Пришел как-то Мастер зельеварения в магловскую аптеку:
-Подайте мне флакончик с solutio viridis nitentis!
Фармацевт, в замешательстве, переспрашивает:
- Простите, хм...Вам нужна "зелёнка"?
-Да! Вечно забываю это название...
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
AU, в которой Кастиэль – упавшая с неба звезда.
“Это лучший день моей жизни, – говорит Кастиэль Дину, когда тот возвращается. – Ты был ко мне очень добр". Его щеки красные от холода, или, возможно, они такие потому, что он – сверхъестественное существо, полное света. Дин не уверен. "Даже если я буду гореть еще миллион лет, я никогда этого не забуду".
"О, – отвечает Дин. – Хорошо".
К тому времени, как Дин переворачивает все стулья и ставит их на столы, вытирает стойку, убирает еду в холодильник и запирает дверь, дело идет к четырем часам утра. Он выходит на Кауфман Стрит, и ледяной ветер скользит по шее и забирается под воротник. Дин застегивает ветровку под горло, но от холода это не спасает. Эту же ветровку он носил в прошлом октябре, и скоро ему придется заехать в торговый центр в Спрингвилле и купить теплое пальто. Дин размышляет об этом, а также о том, что стоит проверить, есть ли что-нибудь подходящее ему по размеру в «Гудвилле» на Шестой улице, и что пришли счета за электричество, и предвкушает восхитительно жирный ужин, который ждет его дома, когда слышит звон бутылок, перекатывающихся по тротуару. Он с тревогой нащупывает в кармане складной нож, уговаривая себя, что это всего лишь кошка. Печальная и тощая кошка, ищущая пропитания в мусорных баках. Бутылки снова звенят, а затем что-то шуршит, и за мусорными контейнерами небольшого супермаркета возникает темная фигура. И снова падает с тихим отчаянным вскриком. «Бездомный бедняга», – думает Дин. Ему не терпится вернуться домой, к курице гунбао, дивану и однообразному телевидению, но он может потратить пять минут, чтобы убедиться, что незнакомец не умирает от передозировки или чего-нибудь в этом духе. Дин задается вопросом, нужно ли ему будет вызывать «Скорую помощь» и зарядил ли он свой телефон на этой неделе.
– Эй, приятель, – Дин останавливается в двух шагах от незнакомца. Стычки с пьяными посетителями научили его, что лучше не подходить близко к незнакомым людям и хлопать их по плечу, если, разумеется, вы не хотите лишиться пары зубов. – Все нормально?
– Конечно же, нет, – отвечает незнакомец. Его голос звучит более трезво, чем воображал Дин, он низкий и мрачный, как у злодея из кинофильма. Возможно, это из-за виски: когда Дин переборщит с ним, он тоже начинает разговаривать, как Джеймс Эрл Джонс. Дин не может разглядеть лица своего собеседника – фонарей здесь очень мало, спасибо городскому совету – но он видит его опущенные плечи, и то, с каким подозрением и раздражением тот вертит головой, словно Дин грубо помешал его валянию в мусоре.
– Ладно, – Дин старается не обижаться. Для этого чертовски поздно или чертовски рано. – Тебе нужна помощь?
Незнакомец что-то недовольно бурчит и наклоняется вперед, пытаясь встать, но поскальзывается на мусорных пакетах и мешком падает назад. Дин наблюдает, как он обвиняюще таращится на свои ноги. Это странно. И он понятия не имеет, что заставляет его протянуть незнакомцу руку, и, судя по скептическому взгляду, тот тоже этого не понимает.
– Давай, – торопит его Дин. – Давай же.
Незнакомец хватается за него и позволяет вытянуть себя из тени на слабый свет неоновой магазинной вывески. Он не отпускает Дина, просто стоит рядом и пристально, сосредоточенно смотрит на него расширенными от удивления глазами, словно лицо Дина – это первое человеческое лицо, которое он увидел с такого близкого расстояния. Дин фыркает и стряхивает его руку со своего запястья. Он не знает, чего ожидал, но точно не этого: перед ним мужчина, напоминающий бухгалтера или школьного психолога, в дешевом, чистом и скучном костюме. Его волосы растрепаны, а глаза невозможно яркие. Незнакомец продолжает смотреть на Дина и пахнет от него не алкоголем, а чем-то резким и химическим, как в аэропорту. Как будто он спустился на землю прямиком из стратосферы.
– Ух ты, – произносит Дин. – Ты потерялся? Выпал из туристического автобуса?
– Я не понимаю, – незнакомец рассматривает собственные руки, потом ладони, бросает взгляд на ноги и снова таращится на Дина, словно тот притягивает его как магнит. – По-твоему, я похож на того, кто откуда-то выпал?
Дин закатывает глаза. Замечательно. Определенно, это первая попойка в строгой и унылой жизни нечастного, а Дин – тот счастливый ублюдок, который посадит его в такси и похлопает по спине, когда беднягу начнет тошнить.
– Кажется, у тебя выдалась тяжелая ночь, – говорит Дин. – Тебе вызвать такси?
– Нет.
– Ты припарковался неподалеку?
– Нет.
– Помоги мне, – не выдерживает Дин.
Незнакомец склоняет голову набок, как любопытный щенок:
– Помочь тебе с чем?
–Господи Иисусе! – восклицает Дин.
Незнакомец оживляется, а затем медленно протягивает руку, неуклюже и формально, словно они присутствуют на собеседовании. И как будто он научился рукопожатиям с помощью кино.
Вот так и получается, что Дин приводит бездомного чудака в свой дом и укладывает спать на диване.
***
– Думаю, у него что-то не в порядке с мозгами, – сообщает Дин Сэму по телефону на следующее утро. Кастиэль вытаскивает продукты из холодильника по одному, открывает крышки, нюхает содержимое и выстраивает банки, контейнеры и бутылки рядами на стойке. Он сидит на одном из кухонных стульев. На ногах нет ни обуви, ни носок, а галстук Кастиэль где-то потерял. – Я не знаю, что мне с ним делать.
– Ты должен отвезти его в больницу, – советует Сэм. – Возможно, у него нервный срыв.
– Да, – соглашается Дин. Кастиэль смотрит на него, улыбается и произносит одними губами: «Это мои любимые». В руках он держит банку сладких маринованных огурцов. – Наверное.
Когда Сэм вешает трубку, Дин подходит к холодильнику и наблюдает за тем, как Кастиэль убирает продукты обратно, в необычном новом порядке: все маленькие баночки с приправами на одну сторону, а все остальное – россыпью по полкам. И Дин сталкивается с той неприятной истиной, что еды в его холодильнике не очень-то и много.
– Э-э-э, – спрашивает он. – Ты помнишь что-нибудь до прошлой ночи?
Кастиэль одаривает его странным взглядом.
– Я помню все, – негромко отвечает он и трясет практически пустую бутыль с молоком. – Мне казалось, что оно будет пахнуть по-другому, – произносит он с разочарованным видом, а потом его глаза расширяются: – Интересно, если бы мне удалось понюхать корову…
– У тебя есть семья? – перебивает его Дин. – Работа? Дом?
