах или травмированных, считая, что неды-животные в любом облике жить просто не должны.
Но мы не были садистами и не трогали низших людей, если те получали травмы после рождения. По какой-то причине ослепшие, онемевшие или оглохшие люди признавались жизнеспособными и такими же гражданами своего мира, как и другие люди. Дискриминация из-за трав была недопустима, людей старались вылечить, насколько это было возможно, дать им возможность продолжать работать согласно знакам на ладонях, приставляли к ним других людей, наконец, обеспечивали им всяческие послабления, если они больше не могли работать.
Мы уничтожали только рожденных недов, эту грязь на чистом теле мира.
Может, кто-то назвал бы нас монстрами, но вряд ли такой смельчак прожил бы долго с таким мнением.
Никто не жаловался, потому что все чтили закон и заповеди, не лгали, не доносили, не желали ничего у ближнего, не крали и не делали еще много чего, что наши предки считали доступным, а мы сочли крайне вредным для тела и души.
- Я Тэнре, еду в сектор Двенадцать, – доложила я в аудиозор. – Прием.
- Слышу тебя, Тэнре, - ответил дежурный. – Удачи. Прием.
- Спасибо. Конец связи.
Дежурный не ответил, сбросив вызов.
Кайл рядом задумчиво пожевал губу, поглядывая то на дорогу, то на меня, и явно намереваясь что-то спросить, но не решаясь, не получив моего одобрения.
- Можно сказать? – наконец, обратился он.
- Говори, - кивнула я, думая о том, как все-таки слепые неды могут видеть свои татуировки.
Кар на автоматике вывез нас за пределы города и приблизился к границе жилых территорий и девственной местности, где царствовали животные и растительность, мне пришлось взять управление на себя, потому что кары теряли связь с вышками городов и могли ехать только на ручном управлении.
- Ты уже истребляла недов? – спросил Кайл.
Я покосилась на него.
- Да, - коротко кивнула я. – Мысленно.
- А живого неда видела? – не отстал Кайл.
- По визору в детстве, - ответила я. – С чего вдруг такой интерес?
- А что бы сделала, если бы увидела?
Настойчивость напарника начала меня немного раздражать, но не ответить было бы грубо.
Я машинально потерла ладонь со знаком о приборную панель кара.
Чертов знак портил мне жизнь с самого рождения. Недостаточно черный, недостаточно идеальный при моем-то идеальном геноме, следовательно, со мной тоже было не все гладко, мои решения подвергались минимальному сомнению, моя преданность тоже подвергалась минимальному сомнению, даже тот факт, что я идеал и на своем месте, что я нашла свою родственную душу, что была счастлива, хотела родить идеальных детей – все это тоже было под легким флером сомнений.
Кайл, идеальный ублюдок, был не чище меня, но его око на ладони было чернее его души, в чем я почему-то была уверена.
- Уничтожила, - коротко бросила я. – А что еще с ними можно делать?
- А почему? – не захотел молчать Кайл.
- Почему что? Почему бы уничтожила? Это что, допрос?
- Любопытство. Знаю, что ты думаешь про цвет своего знака, но мне на это наплевать. Ты меня знаешь с детства.
Доносов или подлого удара в спину я могла не бояться – идеалы били, глядя в глаза, и делали это открыто.
- А ты бы что сделал? – спросила я, не особо надеясь на хоть какое-то отличие от стандартного ответа.
- То же, что и ты, - как-то пространно ответил Кайл, глядя на дорогу. – Тебя никогда не удивляло, что у нас нет летающих каров при нашем уровне развития технологий?
- Они загрязняют воздух, ты это знаешь, - монотонно пробормотала я. – И ты учил историю мира. Раньше люди разрабатывали недра планеты, уничтожали леса, поля, воду и животный мир воды и суши, теперь же есть чистые кары для быстрого передвижения по городам и телепорты для сообщений между городами, а девственная природа и культурные насаждения для пищи должны управляться другими карами, автономными. Я не механик, если что, мне это даже не интересно.
- А мне интересно, - осторожно заметил Кайл.
А вот это уже настораживало и даже пугало. Один из самых равнодушных стражей вдруг разговорился со своим начальством.
