Чтобы помочь Невиллу с экзаменами, Гарри сварил для него специальное зелье для стимуляции мозга. Через несколько часов Поттер, чтобы узнать появился ли результат, приходит к Невилла и видет на двери записку:
"Мой мозг эволюционировал и сообщил о своей полной суверенности. Я сейчас пытаюсь наладить с ним дипломатический контакт".
(с)
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Ребекка и Кастиэль случайно встречаются в баре. Она никогда не танцевала на балу. Он никогда не занимался сексом. Они могут помочь друг другу... Таймлайн — "Дневники вампира" пост!3*09, "Сверхъестественное" пост!7*02
Комментарии:
Все персонажи, вовлечённые в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними
Ребекке хватает одного взгляда, чтобы понять: он отличается от всех остальных присутствующих здесь мужчин.
Незнакомец выглядит, как человек, но что-то подсказывает ей, что это не так. Ребекка была вампиром довольно долго и научилась чувствовать определенные вещи, и даже если на первый взгляд не происходит ничего необычного, всё же в нём есть что-то странное.
И это не шрам в виде виноградной лозы, покрывающий половину его лица. Этот шрам — всего лишь досадное недоразумение: если бы его не было, Ребекка сказала бы, что этот мужчина очень красив. У него тёмно-каштановые растрепанные волосы и синие глаза. Он смотрит в стакан с виски, и в его взгляде можно утонуть. Губы у него полные и слегка потрескавшиеся; он делает глоток и смачивает их. Одежда явно куплена в секонд-хенде, и она незнакомца совсем не красит, но Ребекка одета ничуть не лучше. Когда она решила сбежать из Мистик Фоллз после того, как её нечаянно оживил подросток, совершивший большую глупость, — он вытащил нож из её груди — ей было не до красивой одежды. Ребекка пережила многое, и даже сейчас её жизнь не назовешь легкой.
Она спрашивает себя: захочет ли незнакомец с ней разговаривать?
Но с другой стороны, почему бы и нет? Он не похож на очень занятого человека, да и Ребекке делать нечего, разве что топить свою грусть в алкоголе, проверяя, поможет ли это забыть, что она потеряла всё, что осталось от ее семьи. До сих пор алкоголь не помогал. С тем же успехом она может поболтать с этим парнем и выяснить, кто он такой на самом деле.
— Купить тебе выпить? — спрашивает Ребекка и придвигается ближе, усаживаясь на соседний стул.
Он поворачивается к ней и растерянно приподнимает бровь:
— У меня уже есть напиток.
Замечательно. Очевидно, Ребекка умудрилась найти единственного человека на всей планете, не способного распознать, что с ним флиртуют.
— Тебе одиноко, — внезапно говорит он, и эти слова ощущаются, как удар в живот. — И ты чувствуешь себя преданной.
Их взгляды встречаются, и в самом деле есть что-то неземное в том, как он смотрит на неё этими огромными и грустными синими глазами. Он бы походил на ангела, сошедшего с полотен эпохи Возрождения, если бы не шрам, изуродовавший половину его лица.
— Откуда тебе это известно? — шёпотом спрашивает Ребекка.
— Когда-то я был другим, не таким, как сейчас. Ты не человек, верно? Я это чувствую. Но, вероятно, раньше ты тоже была другой.
— Откуда тебе знать?
Она оказалась права. Всё-таки этот незнакомец, несмотря на его вид, не совсем обычный мужчина. И он чертовски хороший эмпат, потому что ему хватило три секунды, чтобы определить, что с ней происходит. Однако в его словах нет угрозы, поэтому Ребекка постарается не огрызаться, хотя ей очень этого хочется. О, соблазн велик, и её охватывает инстинктивное желание сбежать, но потом она вспоминает, что ей некуда идти. Не с кем поговорить. И если этот вечер закончится плохо, терять ей нечего.
— Я уже сказал. Прежде я был другим.
— Кем ты был? Ты ведьмак? Или принадлежишь к какому-то иному виду? Ты не похож на оборотня. — Не то чтобы оборотни были эмпатами, так что этот вариант исключается.
— Нет. И ты мне не поверишь. Я входил в более элитный клуб, — еле слышно вздыхает он и отпивает из своего бокала.
— Испытай меня.
