Дин едва идет, спотыкается на пороге, рваным движением скидывает куртку, роняет ее на пол. Он заваливается на кровать; ноги в ботинках, собравших, кажется, всю грязь Алабамы, неудобно свисают. За окном мигает старая неоновая вывеска мотеля, комнату заливает попеременно то розовым, то зеленым. Дин слабо отмахивается от цвета, а когда не помогает, прикрывает глаза ладонью и мгновенно засыпает.
Сэм лишь улыбается, задергивает шторы, поднимает куртку, аккуратно вешает ее на спинку стула, садится на кровать, стаскивает с Дина тяжелые ботинки, бросает их на пол. Тишину нарушает глухой стук, и Сэм замирает, опасаясь, что разбудил брата, но тот только длинно облегченно выдыхает. Приходится повозиться с джинсами — жесткая ткань пропиталась влагой и стала совсем непослушной, но все же Сэму удается стянуть их довольно аккуратно. Носки - отдельная история, Сэм избавляется от них, морщась и раздумывая, не отправить ли прямо в мусорное ведро, но в итоге забрасывает в душевую. Потом сильными движениями, резко надавливая пальцами, разминает ступни — у Дина после слишком интенсивных нагрузок побаливают ноги. Сэм пытается устроить брата удобнее, аккуратно уложить руки, сунуть под голову подушку, но Дин сонно ворчит и снова раскидывается. Сэм коротко вздыхает, берет из шкафа одеяло, укрывает брата — осенние ночи холодны.
Расслабляться рано, сначала нужно привести в порядок оружие, и Сэм некоторое время занимается чисткой пистолетов. На коптском ноже засохла кровь, его приходится отмывать под краном. Сэм слабо улыбается, внезапно оценив иронию: ритуальное оружие, к которому веками не смел прикоснуться никто, кроме жрецов, которое готовили к бою, омывая в крови ягнят… Что ж, всем случается идти на компромиссы. Древней стали придется смириться с умывальником в дешевом мотеле и не слишком аккуратными рукам Винчестера. Впрочем, нож блестит и, кажется, что он совсем не против, ведь, в конце концов, его так часто поят кровью демонов.
Сэм складывает оружие в сумку и, наконец, сам становится под душ. Перед тем как лечь, он подходит к кровати Дина. Некоторое время Сэм смотрит на брата, слушает ровное сильное дыхание, потом тянется выключить ночник. Пальцы Дина вцепляются в запястье, он распахивает мутноватые глаза.
— Ненавижу ведьм, — невнятно шепчет он.
Сэма едва слышно смеется.
— Да-да. Слюни, кости, зубы и вонючие травы, — тихо говорит он и освобождает руку от хватки Дина.
Потом наклоняется и целует брата в лоб. Бодрствующий Дин убил бы на месте, но сейчас Сэм позволяет себе это — позаботится, погладить по голове, коснуться губами. Слишком уж хорошо помнит вечер после исцеления Дина от демона.
У Каса миллион дел где-то далеко, и они остаются вдвоем, едят бургеры, избегая смотреть друг другу в глаза, старательно делая вид, что сегодня не случилось ничего особенного, что вообще не было этих недель. После выпитого в молчании пива, Дин легко бросает:
— Ну, я спать. У меня был тяжеловатый денек. Да и у тебя… Сэмми.
И крохотная, почти неуловимая пауза перед «Сэмми». Да уж, Дин просто мастер пауз. В этой — все сказанное и несказанное. «Я не буду милосердным с тобой, братишка», «Ты же просто пытаешь меня, Сэмми, ты понимаешь это?», «Лестер, Сэмми, я точно знаю, что Лестера ты не забудешь никогда, сколько бы не продлилась твоя долбанная жизнь», «Ну и кто из нас более страшный монстр, брат?», « Разве я хочу лечиться?», И — главное: «Ты же обещал, мелкий, черти забери тебя в ад, впрочем, они уже пытались! Ты же обещал, блядь, меня отпустить!».
Дин моргает, отводит взгляд и уходит к себе: помиловал, не сказал.
Сэм спать не идет. Он выключает освещение в бункере, садится на пол напротив двери в комнату Дина, опирается на стену и слушает. Если закрыть глаза, по звукам, доносящимся из-за двери, можно четко представить себе происходящее.
Шаги. Дин ходит по комнате, раскладывая по местам вещи. Сэм столько раз переворачивал все в ящиках, на столе, на полке, ощупывал каждую тряпку, проводил пальцами по каждой фотографии, переставлял каждую книгу, журнал. На развешенном по стенам оружии миллион отпечатков его пальцев. Наверное, Дину теперь кажется, что в комнате не осталось ничего его личного, собственного.
Шелест страниц. Может, стоило убрать дневник поисков и карты: Дин сможет слишком много прочитать за перечнями координат, названий и имен. «Пусть, — думает Сэм, — пусть». Он зажмуривается сильнее, вспоминая все, что он сделал за эти недели, понимая — Дин теперь тоже это знает.
Глухой удар — Дин запустил дневником в стену. Прогнулись и скрипнули пружины — упал на кровать обхватив голову руками. Тишина — сидит, кусая губы, чтобы не дать вырваться крику. Звякнула пряжка, шорох ткани — раздевается. Скрип пружин — устраивается на кровати, усталость — день ведь и правда был ничего себе — берет свое.