Кастиэль пожимает плечами.
– Нет. Не сейчас, – он неосознанно горбится, будто готовясь защищаться. – Меня наказали.
– Тебя вышвырнули из дома? – Дин качает головой. – Это хреново.
– Я подобрался непозволительно близко, – глаза Кастиэля светятся, и он смотрит на Дина с загадочной нежностью. – Вы завораживаете. Я не смог удержаться.
– Ничего себе, – Дин вытягивает руки и, отступая назад, ушибает пятки о плиту. Он ругается и наклоняется, чтобы потереть их, задевает барный стул и ударяется головой о сиденье. – Ай, блин, черт!
Кастиэль наблюдает за ним с искренним любопытством, и в его взгляде нет и намека на насмешку.
– Эм, – наконец произносит Дин, – тебя выгнали из-за того, что ты, э-э-э, засматривался на парней?
Секунду Кастиэль непонимающе на него таращится, а потом широко улыбается и смеется, словно внутри него что-то бурлит и ищет выхода. Это резкий, немного лающий смех, абсолютно неконтролируемый. Он удивляет их обоих, и Дин обнаруживает, что улыбается тоже.
– Дин, – говорит Кастиэль, – Ты очень смешной.
– Отлично, – Дин поднимает глаза к небесам, но видит только потолок. – Душевнобольной считает меня забавным.
– Душевнобольной, – повторяет Кастиэль и щурится. – Ты считаешь, что я сумасшедший.
– Ну…
– Я не сумасшедший. Я – звезда.
– О, да. Знаменитый псих. Это все объясняет.
Кастиэль хмурится и щурится еще сильнее, пока его глаза не превращаются в тонкие светящиеся щелки. Дин собирается сказать ему, чтоб он остыл и надел ботинки – пора познакомиться с милыми людьми из клиники Святой Клары – но комната неожиданно меняется, и Кастиэль начинает, ну, сиять. Другим словом происходящее описать нельзя. Его глаза из насыщенно синих становятся почти белыми, как пламя огромного костра, и в них мерцает невиданная сила. Возникает впечатление, что звездный свет струится из каждой поры, такой яркий, что у Дина слезятся глаза.
– Какого черта…, – ругается Дин, и слепящие потоки света, вырывающиеся из тела Кастиэля, наполняют дом, заливают все белым цветом, как сработавшая вспышка фотоаппарата. Дин закрывает глаза руками, но не может перестать смотреть. Кас горит в его кухне маленькой сверхновой звездой, и миниатюрный световой луч поглощает все, на что он глядит краем глаза. Эта сила опаляет. Через минуту сияние гаснет, и Кастиэль по-прежнему спокойно сидит на барном стуле. Потоки света уменьшаются, втягиваются обратно, оставляя в его глазах лишь отблеск, и через мгновение Кастиэль вновь выглядит человеком. Он склоняет голову набок, будто ожидая реакции Дина, и тот не имеет ни малейшего представления, что ему ответить.
– Как я и говорил. Звезда, – Кастиэль задумчиво шевелит пальцами ног. – Ты отведешь меня к коровам?
***
Он с энтузиазмом осматривает ванную Дина, трогает пластиковые флаконы с шампунем и водопроводные краны, и ему безумно нравится, что он может крутить их и делать воду холодной, горячей и снова холодной…
– Ради всего святого, – спустя десять минут умоляет Дин. – Залезай туда и прими душ, ладно? От тебя разит мусором, в котором я тебя нашел.
Кастиэль бросает на него свирепый взгляд, но послушно отдергивает занавеску. Прежде чем Дин успевает осознать, что происходит, схватить его за руку или возразить, Кастиэль, полностью одетый, ступает под струю воды, и она заливает ему лицо и плащ. Он оборачивается и смотрит на Дина обвиняюще, как мокрый и разочарованный кот. Кастиэль закатывает рукава, и они темнеют, промокая насквозь.
– Это неприятно. Почему вы так часто моетесь?
Пробормотав пару непечатных ругательств, Дин вытаскивает Кастиэля из душа и объясняет сначала, почему одежду необходимо снять, а потом – почему ее не надо снимать прямо сейчас: «Подожди секунду, Кастиэль, сукин ты сын, воспринимающий все буквально!», отступает в коридор, прислоняется к закрытой двери и пытается понять, что вообще творится. Из ванной раздается плеск, затем такой звук, как будто с полки сшибли все флаконы, и опять плеск, а после – фальшивое жизнерадостное пение. Дин узнает мелодию, заигравшую, когда утром зазвонил его мобильный: «Все одинокие леди». Эту мелодию Сэм продолжает устанавливать на его телефон, потому что он придурок.
– Надеюсь, мне это снится, – Дин щиплет себя, но это не помогает. Кастиэль открывает дверь и высовывается из-за нее, голый, с порозовевшей кожей, от которой идет пар. Он улыбается ослепительной улыбкой, практически в буквальном смысле ослепительной. Он сияет ярче, когда улыбается:
– Без одежды намного лучше.
Дин захлопывает дверь у него перед носом и отправляется за полотенцами. Костюм и плащ неплохо бы выбросить; Дин вешает их на перекладину в ванной и выдает Кастиэлю штаны и рубашку, носки и прочее. Куртка у Дина единственная, поэтому он выуживает из глубин шкафа одну из старых толстовок Сэма. Кастиэль надевает ее, накидывает на голову капюшон, дергает за завязки, закатывает рукава до локтей.
– Спасибо, – в его голосе слышна искренняя благодарность.
Восхищение Кастиэля по поводу ванной и шампуня с цветочным запахом, которым, судя по всему, он намылился от макушки до пят, когда мылся, несравнимо с его восхищением перед машиной Дина. Он прислоняется к ней, разваливается на капоте, смотрит на салон сквозь ветровое стекло, проводит пальцами по дворникам и замкам, наклоняется, чтобы рассмотреть колесные ниши. А потом распрямляется и прижимается щекой к крыше.
– Раньше я видел машины только с неба, – говорит Кастиэль с обожанием и трется лицом о металл. – Они движутся так быстро, скользят, как капли дождя по поверхности Земли. А ночью эти капли превращаются в реки света в ваших городах. – Взгляд Кастиэля становится отстраненно-мечтательным. – Я помню то время, когда были лишь костры и факелы. Но сейчас мир усеян собственными звездами. Теми звездами, что вы создали сами.
– Да, – несколько озадаченно соглашается Дин. Кастиэль не знает, как принимать душ, но при этом разговаривает, как древний поэт. – У нас хорошо получается создавать разные вещи.
– У вас это получается лучше всего, – бормочет Кастиэль.
Они едут по улицам. Кастиэль прислоняется к окну, на некоторое время теряя дар речи от радости. Ну, на некоторое время, потому что он долго молчит, будто отключившись, но когда Дин перестает обращать внимание на пассажирское сиденье, он хватает его за рукав и засыпает вопросами. Про библиотеку: «Все человеческие знания, Дин», – шепчет он потрясенно. Про заправку, другие машины и людей внутри них, детскую площадку и больницу для животных. Но когда Кастиэль открывает рот, чтобы задать вопрос про прачечную, его желудок громко урчит. Он смотрит на свой живот в ужасе, а Дин тихо смеется.