Ладно бы для секса – это даже поощрялось между теми, кто был одинок по той или иной причине, вот только я была утраченным идеалом, а он по какой-то причине даже не искал свою родственную душу, хотя все о ней знал.
- К чему ты вообще ведешь? – уточнила я.
- Ты другая, - напрямик ответил Кайл.
Я от неожиданности такого заявления чуть не увела кар с дороги.
- В чем? – напряглась я. – В том, что мой знак не того цвета? Ты про это?
- Никогда не задумывалась, есть ли идеалы вообще без родственной души? – он развернулся ко мне всем корпусом.
- Бред, - уверенно ответила я. – Это генетически определено. Вот тут сбой точно невозможен.
- А если такие есть, что тогда?
- Нет. Прожить жизнь в одиночестве?
- Но ты же…
Я остановила кар и обернулась к нему.
- Я лишилась родственной души и своего идеального партнера не по своей воле. И ты об этом знаешь. И да, мне теперь придется жить одной, учиться жить для себя, потому что мне больше не для кого быть идеальнее идеала. Я даже не могу решиться обратиться к парикмахеру, потому что просто не знаю, зачем мне вообще что-то в себе менять, если я одна и этого никто не оценит.
- Странно, тебе не кажется? – Кайл провел ладонью по моим волосам. – А ведь раньше люди как-то без знаков находили партнеров, без партнеров стремились быть красивыми просто так.
- Они не были идеальными, - напомнила я. – И убери руку.
Он усмехнулся, но подчинился.
- Генетика сделала нас идеальными внешне и внутренне, но генетика лишила нас индивидуальных стремлений, желаний, - произнес он. – Родственная душа – это идеальный выбор. Мы лишены даже права на ошибку.
- Зачем мне ошибаться? – не поняла я.
Он молча поднес свое запястье к моим глазам.
- Потому что мы можем, - так просто, как будто это что-то означало, ответил он.
Я скосила глаза на его знак родственной души.
Имя, значок принадлежности к работе – ничего особенного.
- И что я должна увидеть? – уточнила я. – Что-то изменилось?
Кайл не ответил.
Вместо этого он вытащил тазер, перевел его в режим шлифовки кожи, чтобы можно было проверить знаки на коже даже под сотней защитных слоев одежды любого человека или неда, а потом направил его на свою руку.
Я даже открыла рот, чтобы остановить его, но передумала, когда увидела, что знак родственной души исчезает.
- Это…
- Это аномалия, - произнес Кайл, убрав тазер и вытащил скин-маркер – прибор для безвредного клеймения животных девственной природы, чтобы потом определить, какое какому городу принадлежит. – Видишь? Даже у идеалов может отсутствовать родственная душа. Но ты же меня знаешь, я не одиночка, я все еще в поиске.
Я знала. Я знала Кайла с того момента, как родители познакомились с его родителями в нашем блоке, как вывели нас, едва научившихся ходить, гулять, словом, всю жизнь. И я точно знала, что знак родственной души появился на коже Кайла в срок, как и было положено. Я видела этот знак все годы учебы, дружбы и работы. Иногда мне начинало казаться, что Кайл – моя родственная душа, но судьба и справедливость миловали. И я знала, что у Кайла было больше секса, чем у всех пар вместе взятых, и он до сих пор не мог определиться, он с мужчинами или с женщинами, что было странно, хоть и не осуждалось обществом.
Видимо, я слишком долго пребывала в состоянии шока, если он молча убрал все приборы и отвернулся.
- Значит, ты… - начала я осторожно, толком не зная, что сказать.
- Нед? – понял он. – Возможно, - беспечно пожал он плечами. – И что сделаешь? Донесешь на меня? Убьешь?
Может, в такие моменты и проверяется истинная сущность человека, не важно даже, идеала или обычной серой человеческой массы. Выполнить свой гражданский долг или поступить по совести? Подвести черту под отношениями или плюнуть на все и спасти хоть и не совсем друга, но все-таки нормального человека, идеала, своего, наконец.
Доносить я не стала, хотя рука машинально потянулась за аудиозором, чтобы связаться с городом.
