Дин садится на капот «Импалы». Вокруг слишком спокойно: со двора Бобби не доносится ни звука. И хотя стоит прекрасная погода (на небе ни облачка, луна в зените, а воздух тёплый), Дин не может отделаться от ощущения, что это затишье перед сильнейшей бурей.
Наверное, так случается, когда новый бог испепеляет ангелов где-то на Небесах, прежде чем сойти на Землю и дать Дину, Сэму и Бобби последний шанс. Кастиэль не поставил их на колени силой, но он обещал вернуться, и тогда им придётся сделать выбор, раз и навсегда.
Дин думает: если бы он мог стукнуть себя за каждую упущенную возможность, то его тело превратилось бы в кровавое месиво. Если бы только он ответил «да», когда Кастиэль попросил его о поддержке. Ведь Кастиэль не требовал многого, особенно учитывая тот факт, что тогда его единственный проступок заключался во лжи. Он умолчал о своём сотрудничестве с Кроули. Дин и Сэм тоже работали с Кроули. Что в итоге выставляет их самих в весьма невыгодном свете.
Чёрт. Иногда Дин действительно ведёт себя, как идиот.
Он закрывает лицо ладонями и вздыхает, а затем поднимает голову и глядит на небо. Оно — его последняя надежда. Дин долго раздумывал, прежде чем на это решиться, однако Бобби уже изучает языческие рукописи, посвященные тому, как убивать богов. На всякий случай. Дин понимает его, правда. Но отказаться от Каса сейчас — значит предать его. А после всего, что Кас для них сделал, Дин не может на это пойти. Не тогда, когда у Сэма всё в порядке, и, если верить его словам, он в состоянии вынести воспоминания об Аде. И хотя Сэм чувствует себя не сказать, что замечательно, он это переживёт. Тем более что Кас до того, как разрушить стену в его разуме, обещал всё исправить. Дин не уверен, что у него получится так просто об этом забыть, но он постарается.
— Послушай, — произносит он, — если ты где-то рядом, я имею в виду, настоящий ты, пожалуйста, ответь хоть что-нибудь, ладно? Я должен попытаться вернуть Каса. Он этого заслуживает. И я не имею ни малейшего понятия, как это сделать. Если бы ты был здесь или позволил тебя найти, Кас бы не считал, что должен стать тобой. Я перестал в тебя верить, когда мне исполнилось десять, и мне не кажется, что ты — великое божество, но если тебе не всё равно, дай мне знак, потому что я в полной растерянности. Пожалуйста. Один чёртов раз. Ну же, как бы ты поступил на моём месте?
Внезапно Дин ощущает жжение в глазах. Он трёт их ладонью, пока перед ними не начинают плыть цветные пятна, поэтому в первые секунды принимает появившийся на капоте листок бумаги за плод своего воображения.
Потом он моргает.
Листок остаётся на месте.
И Дин понимает, что это не галлюцинация. Дрожащими руками он касается листка. Бумага самая обычная — её используют, чтобы распечатывать набранные на компьютере тексты. Когда Дин переворачивает листок, то видит, что на нём и в самом деле что-то напечатано. Шрифтом «Times New Roman».
Дин читает текст.
В неверии качает головой. Читает его снова. Возможно, всё дело в том, что он не спал три дня и слишком много выпил.
Но как бы Дин не вертел листок, текст не меняется.
«Ты не должен спрашивать, как поступил бы я. Или Иисус. Или Баффи, если ты предпочитаешь более близкую тебе сферу интересов. Вместо этого спроси себя: как бы поступил Джон Леннон?»
***
— Парень, это самая странная вещь, что я когда-либо видел, — произносит Бобби, снова и снова перечитывая записку. — В ней нет никакого смысла.
— А я о чём говорю? — откликается Дин. — Но это правда, Бобби. Я вышел на улицу, попросил Бога подать мне знак, и появилась эта записка. До этого её там не было, а я закрыл глаза максимум на десять секунд. И мы все её видим, так что она действительно существует.
