Капитану всегда приходится принимать сложные решения. Послать человека в десант на планету-пустыню, зная, что иначе нельзя обнаружить потерявшуюся экспедицию археологов, когда луч сканера не смог бы пробиться через плотную завесу гравии-поля планеты; приказать починить варп-ядро изнутри, когда иного выхода не было; прыгнуть из космоса в атмосферу на неустойчивую платформу планетарного бура – это все то, что проверяет капитана на прочность как самого, так и всю команду. Звездолетчик в космосе может рассчитывать только на себя и на своего капитана, если нет доверия – нет и жизни как самому, так и всем на корабле.
Корабль – одна большая семья, где отцом является именно капитан, где его слово – закон в последней инстанции, где жены, братья, сестры и прочая родня, как в семье с крайне строгим воспитанием, подчинится решению беспрекословно и моментально. И когда в семью приходит беда, именно капитан, как старший, как тот, на чьих плечах все и держится, обязан принять правильное решение и помочь тому, кто попал в беду.
Кирк терял людей не раз: первого человека, родного отца – едва появившись на свет, лучшего друга – чуть позже, подчиненных – еще позже. Казалось бы, слишком много для одного, но нет, Кирк не отступал, всегда шел только вперед, не раздумывая над отступлением.
Он сцепил зубы, когда с Земли сообщили о смерти Сэма, старшего брата, не стал долго горевать от гибели адмирала Пайка, стараясь забыться в работе, мог, глядя в глаза вдове и осиротевшему ребенку сообщить о том, что муж, отец семейства пал в бою, что до конца исполнял свой долг, что… Это бы не вернуло любимого мужа и любящего отца, не помогло бы понять, что жена, сестра, любимая, наконец, сами выбрали такую профессию, сами полетели в космос. Это просто было частью жизни, частью чего-то большого, общего, что решало судьбу Федерации, помогало налаживать мир. Но как можно было произносить сухие слова соболезнования, понимая в душе, что Федерации не было никакого дела до отдельно взятых людей во Флоте, что энсин Смит или лейтенант Веннер случайно упали в пропасть на исследуемой планете, что одного поразила неизвестная болезнь, а вторую сгубило любопытство и семена каких-то растений?
На корабле рисковали все и каждый миг. Биологи изучали инопланетные лишайники, генетики разбирали чужеродные ДНК, вся служба безопасности была как проклята – в ней смертность была выше всего из-за особенностей работы, наконец, от потери не был застрахован даже коммандер, первый помощник капитана, лишившийся не только матери, но и целой планеты, родного дома. Что и говорить, обычная судьба звездолетчика – смело идти туда, куда не ступала нога человека, искать неприятности и ценные минералы, находить мирные расы и смерть во мраке и пустоте.
Кирк любил свою работу даже в такие моменты, когда приходилось сообщать подчиненным горькие известия. Это часть его ответственности, он мог разделить горе с офицером или дать время побыть одному, но он всегда был рядом, чтобы просто дать человеку понять – он капитан, но к нему можно прийти в любое время, попросить о помощи, просто поговорить. Пусть никудышный психолог, но он сам знает о смерти больше, чем кто-либо мог себе представить. Не в отце дело, его он совсем не знал. Дело в преследовании его самого старухой с косой. Его рождение было отмечено печатью смерти, он обязан был либо сломаться и наложить на себя руки еще подростком, либо сцепить зубы и бежать вперед без оглядки, потому что идти шагом, чувствуя за спиной ледяное дыхание смерти, было слишком страшно.
Но одно дело терять самому, другое – сообщить о потере другому, другу, тому, кто стал ближе родного брата, отца и матери вместе взятых.
Кирк с трудом разлепил глаза и проморгался, еще во сне услышав сигнал в дверь каюты.
- Свет, - хрипло приказал он компьютеру, рывком отбросив от себя одеяло и сев на кровати, протирая глаза. – Время.
- Бортовое время 0200, - сообщил компьютер.
Сигнал повторился.
- Войдите, - Кирк поднялся и накинул на себя халат, стараясь одновременно пригладить вставшие торчком волосы.
Его бы не стали будить в такое время, если бы что-то не произошло.
- Капитан, разрешите войти? – в проеме оказалась Ухура, непривычно по-строевому вытянувшись в струну и заложив руки за спину.
