- Вы уверены, что ваша жена хотела ребенка?
Доктор так пристально посмотрел на мужчину, что у того пересохло во рту.
- Да! – чуть не выкрикнул он. – Да, хотела, - повторил он чуть спокойнее, переведя дух. – Господи, мы же оба хотели этого, мы оба… Богом клянусь, доктор! Да как же так?!
- Боюсь, у меня для вас плохие новости, - доктор осторожно взял трясущегося мужчину под локоть и усадил на стул.
Все начиналось так хорошо – у них была замечательная семья, завтраки и ужины вместе, чудесный милый домик с белым забором, ухоженный газон, фигурки гномиков перед домом, ящик для писем - белоснежный, точно парное молоко, в доме всегда было уютно, спокойно – он приходил с работы, неизменным: «Милая, я дома!» оповещал жену о своем приходе, а потом она выходила ему навстречу – красивая, румяная, в своем платье в крупные цветы, милом чистеньком переднике, в легких туфельках, душистая от свежего духа выпечки, такая карамельно-яблочная красавица, как на картинках. Залюбуешься! И в руках неизменная Маргарита для него - с тремя оливками, идеальная.
Чем не повод гордиться своей милой маленькой женушкой, спросите вы? У других жены совершенно обыкновенные, а тут само совершенство, ни прибавить, ни отнять.
Но ему чего-то не хватало. Чего-то такого, что было у всех.
Но как же так, спросите вы? Как же может не хватать чего-то, если все есть? А вот могло.
И именно это «как у всех» начало расползаться черными паучьими тонкими лапками во все стороны в идеальных отношениях, точно кто-то ударил в идеально гладкое стекло и оно пошло трещинами – вроде бы ничего такого, даже не заметно, если не присматриваться, но стекло уже не цельное, тронь – и оно рассыплется осколками, поранит кожу до крови.
В тот вечер они сидели, обнявшись, перед телевизором. Он обнимал жену, она, прильнув к его груди, сладко жмурилась от счастья.
- Знаешь, я подумал… - начал он. – Мы вместе уже год.
- Замечательный год, - поддержала она.
- Да, замечательный, - согласился он, поглаживая ее плечо. – Может… - сбился он. – Я хочу сказать… Ты не против?.. Давай, заведем ребенка?
Плечо под его пальцами заметно напряглось.
Они, конечно, обсуждали этот вопрос и до свадьбы, но как-то мельком, точно стесняясь друг друга и себя, но сейчас, в браке, пора было задумываться о продолжении рода. В конце концов, он хотел стать отцом семейства, иметь наследника, играть с ним в бейсбол. Наконец, хотелось какого-то статуса порядочного гражданина в своем кругу, чтобы показать всем, что он настоящий мужчина, а не какой-то мальчишка.
На работе все хвастались фотоснимками своих сыновей, гордились ими, постоянно задавали неудобные вопросы о том, когда же к ним присоединится еще один член команды – этого хватало, чтобы начать закипать от гнева и острого чувства собственной неполноценности, точно без сына он был каким-то жалким огрызком мужчины.
Он обязан был доказать всем, что он тоже чего-то стоит, что тоже может, лениво смоля сигареты и попивая коньяк, рассуждать о том, что его малыш Томми шалун и проказник, чтобы видеть понимание в глазах других и испытывать при этом отцовскую гордость.
Да, сэр!
Он мужчина и он обязан быть мужчиной в глазах других!
- Но мы только год вместе, - неуверенно произнесла жена. – Мне кажется, еще рано думать о ребенке.
- Пора, – как-то неожиданно резко сказал он и сам удивился.
- Хорошо, милый, - согласилась она. – Если ты так этого хочешь…
- А ты разве не хочешь? – спросил он, взглянув на ее бледное лицо. – Мы же так много говорили про это еще перед свадьбой.
- Хочу, - она отвела глаза. – Конечно, хочу, милый. Пусть у нас будет малыш.
Он с таким нетерпением начал ждать того момента, когда жена начнет часто бегать в туалет, когда ее начнет тошнить – это же симптомы долгожданной беременности! Вот уж, когда можно будет осторожно похвалиться перед другими на работе.
И буквально через две недели после этого разговора жена в самом деле начала морщиться от его туалетной воды, дезодоранта, еды и даже запаха его тела.
- Что-то мне нехорошо, - слабо сказала она как-то вечером, вся покрывшаяся мельчайшими капельками пота, бледная, бескровная.
- Может, съела что-то не то? – осторожно предположил он, едва не потирая руки.
- Наверное, я беременна, - простонала она. – Завтра куплю тест.
- Я уже купил, – вырвалось у него.
Она как-то странно посмотрела на него, но промолчала.
И смотрела так, пока он доставал все купленные тесты, какие только смог найти в аптеке.
Он бы никогда не пошел на такой шаг – это было стыдно, вот так идти в аптеку, и, краснея и пряча глаза, просить продать ему тесты на беременность, но гордость и предвкушение триумфа были сильнее стыда.
Он станет отцом! Он войдет в лигу лучших!
Ему захотелось петь и танцевать.