— Ну, — перебивает Сэм, — вероятно, нам следует её изучить. И разве «Белый Альбом» не рассказывал об Апокалипсисе?
— Так утверждал Чарльз Мэнсон. А он был воплощением безумца. В любом случае, думаю, нам надо этим заняться, — объявляет Бобби, взмахивая руками.
В итоге всё заканчивается тем, что они просматривают в Интернете слова всех чёртовых песен, написанных Джоном Ленноном.
— Сомневаюсь, что это был знак от Бога, — вздыхает Дин через четыре часа. Он уверен: если он подойдёт к зеркалу, то увидит полностью покрасневшие белки глаз. — Мы что,
должны сказать Касу, что Бога нет, и он должен верить в самого себя? Это чушь на постном масле. И при мысли об этом у меня голова раскалывается.
— Не думаю, что автор записки имел в виду «Imagine», — бормочет Бобби, перебирая пластинки.
— В «Белом альбоме» ничто не имеет смысла, — жалуется Сэм, и такое впечатление, что его это огорчает. Словно он надеялся обнаружить в одной из песен какой-то скрытый смысл. Ага, конечно. — Ну, песня об Апокалипсисе называется «Helter Skelter», но её написал Маккартни, а не…
— Боже, Сэм, не будь таким заучкой… что?
Дин резко замолкает, потому что в открытое окно залетает сложенный листок бумаги и приземляется слева от него.
На миг воцаряется тишина, а потом Сэм и Бобби подходят к нему и встают за его спиной. Дин поднимает листок и разворачивает его.
На нём всего два слова, напечатанные неизменным шрифтом «Times New Roman».
«Это легко».
— Какого чёрта это значит? — спрашивает Дин, но на настоящую злость не хватает сил.
— …Подождите, — Сэм склоняется над плечом Дина и что-то быстро печатает в строке поиска. У Дина всё плывёт перед глазами, поэтому он не может разобрать, что именно Сэм хочет найти.
— Чёрт, кажется, вот оно! — восклицает тот, и Дин моргает, пытаясь сфокусироваться на экране. А затем он моргает ещё три раза — от удивления — и смотрит наверх, в потолок.
— Это такая шутка? — спрашивает он, ни к кому конкретно не обращаясь, и как будто по команде, в окно влетает очередной листок.
На нём написано: «Нет».
— Ладно, погодите секунду. «Всё, что тебе нужно, это любовь»? Серьёзно? — выдыхает Дин. Что-то явно пошло не так. Он не рассчитывал на подобный ответ.
— Ну, — говорит Сэм, — по сути, для человека нет ничего невозможного, и для того, чтобы что-то сделать, надо одно — быть собой, однако… для этого ещё необходима любовь. Всё очень просто.
— Я не нуждаюсь в объяснениях, спасибо, — фыркает Дин. — Мне всё ясно. Хотя… дай мне прочитать эту вещь ещё раз.
Дин наклоняется к экрану, уменьшает его яркость, потому что глаза всё ещё болят, и читает текст от начала до конца, стараясь отнестись к нему как можно серьёзнее.
Вероятно, он устал, как собака, и готов на всё, и раз Бог говорит, что эта песня — ответ, значит, так оно и есть, даже если он тот ещё мерзавец. Тем не менее, когда Дин перечитывает слова, что-то щёлкает у него в голове, и он падает на стул. Сэм прав: всё действительно очень просто. Однозначно и недвусмысленно. Дин вспоминает собственного исчезнувшего отца и те три года, когда Сэм учился в Стэнфорде. Тогда Дин охотился один и сильно скучал по семье. Ему хотелось, чтобы отец и брат были рядом, но они были далеко. И с тех пор, как он приехал к Сэму в Стэнфорд, чтобы поговорить, они через многое прошли вместе. Жизнь в целом их не баловала, да и к Бобби она относилась без особого милосердия после того, как он вновь начал с ними общаться. Но всё равно это было лучше, чем одиночество. Ведь они пережили все испытания вместе. И Кас… Ангелов вряд ли можно считать образцовой семьёй, верно?