– С этим телом что-то не так, – утверждает Кастиэль. – Оно чувствует усталость, пустоту, а еще ярость… – Они проезжают мимо кафе, где продают пончики, и Кастиэль оборачивается, провожая его взглядом. – Пахнет очень вкусно, – выдыхает он.
Дин качает головой, останавливается у закусочной и покупает два комплексных обеда. Они едят в машине, потому что он не готов отвечать на бесконечные вопросы – «Что такое кетчуп, почему люди первым начали выращивать лук, ты знаешь, из какой именно коровы сделали этот бургер?», – сидя в кафе. Кастиэль заглатывает свой бургер и картошку фри, выпивает половину газировки одним глотком и резко бледнеет, словно его немного мутит. Однако он быстро приходит в себя и окидывает жадным взглядом луковые кольца на подносе Дина. А после по непонятной причине вопросы Кастиэля меняются. Он расспрашивает Дина о том, что ему нравится и что не нравится, о его доме и лице.
– Боже, это всего лишь веснушки, – отвечает Дин, нахмурившись. – Они есть у множества людей. – Кастиэль подносит к его щеке палец и отдергивает его, когда Дин морщится. – Не надо.
– Прости, – смущенно извиняется Кастиэль. – Я никогда не видел веснушек вблизи. Они такие красивые. Как тысяча совершенных камешков на берегу.
Черт. Дин краснеет от шеи до самой макушки. Этот парень действительно звезда или инопланетянин, потому что никто не говорит Дину подобных слов.
– Как долго ты живешь на свете? – спрашивает Кастиэль, меняя тему, и Дин благодарен ему за это.
– Двадцать девять лет.
– В мире есть миллионы деревьев, которые гораздо старше.
– Спасибо. А ты? Сколько лет тебе?
– Я не знаю. Я горел очень долго, – Кастиэль откидывает голову на подголовник, и вид у него сытый и сонный. – До людей здесь были рыбы. Я наблюдал и за ними тоже. Мне нравятся рыбы, но они никогда не строили ракет и не пытались добраться до меня, – он поворачивается к Дину и глядит на него исподлобья. – Я надеялся, что кому-то это удастся. Вы долетели до Луны, – произносит он мечтательно. – Так что я продолжал надеяться.
Они выезжают за пределы города, и Кастиэль дремлет пятнадцать минут, тихо дыша приоткрытым ртом. Когда они проезжают мимо полей и дорога становится ухабистой, Кастиэль просыпается, чуть ли не дергаясь от нетерпения. Дин паркуется рядом с высоким деревянным забором, обнесенным проволокой. Внутри маленькое стадо коричневых с белым коров валяется на траве, медленно жуя и смотря на него и Кастиэля огромными бесстрастными глазами. Кастиэль перегибается через ограждение, но сначала Дин проверяет, что оно не под напряжением – он не горит желанием узнать, что случится, когда звезду ударит током. Кастиэль протягивает руку к коровам, и удивительно – они обращают на него внимание: вертят головой, прислушиваются и поднимаются из грязи. Некоторые из них бредут к забору и позволяют Кастиэлю погладить маленькие меховые колтуны на лбу и почесать за ушами. Когда он гладит коров по лопаткам, они издают тихие, довольные звуки.
Дин явно впечатлен:
– Ты умеешь обращаться с коровами
– Они – добрые животные. Мне нравилось наблюдать за ними и их предками в течение тысячелетий. И я им благодарен, – Кастиэль что-то напевает себе под нос и гладит коров по широким носам. – Одна из них сегодня подарила этому телу пропитание.
Дин не в силах сдержать смех, одна из коров вздрагивает и отходит, и Кастиэль смотрит на Дина с упреком:
– Не вижу ничего смешного.
– Просто, – Дин утирает слезы в уголках глаз, – Замечательная речь, но не думаю, что ПЕТА ее оценит.
– Я не знаю никого по имени Пита, – возражает Кастиэль, и Дин вынужден облокотиться на забор.
– Голодные игры. Ладно, пошли.
Дину нужно собираться на работу, и он должен позвонить Сэму и спросить, может ли тот остаться с Кастиэлем на несколько часов. Или, по крайней мере, Дину необходимо немного времени, чтобы объяснить, что такое бытовые приборы и почему их нельзя трогать, а также, чтобы убедиться, что Кастиэль не спалит дом, не уйдет бродить по улицам и не попадет в тюрьму за то, что он потерявшаяся звезда. Но прежде Дин везет их домой длинной дорогой, чтобы Кастиэль попробовал мороженое. Это кажется правильным. На стенах и окнах кафе нарисованы мультяшные коровы. Снаружи холодно, но они усаживаются рядом с машиной. Кастиэль старается не спешить и смаковать каждый кусочек по предложению Дина, но в итоге мороженое тает и капает ему на руку и на рукав толстовки. Кастиэль облизывает пальцы и извиняется за испачканный рукав, но Дин говорит, что все в порядке. Он заходит внутрь кафе, чтобы принести салфетки.
– Это лучший день моей жизни, – говорит Кастиэль Дину, когда тот возвращается. – Ты был ко мне очень добр. – Его щеки красные от холода, или, возможно, они такие потому, что он – сверхъестественное существо, полное света. Дин не уверен. – Даже если я буду гореть еще миллион лет, я никогда этого не забуду.
– О, – отвечает Дин. – Хорошо.
Он пытается не думать об этом всю ночь, пока переодевается, идет на работу, наливает пинтами пиво и смешивает слишком дорогие коктейли, но ничего не выходит. Вероятно, это самые приятные слова, которые Дин когда-либо слышал. Когда он приходит домой, Кастиэль спит на диване, а на столе лежит записка от Сэма. «Позвони мне, надо поговорить», – написано в ней; внизу нарисовано несколько звездочек, а фраза «Ух ты!» подчеркнута дважды. Младший брат Дина всегда был умником и заучкой. По крайней мере, Кастиэль не имел ничего против второго светового шоу. Дин намеревается незаметно прокрасться мимо него и лечь спать, но слышит, как его тихо зовут по имени.
– Да? – откликается он. – Тебе что-нибудь нужно?
– Нет, – произносит Кастиэль, не открывая глаз. – Спокойной ночи, Дин.
– Спокойной ночи, Кас.
Кастиэль неярко светится, как оставшийся включенным ночник.
***
Утром его нигде не видно.
Около половины двенадцатого Дин заглядывает в гостиную, чтобы проверить, как поживает Кастиэль. Он трет глаза в попытке проснуться и спотыкается о груды книг и дисков на полу. Очевидно, прошлой ночью Сэм рассказал Кастиэлю про фильмы и их сюжеты и позволил ему смотреть популярные ТВ-программы, разжижающие мозг. Дин гадает, что принесет сегодняшний день – прогулку по лесу или визит в торговый центр, новые вопросы о его семейных фотографиях, и представляет себе реакцию Каса на ореховый пирог, но в гостиной тихо и пусто. На диване он видит две стопки: в одной – сложенные одеяла, а в другой – одежда. Толстовка лежит сверху, и рукава аккуратно заправлены внутрь. Дин предполагает, что его якобы волшебный гость опять разгуливает голышом. Он закатывает глаза, шаркает к ванной и стучит в дверь. Тишина.