Кайл это тоже понял, но даже не напрягся.
Вместо этого он бесцеремонно вышвырнул меня из кара, сел на мое место и кивком пригласил сесть рядом, что я и сделала, все еще пребывая в шоке.
Кажется, это называлось деревней.
Что-то подобное я видела на уроках истории еще в школе.
Россыпь домишек из дерева или камня, буйная растительность по обеим сторонам тропинки ко входу – вроде и ощущение запущенности, но нет, обман зрения.
Когда кар остановился, я вышла и прошла вперед, оглядываясь на Кайла и по сторонам, не понимая, что я здесь делаю, и что вообще происходит.
Чутье не подводило – здесь буквально все кричало о том, что рядом неды, эти слепые, немые, глухие недоделки генетики, но я их не видела и не слышала.
Может, только…
Краем глаза я заметила какое-то движение, быстро повернула голову, но ничего не увидела.
- Кто здесь? – задала я самый глупый вопрос в пустоту и тишину.
Кайл, следовавший за мной, остановился за спиной, но тазер не вытащил.
- Чувствуешь что-нибудь? – спросил он вместо этого.
Я пожала плечами.
- Такое ощущение, как будто… - я замерла, глядя по сторонам, но почему-то не решаясь войти в дом.
Вот дверь, даже открытая, как нарочно, а у меня как будто ступор или… или уверенность в том, что там все равно никого нет.
- Какое ощущение? – уточнил Кайл.
- Они здесь?
- Кто?
- Ты знаешь, кто. Неды. Это они воздействуют на меня?
- Слепые, глухие и немые? Это ж как они так могут-то?
Я поежилась.
Это определение буквально вертелось на языке, название тем, кто мог такое… что-то про разум…
Это было бредом. Рожденные слепыми, немыми и глухими люди ничего не могли бы сделать с идеалом, но ощущение, что за мной следят, не проходило.
И откуда-то взялась странная мысль о том, как такие вообще находят себе родственную душу, как могут прочитать или почувствовать знаки на своей коже.
Нет, действительно бред.
- Так же, как и все, - вдруг раздался голос из дома, и я вскинула тазер, нацелившись на обладателя голоса. – Тебя интересует только это? – усмехнулся голос.
Мужчина, как я поняла, не старый, но и не молодой, судя по голосу, еще и простуженный, хотя мне-то откуда знать, как тут вообще живут неды и что у них с генетикой и здоровьем?
- Выходите по одному, - приказала я, заметив, что Кайл никак на это не отреагировал и вообще пропал. – Кайл! – крикнула я, подумав, что эти твари его схватили и куда-то уволокли. – Кайл!
- Что? – он появился прямо передо мной – живой, здоровый и улыбающийся во все свои идеальные зубы, которые мне захотелось выбить.
- Ты… - я вздрогнула и отшатнулась от него. – Ты куда делся? Что происходит?
- А ты не поняла? – еще шире улыбнулся этот мерзавец. – Подумай. Прислушайся к себе.
Слушать себя было так же глупо, как думать о том, что недов можно было генетически исправить.
Тем не менее, я попробовала понять, как Кайл пропал и появился.
На ум пришло только другое определение каким-то способностям людей прошлого, о которых я читала еще ребенком.
- Это делают неды? – почему-то шепотом уточнила я, когда нед тоже исчез.
- Неды, - фыркнул чей-то голос, уже другой, женский, молодой. – Зачем ты привел ее? – второй раз, когда передо мной буквально из ниоткуда появился живой человек, привел меня в состояние оцепенения настолько, что я даже забыла про оружие.
Передо мной стояла, глядя вниз, молодая женщина, может, моя ровесница, красивая, светловолосая, с чистой кожей лица, длинными ногами, в коротком платье, в изящных туфлях, даже со старинной заколкой в длинных волосах, собранных в интересную прическу наподобие конского хвоста. Кажется, именно так это и звалось в прошлом.
- Она понимает, Джеа, - ответил Кайл женщине. – Она почти как я.