- Входите, - разрешил Кирк. – Что случилось, лейтенант? – спросил он, чувствуя холодок по хребту. Ухура давно должна была спать и видеть седьмой сон, сейчас даже не ее смена, но если она оказалась в каюте капитана, значит, дело было дрянь, значит, случилась какая-то беда.
- Капитан, простите за… - она запнулась и судорожно вдохнула воздух. Кирк и вовсе нахмурился.
- Что случилось, Нийота? – повторил он, смягчив тон голоса.
- Сообщение от Звездного Флота, сэр, - она задрожала губами и протянула ему падд, часто моргая и едва сдерживая слезы. – Я задержалась на смене, - начала она, чтобы как-то занять неловкую паузу, возникшую тогда, когда Кирк включил падд и увидел первое же слово в сообщении. – Я знаю, это нарушение, но… Я приняла сигнал от Флота, капитан, и я… Я должна была сказать это Вам первому.
- Спасибо, - пробормотал Кирк, читая новости с Земли и теряя под собой опору почти в буквальном смысле слова. Когда-то давно такие новости доставлялись в руки на бумаге, отмеченной траурной рамкой, теперь же адресат получал подобное в виде голо-письма или электронной почты безо всяких рамок, даже название было довольно обычным, но глаз зацеплялся на ничем не отличающиеся шрифтом слово «гибель» от других в общей массе таких же горьких слов, как будто разум сперва вычленял именно это, а потом начинал соображать, о чем вообще речь.
В похоронке, сухим дипломатическим слогом сообщалось о том, что один из офицеров Звездного Флота отныне стал…
Кирк стиснул пальцы на падде и взглянул на Ухуру.
- Капитан? - она чуть вздернула подбородок, влажно блестя глазами.
- Я передам ему, - Кирк позволил себе кивнуть ей. – Идите спать, лейтенант, уже очень поздно.
- Спокойной ночи, сэр, - пожелала она прежде, чем резко развернуться и почти выбежать из его каюты.
Кирк тяжко вздохнул, понимая, что ночь вряд ли будет спокойной после такого, что вряд ли и сама Ухура, принявшая новость, сможет уснуть, не выплакавшись в подушку, что утром ее глаза будут опухшими от слез и она будет прятать их, но не сможет пойти в лазарет, потому что… потому что просто не сможет.
Новость о похоронке было принято доставлять сразу же, не тянуть до утра или окончания смены. Так было бы проще – рубить с плеча, сразу дать человеку понять, что ему заменят на время траура, что ему теперь, оглушенному, но не одинокому среди друзей и коллег, всегда найдется место на приеме у корабельного психолога, что команда в любую минуту и даже секунду поддержит – кто словом, кто похлопыванием по плечу, кто просто объятиями, а кто и стаканом с алкоголем.
Это жизнь, это космос, они тут все – единый организм, все равно уйти некуда, так что интровертов в космосе и нет.
Но… но все равно…
- Компьютер, - обратился Кирк, принимаясь одеваться, - определить местонахождение доктора Маккоя.
- Доктор Маккой у себя в каюте, - немедленно ответил компьютер.
- Два ночи, конечно, он у себя в каюте, - пробормотал Кирк, натягивая сапоги и плеская в лицо водой, чтобы проснуться.
Нужно было принять душ, побриться, причесаться – такие известия капитан должен сообщить с глазу на глаз, но выглядя, как капитан звездолета, а не как приятель с попойки, но Маккой был не просто подчиненным, Маккой был лучшим другом, которому было глубоко наплевать на то, сколько растительности на морде капитана и как там уложена его шевелюра в два часа ночи.
И все-таки…
Кирк с раздражением сорвал с себя одежду и обувь, зашел в душ, быстро освежился, тщательно выбрил лицо, почистил зубы, взглянул на отражение в зеркале и пригладил высушенные волосы. Он капитан, в конце концов. Он обязан следовать ритуалам в таком деле. В каком-то смысле можно было изредка нарушить Первую директиву, но не это.
Потом можно будет вернуться к себе, постучать кулаками в стены, хоть это ничего бы не изменило, потом можно было бы хоть налысо обриться, но это потом.
Кирк снова оделся, обулся и взял падд, принесенный Ухурой.
Он точно знал, как сообщать такие вести, он сам не раз приносил их жертвам атаки Нерона или Хана, но тогда это были семьи тех, кого Кирк почти не знал, тогда перед ним были чужие люди, слушающие сухие слова соболезнований капитана звездолета, но сейчас это был близкий друг. Вот только для друга слов почему-то не находилось.