Он вновь смотрит на неё, словно раздумывая, ответить ей или нет. Затем пожимает плечами, и весь его вид просто кричит: «Знаешь что, мне наплевать».
— Когда-то у меня были крылья.
Ребекка чуть не давится пивом.
— Ты имеешь в виду… ангелов? Ты ведь не всерьёз, да? — Вампиры — это одно, призраки — второе, оборотни — третье, ведьмы — нечто из совсем другой оперы, но ангелы? Ради всего святого. Это чересчур, пусть он и не производит впечатления сумасшедшего, которому чудится всякое. А ещё он узнал, какие эмоции она испытывала и кем являлась, несмотря на то, что она не выдала свою истинную сущность даже намёком. Более-менее. И, опять же, если бы не шрам, пять минут назад она приняла бы его за своего собрата. Наверное, он говорит о феях. Но это звучит глупо. Она ни разу не видела фей за всю свою долгую жизнь.
— Прежде я бы показал тебе их. Теперь я не могу. Но я все еще чувствую… разные вещи. И я не понимаю, почему ты хотела купить мне алкоголь.
Ребекка фыркает.
— Это не ядерная физика. Ты вроде ничем не занят. И у меня куча свободного времени. И я тоже ощутила это. Что ты не совсем человек. И подумала, что мы могли бы поболтать.
— А что ты такое? Боюсь, я потерял способность точно это видеть. Я лишь знаю, что ты другая.
Ребекка считает, что всё в порядке. Если этот так называемый бывший ангел её убьёт, она ничего не потеряет. Не после того, как она узнала правду о Клаусе, а все остальные дали ей понять, что им насрать. Не то бы она ожидала от них чего-то иного.
На мгновение Ребекка обнажает клыки.
Он не отшатывается.
— Разве ты не должен убедиться, что я не представляю опасности для окружающих? — удивляется Ребекка. Как правило, клыки вызывают хоть какую-то реакцию, ну если перед ней не ещё один вампир, в любую секунду ожидающий нападения. С одной стороны, Ребекка поневоле заинтригована, но с другой стороны, ей интересно, не посещают ли его мысли о смерти. Возможно, он желает умереть.
— Мне доводилось сражаться с тварями, по сравнению с которыми вампиры бледнеют. Если бы ты была опасна, я бы об этом узнал. Но я думаю, не мне осуждать кого-либо. Ты всего лишь хочешь с кем-то поговорить. Полагаю, мне это тоже не повредит, — он произносит это так, будто только что понял, о чём говорит. Теперь Ребекка заинтригована по-настоящему.
— Так что… ты пал? Или что-то в этом духе? — пользоваться ангельской терминологией, по меньшей мере, непривычно.
— Описывать это, как падение — значит сильно преуменьшить. Иногда мне кажется, что было бы проще, если бы я остался человеком, когда это случилось в первый раз.
— Я не говорю, что не понимаю тебя — я сама хотела бы остаться человеком, — но с каких пор ангелы падают дважды?
Он отвечает не сразу. Сначала допивает виски, затем глубоко вздыхает, трясёт головой и поднимает взгляд.
— Не думаю, что эту историю нужно кому-нибудь рассказывать. Она уже привела к катастрофическим последствиям. Чем меньше я буду о ней упоминать, тем лучше.
Ребекка знает всё о необходимости хранить секреты. Она окликает бармена и заказывает для них то, что пил ее собеседник. Допивает пиво и вновь поворачивается к нему.
— Все нормально. У нас тут не вечер откровенностей. И, раз уж я заговорила о вечере, какие у тебя планы на сегодня? — подсознание намекает Ребекке, что она ведёт себя безрассудно: что бы с ним не случилось, она вряд ли с этим справится. Но ей всё ещё любопытно. И Ребекка не собирается отказываться от задуманного.
Он хмыкает и отрицательно качает головой.
— У меня нет никаких планов с тех самых пор, как я обзавелся этим, — он проводит кончиками пальцев по шраму. — У меня было трое друзей. И если они продолжат считать меня мёртвым, так будет лучше для них всех.
— Ух ты. Это ещё почему?
— Я их подвёл. И если приду к ним, то подвергну их опасности.
— По-моему, судя по тому, как ты выглядишь, ты забыл упомянуть, что, вероятно, они тоже тебя подвели.