- Я беременна, - прошептала она, выйдя из ванной комнаты – в лице ни кровинки, глаза словно пустые провалы.
- Я стану отцом! – не выдержал он, закричав на весь дом, подхватив жену и закружив ее по комнате. – Я стану отцом!
- Отпусти меня! – она забрыкалась в объятиях, ударила его по плечу и торопливо скрылась в ванной.
Ее снова начало тошнить, подумал он, но ничего, всех женщин тошнит, это нормальное состояние, она справится.
Доктор подтвердил – да, его маленькая женушка беременна, срок небольшой, но она в самом деле беременна.
Он летал на работу окрыленный, гордость буквально распирала его нутро – он станет отцом!
С этого момента все прочее померкло перед этим событием.
Все, включая и то, что его жена начала буквально увядать на глазах.
Токсикоз мучил постоянно. Ее тошнило от запахов, от вкуса, от света, от воздуха и от воды, как будто внутри поселилось что-то ужасное, что заживо съедало ее.
Но это же всего лишь ребенок, всего лишь маленький ребенок, крошечный зародыш, а не какой-то грызун или змея, но тошнота не проходила.
А потом начались кошмары.
Во сне она металась на кровати, кричала, разрывая простыни и одеяло ногтями, во сне из нее лилась кровь – реки, море крови! – и из нее в муках и агонии выходило красное, склизкое, отвратительное чудовище, оглушительно вереща, пожирая мать своими острыми зубами, вырывая куски плоти из ее тела, чавкая, обливаясь слюной и кровью.
Она просыпалась вся в слезах и поту, и долго не могла уснуть.
А муж не обращал внимания на такие тревожные сны, лишь успокаивал, поглаживал по животу, кожа которого стала, будто пергаментная и излишне чувствительная, шептал слова утешения и говорил, что нужно сходить к доктору, чтобы тот прописал какие-нибудь успокоительные таблетки.
У нее постоянно было такое чувство, что внутри как будто разрастается какая-то опухоль – огромная, влажная, сосущая из матери-носителя все соки. И в какой-то степени так и было – опухоль, это инородное тело, росло, увеличивалось в размере, разбухало кровавым куском плоти и сосудов, терзало живот и внутренние органы. Эту опухоль хотелось вырвать из нутра, выцарапать ногтями, выковырять ножом. Эта опухоль причиняла боль и несла ночные кошмары. От нее нужно было срочно избавиться.
- Что?! Ты с ума сошла?! – закричал он, стоило только намекнуть на слабость организма и горячее желание покончить с этим кошмаром.
- Он убивает меня, - слабо прошептала она, упав на диван и закрыв лицо ладонями. – Я больше не выдержу, я не выдержу этого ада!
- Не смей даже думать о том, чтобы сделать аборт! – заорал он, наливаясь кровью от гнева. – Я уже всем сказал, что у меня будет ребенок! Я не могу сейчас лишиться всего того, что с таким трудом добился! Меня хотят повысить! Повысить! После стольких лет упорного игнорирования! И знаешь, почему меня хотят повысить? Потому, что я теперь стану отцом, потому что войду в высшую лигу, потому что ко мне начали относиться серьезно! Никакого аборта! И слышать ничего не желаю!
- Мне плохо, - простонала она, заплакав. – Мне очень плохо, дорогой.
- От беременности еще никто не умер, - отрезал он, оскорбленный в лучших чувствах. – Выносишь и родишь. Все так делают, не ты первая, не ты последняя. И не смей больше думать об аборте!
- Как скажешь, дорогой, - согласилась она, едва слышно.
Он касался ее живота, любовно и осторожно гладил его, точно сырое куриное яйцо, точно хрупкую фарфоровую статуэтку.
Он гладил, целовал и ласкал живот, еще плоский, но вот-вот готовый вздуться от своего содержимого.
И тогда, когда кусок плоти впервые дал о себе знать, он был рядом и первым ощутил толчок.
- У меня будет сын, - зачарованно прошептал он. – Вон, как пихается. Сын!
- Или девочка, - убито прошептала она.
- Нет, - поморщился он. – Какая еще девочка? Сын! У меня будет сын, мой наследник.
- Как скажешь, - снова согласилась она.
- Люблю тебя, - он нежно поцеловал ее в лоб.
Мерзкий кусок красной плоти рос. Страшная опухоль оккупировала ее матку, пила соки, пила кровь.
Она ненавидела эту опухоль, она стискивала живот руками, сдавливая опухоль и мечтая, чтобы она вылилась между ног кровавой жижей, она пыталась тихонько бить ее, когда она билась внутри – живая, скользкая, дышащая. Она выла от боли, когда внутри все горело огнем, когда ее снова начало тошнить.
Доктор ничего не находил, все шло просто идеально, но она знала, что это не ребенок, это монстр, какой-то ублюдок, мерзость, невесть как оказавшаяся в нее внутри и от которой нужно было избавиться.
Она начала пить.
Она тихо плакала, когда УЗИ показало крохотные ручки и ножки, сморщенное личико и маленький рот ублюдка.
Опухоль приобретала формы, превращалась, как химера, в человекоподобное существо, чтобы обмануть всех, когда бы вышла на свет.