Читать второй раз похоронку он не стал.
- Да? Что? – Маккой появился на пороге каюты таким же встрепанным и полусонным, как и мог выглядеть человек, еще пару секунд назад видевший сны и разбуженный, чтобы немедленно начать заниматься раненным или умирающим пациентом. – Джим, два часа ночи! – возмущенно, но приглушенно поморщился он, увидев Кирка при полном параде в ночное время. – Если никто не решил проветрить перед сном каюту, открыв иллюминатор, для срочных операций есть ночная смена, - Маккой отмахнулся от него обеими руками и прошел внутрь каюты, впрочем, только делая вид, что намерен снова лечь спать, на деле же приготовившись выслушать какой угодно рассказ – от разбитого в очередной раз сердца капитана до внезапной беременности Спока.
- Лейтенант-коммандер Маккой, - начал Кирк, чувствуя, что сам не выдержит всего этого сухого тона, этой речи, новости, которую обязан сообщить, - с прискорбием вынужден сообщить Вам о гибели Вашей бывшей жены Мириам и Вашей…
- Джим, - Маккой, до этого медленно поднявшийся при первых же словах уставного обращения, затряс головой и даже заткнул уши ладонями, не желая ничего слушать.
Кирк послушно замолчал, ожидая, когда снова можно будет договорить, продолжить устное убийство друга и растерзание его души и сердца.
- Джо? – Маккой с надеждой взглянул на Кирка, не знающего, как стоять, куда деть руки, куда смотреть и как смотреть. – Джим, где Джоанна? Она в порядке? – повторил он, убрав руки от ушей и ухватив Кирка за плечи.
- Мне очень жаль, Леонард, - прошептал Кирк, качая головой и не смея отвести взгляд.
Маккой отшатнулся от него.
- Не-е-ет, - протянул он. – Это какая-то ошибка. Этого не может быть, Джим. Там просто ошиблись.
Кирк молча прошел в маленький кабинет и вытащил из ниши бутылку виски и два стакана. Доктор держал у себя не только медицинскую сумку на всякий случай, но и стратегический запас настоящего алкоголя для расслабления души и тела.
Горько было думать, что лекарства в таком состоянии помогли бы лучше, чем виски, но если и пить, то не синтетическую реплицированную дрянь, имеющую общность с настоящим напитком только запахом и цветом, а настоящий виски, чтобы напиться, чтобы было не так больно.
Плеснув немного в стакан, Кирк вернулся в спальную зону каюты и протянул жидкое лекарство другу, находившемуся в состоянии ступора от стресса.
- Боунс, давай, - Кирк не стал ждать, когда друг придет в себя, вместо этого он поднес стакан к его губам. – Выпей.
Но вместо того, чтобы выпить виски, Маккой вдруг уверенно отодвинул руку Кирка, как будто очнувшись от транса, совершенно сухими глазами глядя в его глаза.
- Что с моей дочерью? – четко произнес он.
- Она… погибла, Боунс, - ответил Кирк, ожидая начала истерики с минуты на минуту. – Кто-то или что-то напало на Вояджер, следовавший курсом на Базу 10…
- И? – поторопил Маккой.
Кирк вздохнул.
- На корабль что-то напало у самого подлета к Базе, - продолжил он. – Что-то… неизвестное, Боунс. спутники слежения засекли какую-то тахионную волну, прошедшую мимо Базы. Она появилась из ниоткуда и прошла в никуда, пролетев пару парсеков.
- Дальше.
- Когда с Базы поднялись шаттлы, Вояджер был… - Кирк запнулся, вспомнив текст сообщения во всех подробностях. – Корабль был смят чудовищной силой. Произошла мгновенная разгерметизация, пассажиры были… Они не мучились, - Кирк перевел дух, пытаясь преподнести новость как-то поделикатнее, хотя это было чрезвычайно сложно.
- Это клингоны? – уточнил Маккой.
- Нет, это не клингоны, - вздохнул Кирк. – И не ромуланцы. Это был не корабль, просто некая волна неясного происхождения.
- Это все?
Кирк оглядел друга – глаза сухие, руки не трясутся, голос не дрожит. Если не знать, что Маккой только что не только овдовел, но и лишился ребенка, можно с уверенностью сказать, что он в полном порядке, хоть сейчас может оперировать, но…
- Я могу побыть…
- Не нужно. Если это все, тогда спокойной ночи.