Блядь.
Конечно, эта песня — ответ, и, чёрт возьми, иногда Дин такой осёл.
И если Бог говорит, что это ответ, наверное, всё ещё можно исправить: «Если ты способен спасти кого-то, значит, его можно спасти».
— Я знаю, что мы должны сделать. Точнее, я знаю, что должен сделать я, но мне нужна ваша поддержка.
— В смысле?
— Ничего не выйдет, если мы не будем верить друг другу. Кас наломал дров. И заплатил за это. Мы тоже делали плохие вещи, и мы простили друг друга, потому что мы чёртова семья. Я не прошу понять, простить и никогда не вспоминать, но давайте сейчас сосредоточимся на другом, хорошо?
Сэм кивает, Бобби тоже, и Дин решает: действовать надо немедленно. А выспаться он успеет позже.
— Отлично. Тогда пошли во двор.
***
Дин глубоко вдыхает и бросает короткий взгляд на восходящее солнце. Небо, окрашенное в жёлтый цвет, постепенно становится тёплого розового оттенка, перетекающего в фиолетовые и голубые тона. На нём всё ещё видны некоторые звёзды. Дину хотелось бы оценить эту красоту.
Но в данный момент ему некогда.
— Эй, Кастиэль? Если ты не очень занят там, наверху… думаю, мы приняли решение. И пора сообщить его тебе, не так ли?
Внезапно в воздухе чувствуется напряжение, волны которого чуть не сбивают Дина с ног (но красноречивого шелеста невидимых крыльев не слышно), и через мгновение Кас оказывается перед ним. Наверное, Дину следует называть его Кастиэлем: ледяное равнодушие в глазах Касу несвойственно. Но это не имеет никакого значения. Кастиэль пришёл по первому зову Дина, несмотря на то, что он был богом, и никто не мог его заставить сделать что-либо. И требовал он, чтобы Дин, Сэм и Бобби признали вслух, что любят его.
Это на самом деле легко.
Проще простого.
Дин жалеет, что не понял этого намного раньше.
— Ты принял решение, — говорит Кастиэль. Его голос звучит незнакомо и странно, и это почти невозможно вынести. Но Дин не может сдаться теперь. Не имеет права.
Он набирает в грудь воздуха, смотрит Кастиэлю в глаза и улыбается едва заметной улыбкой. Зрачки Кастиэля расширяются от изумления.
— Да.
А потом Дин подходит ближе к Кастиэлю и опускается на колени. Тянется к нему и берёт его руки в свои. Они горячие, как кипяток. Исходящий от них жар обжигает, и Дин с трудом удерживается от крика, но не отводит взгляда от Кастиэля. В ничего не выражающей маске появляется трещина: Кастиэль глядит на него так, словно получил всё, о чём мечтал, и день рождения и Рождество наступили одновременно.
— Я склонюсь, — произносит Дин, — но перед Касом, не перед тобой.
Кастиэль отшатывается; его лицо вновь принимает стоическое выражение.
Но Дин сжимает его ладони сильнее и не отпускает.
— Ну же, Кас. Мне надо с тобой поговорить. Я знаю, несмотря на эти души, ты всё ещё здесь, и даже если ты не хочешь отвечать, я разговариваю с тобой. Я хотел сказать одно: прости меня, Кас. Всё это время я не ценил тебя по достоинству, хотя должен был. Я вёл себя, как идиот. И я не сознавал: ты нуждался в том, чего я тебе никогда не давал, и это не считая того, что я повёл себя, как скотина, когда ты обратился ко мне с единственной просьбой. И за это я прошу прощения. Возможно, уже слишком поздно, но мне кажется, я знаю, что тебе нужно. И это точно не души.