Если честно, это догадка — просто на какую-то секунду выражение его лица напоминает Ребекке о Клаусе, когда тот в первый раз запер её в гробу.
Улыбка на лице незнакомца какая угодно, только не счастливая.
— Это не отменяет того, что я совершил нечто непростительное.
Ребекка желала бы знать, что же такого жуткого он натворил, но она ни о чём не спрашивает. В конце концов, она сама относится к тому типу людей, которым прощение не светит. И она делала плохие вещи, и их тоже делали с ней.
— Но ты всё равно хочешь, чтобы они поняли, почему ты так поступил.
— Как ты узнала?
Ребекка пожимает плечами и отпивает из бокала, который перед ней поставил бармен.
— Проверено на личном опыте. Скажем так: я поверила кое-кому, а он… Я понимаю, почему он меня обманул, но это стало последней каплей.
— Я мог бы сказать то же самое, — бормочет он и подносит к губам свой бокал. — А почему это стало последней каплей?
Ребекка смеётся, задаваясь вопросом, почему она решила рассказать обо всем незнакомому человеку, который к тому же знает, что она испытывает в каждый проклятый момент.
Не то чтобы у нее имелись другие варианты.
— Ну, с тех пор, как меня обратили, прошло много времени. Я была молода и не успела пожить нормальной жизнью. Я собиралась сделать кое-то нормальное, обычное для людей, впервые за несколько веков. А кое-кто лишил меня этого, потому что я могла оказаться слабым звеном в тщательно проработанном плане — они намеревались убить моего брата.
— Ты бы допустила, чтобы кто-то убил твоего брата? — его голос звучит… странно. В его взгляде Ребекка видит вину, а в его тоне чувствуется что-то тёмное. Словно он не одобряет ее действий, но не имеет права судить их.
— Указанный брат убил мою маму, и много веков я верила, что это сделал кто-то ещё. Кроме того, у всех людей, имеющих отношение к этому плану, включая того, кто позаботился, чтобы я лишилась той нормальной вещи, были свои причины желать ему смерти. Это больше не моё дело, но они причинили мне боль. Я им доверяла.
Он кивает, улыбаясь:
— То же самое произошло и со мной. Я им верил. И лгал ради их собственного блага, но они этого не поняли.
— И они захлопнули дверь у тебя перед носом?
— Не думаю, что понимаю эту отсылку, но если это метафора, то она верна.
Неожиданно Ребекка вспоминает, что они не представились друг другу. Она хихикает, а он приподнимает бровь.
— Что здесь смешного?
— Я даже не знаю, как тебя зовут.
— Ах, да. Я не привык…
— Не волнуйся. Когда проводишь несколько веков в гробу, легко забыть о манерах. Я Ребекка.
— Кастиэль, — осторожно отвечает он. Кастиэль не протягивает руку для рукопожатия, но Ребекке это и не нужно. Знать его имя — уже хорошо. — Можно задать вопрос?
— Ну, учитывая, о чём мы все это время говорили, валяй.
— Что за «нормальную вещь» ты собиралась сделать?
Кастиэлю это действительно интересно, понимает она. Возможно, потому, что у него самого была мечта о чём-то нормальном, как у неё? Это вероятно. И Ребекка может рассказать ему, о чём она мечтала.
— Я хотела пойти на танцы. Их устраивают в конце выпускного года. Ты надеваешь красивое платье, делаешь крутой макияж, находишь себе спутника и всё такое. Я никогда не ходила на выпускной. Глупо, но это так, — теперь её очередь знать о его желании. Не говоря уже о том, что Ребекке не хотелось бы обсуждать свою мечту дальше. После того, как она сказала о ней вслух, кажется смешным переживать из-за танцев. — А какой у тебя тёмный секрет?
Кастиэль слегка краснеет, вертит в руках пустой бокал, а потом смотрит на нее:
— Один из моих друзей… однажды он привел меня в обитель порока.
— Куда?! — Ребекка не имеет ни малейшего представления, что он имеет в виду.
— В бордель, — по какой-то причине это слово, сорвавшееся с его губ, звучит неправильно, как будто Кастиэль не должен такого говорить. — Он настаивал, чтобы я… ну, существовала возможность, что на следующий день я рискну своей жизнью, а он узнал, что я никогда… ничего не получилось. Но мне всегда было любопытно.