- Леонард.
- Все, Джим, выметайся.
Кирк взглянул на стакан на столе, гадая, в какую стену он влетит спустя какое-то время, но спорить не стал и покинул каюту, но не уйдя к себе, а встав у двери, недостойно капитана подслушивая, хоть ничего и не слыша.
Это было странно, потому как утром Маккой вышел из каюты тщательно выбритым, причесанным, как обычно, хмурым, тоже как обычно, и ворчливым на все на свете.
- Капитан, можно на два слова? – попросила Ухура Кирка, поймав его в столовой.
- Я сказал, если ты об этом, - вздохнул тот, - но сама видишь, он в шоковом состоянии, не верит в случившееся.
- Я никому не говорила, но люди не глупые, все, кто был на мостике, знают о произошедшем, - Ухура подсела за его стол и даже наклонилась поближе, чтобы не услышали слишком любопытные уши посторонних. – Никто ничего не скажет, но мы тоже не знаем, как реагировать. Его нельзя допускать до службы, - продолжила настаивать она. – Он в таком состоянии, что может просто не справиться.
- И что тогда? – уточнил Кирк. – Отстранить с формулировкой: «Боунс, теперь ты вдовец и отец, потерявший ребенка – поплачь пока в уголке, а за тебя отработают другие»?
Ухура неодобрительно поджала губы.
- Мы все должны что-то сделать, - нажала она. – Но для начала выразить соболезнования, как-то вывести его из раковины отчаяния. Ты видишь, что с ним? – кивнула она на замершего у репликатора доктора, пустыми глазами смотревшего на аппарат и вздрогнувшего только тогда, когда к нему обратился Чехов с предложением помощи.
- Я убью его приказом об отстранении, Нийота, - прошептал Кирк. – Я рядом, я буду рядом в любой момент, когда он сорвется и примется все крушить, когда решит напиться или впрыснуть себе лошадиную дозу снотворного, но я не знаю, что делать сейчас. Давить, пока не сломаю? Причинять боль напоминанием о том, что ему нужно готовиться к похоронам? Я сообщал родственникам погибших офицеров, но это другое, это совсем не то.
- Просто скажи, что делать нам, как себя вести? – попросила Ухура.
- Без шепотков в спину и сочувствующих взглядов до поры до времени, - распорядился Кирк. – Его мир рухнул, он стоит на его обломках и пока не верит в произошедшее, но он сорвется, вот тогда мы все будем рядом.
- А его работа?
Кирк тяжко вздохнул, не зная, что сказать.
- Он доктор и он профи, так что…
- Какого черта происходит, Джим? – перебил его подошедший к ним Маккой с крайне раздраженным видом. – Мне теперь все время каждый встречный будет выражать сочувствие?
Вот и все, подумал Кирк. Ситуация упущена и не Ухура тому виной.
- Леонард…
- Уже не Боунс, а Леонард? – поднос грохнул о стол – люди в столовой очень постарались сделать вид, что не заметили начала нервного срыва коллеги.
- Ладно, прости, - Кирк миролюбиво поднял руки вверх. – Боунс. Конечно, Боунс. Мы все переживаем за тебя, Боунс.
- Я знаю, - зашипел Маккой, - но, черт возьми, Джим, чем я отличаюсь от тех семей, которые теряют своих детей? Я особенный, потому что я твой друг и коллега всех членов экипажа?
- Боунс…
- Что? Или я не прав?
- Боунс, это…
- Я в порядке! – рявкнул Маккой на всю столовую. – Хватит меня опекать!
- Тебе нужно на Землю, Леонард, - тихо вставила Ухура. – Сегодня же.
- Нет, - коротко ответил Маккой, после чего развернулся и вышел из столовой.
- Он скорее разнесет лазарет, чем примет помощь, - пробормотал Кирк, потеряв аппетит и встав из-за стола. – Свяжись с командованием, передай, что доктор Маккой сегодня вылетает на Землю, чтобы принять участие в панихиде.
- Есть, сэр, - кивнула Ухура.