- Она идеал, - женщина подняла голову, и я отступила при виде ее белесых слепых глаз, при этом машинально скосив глаза на ее запястья и ладони, заметив, что знаки родственной души у нее все-таки были, как и знак профессии. Кажется, такого знака я еще никогда не видела. Что-то связанное с девственными лесами? Или с животными? В школе о таком говорили скудно и только раз.
- Это ты сделала? – обратилась я к ней.
Она усмехнулась, совершенно не испытывая страха передо мной.
- Сделала что?
- Чтобы мой напарник пропал, а потом появился?
Она кивнула в сторону дома, откуда вышел молодой привлекательный мужчина в одежде защитного цвета.
- Гарри, - поздоровался с ним Кайл.
В ответ мужчина только кивнул.
- Ты немой? – спросила я Гарри. Тот снова кивнул и тут же пропал.
Я облилась холодным потом.
Это уже было не смешно.
Со мной то ли играли, то ли издевались надо мной. И мне не нравилось, что надо мной, над идеалом, проводили эксперименты какие-то недоделки людей.
- Телепат, - пояснила пропажу Джеа. – Он не исчезает, он отводит тебе глаза. Он стоит на месте, как и первый, как Мэс, просто ты не воспринимаешь его присутствие.
- А как же приборы? – спросила я. – Я могу его найти.
Тазер дрогнул в моей руке.
- Попробуй, - согласилась Джеа.
Я направила прибор на Гарри, но он даже не пискнул.
- А это уже делают другие люди, - прокомментировал Кайл, глядя на мое состояние, близкое к панике. – Слепые - пророки, ясновидящие. Помнишь, нам говорили о существовании таких в прошлом? Немые – телепаты, они передают мысли и улавливают мысли других людей, а глухие – самая интересная категория, они воздействуют на любые приборы. Вот поэтому, когда все три категории объединяются, их практически невозможно поймать. Поэтому ловят либо трех или больше сразу, или ни одного, или только одного, смертельно раненого и умирающего.
Пока он говорил, из дома выбежала пара ребятишек, без страха глядя на меня – хорошенькая девчонка с глазами, как у Гарри, и мальчишка, очень похожий на Джеа, но зрячий.
- А… - выдавилось у меня, когда я поняла, что девчонка не просто глухая, но и немая, а вот мальчишка только глухой, судя по тому, как бодро он начал что-то говорить на совершенно непонятном языке.
- Кей глухо-немая, - Джеа щелкнула пальцами и мальчишка, ухватив сестру за руку, подвел ее к матери. – А Лайл глухой.
Я всего лишь представила мир без звуков и цветов, и мне стало плохо.
Жизнь в темноте и молчании, жизнь в тишине и молчании, жизнь в…
Как и зачем вообще тогда жить?
Мальчишка Лайл принялся прыгать вокруг меня, что-то крича и даже не обращая внимания на то, что я все-таки вооружена и имею полное право не просто схватить всю семейку, но и убить.
В голове роились странные мысли.
Зачем они плодятся? Как выживают? Откуда вообще берутся, если в городах есть строгий контроль за рождением детей серой массы людей и только идеалы могут плодиться, сколько захочется, при наличии родственной души? Почему Джеа в платье, если этот вид одежды устарел? Почему она такая красивая, хотя все в городах знают, что неды уродливы? И почему ее муж напоминает мне моего партнера чем-то неуловимым? Нет, конечно, даже не похож внешне, просто что-то на уровне инстинктов и физиологии.
Кажется, Кайл говорил когда-то про то, что раньше женщины искали свою родственную душу каким-то другим способом. Без знаков на коже. А если находили, но не ту, расставались и могли искать дальше. Глупый, долгий, какой-то примитивный способ любить.
Гарри улыбнулся мне, заметив, как я смотрю на него, и подмигнул.
Я отмерла и подошла ближе, взял его за руку и посмотрев на ладонь. На чистую ладонь.
Гарри высвободил свою руку и потер запястьем о свои штаны, снова протянув мне руку, чтобы я поняла, что это я уже видела – отсутствие всех знаков на коже.
И что-то мне подсказывало, что у его жены знаки тоже были фикцией.