— Подожди. Ты никогда… — внезапно Ребекка теряет дар речи. А что она может сказать? Что ей жаль? Это глупо. И если честно, она не ожидала, что именно это будет его самой сокровенной тайной. Кастиэль упоминал, что получил этот шрам недавно, так что когда-то он был очень привлекательным, поэтому дело не в отсутствии желающих. А он… Ребекка не верит, что ему никогда не предоставлялось шанса заняться этим. Или ангелы этим не увлекаются, но тогда почему он жалеет об упущенной возможности? Если бы он не хотел, то не пошёл бы со своим другом. — Ну, э-э, я понимаю твоего друга. Мне жаль, что ничего не вышло, — Ребекка чувствует, что в разговоре возникла неловкая пауза, и это смешно — с каких пор секс стал неудобной темой для разговора? Ведь она прожила на свете столько лет и никогда не беспокоилась о своей добродетели. Ладно, может, в последний раз, когда ее выпускали из гроба, об этом не было принято говорить вслух, но это всё равно странно.
— Думаю, что платить кому-то за секс — это не моё.
Следующие слова вылетают изо рта Ребекки прежде, чем она успевает их обдумать. Точнее она вообще не задумывается об их смысле:
— Ну, тогда почему бы нам не заключить сделку?
— Сделку? — переспрашивает Кастиэль и щурится, как будто собирается её убить, если её ответ ему не понравится.
— Эй, успокойся! — наверное, Кастиэль решил, что речь идет о какой-то очень опасной сделке. — Если ты подумал, что я хочу купить твою душу или что-то в этом роде… если душу в принципе можно купить… я имела в виду не это. Я хотела пойти на танцы. Ты… ну… Потанцуй со мной, и после я покажу тебе, как хорошо провести время. А потом нам не обязательно видеться, если ты не захочешь.
Глаза Кастиэля расширяются от изумления, он откидывается на спинку стула и глядит на Ребекку, словно пытается оценить серьезность её предложения.
— Мы выглядим не очень официально.
— Кого это волнует?
Кастиэль смотрит в сторону второго зала бара. Там танцуют люди, пусть их и меньше десяти человек, под музыку кантри, которая звучит до тошноты мило и нежно. Они застряли посредине Теннесси, поэтому на разнообразие рассчитывать не приходится.
Кастиэль кладет на стойку двадцатку.
— Это за нас обоих, — говорит он бармену.
И тогда Ребекка замечает, что бармен уставился на них с подозрением. Чёрт, похоже, они разговаривали слишком громко. «Отлично, эта проблема решается за секунду, — думает она, пристально смотрит бармену в глаза и шепчет: — Забудь об этом».
— Что это было? — спрашивает Кастиэль, когда они отходят от стойки.
— Я поступила не сказать, чтоб этично, но мне показалось, что раскрывать, кто мы такие, — это плохая идея. У меня есть деньги, так что…
— Я не знаю, как люди обычно ведут себя в подобных ситуациях, но я думаю, что мне следует заплатить и за тебя тоже. Проявить вежливость.
Ребекка замирает, когда Кастиэль протягивает ей руку. Ещё один шрам в виде виноградной лозы пересекает ладонь, но он не такой заметный, как тот, что у него на лице.
— Погоди…
— Я принимаю условия сделки. Танцы не могут быть чем-то трудным.
Ребекка берет его за руку и позволяет ему отвести её в соседний зал.
***
«А он неплохо танцует», — мысленно отмечает она. Конечно, очевидно, что Кастиэль никогда не делал этого раньше, но в его движениях есть определенная грация: он держится напряжённо, но всё же не наступает ей на ноги.
Кастиэль касается её бедра легко, практически невесомо, и это намного приятнее, чем когда пальцы впиваются в кожу. Песня, которая сейчас звучит, ужасна — неужели все плохие песни в стиле кантри посвящены печальным историям любви? — но у Кастиэля тёплые руки, и он ведёт её в танце с таким видом, словно не собирается останавливаться, пока не добьётся идеального ритма. Поэтому Ребекка молчит.
— Музыка просто отвратительная, — заявляет Кастиэль, когда начинает играть третья песня. — Разве этим певцам не по душе хоть какое-то разнообразие?