— Ты понятия не имеешь о том, что мне нужно, — шипит Кастиэль, но голос у него дрожит, да и надменности в нём поубавилось. И Дин идёт на риск. Он встаёт, не выпуская рук Каса, и снова смотрит ему в глаза.
— Нет, я это знаю. Знаю, потому что пережил это, когда Сэм уехал в Стэнфорд. И должен был понять сразу, что с тобой творится то же самое. Тогда я всего лишь хотел вернуть свою семью. Я охотился один и чувствовал себя неудачником, потому что мы трое больше не были рядом. Ты тоже это чувствовал, верно? Что тем, кого должна волновать твоя судьба, на тебя плевать?
Кастиэль закрывает глаза, и Дин понимает, что попал в точку.
— Тебе хочется, чтобы кто-то тебя поддерживал и беспокоился о тебе. И, может, надрал тебе задницу, когда ты творишь глупости, а потом принял бы тебя обратно. И любил бы тебя, несмотря ни на что. Я ведь прав? — эти слова звучат чересчур слащаво, и Дин с трудом удерживается, чтобы не скривиться. Но у него не было времени для того, чтобы отрепетировать речь, и если сказанное поможет вернуть Каса, он не станет жаловаться.
А затем Кастиэль открывает глаза. Только это больше не Кастиэль. Это Кас. С широкими от удивления зрачками и несчастным видом. Такое впечатление, что он вот-вот заплачет. Руки Каса такие горячие, что Дин думает: его собственные пальцы загорятся, если он их не отпустит. Но ему всё равно. Он разберётся с этим после.
— Дин? — зовёт Кас, и в его тоне слышится тоска и растерянность.
— Кас? Да, да, это я, — отвечает Дин, и, чёрт возьми, у него тоже дрожит голос. — Послушай, я должен был сказать это давным-давно, и, вероятно, ты считаешь, что нуждаешься в этих душах, потому что ты хочешь, чтобы кто-то был рядом с тобой. Но я умоляю тебя — отпусти их. Это не ты. Тебе не нужно становиться кем-то другим.
— Раньше одного меня никогда не было достаточно, — Каса переполняет чистое, незамутнённое отчаяние, и это неправильно. Настаёт пора для решительных действий. Дин выпускает его ладони, делает шаг вперёд и обнимает его, прижимает к себе как можно ближе, стараясь не обращать внимания, что это словно касаться раскалённой печи.
— Неправда. Тебя всегда было достаточно. Я никогда тебе не говорил, но клянусь — это так. Сэм и Бобби считают так же. Возможно, они через некоторое время надерут тебе задницу, потому что ты натворил дел. Но, как я уже упоминал, семья — те люди, которые, когда надо, всыплют тебе по первое число, а затем простят тебя. В этом смысле мы тебя подвели. Я тебя подвёл. Я пойму, если сейчас ты скажешь «нет», но прошу — опусти эти души и вернись. Я хочу, чтобы ты был рядом, а не убивал себя.
— Я даже не знаю, кто я такой, — бормочет Кас, но в его глазах появляется надежда.
Дин понятия не имеет, что ему ответить.
А затем до него доходит, что ему не нужно искать правильные слова. Они у него уже есть, пусть их авторство принадлежит другому человеку.
— Ну, со временем ты научишься быть собой. Что скажешь?
— Ты правда так думаешь? — слабо спрашивает Кас. Его кожа просто горит.
— Да, — шепчет Дин, а потом Кас его отталкивает и начинает сиять. Он скрючивается, словно от боли его сгибает пополам, взмахивает рукой, и за спиной Сэма из воздуха возникает Бальтазар.