- Но как?! – не выдержала я, вскрикнув. – Как вы понимаете, что вы родственные души?
- Знаки есть, - произнесла Джеа. – Ментальные, невидимые для других. Ничего не изменилось, если тебе на самом деле интересно. Мы тоже ищем родственные души, находим, боремся за них и оберегаем друг друга, просто те, кто не должен, этого больше не видит, как и нас самих.
- Их убивают не из-за того, что они недоделки, Тэнре, - вставил Кайл. – Из уничтожают потому что они сильнее нас, умнее.
- Нас?! – повторила я. – Нас, идеалов?! Это невозможно! Мы генетически совершенны!
- Физически, - согласилась Джеа, отпустив дочку, которая тут же убежала к брату. – Вы идеальны внешне, внутренне, вы не болеете, вы умны, более выносливы, но мы не просто потомки людей с физическими недостатками от рождения, мы – отдельная ветвь эволюции, только мы это не афишируем. Думаешь, почему нас мало? Чтобы стать таким, как мы, чтобы уметь управлять другими, нужно быть зачатым таким. Травмы после рождения не в счет, слепота после сорока лет жизни со зрением ничего не даст, вы все исправите, но мы… мы просто другие. И мы хотим жить, как и все.
- Здесь?! – я чуть не перешла на ультразвук безо всяких там способностей, беспомощно оглядевшись. – Но это девственная природа, здесь ничего нет для нормальной жизни! А как же визоры? А кухни? А кары? А новости, наконец?
Джеа засмеялась, даже Гарри беззвучно залился смехом.
- Бедняжка, - произнесла она, улыбаясь, но вдруг замерла, как будто к чему-то прислушавшись, а потом подняла голову к небу. – Нашелся, - прошептала она спустя пару минут.
- Что? – не поняла я. – Кто? Ты о чем?
- О твоем партнере, - невозмутимо ответила Джеа. – Ты же чувствовала это, боль утраты и невозможность видеть его, чувствовать его прикосновение, слышать его?
- Он мертв, - разозлилась я, вспомнив трагедию.
- Ты это видела? – еще спокойнее уточнила Джеа. – Или тебе это сказал кто-то из твоего начальства?
- Не смей так…
Кайл перехватил мою руку и с силой нажал на нее, чтобы я не убила эту тварь на месте.
- Тэнре, нет! – повысил он на меня голос. – Выслушай ее.
- Ты ведь хотела бы снова его увидеть? – ничуть не испугалась слепая женщина. – Потому что Гарри говорит, что он бы очень хотел. После стольких-то лет разлуки, - добавила она.
Идеальные люди даже плакать должны были бы идеально, да и потом, у идеалов выше выносливость, для серой массы людей мы и вовсе как роботы – искусственные совершенные машины-помощники людям прошлого.
Но я разрыдалась совсем не идеально.
Моя родственная душа была жива, мой партнер, которого я любила так, что буквально хотела спаяться с ним и никогда не отпускать, как и любой нормальный человек, будь он идеалом или нет.
Мне в самом деле сказали, что мой партнер мертв, что его убили неды, но… Неужели это было ложью? Неужели наше правительство подогревало неприятие к недам, как членам общества, только из-за того, что…
- …они вас боятся, - прошептала я.
Гарри взглянул на Джеа, потом на меня и тут же отвел глаза.
Откуда-то я знала, что не Гарри внушил мне эти мысли, а я сама дошла до предела своего отчаяния и что-то поняла.
Неправильность существующей системы.
Всю жестокость против сильнейших, но более мудрых людей.
Всю эту кастовость, мнимое равенство, разделение на категории, неоправданные убийства, весь геноцид тех, кто мог бы помочь всем людям стать лучше и без генетики.
Может, конечно, тогда мы бы продолжали поиски родственной души в темноте, как слепые неды, но мы бы могли найти партнеров как-то иначе. Генетика сделала нас идеальными людьми, наделив идеально выверенным стремлением подчиняться тем, кто был выше нас по положению.
Знак на ладони ничего за нас не решал, он предлагал возможность служения тому, что идеально подходило, но можно было пробовать и что-то другое… если бы мы вообще хотели пробовать что-то, что не было решено за нас и предложено, как единственный верный выбор.