- И… - Кирк обвел глазами офицеров, зная и понимая, что не со зла каждый из них хотел искренне поддержать несчастного отца, потерявшего дочь. Можно было говорить и думать что угодно про ворчливого руководителя медслужбы, но люди в самом деле ценили доктора Маккоя не только как специалиста в своем деле, но и как человека, всегда готового прийти на помощь в любой момент, в любой ситуации, рискуя своей жизнью и карьерой. Наверное, только доктор и мог сказать в глаза самому капитану, какой он временами раздолбай. Наверное, теперь очередь самого капитана сказать судовому врачу, что есть время работы и есть время скорби. И не беда, если доктор решит, что с него хватит космоса и приключений на свою и чужие задницы, и что пришло время осесть на Земле. Не беда для него самого, но большая потеря для Флота и лично Кирка, но… это жизнь, просто жизнь, от потерь никуда не деться. Как ни печально, но даже Кирк не может бросить все дела и остаться поддерживать друга и падения в бездну отчаяния – Маккой это тоже понимает, он человек умный.
- Капитан? – напомнила о себе Ухура, когда пауза слишком затянулась.
- Это все, лейтенант, - решил Кирк, покинув столовую.
Может, этого и следовало ожидать. Именно этого – переломного момента, когда Маккой вдруг резко перестал ворчать и попросту замолчал.
Он молчал, когда Кирк сообщил ему о том, что его примет База 14 и доставит звездолетом Пегас к Земле, он молчал, когда Кирк заверил его в том, что сам лично прилетит ко дню похорон и вся команда Энтерпрайз поддержит своего коллегу, он молчал и тогда, когда поднимался на борт шаттла, следующего к Базе 14, наверняка молчал и на пути к Земле. И он промолчал всю панихиду на самой Земле, бездумно глядя перед собой сухими глазами, бросив комок земли на гроб Джо, не проронив ни слова, ни слезы, когда укладывал цветы на ее могиле, так же не став оставаться на поминальный обед.
- Хочешь побыть один? – тихо спросил Кирк, не зная, как подступиться к другу, слишком оглушенному последними событиями.
- Нет, - тихо ответил Маккой, покачав головой. – Не здесь.
- Можем полететь ко мне, если хочешь.
- Куда? В Айову?
- Не хочешь?
Маккой шумно вздохнул.
- Могу я теперь вернуться к своим обязанностям на корабле?
- Боунс… Леонард… - Кирк осторожно коснулся его руки. – Дай себе…
- Время? – перебил Маккой. – На что? На то, чтобы понять, что жена не только отобрала у меня все, оставив только кости, но теперь и… - он замолчал, не договорив.
Жена ушла, забрала дочь, вспомнил Кирк. Жена оставила только кости. Теперь же жена ушла навсегда, причем захватив и дочь туда, откуда не возвращаются. Едва ли теперь имеет значение, есть ли кости или нет.
Он будет винить жену и себя в том, что случилось с дочерью, он иначе не смог бы – кто-то же должен быть виноватым.
- Переведи дух, - посоветовал он. – Я не говорю об отстранении, только о передышке. Дай себе время прийти в себя. Ты же доктор, ты понимаешь, что я просто не имею права допустить тебя к выполнению обязанностей на корабле.
- У меня дрожат руки? – Маккой вытянул свои руки вперед. – У меня помутилось сознание? Я перестал различать лица или забыл, как шить сосуды у андорианцев?
- Боунс…
- Я доктор, как ты правильно заметил, Джим, и я не намерен забиваться в уголок и лить слезы, предаваясь самокопанию.
- Ты только что… Ладно, прости. Хорошо, как скажешь. Если ты говоришь, что ты в норме, значит, я тебе поверю. Я не предложил бы бродить призраком по коридорам Энтерпрайз, я просил лишь дать себе какое-то время на передышку.
- Мне нужна работа, Джим, а не передышка. Я потерял дочь, а не потянул связки.
Кирк закрыл глаза и с силой растер лицо ладонями.
Маккой был в состоянии сильнейшего стресса, он реагировал на потерю слишком спокойно, даже говорил об утрате так равнодушно, что его хотелось отхлестать по щекам, чтобы разбить слой толстой скорлупы, куда он спрятался, чтобы не сломаться.
- Вот именно, Боунс, - подтвердил Кирк. – Я знаю, как ты любил дочь, поэтому я хочу, чтобы ты не просто сделал вид, что все в порядке и ты справишься со всем в одиночку. Я хочу, чтобы ты… ну, не знаю… проорался, напился до рвоты, чтобы ты отпустил.