– Кас? Я вхожу. Накинь полотенце, хорошо?
Ответа Дин не получает. Он вздыхает и открывает дверь, но внутри никого нет. Мокрый плащ и костюм исчезли с перекладины. Дин долго разглядывает ванную, а потом возвращается в гостиную. Он кружит по ней, заходит на кухню, бредет по коридору и снова идет в спальню. Он даже распахивает дверцы шкафа, но Кастиэль не прячется в его старой сумке и зимних ботинках. Дин присаживается на край кровати, поднимает джинсы, что были на нем вчера ночью и достает из кармана телефон.
– Звезда, – выпаливает Сэм, едва подняв трубку, – чертова звезда, Дин, ты знал, что такое вообще возмо…
– Кастиэль ушел, – перебивает его Дин. – Он с тобой?
– Нет. Он пропал? Может быть, он просто решил прогуляться?
– Дверь все еще заперта на цепочку. Так что нет.
– О, – растроенно произносит Сэм, – Он мог отправиться домой? Я не знаю, как путешествуют звезды, – добавляет он извиняющимся тоном, как будто знать такие вещи его обязанность.
– Я тоже. Все нормально.
Они заканчивают разговор, и некоторое время Дин сидит, уставившись в одну точку. Нет никакой причины для беспокойства. Он не должен чувствовать такое одиночество и пустоту, словно случилось что-то чудесное, а потом оно ушло и ничего не осталось. Ничего, кроме сложенной толстовки и смутного ощущения, что Дину все это приснилось и никогда не происходило на самом деле. Он рад, что Сэм тоже видел Кастиэля, потому что иначе он никогда бы не сумел объяснить его существование другим людям, и ему пришлось бы справляться со всем этим в одиночку. Дин убирается в гостиной, моет оставшуюся с вечера посуду, ест хлопья без молока и затем едет в «Гудвилл» искать новое пальто, как и планировал изначально. Он находит пальто с фланелевой подкладкой. Оно великовато ему в плечах, но Дин все равно его покупает, потому что оно стоит всего семь долларов. Дома он забрасывает его и пару джинсов в стиральную машину. Окружающий мир вновь становится реальным, скучным и нормальным. Дин включает телевизор, варит себе равиоли и ест их в гостиной, смотря запись футбольного матча и удерживая тарелку на коленях.
После передают новости. Там показывают трехминутный сюжет о спасении собаки из колодца. А затем ведущий поворачивается ко второй камере и произносит:
– А теперь к другим новостям. Небо падает. Ну, по крайней мере, один маленький кусочек неба, – голос ведущего сочится самодовольством, и он смеется над собственной ужасной шуткой. – Исследователи Мемориальной обсерватории утверждают, что на город вчера мог упасть метеорит. – Он продолжает болтать и пошло шутить о наблюдении за небесами, советует людям достать с чердака телескопы, а потом берет интервью у бородатого ученого из Обсерватории. Дин едва слышит, о чем они говорят. Его сердце колотится как угорелое. «Это случилось, – думает он. – Случилось со мной». Раньше Дин никогда не хранил секретов, подобных этому. Вечером на работе Джо дразнит его из-за поселившейся на его лице глупой улыбки и из-за того, что он задумывается и замирает на песте, когда толпа у стойки редеет, и спрашивает, не нашел ли он себе парня, а то давно пора это сделать.
– Выкуси, – отвечает Дин.
– Мечтать не вредно, – фыркает Джо.
Но хорошее настроение испаряется по дороге домой. На улице холодно, а Дин забыл новое пальто в сушилке, и он знает, что в квартире, как обычно, его встретит пустота. Один день не должен значить так много. Один проклятый день. За исключением того, что это был не просто день, а взгляд на иную жизнь. Как будто Дина на двадцать четыре часа перенесло в другую вселенную, в мир, где все ощущалось по-новому, где он легко мог сделать кого-то счастливым, и где даже поедание гамбургера становилось чем-то особенным. Дин идет, опустив голову и сжимая в ладони ключи, и тонет в отчаянии. Но когда он подходит к дому, кто-то зовет его:
– Дин.
На крыльце сидит Кастиэль. На нем этот его дурацкий плащ, волосы стоят дыбом, а на щеке полоса чего-то зеленого. Дин таращится с недоверием, и Кастиэль машет рукой.
– Здравствуй, Дин. Я запомнил, где ты живешь, – Кастиэль смотрит на окна квартир. – Но я немного не рассчитал, – признается он. – И приземлился на детской площадке. – Он пытается стереть с щеки зеленую грязь, но в итоге размазывает ее по лицу. И тогда Дин замечает, что зеленым испачкана не только щека, яркие полосы украшают руки, колени и даже ботинки Кастиэля. – Там был знак с надписью…
– «Осторожно, окрашено»? – догадывается Дин.
Кастиэль улыбается сияющей в буквальном смысле улыбкой:
– Точно. Можно мне принять душ?
– Разумеется, – заверяет его Дин.
***
Позже, когда сухой и отмытый от краски Кастиэль переодевается в джинсы и толстовку и устраивается на диване, Дин спрашивает его, почему он вернулся.
– Потому что я этого хотел, – Кастиэль бросает на Дина заговорщицкий взгляд: – Ты можешь сохранить это в секрете?
– Конечно.
– Думаю, я наслаждался своим наказанием больше, чем они предполагали.
Дин хохочет; упираясь локтями в колени, он просто завывает от смеха, и Кастиэль светится, чувствуя его веселье.
– Я все еще не понимаю, что здесь смешного, но я рад, что ты находишь это забавным.
Дин берет себя в руки и откидывается на спинку дивана. Когда Кастиэль заявляет, что голоден, Дин идет на кухню, разогревает французскую пиццу и после наблюдает, как Кастиэль ест. Определенно, пицца вызывает меньше волнения, чем луковые кольца и мороженое, но Кастиэль все равно издает довольные звуки и неярко сияет. А потом рассказывает Дину длинную историю о вещах, из которых состоит его пицца: о том, как он смотрел, как зреют помидоры, о первых людях, выжавших из оливок масло, и о ветре, гулявшем среди олив на Кипре. Рассказ напоминает чтение увлекательной книги, но при этом книга еще взволнованно размахивает руками, а в уголке ее рта поселились капли соуса. Дина удивляет, сколько Кастиэль знает об окружающем мире, когда не пытается выяснить, как открываются двери машины или как работает микроволновка. Он полагает, это из-за того, что с небес Кастиэль был способен видеть лишь большую картину. И это не каламбур.
– Все звезды похожи на тебя? – спрашивает Дин.