Ребекка тихо смеётся и дотрагивается кончиками пальцев до его шеи в том месте, где нет шрамов.
— Ну, если подобная музыка продаётся, почему они должны меняться? Проблема в том, что рано или поздно они находят себе подружку и даже не стараются изобразить грусть, исполняя песню о несчастной любви.
Кастиэль что-то бормочет в знак согласия и глядит Ребекке в глаза, прежде чем прижать её ближе к себе.
— У тебя отлично получается, — выдыхает она несколько минут спустя.
— Я… э-э… импровизирую, — шепчет Кастиэль в ответ. К счастью, на смену завывающим музыкантам приходит Джонни Кэш. По крайней мере, петь он умеет.
— Значит, у тебя талант, — Ребекка не может не признать, что всё это ей очень нравится. Она устраивает голову у Кастиэля на плече, наслаждаясь нормальностью происходящего. Наверное, даже хорошо, что на них повседневная одежда, — это делает иллюзию более реальной.
Когда песня заканчивается, Ребекка целует его в щёку, ту, где кожа чистая и гладкая, и произносит:
— Спасибо. Было весело. Если ты хочешь уйти, мы можем…
— Если ты… если ты хочешь потанцевать ещё, то всё в порядке. Я никуда не спешу, — выражение лица Кастиэля говорит об одном, а голос — совсем о другом. Он выглядит не таким напряжённым, как у барной стойки. Такое впечатление, что танцы приносят ему больше удовольствия, чем он стремится показать, но голос выдает его неуверенность в том, как принято себя вести в подобных ситуациях.
Вместо записей Кенни Роджерса продолжает звучать Джонни Кэш, и Ребекка думает: если Кастиэль не желает останавливаться, почему бы им не потанцевать ещё немного?
Она кивает; он снова кладёт руку на её талию. И, возможно, это единственная удачная сделка Ребекки за очень долгое время.
***
Они выходят из бара, и Ребекка останавливается у первого же отеля, который выглядит обнадеживающе. Обнадеживающе в том смысле, что в ванной или под кроватью нет тараканов – они не способствуют возбуждению. Конечно, Ребекка предпочла бы номер-люкс в четырёхзвёздочном отеле, и ей пришлось бы загипнотизировать персонал, так как денег у неё немного. Но Кастиэлю не понравилось, что она загипнотизировала бармена, а если кровать окажется удобной… вряд ли им понадобится что-то ещё. Один раз она может и потерпеть. Кастиэль пожимает плечами и говорит, что выбор за ней — всё, что угодно, подойдёт. Ребекка довольна собой, когда понимает, что выбрала приличный отель. Кровать довольно большая, матрас не слишком жёсткий, под подушками лаванда, а в ванной чисто. Неплохо.
Кастиэль стоит около двери, словно не зная, что ему делать дальше. Он снимает потрепанный тёмный плащ, который явно купил в магазине Армии Спасения, складывает его, кладёт на стул, замирает и прищуривается.
У Ребекки возникает ощущение, что бóльшая часть работы выпадет ей. Но опять же – он сделал для неё нечто хорошее, и она сделает для него то же в ответ.
Это так просто, что даже забавно.
Ребекка встаёт, снимает собственную куртку и швыряет в угол. Подходит ближе, останавливаясь на расстоянии нескольких дюймов, и смотрит на него. Кастиэль одет в поношенные джинсы и чистую, пусть и мятую, рубашку. Ребекка прикасается пальцами к той стороне его лица, где шрам. Он грубый на ощупь, но это всё. Она задается вопросом, не болит ли он, но не ничего не спрашивает. Если Кастиэль не хочет рассказывать, как заполучил этот шрам, тогда вопросы лишь всё испортят.
— Я полагаю, — говорит Ребекка, — кто-то должен начать эту вечеринку.
Кастиэль кивает, облизывая пересохшие губы, и Ребекка решает, что с ожиданием покончено. Она склоняется к нему и целует, сначала целомудренно, чтобы оценить его реакцию. Он нерешительно приоткрывает рот, и Ребекка тут же этим пользуется. Буквально через секунду она толкает Кастиэля к стене и сплетает их языки, ощущая вкус виски. Кастиэль стонет, но не сопротивляется, позволяя Ребекке вести. А затем касается ногой её лодыжки и притягивает ближе к себе. Он поднимает руки, висевшие бесполезным грузом, и кладёт одну ладонь ей на затылок, а другую — на шею. Робко, с опаской, словно он не уверен, что так надо.