Дину некогда беспокоиться, сумел ли Сэм подхватить его — всё его внимание сосредоточено на Касе. Тот как раз падает на колени, сияя всё ярче, и кричит, чтобы они закрыли глаза. Дин слушается, хотя ему отчаянно не хочется это делать. Внезапно его тело охватывает жар, как будто внутри него пылает костёр, а жуткий скрежещущий звук заставляет его рухнуть на колени и зажать руками уши.
Когда наступает тишина, Дин медленно открывает глаза. В какой-то момент у него выступили слёзы, а руки выглядят так, словно он засунул их в горячие угли. Они заживут, но, чёрт, как же больно. Кас всё ещё стоит на коленях, он тяжело дышит, а его плечи сгорблены. Он похож на тряпичную куклу, и Дина перестают волновать ожоги. Он придвигается ближе к Касу и кладёт руку ему на плечо. Прикосновение больше не обжигает.
Дин легонько его трясёт:
— Кас?
Кас поднимает голову, глядит на него. И, боже, это действительно Кас. На его лице прибавилось морщин, и он смотрит на Дина так, словно не знает, чего ожидать.
Рассудив, что сейчас не время ненавидеть себя за это, Дин снова его обнимает. Кас не сопротивляется; наоборот, он вцепляется в рубашку Дина так сильно, что это причиняет боль, и дрожит, как наркоман, мгновенно отказавшийся от вредной привычки (это сравнение, по мнению Дина, вполне подходит). Он обнимает Каса крепче. Его руки в жутком состоянии, но ему плевать.
— Эй, всё в порядке. Ну, или будет в порядке. Я сказал тебе правду.
— Как ты можешь?.. — шепчет Кас, уткнувшись ему в плечо, и Дин замирает. — Всё, что я сделал…, прости, — произносит он разбито, и Дин прижимает его ещё ближе к себе.
— Мне всё равно. Ты вернулся, с остальным мы разберёмся. Всё хорошо. Я не злюсь на тебя, ясно?
За спиной Дин слышит шаги. К нему подходит Бобби, а Сэм и Бальтазар опускаются на колени позади Каса.
Дин приподнимает бровь, но Бальтазар качает головой и кивком указывает на его руки. Дин протягивает ему одну, второй продолжая сжимать плечо Каса. Бальтазар дотрагивается до его запястья, и ожоги исчезают. Затем они повторяют процедуру со второй рукой. А после Бальтазар вздыхает и касается спины Каса.
— Знаешь, я должен злиться на тебя, потому что ты меня убил, — говорит он, и Дин чуть не давится воздухом от удивления. Чёрт, всё было настолько плохо? Наверное, поэтому Бальтазар и не отвечал на их призывы. И чёрт, теперь Дина мучают угрызения совести — они с Сэмом втянули Бальтазара во всё это. Кас съеживается, и Дин успокаивающе гладит его между лопаток. — Но тогда ты явно был не в своём уме, а я тебя предал, пусть и ради твоего же блага. К тому же, ты раскаялся в содеянном и воскресил меня, поэтому предлагаю считать нас квитами и забыть об этом маленьком недоразумении.
У Каса вырывается изумлённый вскрик, и Дин ослабляет хватку, чтобы тот мог повернуться лицом к Бальтазару, однако руки с его талии не убирает. Его не оставляет ощущение, что он должен продолжать касаться Каса.
— Ты серьёзно? — тихо спрашивает Кас, и его голос полон надежды. Бальтазар фыркает, хлопает его по плечу и закатывает глаза.
— Скажем, сегодня я настроен великодушно. По крайней мере, Дин заставил тебя образумиться, поэтому его я тоже прощаю.
Дин с ним не спорит — он также несёт ответственность за всё, что произошло.
— Кас… — Сэм кладёт руку на предплечье Каса. — Я не должен был так рано списывать тебя со счетов. И спасибо за то, что вытащил меня из Ада.
— Я собирался это исправить, — извиняющимся тоном бормочет Кас, и все понимают, что речь идёт о стене в разуме Сэма.