- Джим, прости за откровенность, но ты ни черта не понимаешь, - устало вздохнул Маккой. – Ты лишился отца, когда только родился, я потерял дочь только что. У тебя нет детей, ты просто не поймешь, каково это – терять ребенка, пережить родную дочь.
- Я не пойму, но я понимаю, что тебе нужна помощь, - согласился Кирк, в самом деле никак не отреагировав на довольно злые слова. Ему в самом деле не было дела от отца, он его и не знал, но все равно каждый раз хотел дать в морду любому, кто напоминал ему о том, что он сын героя, что он должен был оправдать надежды отца гораздо раньше, быть гораздо лучше, прыгать выше, бегать дальше, реагировать быстрее. Его раздражало вечное сравнение Джорджа Кирка и Джеймса Кирка. Но чтобы злиться на отца, его для начала нужно было бы хотя бы знать…
- Если мне будет нужна помощь, я так и скажу, - уверенно заявил Маккой, поставив незримую точку во всем споре.
Многие люди забывались в работе после потрясений. Атмосфера, нервотрепка, стрессы другого рода – это способствовало тому, чтобы не сойти с ума в четырех стенах, воя от беспомощности и душевной боли.
В ситуации с Маккоем было еще хуже.
Броня неприятия проблемы лишь нарастала по мере того, как доктор продолжал работать, не замечая, как сходит с ума.
- Доктор! Доктор, Вы в порядке?
Маккой как будто проснулся от тяжелого затягивающего кошмарного сна, переведя взгляд со своих окровавленных рук на лицо медсестры.
- Что?
- Вы в порядке? – повторила она, с тревогой глядя на него.
- В полном, - Маккой даже прислушался к ощущениям – сердце бьется ровно, дыхание равномерное, немного кружится голова, но он в порядке. – Обеих в реанимацию под наблюдение, - приказал он, осмотрев пациентов. Удивительное дело, но он даже не запомнил, как проводил операцию сразу на двоих – оперируя одного и контролируя выполнение операции на втором. Он даже не понял, кому пытался остановить кровь и сшить артерии, очнувшись, только когда его позвала медсестра.
В желудке сразу стало холодно и больно, по хребту продрало морозом, когда он увидел на операционном столе ребенка, земную девочку лет десяти, а на соседнем столе ее мать – молодую женщину.
Обычное дело, колонисты одной из планет, мирные земледельцы, пытавшиеся отстоять свои земли от атаки каких-то неведомых сущностей планеты. Чудом выжившая колония, чудом же поднятая на борт корабля, чтобы никогда не вернуться назад из-за разгулявшегося нечто, чудом же спасенная пара наиболее сложных пациентов.
- Как они? – услышал он голос Кирка за спиной, продолжая смотреть на бледную девочку.
- Операция прошла успешно, состояние обеих вне опасности, - доложила медсестра.
- А он? – донесся до ушей короткий вопрос, ответа на который не последовало.
Судя по всему, медсестра только покачала головой.
- Джомэй! – Маккой вздрогнул, когда услышал незнакомый мужской голос. – Салина, Джомэй! Как они?
Сил хватило только на то, чтобы развернуться, встретившись глазами с полубезумным, довольно грязным, перепуганным молодым мужчиной-колонистом.
- Джо, - повторил Маккой, ощущая движение пола под ногами и глядя на расплывающийся силуэт мужчины.
И, кажется, потом настала спасительная темнота.
- …ое суток.
- Трое? Почему мне не доложили раньше?
- Капитан, все были слишком заняты колонистами.
- Ваш главный врач трое суток на ногах, ничего не ел, толком не спал, сидел на стимуляторах, а Вы мне говорите, что никто ничего не заметил?
- Простите, капитан, но…
- Он месяц как в стрессе из-за потери жены и дочери, это Ваша работа – замечать, что с состоянием здоровья всего медицинского состава корабля! Вы – второй доктор и его заместитель, и Вы смеете извиняться за свою некомпетентность?
- Простите, капитан.
Маккой с трудом пошевелил головой и с еще большим трудом разлепил веки, услышав писк приборов.
- Он пришел в себя.
- Боунс, как себя чувствуешь? – прошептал Кирк, склонившись над ним.
- В норме, - Маккой попытался привстать, хотя бы сбросить одеяло, но не смог даже пошевелить рукой.
- Лежи, тебе нужно отдохнуть, - Кирк осторожно надавил на его плечи, впрочем, только для вида, как будто зная, что Маккой и так не смог бы встать.