Ребекке нравится, что Кастиэль дотрагивается до неё с такой осторожностью, почти так же, как он касался её, когда они танцевали. И она разрывается между стремлением приступить к основному действу и желание продолжать целоваться — с поцелуями у Кастиэля не наблюдается проблем.
Когда они отрываются друг от друга, Кастиэль тяжело дышит, его зрачки расширены, а волосы взъерошены ещё сильнее — во время поцелуя Ребекка проводила по ним пальцами. На его щеках выступил румянец, и она невольно думает, что это мило. Не говоря уже о том, что он начинает возбуждаться: Ребекка чувствует его эрекцию. Пожалуй, юбку следует снять — одежда только мешает. Она поднимает руку и очерчивает большим пальцем бровь Кастиэля и ту часть лица, что не покрыта шрамами.
— Я бы сказала, что с прелюдией ты справился, — тихо произносит Ребекка. — Как насчёт того, чтобы добавить остроты?
— Добавить остроты? — переспрашивает он, затаив дыхание, словно её просьба — что-то запредельно фантастическое.
— Я вампир, помнишь? Мне говорили, что укус усиливает наслаждение. Делать это или нет — решать тебе. Но на что-то большее, чем укус, можешь не рассчитывать.
Секунду Кастиэль глядит на неё так, будто предложение Ребекки его тревожит, но затем, прищурившись, кладёт руки ей на бёдра и шепчет ответ ей в губы.
— Почему бы и не попробовать? В любом случае, мне почти нечего терять, — его голос звучит безучастно, словно это решение ничего не значит. Но Ребекка не обижается — очень скоро Кастиэль почувствует разницу.
— Ты мог бы проявить больше энтузиазма, — замечает она и целует Кастиэля снова, не давая ему возразить. Однако в этот раз он ни в чём ей не уступает: отчаянно целует в ответ и тянет за волосы, но не настолько сильно, чтобы причинить боль. Они падают на кровать, продолжая целоваться, пока Кастиэль не отстраняется, чтобы глотнуть воздуха. Теперь он полностью возбуждён, а зрачки расширились ещё больше. «Так бы и съела его», — невольно думает Ребекка. В конце концов, Кастиэль сам согласился на укус.
Но всему своё время.
Она ухмыляется, переворачивает их, прижимает руки Кастиэля к матрасу и придавливает ступнями его лодыжки.
— Отлично, — шепчет Ребекка, проводя языком по его горлу. Кастиэль вскрикивает, но не отшатывается. Шею, правда, он тоже ей не предлагает, но Ребекка это скоро исправит. Она пытается расстегнуть ремень, но делать это вслепую довольно сложно, поэтому она чуть приподнимается. Избавившись от ремня, Ребекка спускает джинсы Кастиэля вниз, и он вздыхает от облегчения. А когда она накрывает ладонью его член, он издаёт звук, подозрительно похожий на хныканье.
Ребекке нравятся его стоны.
— Я начинаю понимать смысл всего этого, — еле слышно выдыхает Кастиэль.
— Вероятно, через секунду ты изменишь мнение, — она планировала делать всё не спеша, но не уверена, что у неё это получится. Ребекка гладит член Кастиэля, стараясь не торопиться и доставить больше удовольствия: она точно знает, чего хочет. И ей нужно лишь раззадорить его, подвести к черте, чтобы немного помучить. Кастиэль вскидывает бёдра, пытаясь усилить трение, и Ребекка вновь тянется к его губам. Кастиэль неловко отвечает на поцелуй и дёргает её за волосы, пока она продолжает медленно ласкать его. Ребекка не останавливается, пока член Кастиэля не начинает истекать смазкой, и когда она убирает ладонь, он протестующе стонет.
— О, перестань. Я только начала, — выдыхает Ребекка. Она прикусывает мочку его уха, а затем, отодвинувшись в угол кровати, избавляется от трусиков и юбки и занимает прежнюю позицию. Глаза Кастиэля потемнели, став тёмно-синими; он дышит тяжело и громко — Ребекка услышала бы его дыхание из другого конца комнаты даже без помощи вампирского слуха.