— Ничего страшного, я всё исправил сам, — отвечает Сэм. — И я знаю. Всё нормально. По меньшей мере, мне больше не нужно волноваться по этому поводу, верно? Добро пожаловать обратно.
Во взгляде Каса столько благодарности, что Дин уверен: если он сейчас заговорит, то умрёт от неловкости.
— Ну, — Бобби опускается на колени рядом с Касом и хлопает его по другому плечу, — в одном я точно не сомневаюсь: ты дал мне море поводов, чтобы назвать тебя балбесом. Учитывая, что ты уже дружишь с двумя из них, вы может поныть об этом вместе.
Это способ Бобби Сингера сказать: «Добро пожаловать в семью», что известно всем из присутствующих. Кас вновь прижимается к Дину, утыкаясь лицом ему в плечо. Дин обнимает его за талию второй рукой, удерживая его на месте. Ему нужно ощутить кожей, что Кас на самом деле вернулся, и он не собирается его отпускать.
— Мы всё преодолеем, — шепчет Дин Касу на ухо. — Мы в порядке.
Кас накрывает его левую руку своей и переплетает их пальцы. Дин смотрит на Сэма, Бобби и Бальтазара. И пусть все они очень устали, это неважно.
Всё действительно оказалось очень просто.
***
Где-то далеко Чак Ширли (или бог в образе Чака Ширли, но мы для простоты и удобства будем звать его Чаком) сидит за очередным компьютером. Он печатает (шрифтом «Times New Roman»), и это последний том серии. Чак отправит его издателю, прежде чем исчезнуть навсегда.
Чак замирает на мгновение, пытаясь найти подходящие слова для эпилога, потому что после всех сил, потраченных на эту историю, в метафорическом и буквальном смысле, она заслужила достойный финал.
И вот таким образом она закончилась. На данный момент, потому что это, определённо, не конец в прямом смысле этого слова. Но цикл, если мы хотим так его называть, завершен. И как все финалы, этот дался очень тяжело. Однако из случившегося всегда можно извлечь урок, и хотя наши герои, вероятно, не настолько сообразительны, они поняли одно: всё, что нужно, это любовь. Что может быть сложнее этого?
Чак перечитывает текст, надеясь, что издатель не будет кардинально его менять, сохраняет файл, вкладывает его в заранее подготовленное электронное письмо и нажимает на «отправить». После Чак улыбается, и через секунду комната пустеет.
***
Сложенный лист бумаги, занесённый ветром во двор Бобби Сингера, никто не замечает. Всех интересуют более важные дела, и когда записка падает рядом с «Импалой», её никто не поднимает.
Некоторое время она лежит на земле.
Два дня спустя её находит Бальтазар. Почему именно он? Для этого есть причина: Дин слишком занят. Он не отходит от Кастиэля, который чувствует постоянную усталость с тех, как отказался от душ. Чрезмерная забота Дина никого не удивляет. Сэм и Бобби крутятся рядом, поэтому к машине никто не подходит. Бальтазару всего лишь захотелось подышать свежим воздухом.
Он читает записку и хмурится.
«Не существует непознаваемого, не существует скрытого от глаз, и если ты где-то, что ты должен там быть».
Бальтазар задаётся вопросом: чего такого ужасного он умудрился натворить, чтобы его создателем стал любитель говорить загадками и при этом использовать песни «Битлз».
Он убирает записку в карман. Бальтазар не идиот и понимает намёки. Он глубоко вдыхает, глядит на небо, а потом возвращается в дом. Может, если показать этот дурацкое послание остальным, Кастиэль наконец перестанет хандрить.
***
Последний раз записку видят в руках Кастиэля.
Дин уверен, что она обрела вечный приют в одном из карманов плаща ангела. Однако Дин не ни о чём его не спрашивает. Он понимает. И очень старается ничего не испортить. Но, судя по тому, как в последнее время на него смотрит Кас, Дин всё делает правильно.