- Его никто не убивал, - сказал Кайл, передав мне платок. – Он сделал свой выбор и ушел.
- Бросив меня? – всхлипнула я.
Кайл дернул плечом.
- Он всегда был отличным стражем, тебе ли не знать. Он решил стать стражем недов даже ценой разлуки с родственной душой, с тобой, Тэнре.
- Ты по-прежнему зовешь их недами и не стыдишься? – шмыгнула я носом, кивнув на отошедшую к детям и мужу Джеа.
- Они не против, - Кайл взглянул на странную семью. – Они недопонятые люди, а не недоделанные.
- И что теперь? – я села прямо на траву. - Уйдем в сопротивление? Лишимся всех благ мира? Устроим революцию?
Кайл приподнял брови.
- Я о таком не думал, - признался он. – Странно, что ты подумала. Выходит, твой знак был бледнее нормального не по причине генетического сбоя, а потому что ты действительно другая.
- Бабушка мне рассказывала, что однажды мы будем услышаны и поняты идеалом, - я даже не поняла, когда Джеа успела так тихо подойти ко мне. – Не просто идеалом – женщиной с недобрым глазом. Я не вижу твоих глаз, страж, но ты же понимаешь, что не в них дело.
Я опустила глаза на свою руку.
Серая масса людей часто шепталась о том, что татуировки стражей, служителей закона, недобрый знак. Недобрый знак, недобрый глаз, потому что татуировка была в виде глаза.
Может, Джеа не такая уж и нед. Может, нед – это я? Недоделка до ее уровня? А как и кто же тогда серая масса неидеалов, у родителей которых не было денег, чтобы зачать идеальных детей?
- Я? – тихо переспросила ее я. – Я поведу вас против идеалов и правительства? Ты с ума сошла?
- Нет, - покачала головой Джеа. – И это не война, а оборона. Ты страж, ты на защите закона, защищай его, защищай истину.
- То есть…
Я так и не закончила предложение.
Не скажу, что было просто изменить себя, не изменяя себе. Знак стража – не клеймо, не приговор, даже не предназначение из длинного списка профессий, идеально подходящих для человека, это всего лишь генетический маркер, который обнажает суть самой души, как думает серая масса людей. Идеалы же знают с самого рождения, что это всего лишь возможность реализации способностей там, где они принесут максимальную пользу. И только-то. Никакой магии или шарлатанства.
Так что да, мне действительно нравилось быть стражем, не тупым исполнителем чужой воли, но идеальным инструментом в чьих-то умелых руках.
Может, и я тупое орудие, но мне льстит мнение Джеа о том, что я идеальное оружие, сияющий меч в руке какого-то короля какого-то стола.
Мне нравилось быть стражем, мне нравится быть стражем и сейчас, когда я покинула город вместе с Кайлом и новыми знакомыми, чтобы найти других недов, объединить их силы и выстоять против агрессии правительства.
Войны не будет. Ее не может быть, потому что как только серая масса людей поймет, что недов ведет идеал, война начнется внутри городов.
Идеалы для того и созданы, чтобы быть идеальными людьми с идеальной генетикой, не дающей сбой ни в каких обстоятельствах. Хочется верить, что в моем случае это был не сбой, а только мое решение.
И вообще, суть родственной души в том, что ради партнера каждый человек пойдет на что угодно, если желание обоюдно, а что касается меня… все просто – я снова увидела его, моего партнера, мою истинную любовь, так что не я пойду за ним, а он пойдет рядом со мной.
Кстати, маркеры слепых все-таки другие, как я узнала потом.
Более объемные, какие-то выпуклые. Ощущения от таких довольно непривычные.
Почему я упомянула про них? Нет, я не слепну, тут что-то другое.
Может, то, что я, кажется, дам начало новой расе идеалов-недов?
По крайней мере, так сообщил Гарри Джеа, когда та поздравила меня с будущей дочерью, зрячей, говорливой, слышащей и при этом телепате, знаки которой будут на обеих ее ладонях, которая приведет мир к миру между всеми людьми.