Сэм впитывает звуки жизни из комнаты Дина.
Через час Сэм встает, неловко разминая затекшие ноги. Недавно он снова начал молиться, и сейчас молится — коротко и неловко — чтобы дверь в комнату не была заперта.
Она не заперта.
Сэм тихо заходит и вновь опускается на пол. Та же поза, одна перемена — с этой стороны двери лучше слышно дыхание Дина.
Живой. Живой. Живой.
С той ночи подтверждение — живой, рядом — для Сэма необходимость. Он использует каждую возможность прикоснуться, чтобы почувствовать тепло тела брата, подойти поближе, чтобы ощутить дыхание Дина.
Он не сомневается: Дин знает.
Сэм стирает пятно крови со щеки брата, выключает ночник.
— Придурок, — едва слышно говорит Сэм.
— Сучка, — невнятно бормочет Дин.
****
— Ненавижу вервольфов, — хрипит Сэм.
Дин хочет съязвить, но останавливает себя.
Чертов «Со_мной_все_в_порядке» Сэм едва переставляет ноги, наваливаясь на Дина всем своим немалым весом. Дин терпит, тащит, перемещает руку так, чтобы стать еще более надежной опорой брату. Сэм шипит сквозь зубы, и нужно очень постараться, чтобы опустить его на пассажирское сидение Импалы как можно более аккуратно.
— Порядок, порядок.
Для «порядка» у братишки слишком дрожит голос, и горят щеки, и Дин решает не ждать до бункера, а обработать рану сразу. Он быстро осматривает и промывает перекисью плечо и бок — не страшно, как Сэм и утверждал, но довольно глубоко и, уж конечно, чертовски больно. Без швов не обойтись, и Дин делает несколько уколов вокруг раны. Пока они ждут начала действия анестезии, Сэм лихорадочно болтает, планируя, как будет дополнять дневники Хранителей — попавшийся им сегодня уродец какого-то редкого вида. Дину на это насрать. Он думает совсем о других вещах: год назад он шил бы такую рану без анестезии, три года назад он быстро перевязал бы Сэма и потащил бы братишку в бар. Но для начала он съязвил бы в ответ на сэмово «ненавижу вервольфов», припомнив Мэдисон. Просто не удержался бы.
Но в какой-то момент количество дерьма случившегося в жизни, превысило критическую массу, и им понадобились перемены. Впрочем, почему в «какой-то» момент? Дин точно знает — в какой.
Дин вспоминает эту сцену десять-двенадцать раз за день и еще пару раз вечером перед тем, как вырубиться, ну и во сне — уж как без этого-то?
Вот он подкрадывается к Сэму, нож оказывается возле горла быстро, очень быстро — молодец братишка. Но Дин знает сейчас, как и знал тогда — если бы он захотел, ничего бы Сэмми не успел. Демона-Дина смешит блестящая в глазах мелкого возвышенная скорбь. В тот момент кажется, что заставить Сэма убить брата — прекрасный план. Об же обещал предельное немилосердие? Так вот это оно и есть.
Ну и когда Сэмми следовал чужим планам?
Нож опускается. За спиной с тихим звоном материализуется Кас.
Опускается нож, появляется Кас.
Нож. Кас.
Сколько бы Дин не прокручивал картинку в голове, порядок не меняется — нож опускается раньше, чем появляется Кас. На момент, на ебаную долю секунды, но — раньше. Прекрасная задумка демона летит в ад, что, собственно, вполне логично. А фраза «Кто из нас более страшный монстр?» начинает играть новыми оттенками: только что прекраснодушный, любящий Сэмми чуть не заставил Дина угрохать брата. Вот была бы смехота, животики надорвать.
В общем, намертво застряв мыслями на связке нож-Кас, Дин теперь очень бережет себя на охоте. Четко понимает — превратись он в какую-то злобную тварь, братишка не сможет его убить. Сэмми помучается, проведет переоценку ценностей, перенесет пару-тройку внутренних границ — ради Дина сможет. А потом начнет таскать брату-вампиру кровь, далеко не одну донорскую. Брату-вервольфу — сердца, отнюдь не только куриные. Брату, сдавшемуся метке Каина — сверхъестественных тварей, демонов, девственниц и всех остальных, кого этому сволочному братцу захочется схарчить, чтобы насытить жажду убийства.
Дин кривит губы в улыбке, осознавая иронию: сам он поступит точно так же. Его список жизненных ценностей никогда не блистал разнообразием, а в установке «защищать Сэмми» не прописана видовая принадлежность этого самого Сэмми. Подумать только, несколько лет назад он верил, что готов убить брата, если тот превратиться в демона. Нихуя.
Дин аккуратно накладывает швы, заботясь и о том, чтобы шрам остался не слишком глубокий, потом помогает Сэму надеть и застегнуть рубашку. Сжимает плечо брата, задерживая пальцы чуть дольше необходимого. Сэм оборачивается и коротко, будто случайно, прижимается щекой к руке Дина.
Дин «не замечает».
Рассвет, застающий Импалу на шоссе, яростно хлещет светом по глазам, и Дин находит боковую дорогу, чтобы встающее солнце не тревожило уснувшего брата. Сэмми неловко сползает, и его голова ложиться на плечо Дина. Вести машину неудобно, но Дин не делает попытки изменить позу. Он только чуть поворачивает голову, касается губами волос на макушке братишки.