Кастиэль отвечает не сразу, он откусывает от пиццы кусок, медленно жует и глотает.
– Нет, я… другой.
– В смысле, «другой»?
– Я неправильный, – Кастиэль хмурится и его сияние гаснет. – Я многого хочу. Многое чувствую. Я не должен быть таким.
– Каким ты не должен быть? – большей чуши Дин в жизни не слышал. Кастиэль замечательный. – Крутым?
Минуту Кастиэль сидит неподвижно и молчит, но Дин видит свет, исходящий из его глаз. Он выглядит, как живая линза, пока не опускает голову и не берет эмоции под контроль.
– Спасибо, – шепчет Кастиэль. Дин хочет ответить «не за что», но вместо этого зевает с риском вывихнуть челюсть. – О, тебе нужно спать.
– Все в порядке, – отмахивается Дин. – По-моему, ты собирался рассказать о полетах над ночным океаном?
И Кастиэль рассказывает дальше, а Дин слушает, стараясь не заснуть, что очень сложно. Особенно когда Кастиэль говорит об океанских течениях и отражениях в воде, о том, как он видел дно, если вода была прозрачной, о ночной тишине и шелесте волн, о белой пене бурунов, приливах и отливах. А потом Дин оказывается на диване, накрытый одеялом. Он лежит в темноте, уткнувшись лицом в подушку, а Кастиэль сидит на корточках и слабо светится.
– Кас, – зевает Дин, – где ты будешь спать?
Вместо ответа Кастиэль касается его лица и шепчет, чтобы он возвращался в сон. Дин сопротивляется полторы секунды, а когда он просыпается, снаружи светит солнце. Кастиэль все еще рядом, спит, сидя на полу и устроив голову на руках. Дин долго смотрит на него, прежде чем осмеливается пошевелиться. Он не хочет будить Кастиэля, желает бесконечно разглядывать его лицо и свет, красивый теплый свет, окружающий его, как нимб. Но Дин всего лишь человек, и ему нужно в туалет. Он ласково расталкивает Кастиэля, перетаскивает его с пола на диван. Кастиэль вздыхает и зарывается носом в подушку, а Дин крадется в сторону ванной. Когда он возвращается, Кастиэль перекатывается набок и протягивает руки, будто ожидая, что Дин уляжется к нему в объятия.
– Э-э-э, Кас. Люди такого не де…, – начинает Дин, но Кастиэль строит ворчливую гримасу, словно считает Дина идиотом. Ничего себе. Возможно, он и вправду идиот. Так что Дин осторожно садится на край дивана, Кастиэль обнимает его за талию, притягивает к себе, и теперь Дин прижат спиной к его груди, а рука Кастиэля покоится на его сердце.
– Мфф, – бормочет Кастиэль и опять засыпает.
Дину хотелось бы, чтобы это его беспокоило – происходящее выглядит чертовски странно – но Кастиэль в толстовке мягкий и теплый, а диван достаточно большой, чтобы переплести их ноги. Дин лежит, беспокойно размышляя о том, что происходит, но потом закрывает глаза и пытается сфокусироваться на пустоте, представить темное небо, усыпанное звездами. И в его воображении одна звезда подмигивает ему, сияет и по красивой траектории падает на Землю, ему навстречу. Дин размышляет об этом, пока это не начинает ему сниться, и грань между реальностью и сном настолько тонка, что он ее не замечает.
***
Кастиэль остается с Дином три дня. Он съедает половину большой пиццы с анчоусами и грибами, заходит в «Гудвилл» и смотрит «Касабланку» в три часа утра, до этого заявившись к Дину на работу, чтобы проводить его до дома. Он бодрствует, глядя на экран, а Дин спит у него на груди, прижавшись к толстовке лицом и обняв Кастиэля за талию. Это все еще странно, но постепенно входит в привычку. Дин не знает, почему это его больше не волнует. И прежде чем заснуть, пока Хамфри Богарт оскорбляет нацистов, он думает, как же здорово, что сейчас толстовка пахнет не отдушкой, а звездами и озоном. Утром Дин потягивается, выпутывается из объятий Кастиэля, принимает душ и дочитывает последние главы просроченной библиотечной книги. А потом просыпается Кастиэль и требует завтрак.
– Тебе понравился фильм? – спрашивает Дин.
Кастиэль задумывается, бросая на пол катышки шерсти со своей одежды. Ладно. Возможно, скоро Дин научит его, как обращаться с пылесосом.
– Я до сих пор многого не понимаю, – отвечает Кастиэль.
– Это нормально. Я тебе помогу, – уверяет его Дин и говорит, чтобы он шел переодеваться. Сегодня они посетят библиотеку.
Накануне Кастиэль выбрал в «Гудвилле» новую одежду, которая подходит ему больше, чем вещи Дина. Он на несколько дюймов ниже, но у него есть мускулы, и швы на штанах Дина грозили разойтись – накачанным ногам требовались штанины пошире. Они нашли пару тренировочных штанов, призванных заменить пижаму, и пару джинсов. Кастиэль выбрал уродливый свитер с зигзагами, сказав, что они напоминают ему о ткачах, работающих на ручных станках, и у Дина не хватило смелости попросить его положить этот свитер обратно на полку. Затем Кастиэль взял футболку с логотипом обсерватории, потому что Дин рассказал ему о репортаже, показанном в новостях. Дин смеялся и покупал все, что выбирал Кастиэль, а потом заставил его нести пакет с обновками, объяснив, что теперь «это твое дерьмо».
После того, как они вышли из магазина, Кастиэль показал ему отпечатки-полумесяцы – следы ногтей на ладонях. Они успели поблекнуть – Кастиэль не повредил кожу, но Дин рассматривал эти следы с нескрываемым ужасом.
– Зачем ты это сделал?
– Я был слишком счастлив, – сказал Кастиэль, – и старался не сиять. Не хотел устраивать сцену.
Дин стоял, как громом пораженный.
– Я никогда ничем не владел, – продолжил Кастиэль. – Совсем. Одежда, в которой я прибыл… У меня никогда не было ничего своего. Того, чего мне хотелось, – он бросил взгляд на Дина и отвернулся, смутившись.
Дин его прекрасно понимал. Он помнил, какую радость чувствовал, когда раз в год ему покупали новую одежду, и как это было приятно, даже если эта одежда казалась новой только ему. Он погладил большими пальцами ладони Кастиэля, повел его в аптеку за мылом и дезодорантом, постарался не показывать своего недовольства при виде геля для душа с запахом кокоса и приобрел все, что пожелал Кастиэль.
Так что сегодня Кастиэль приходит в библиотеку в чистом, пусть и уродливом свитере, и пахнет, как ходячая реклама каникул на Гавайях. Он направляется в информационный центр и спрашивает про раздел, касающийся истории человечества. Библиотекарь смотрит на него дружелюбно и немного растерянно.
– История человечества? – уточняет она. – Вы имеете в виду социальные науки? Антропологию? Мировую историю и политику?
– Да, – подтверждает Кастиэль.