- Я в порядке, у меня пациенты…
- Они в надежных руках, - заверил Кирк. – Ты меня напугал. Три дня на ногах, без еды и сна! О чем ты только думал?
- О потерпевших? – предложил Маккой. – Я три дня ими и занимался.
- Боунс, ты потерял сознание после последней операции, - произнес Кирк тихо. – Ты загнал себя. Так нельзя.
- Как нельзя? – уточнил Маккой, чувствуя, как почему-то дрожит нижняя губа и на глаза наворачиваются слезы. – А как тогда можно? Нужно было бросить ребенка и ее мать?
- Боунс… - Кирк подсел к нему и потрепал по плечу.
- Уйди, - потребовал Маккой, отворачиваясь от него и пряча слезы. – Джим, уйди.
- Не могу, - извинился Кирк.
- Это я не могу… так… - Маккой беспомощно всхлипнул. – Не так, не при тебе.
- Мы тут одни, - ответил Кирк. – И я не могу оставить тебя, уж прости.
И плотину, тщательно сдерживаемую, вроде бы надежную, но на деле такую хрупкую прорвало одним зарядом.
Сперва Маккой еще как-то пытался отвернуться, уйти от объятий друга, спрятаться от постыдных слез – мужчины же не плачут, но потом не выдержал, закричал, срываясь в хриплый вой, избивая кулаками подушку и спину обнявшего его Кирка – дико, страшно, отчаянно, выплескивая боль потери и все эмоции разом.
Он теперь совершенно один, у него больше нет цели в жизни, нет ни одного солнечного луча в кромешной тьме, нет единственного, ради кого можно было бы вгрызаться в жизнь зубами и ногтями.
Он один.
Один.
- Я рядом, - как будто в издевку над его состоянием зашептал Кирк, не давая полностью уйти в свое отчаяние. И этого шепота как будто хватило, чтобы вцепиться в него, как в спасительную соломинку. – Я здесь, Боунс, мы вместе, друг.
Маккой выплакивал все слезы, пока Кирк покорно терпел, грозил найти того, кто сделал его вдовцом, кто или что лишило его дочери, он шептал, бормотал, хрипел, орал в полный голос, чувствуя, что в самом деле вот так становится легче, что какая-то призрачная надежда еще осталась – он не один, пусть не с семьей, не с Джо, но с другом, почти с братом, который не предаст, не уйдет, даже если мир начнет катиться в тартар.
Наверное, этого хватило, чтобы действительно хоть немного отпустить.
- Как он? – тихо спросила Ухура, когда Кирк вышел из палаты.
Скотти молча взял ее за руку, наплевав на стоявшего рядом Спока. Чехов и вовсе украдкой смахнул слезу.
- Жить будет, - невесело усмехнулся Кирк. – Пациент крайне сложный, но он справится. Давайте только не всей толпой, - попросил он, поняв, что друзья именно это и хотели бы сделать. Каждому было, что сказать, было, чем поделиться с таким же попавшим в беду другом. Споку – в особенности.
- Я мог бы… - как раз и начал Спок.
- Дай ему время, - перебила Ухура все так же тихо.
- Я мог бы попытаться блокировать его страдания, - тем не менее, продолжил Спок.
- Как? – спросил Кирк без особой надежды. – И зачем? Спок, он же человек, мы не можем так, нам нужно пережить это, принять, отпустить и жить дальше. Прости, если грубо.
- Это не грубо, Джим, но я мог бы…
- Если ты обнимешь его, он поправится быстрее, - заявил Скотт. – Хотя бы из-за боязни за тебя.
- Могу я поинтересоваться, почему?
- Да потому что вулканцы же вроде как не обнимаются. Док непременно решит, что у тебя жар или какая-нибудь зараза, и примется пичкать тебя лекарствами.
Кирк не выдержал и прыснул смешком.
Это и правда быстро заставило бы Маккоя прийти в себя и потянуться за медицинской сумкой, но…
- Он уснул, так что … Если уж поддерживать, то всем вместе и за всех сразу, - решил Кирк. – Сегодня устроим поминальный вечер, а утром начнем жить дальше.
- Но, капитан, это нелогично… - начал Спок, которого Ухура тут же взяла под локоть.
- Не надо, Спок, - попросила она.
- За тех, кого с нами нет, - Маккой, бледный, но выбритый, аккуратно причесанный, в парадной форме, как и все присутствующие, поднял бокал, ни на кого не глядя.