Она устаивается на его бёдрах и удивляется, когда Кастиэль приподнимается и касается внутренней стороны её бедра. Он выглядит так, словно не уверен, что именно собирается делать, и может ли вообще к ней прикасаться. Поэтому Ребекка обнимает его за шею и придвигается ближе.
— Не стесняйся. Тут всё взаимно.
— Хорошо, — Кастиэль не тратит слов попусту: он очерчивает линию её бедра, а потом дотрагивается до её клитора один раз, второй. Ребекка была возбуждена и до этого, но он касается её там, и она не может не подаваться навстречу, довольно вздыхая, когда Кастиэль сгибает два пальца и вводит их внутрь. Движения у него осторожные, но при этом решительные: в них есть страсть и желание всё сделать правильно. «Это мило», — думает Ребекка, насаживаясь на его пальцы со стоном.
К этому у него тоже талант, решает она; Кастиэль становится смелее и быстрее двигает пальцами. Ребекка позволила бы ему продолжать, если бы сегодняшняя ночь не была для него.
Хотя сейчас она надеется, что Кастиэль не откажется повторить представление перед тем, как они расстанутся, и, возможно, он согласится сделать всё языком, а не пальцами. Ребекке очень этого хочется.
Но, как уже говорилось, смысл в том, чтобы доставить удовольствие ему.
Ребекка медленно отстраняется и толкает Кастиэля обратно на подушки.
— Полагаю, нам пора приступить к делу.
— А то, чем мы занимались раньше, разве оно не…?
— Конечно, но цель не в том, чтобы довести до оргазма меня, — отвечает Ребекка, переворачивает их, чтобы Кастиэль оказался сверху, срывает с него остатки рубашки и бросает их на пол прежде, чем он успевает моргнуть. Она гладит его спину и чувствует под пальцами невидимые шрамы.
— Ну, давай. Я жду.
Ребекка раздвигает ноги, и Кастиэль входит в неё, стараясь двигаться медленно и осторожно. Его глаза закрыты; он закусывает губы, чтобы заглушить срывающийся с них громкий стон. Вероятно, он не желает беспокоить постояльцев, спящих в соседнем номере. Такая предусмотрительность восхищает, но они здесь не для этого. К тому же, Ребекке нравится голос Кастиэля, и ей не хотелось бы, чтобы он сдерживал себя.
— Знаешь, я не стеклянная.
Она обнимает ногами талию Кастиэля, притягивая его ближе к себе и заставляя войти ещё глубже. Всё-таки в вампирской силе есть свои плюсы.
Кастиэль что-то говорит, и это не бессмысленный набор звуков: когда он начинает вбиваться в тело Ребекки, с его губ слетают слова на ином, неизвестном ей языке. Ребекка подгоняет Кастиэля, выражая своё одобрение, не сводя глаз с его шеи, с той её части, где тонкие красные линии не перечеркивают бледную кожу. Она чувствует, как под ней пульсирует кровь и думает, что время пришло. Ребекка протягивает руку, проводит большим пальцем по шее Кастиэля, пока он продолжает двигаться. А потом тянется к нему, давая ему время отодвинуться, если он вдруг передумает. Но Кастиэль не отшатывается.
И не остаётся никаких отговорок. Ребекка не может оттягивать этот момент до бесконечности, верно?
Она вновь переворачивает их, устраивается сверху и, преодолев разделяющие их расстояние, вонзает зубы в кожу Кастиэля.
Рана не очень глубокая — утром Ребекка украла пару пакетов с кровью из больницы — но если она выпьет слишком много, то в любом случае потеряет контроль над собой. Всё же укус действует так, как она ожидала: Кастиэль громко стонет; Ребекка почти уверена, что этот стон слышал сам администратор отеля (и, если честно, это довольно приятная мысль). Когда Кастиэль предпринимает попытку снова оказаться сверху, она ему позволяет, хотя при желании могла бы его остановить, и затем облизывает место укуса, чуть царапая его зубами. Кастиэль не возражает. Возможно, причина в укусе, или в том, что она делает с ним сейчас, но выдержка Кастиэля летит ко всем чертям. Он двигается в том же ритме, но теряет осторожность, словно его уже не заботит, нужно ли Ребекке больше времени, и это хорошо. Этого она и добивалась. Ребекка по-прежнему обнимает ногами его талию, бормоча, чтобы он не останавливался, и когда они целуются, Кастиэль ощущает привкус собственной крови на её зубах и проводит по ним языком.