Они берут по билету Дина пятнадцать книг; некоторые посвящены эволюции человечества, некоторые – геополитике, среди них даже есть огромный атлас, чтобы Кастиэль мог показать Дину свои любимые места и рассказать о том, что он видел, пока ждал и наблюдал за оборотом Земли вокруг Солнца. Также они берут два комикса «Кельвин и Хоббс», потому что Дин считает, что они объясняют мировое устройство ничуть не хуже, чем все остальное. Кастиэль читает первый комикс в машине по дороге домой, хихикает, но не рассказывает, над чем смеется. Он переворачивает последнюю страницу, когда Дин подъезжает к своему парковочному месту.
– Ты уже прочитал весь комикс?
– Да, – пожимает плечами Кастиэль. И после прочитывает толстый том по эволюционной биологии за два часа, пока Дин сидит рядом на полу, опираясь на его колени, и читает об истории астрономии.
– А ты знал, – говорит Дин после долгого молчания, – что у древних египтян были звездные часы? Он могли весьма точно определять время. – Кастиэль издает звук, свидетельствующий об его заинтересованности. – Но также они верили, что звезды существовали на границе между нашим миром и загробным. И что душа могла превратиться в звезду после смерти, если была этого достойна. – Кастиэль ничего не отвечает. – Классно, да? – он смотрит вниз, а Кастиэль глядит вверх, на него, со странным выражением лица. – Кас?
– Классно, – откликается тот.
У Дина в кои-то веки выходной, поэтому он тратит немало времени на приготовление ужина. Он делает пасту, а для томатного соуса использует консервированные и свежие помидоры, свежий базилик, купленный днем в супермаркете (Кастиэля Дин оставил в машине – он пока не был готов объяснять, почему в природе существует пятьдесят видов хлопьев). Он режет хлеб, намазывает его смесью из масла и чеснока и подрумянивает в тостере, и хотя Кастиэль продолжает читать, каждый раз, когда Дин глядит на его, он оказывается все ближе, а потом откладывает книгу, встает позади Дина, пока тот готовит, практически прижимаясь к его спине, и заглядывает ему через плечо.
– У тебя хорошо получается, – с обожанием повторяет он. – Твои руки двигаются быстро, но не совершают ошибок.
– Э-э-э, – Дин притворяется, что его лицо покраснело из-за пара, идущего от кастрюли с пастой. – Спасибо.
Они едят за кухонным столом, как взрослые. Дин убирает с него журналы с машинами и счета, а после показывает Кастиэлю, как накрывать стол, куда положить вилки и как складывать салфетку.
– Все равно я собираюсь ее развернуть, – скептически заявляет Кастиэль. – какой в этом смысл?
С этим не поспоришь, но затем Кастиэль, откусив от чесночного хлеба, обмакнутого в домашний соус маринара, превращается в человекообразную лампочку.
– Приму это за комплимент, – говорит Дин.
После ужина они идут гулять, чтобы сразу не отрубиться на диване. Дин показывает Кастиэлю парочку мест по соседству, которые ему нравятся, а Кастиэль рассказывает, как они выглядят, если смотреть на них сверху. «Это поразительно, – думает Дин, – встретить кого-то, кто многое повидал, но никогда не видел того, что видел ты. И наоборот». Дин не считал себя интересным человеком. Но благодаря Кастиэлю он чувствует, что ему есть что сказать. По возвращении домой они продолжают разговаривать. Они беседуют, пока чистят зубы – через дверь, потому что у Дина осталось кое-какое понятие о границах. А потом он откидывается на подголовник кровати, Кастиэль усаживается у него в ногах и спрашивает, чем так важна плотность ткани.
– Понятия не имею, – Дин пожимает плечами. – Тем больше нитей на дюйм, тем она мягче? Или она стирается лучше. Думаю, в моих простынях всего пять нитей на дюйм.
Он почти не удивляется, когда Кастиэль вытягивается на другой половине кровати, трется лицом о простыни и светится.
– Они приятны на ощупь, – говорит Кастиэль, укрываясь одеялом и прижимаясь к боку Дина. Тот выключает свет. Темную комнату освещает лишь свечение Кастиэля. На кровати все чувствуется совсем по-другому, чем на диване. Дин не понимает, почему. Дин не… У него никогда ни с кем такого не было. Он встречался с разными людьми, потому что он не монах, но тогда все ощущалось не так. Теплый, надежный Кастиэль дышит ровно и медленно. На нем футболка Дина, хотя теперь у него есть собственная одежда. Дин не знает, разрешены ли подобные отношения со звездой. Или существует небесный наблюдатель, который оторвет Дину голову даже за мысли об этом? За то, что он лежит рядом со звездой в темноте и хочет прижать Кастиэля ближе к себе, бедром к бедру, хочет уткнуться носом в его волосы и так заснуть. Хочет оставить его себе, проснуться рядом с ним и повторить все с самого начала. Дин не перестает беспокоиться и тогда, когда Кастиэль перекатывается, не просыпаясь, закидывает ногу на ногу Дина и прижимается к его бедру. Ему удается погрузиться в сон только через час.
Когда он просыпается, вторая половина кровати холодна и пуста: Кастиэль снова исчез. Его одежда, как и прежде, аккуратно сложена на диване, а плащ пропал из шкафа в коридоре. Дин шатается по квартире в тишине, трогает стены кончиками пальцев, убеждает себя, что Кастиэль вышел за пончиками или еще чем-нибудь. Он ждет, а потом звонит в библиотеку, «Гудвилл» и некоторые другие места. Никто не видел темноволосого мужчину в плаще. Никто не видел Кастиэля.
Дин уходит на работу и после закрытия ждет десять минут, надеясь, что Кастиэль придет за ним, как в прошлый раз. После он практически бежит домой, воображая, что замерзший Кастиэль сидит на крыльце и с нетерпением ожидает его появления. Но на крыльце никого нет. Нет никого и в квартире на следующее утро, когда Дин встает. Никто не приходит днем или до, во время и после его смены в баре. Дин не желает обижать Джо, поэтому ничего ей не говорит, пока она не задаст вопрос. Джо смотрит на него сочувственным взглядом и осторожно расспрашивает, но он не знает, что сказать в ответ. Может быть, «Я встретил кое-кого». А потом он ушел. Дин словно оцепенел и чувствует себя глупо. Если он решил, что в прошлый раз было плохо, то сейчас во сто крат хуже: тогда он не знал, каково это, когда рядом лежит Кастиэль и прижимается к нему. У него не было этой информации. Дин возвращается домой, залпом выпивает полбутылки виски и засыпает на диване перед телевизором. Утром он пытается встать, но ноги не слушаются. На мгновение Дина охватывает страх – он все-таки допился до паралича, но потом он понимает, что на нем развалилась звезда и спит, неярко светясь и тихонько посапывая. Кастиэль тяжелый, и ноги Дина онемели. Он долго смотрит на Кастиэля, а затем переводит взгляд на потолок и на того, кто находится где-то за ним, на самом верху.
– Спасибо, – шепчет Дин. – Спасибо.
И он абсолютно искренен.