Опухоль лгала доктору, притворяясь милым ребенком, на деле являясь убийцей.
- Это мальчик, - улыбнулся доктор. – Поздравляю вас, у вас будет сын.
- Сын, - повторила она непослушными губами.
Дома она с силой упала на пол, прямо на живот, едва не разбив губу.
Еще немного, еще совсем немного – и опухоль, этот мерзкий ублюдок с лживым лицом заполнит ее всю.
- Не хочу! – закричала она, вставая и падая снова, разбивая руки и колени, стараясь повредить ублюдка внутри себя, раздавить его в кровавое месиво. – Не хочу! Не хочу!
Он застал ее в таком виде – всю в крови, в моче, в слезах.
Он отвез ее в больницу и анализы показали, что с ребенком все в порядке.
Она сказала, что к ним в дом забрался вор и избил ее.
Срок уже был большим.
Она постоянно хотела в туалет, но вместе с мочой из нее лилась кровь – густая, черная, склизкая кровь, вонючая, омерзительная.
Она пыталась сказать мужу о том, что она умирает, но он не поверил. Она говорила доктору, но ни один анализ ничего не обнаружил – беременность протекала на редкость замечательно.
Но кровь, кровь была повсюду. Кровь лилась реками, заполняла ванную, когда она принимала душ, кровь вытекала постоянно, и даже во сне она ощущала, как из ее промежности, из ее ушей, глаз, рта, носа и каждой поры сочилась кровь.
Ублюдок внутри мерзко ухмылялся, готовясь пожрать носителя.
Боль была адская. Все тело разрывало на куски, а муж только глупо просил потерпеть.
Доктора кричали, акушерки приказывали тужиться, а она не могла. Просто не могла. У нее уже не было сил.
- Ну, же, еще немного! – просили, умоляли, увещевали ее со всех сторон.
Она была так уязвима – открытая, беспомощная, смертельно уставшая, с широко расставленными ногами, вся, как на ладони.
- Тужься! Тужься! – словно скандировали доктора и акушерки.
Она исторгла из глотки мучительный стон, напряглась так, что заболела голова и перед глазами заплясали черные мушки, исторгла из себя кусок плоти, покрытый слизью и кровью, упала на подушку и закрыла глаза, тяжело дыша.
Она свободна. Теперь все позади и она свободна.
- Мальчик! – закричал доктор. – У вас чудесный мальчик!
Сознание покинуло ее.
Она очнулась в отдельной палате, светлой, уютной, с отдельной маленькой ванной комнатой, с цветами на подоконнике, плюшевыми мишками на стульях и тумбочке, свежими фруктами в маленькой корзинке.
- Привет, мамочка! – пропела медсестра, передав ей сверток с рук на руки. – А вот и мы.
Она взглянула на сморщенное лицо ублюдка, на крошечные пальчики, на беззубый рот и распахнувшиеся большие глаза, в которых плясало адское пламя, и застонала.
Это кошмар еще не кончился, она жестоко ошиблась. Он только начинался.
Медсестра подложила ублюдка ей под бок, показала, как кормить, ушла из палаты, а она содрогнулась, когда маленький рот нашел ее сосок и впился деснами до боли, высасывая вместе с молоком и кровь.
Она на миг закрыла глаза, медленно поднялась, осторожно держа новорожденного обеими руками, подошла к окну и открыла его.
Она не сможет. Просто не сможет. Всему есть предел.
Это не ребенок! Господи же боже, это не ребенок! Неужели никто этого не видит? Почему никто этого не видит? Это же не ребенок! Нет! Нет, не ребенок!
Она ступила на подоконник и шагнула вниз.
Полиция назвала это несчастным случаем.
- Постродовая депрессия, - важно заявил полисмен. – Жаль, совсем молодая была.
- Но ребенок выжил, - поддержал второй, глядя на то, как мертвое тело под окнами закрывают белой тканью и вносят истошно орущего ребенка в здание.
- Слава богу, - чуть не перекрестился первый.
- Но он никак не мог выжить, - будто не услышал второй. – Женщина упала прямо на него, у него не было ни единого шанса, но у него ни царапинки, а женщина мертва. Так не бывает!
- Бог миловал, - поморщился первый. – Все, дело закрыто.
У покойной оказался изъеденный червями мозг, будто гнилое яблоко. Все пораженные крохотными дырочками внутренние органы, искореженная, изувеченная матка, какой никак не могло бы быть у такой молодой женщины.
Странно, что доктора ничего подобного не замечали раньше, странно, что анализы были чистыми.
Он стал отцом-одиночкой, вдовцом.
Гордость за сына - да, но какое горе от потери жены!
И все-таки, жизнь преподнесла сюрпризы – милую женщину, с которой он познакомился в парке, гуляя с сыном.
Слово за слово, разговор перетек в свидание через неделю, совместные планы через два месяца, свадьбу – скромную, тихую, милую – через полгода.
Он снова стал мужем и все еще был отцом. И ему хотелось бы стать им во второй раз.
Уж он позаботится о том, чтобы снова ощутить радость отцовства.
Любой ценой.