«Он определённо зарывал свой талант в землю, если делает это в первый раз», — думает Ребекка, а потом он запускает пальцы ей под рубашку — почему-то она так её и не сняла — и ласкает пальцем её грудь. Но хватит размышлять. Дальше они неловко целуются, кровать скрипит, и кровь из раны капает на простыни. Кастиэль замирает на мгновение и кончает. Ребекка сильнее сжимает его талию и следует за ним: при виде блаженства на его лице её накрывает волной удовольствия, и когда Кастиэль падает на неё, она почти не чувствует его вес.
***
— Спасибо, — произносит Кастиэль несколько минут спустя. Они лежат рядом, но не касаются дуг друга.
— Поверь, это было нетрудно, — отвечает Ребекка, опираясь на изголовье кровати. Сейчас, когда ей удалось разглядеть Кастиэля по-настоящему, она замечает, что шрам в виде виноградной лозы заканчивается где-то в районе соска. Ребекке хотелось бы знать, что с ним произошло, но она молчит. Она научилась не совать нос в чужие дела.
— Теперь я многое понимаю, — бормочет Кастиэль, дотрагиваясь до следа от укуса на шее, и Ребекке кажется, что он говорит это в основном себе, а не ей.
— Рада была помочь. Слушай, ты куда-то торопишься?
— Не особенно. По крайней мере, не в данный момент. Почему ты спрашиваешь?
— Ну, — начинает Ребекка, думая, что попытка того стоит, — я тут подумала… мы должны освободить номер в полдень. У нас есть ещё шесть часов. Может, заключим вторую сделку?
Кастиэль удивлённо склоняет голову набок, затем придвигается ближе — ещё пара дюймов, и их плечи соприкоснутся.
— Какую сделку?
— Такую же, что и прошлым вечером, за исключением танцев. Мы могли бы… заняться этим снова. У тебя есть талант. Было бы жаль тратить его впустую.
Кастиэль пожимает плечами, но это не отказ.
— Не вижу причин говорить «нет». Думаю, мне хотелось бы повторить. У тебя есть какие-нибудь идеи?
— Определённо, — выдыхает Ребекка и облизывает губы. — И я готова услышать твои пожелания.
— Мне кажется, если ты знаешь, чего хочешь, сначала я должен выслушать тебя.
— Я могу это устроить, — шепчет Ребекка, откидываясь на подушки. Кастиэль тут же догадывается, что от него требуется. Он нависает над ней, расставив колени, накрывает ладонью её щёку, обводит большим пальцем её нижнюю губу, а потом наклоняется и целует.
Ребекка решает, что пока не будет указывать ему, что делать. Инструкции подождут. Кастиэль хорошо целуется, а она давно никого не целовала с таким удовольствием. Почему бы не насладиться этим, пока есть возможность?
И плевать, если ей нравится ощущать его руки на своих бёдрах, если на секунду Ребекка благодарна судьбе, что сейчас она находится рядом с тем человеком, который не станет ей лгать. Возможно, ей не следовало терять бдительность, но Ребекку это не волнует. И если Кастиэль не желает делиться своими тайнами — это тоже нормально. Ведь к тому, чем они занимаются, тайны не имеют никакого отношения. И это не просто секс на одну ночь, потому что Кастиэль увлечён происходящим между ними так же сильно. Она читает это по его взгляду.
Ребекка проводит языком по почти исцелившейся ране от укуса. На вкус кровь Кастиэля была странной. Она отличалась от крови обычных людей. Отличалась в хорошем смысле этого слова.
Кастиэль сказал, что когда-то он был ангелом.
Нет ничего ангельского в том, что он делает своими руками или языком, но всё равно Ребекке кажется, что в этом есть свой загадочный смысл.
Она рассказывает Кастиэлю, чего ждёт; он без колебаний сползает вниз по кровати. Ребекка вздрагивает и думает, что это действительно лучшая сделка из тех, что ей когда-либо доводилось заключать.