***
Кастиэль проводит с ним целый день, а после опять исчезает. Возвращается следующим вечером. Остается на два дня и вновь уходит. А потом остается на целых четыре дня, четыре восхитительных дня, за которые Кастиэль успевает прочитать все взятые из библиотеки книги, берет новые и спит рядом с Дином, как теплый и идеальный ночник. А в один из вечеров он идет вместе с Дином и Сэмом в любимый тайский ресторан последнего, недалеко от его колледжа. Кастиэлю ресторан очень нравится, и они с Сэмом всю ночь говорят об астрофизике, а Дин улыбается, перебивает их и таскает лапшу с их тарелок. Потом Кастиэль заставляет Дина отвести его в зоопарк. Дин никогда не был в местном зоопарке, хотя он помнит, что ходил туда в далеком детстве, когда их семья жила в Канзасе. В этот раз все немного иначе, мягко говоря. Для начала, Кастиэль может общаться с любыми животными: они с подозрением подходят к заборам из цепей и прутьям клеток, а затем начинают волноваться, издают причудливые звуки, пытаясь добиться, чтобы Кастиэль возложил на них светящиеся звездные руки. Ни одно животное не способно устоять перед ним. Дину приходится уговаривать его не ходить к клеткам приматов и больших кошек, настаивая, что в этом случае их выгонят из зоопарка. Но он позволяет Кастиэлю просунуть пальцы сквозь решетку вольера красной панды. Та урчит, когда Кастиэль гладит ее хвост. В вольере с ящерицами змеи подползают к стеклу и прижимаются к нему в надежде подобраться поближе и получить от Кастиэля хоть немного тепла.
– Просто сумасшедший дом, – бормочет Дин. – Ты для них как магнит.
– Они знают, кто я такой, – говорит Кастиэль. – Их труднее одурачить, чем людей.
Дин покупает попкорн. Они садятся на лавочку около утиного пруда. Пара уток подплывает к ним в происках еды и, учуяв Кастиэля, устраиваются на его ногах утиным одеялом, по крайней мере, на несколько минут забыв о попкорне.
– Это действительно сумасшествие, – качает головой Дин, – тебе следует работать специалистом по поведению животных.
– Ты считаешь, что я должен работать? – с любопытством спрашивает Кастиэль. – Ты хочешь, чтобы занимался именно этим?
– Ну, я не знаю. Ты же звезда. Это твоя работа, верно?
– Это то, что я есть. Не уверен, что это то же самое.
Дин много размышляет о словах Кастиэля, когда на следующее утро тот исчезает и не подает о себе вестей целых пять дней. Раньше он не пропадал так надолго. Дин беспокоится, что он все испортил, задел чувства Кастиэля и заставил поверить, что он дармоед и обуза, и что он не приносит пользы. Дин казнит себя и, сидя на диване, закрыв лицо руками, думает, что он будет делать, если Кастиэль решит, что оно того не стоит, что он устал играть в человека, что Дин придурок, и небо лучше, чем земля. А вдруг Кастиэлю уже стало скучно? А потом одним утром Кастиэль заползает в его кровать. Дин еще не вынырнул окончательно из терзающих его кошмаров. Кастиэль прикладывает ухо к его груди, будто слушая биение его сердца. Дин закрывает глаза и пытается не сорваться на истерический смех, когда Кастиэль начинает напевать ему в ребра мелодию его звонка, и это все еще «Все одинокие леди». Проходят дни, и Дин наконец решается высказать все Кастиэлю. Он должен это сделать.
Он ведет Кастиэля в закусочную, потому что они давно туда не ходили, и пока Кастиэль ест луковые кольца с его тарелки, Дин говорит:
– Для меня это сложно, – он вертит пуговицу на куртке и старается не смотреть на Кастиэля, – когда ты уходишь.
Кастиэль перестает жевать. Дин слышит, как он давится большим куском лука и хлопает его по спине. Глаза Кастиэля расширены от удивления, и он совсем не светится.
– Я просто чувствую, – неловко продолжает Дин, желая, чтоб под ним разверзлась земля, – что когда ты уходишь, я не знаю, собираешься ты вернуться или нет.
– Дин, прости.
– Тебе не нужно извиняться, – возражает Дин, хотя он благодарен Кастиэлю за то, что тот не хочет причинить ему боль, даже если этим все в итоге и закончится. Дин ценит стоящие за извинением эмоции. – Для меня это в новинку, понимаешь? А у тебя есть свои звездные дела. Я лишь хотел сказать тебе все это на случай, если начну вести себя странно. Хорошо?
– Хорошо, – произносит Кастиэль и добавляет оборонительно: – Но я всегда возвращаюсь.
Дин глядит на него пристально.
– Кас…
– Пока ты этого хочешь. И я буду оставаться с тобой так долго, как ты пожелаешь. И если ты предпочитаешь, чтобы я никуда больше не уходил, я не уйду, – Кастиэль съедает еще одно луковое кольцо, словно он только что все исправил, ура. У Дина кружится голова.
– Нет, все в порядке, – медленно произносит он. – Когда тебе это нужно, ты можешь уходить. Делай то, что должен. Но это приятно, – он берет Кастиэля за руку и переплетает их пальцы, не то, чтобы теряя свою невозмутимость, а метафорически вышвыривая ее из окна машины. Дин не думает, что будет по ней скучать. – Приятно знать, что ты вообще испытываешь желание вернуться.
– Конечно, – заверяет его Кастиэль. – Я уже говорил тебе, что у меня никогда не было чего-то своего. Того, чего мне хотелось. Эта планета сделала миллиарды оборотов вокруг Солнца, прежде чем я увидел тебя, – сообщает Кастиэль и шумно отхлебывает из стакана с газировкой. – Я никогда и никого не желал так сильно, как тебя.
– Господи Иисусе, – Дин не может дышать. Его голова становится легкой, как воздушный шарик.
– Я все еще не понимаю, что это значит.
– Кас, можно я тебя поцелую?
– Да.
Дин склоняется к нему и притягивает к себе за отвороты толстовки. И внезапно Кастиэль роняет луковые кольца и хватает Дина за волосы, тянет за них, и приоткрывает губы, и – аллилуйя – они обжимаются у всех на виду на стоянке закусочной. Кастиэль забирается Дину на колени и издает потрясающие звуки, почти такие же, когда он открывает для себя новые блюда или обнаруживает на подушке прохладное место. Дин вылизывает его рот и обнимает за талию, притискивает к себе, потому что он все еще недостаточно близко. Кастиэль устраивается на бедрах Дина и стонет. Его глаза широко распахнуты, губы порозовели, а руками он продолжает цепляться за волосы Дина, излучая свет и сияя как разогретая духовка.
– Э-э-э, – предлагает Дин. – Поехали домой?
– Да, – Кастиэль вновь склоняется к нему и ласково целует, расслабляет пальцы и благоговейно гладит его по щеке. – Я много раз видел, как люди занимаются этим. И мне всегда было интересно, почему. Сейчас…, – он трется о бедра Дина и счастливо вздыхает, – сейчас я это знаю.
– А ты видел другие … вещи? – спрашивает Дин.