Собравшиеся офицеры повторили тост, каждый думая о своем – каждому было, кого вспомнить, каждый потерял друга, члена семьи. Не в войне, так от возраста, не от возраста, так от болезни. Обычная жизнь, не важно, человеческая или инопланетная.
- За всех, - поддержал Кинсер, подняв крохотный бокал.
Кирк горько улыбнулся маленькому инженеру. Не каждый на борту знал, что у Кинсера тоже было, кого вспомнить. Может, в чем-то его судьба была схожа с судьбой Спока – представитель практически вымирающего вида, без родной планеты, без семьи и родных.
- Ты как? – обратился Кирк к Маккою после того, как короткий тост был произнесен и напитки выпиты.
- В норме, спасибо, что…
- Да без проблем. Мы пока в нейтральной зоне, так что пока все равно нечего делать, можем сегодня выпить.
- Утром на смену, - напомнил Маккой, отставив пустой бокал. – И, по-моему, хватит уже с меня.
- И никакого бурбона для расслабления? – уточнил Кирк, поставив и свой бокал.
Маккой покачал головой, слегка хлопнув друга по плечу.
- Не будем превращать вечер и жизнь в пьянку, - решил он. – Найду какой-то другой способ расслабления после работы.
- Может, тогда шахматы? – предложил Кирк. – Спок вечно отказывается, а ты, насколько я знаю, был чемпионом в университете.
- Еще бы бокс предложил, - фыркнул Маккой, чуть заметно дернув уголками рта в улыбке.
- Можно и бокс, и плавание, - улыбнулся Кирк, поняв, что душа друга светлеет после потрясения. – Можем… ну, не знаю… оборудуем на корабле голографическую палубу, заставим Спока и Скотти написать программы для расслабления, будет нам и бордель девятнадцатого века, и горнолыжный курорт Дельты Веги, и вулканские горы.
Маккой через силу улыбнулся.
- Я так понимаю, программу борделя писать сядешь ты.
Кирк обнял его за плечи.
- А ты напишешь свою, если захочешь. Хочешь, про семейство маленьких пони, хочешь, про танцующих клингонов.
- Джим, я доктор, а не наркоман, - усмехнулся Маккой, влажно блестя глазами.
Кирк оглядел его – этой ночью он снова будет проливать горькие слезы, уснет, возможно, напившись до беспамятства, он и так уже еле держится, но утром лазарет увидит своего начальника свежим, как и всегда ворчливым и полностью трудоспособным.
Черт возьми, они все здесь профессионалы своего дела, они офицеры, это прежде всего. Они люди, инопланетяне, но это на втором плане после корабля и команды. Любовь, боль, трудности семейной жизни, тоска по родине, по близким – это все после работы, каждый переживает по-своему, а так…
- Может, тогда сегодня и сыграем первую партию? – предложил Кирк, зная, что если вот сейчас Маккоя оставить одного, если дать ему еще время выплакаться в одиночестве, лучше не станет. В конце концов, к черту мужскую гордость, когда есть мужская солидарность и дружба. Они вместе жили в Академии Звездного Флота, вместе учились, сдавали экзамены, вместе начали работать, видели друг друга в таких ситуациях, какие нормальному человеку разве что в кошмарах приснятся, чего уж тут стыдиться слез и соплей?
- Ты опять будешь жульничать, - поджал губы Маккой, направляясь прочь из зала.
- Я никогда в жизни не жульничал! – возмутился Кирк, следуя рядом.
- А «Кобаяши Мару»?
- Вранье! Это было не жульничество, а…
Ухура проводила друзей взглядом и взяла Спока под руку.
- Идешь спать?
- Спать? Так рано? – удивился тот.
- Ну, как хочешь. Слышала, ты умеешь играть в шахматы? Почему тогда не играл с Кирком?
- Потому что методы игры капитана не…
- Тогда сыграем в поддавки, - перебила Ухура, потянув своего мужчину из зала, зная, что народ тоже скоро разбредется кто куда, что Кирк глаз не спустит с Маккоя, Скотти подхватит Кинсера и примется снова рассказывать ему о своей нелегкой судьбе уничтожителя адмиральских собак, что Сулу перед сном обязательно помолится за мужа и дочку, что Чехов будет писать родителям письмо с применением русских непереводимых оборотов речи, что… Словом, жизнь наладится. Как и всегда, впрочем.