– О, я видел кучу всего, – отвечает Кастиэль.
Домой Дин едет очень быстро.
***
Позже, когда Кастиэль лежит рядом с ним, голый и расслабленный, и сияет так ярко, что Дин боится получить ожоги, звонит телефон. Дин игнорирует его, пока Кастиэль не начинает подпевать мелодии.
– Господи, за что? – жалуется Дин, ни к кому не обращаясь, перекатывается на Кастиэля, и тот тихо вскрикивает и извивается под ним как рыба, что очень отвлекает, и берет телефон с прикроватного столика. Звонит Сэм. На мгновение Дину кажется странным отвечать на звонок, лежа голым в кровати, да еще и в процессе… – Кас, – тянет он, когда тот перемещается к его бедрам, а потом с сожалением выскальзывает из его объятий и шлепает в гостиную, по-прежнему голый, но, по крайней мере, он уже ничем таким не занимается. Это справедливо. Дин нажимает на «ответить», когда телефон почти перестает звонить.
– Приятель, – говорит он. – Ты очень невовремя.
– О Боже, – выдыхает Сэм. – Ты ведь не… Со звездой, Дин? – Его голос звучит так, словно он злится и веселится одновременно. – Дин, он тут впервые. Не развращай его.
– Ты шутишь? Сэм, ты понятия не имеешь. Он научил меня вещам, которые я никогда…
Сэм бросает трубку.
И перезванивает тридцать секунд спустя. Тем временем Кастиэль выходит из спальни и садится на диван, обнаженный, сияющий как свеча и отбрасывающий теплые тени. Ух ты. Эго Дина взлетит до небес. Когда снова раздается мелодия, Дин тут же отвечает:
– Ты все еще краснеешь? Если что, я не шутил.
– Пошел к черту, – беззлобно произносит Сэм. – Я звоню, чтобы ты включил телевизор. Тебе не помешает кое-что увидеть в новостях.
Дин находит пульт, и телевизор оживает как раз в тот момент, когда ведущий заканчивает рассказывать о погоде. На экране появляется небольшая схема и слово «СЕНСАЦИЯ», написанное истерическими заглавными буквами. Ведущий поворачивается к камере с уморительно серьезным лицом.
– Вчерашняя история получила неожиданное развитие, – торопливо бормочет он, – Необычайный местный феномен озадачил ученых. Все увеличивающееся количество падающих метеоритов…
– Господи, – Дин задыхается от смеха и слышит, как на другом конце провода смеется Сэм. – Боже, Кас, ты – необычайный местный феномен.
– Спасибо, – Кастиэль щурится, и его сияние тускнеет. – Наверное.
– Ох, детка.
– Брр, – весело комментирует Сэм и прощается.
Дин усаживается рядом с Кастиэлем, и они смотрят репортаж и новое интервью с бородатым ученым из Обсерватории, который выглядит так, словно он несколько дней рвал на себе волосы. После интервью показывают рекламу об усыновлении животных. Интересует она только одного Кастиэля.
– Я должен поговорить с ними, – заявляет он. – С учеными. Успокоить их.
– Не уверен, что это хорошая идея, – Дин думает о Е.Т., «Секретных материалах» и всех существующих фильмах про инопланетян. – Люди не всегда положительно реагируют тех, кто …
– Иной, чем они.
– Особенный, – поправляет Кастиэля Дин и целует его в плечо. – Удивительный.
Кастиэль ослепительно вспыхивает, а потом снижает яркость свечения и отводит руку Дина от его лица.
– Я желал бы попробовать, – настаивает он. – Мне бы не хотелось, что бы люди боялись зря.
Так что на следующее утро Дин, против своей воли, везет Каса в Обсерваторию и паркуется на стоянке для посетителей перед планетарием и научным центром. Перед визитом в Обсерваторию Кастиэль причесался и надел свой уродливый свитер. Он сжимает руку Дина и говорит: «Все будет в порядке». Они заходят внутрь через вход для посетителей, и Кастиэль просит позвать доктора Ширли, бородатого ученого из новостей. Утверждает, что это важно.
– Доктор Чак? – переспрашивает охранник. – Он в лаборатории. Отправить сообщение ему на пейджер?
– Да, пожалуйста, – произносит Кастиэль.
Когда доктор Чак спускается вниз, кажется, что он вступил в поединок с чем-то ужасным и выдержал три раунда. Он выглядит еще хуже, чем на экране телевизора. У него темные круги под глазами, и направляясь к Дину и Кастиэлю, Чак путается в ногах. Он протягивает руку для пожатия, и Кастиэль скованно пожимает ее.
– Приятно познакомиться, доктор Чак.
– Взаимно, – отвечает Чак с недоумением и таращится на Кастиэля. – Вы хотели задать мне какой-то вопрос?
– Есть в этом здании комната без окон?
Кастиэль и Чак заходят в одну и аппаратных, а Дин сидит в коридоре снаружи и следит, чтобы никто им не помешал. Под дверью разгорается яркий свет, после раздаются взволнованные крики, которые затем переходят в более спокойные крики, и начинается тихий разговор. Дин особо не прислушивается, разве что, чтобы убедиться, что Кастиэлю не нужна помощь. Полтора часа он читает книгу о древних египтянах, а потом дверь распахивается, и выходит Чак с остекленевшим от сильного волнения взглядом. Он пышет энтузиазмом.
– Спасибо за понимание, – говорит Кастиэль.
Чак поворачивается к нему и этот раз он пожимает его руку так, словно она сделана из стекла и прикасаться к этому стеклу – великая честь.
– Спасибо, – шепчет он с обожанием.
Про себя Дин думает, что повторяется история с зоопарком.
– Прошу, обдумайте мое предложение.
– Непременно.
– Что это было? – спрашивает Дин, когда они идут к машине.
– Он хотел бы, что бы я взглянул на его карты. Его расчеты верны, но они… немного приземленные, – Кастиэль хмурится и внезапно улыбается. – Он сказал, что заплатит мне за консультацию. Я мог бы сводить тебя в закусочную.
– Кас, ты настоящий?
– Не думаю, что понимаю этот вопрос.
Этой ночью, когда Кастиэль светится так ярко, как никогда прежде, сияющий и великолепный, и, Господи, такой красивый в созданном им самим свете, и его кожа под пальцами Дина теплая и реальная, а ореол размывает окружающий мир, Кастиэль склоняется к нему и говорит тихим шепотом: «Когда-нибудь я заберу тебя с собой». Теперь Дин понимает, что это значит. Понимает, что Кастиэль имеет в виду дуат – загробную жизнь, огромный темный небесный ковер. Стать звездой или находиться среди них, вечно наблюдать, кружить по миру и видеть все, падать в хвосте комет на Землю и подниматься вновь. Бесконечно. Дин не знает, как это возможно. Не знает, возможно ли это в принципе. Осознает, что должен испытывать страх перед всем этим, но он не боится. Кас ждет с закрытыми глазами, касаясь губами его ключицы и дрожа. Дин прижимается к нему – близко, еще ближе – и шепчет: «Да».
