— Я переживаю за Высшую магию, — сказал Гарри, — этот экзамен последний…
— Что там будут от нас требовать? — спросил Рон. — Луну достать с неба?
— Не знаю, — пожал плечами Гарри. — Высшую магию, наверное…
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
иногда от счастья отделяют всего только три поворота ключа
Комментарии:
Фик был задуман, написан и отбечен в рабочее время!!!))))) И при этом ни одна работа не пострадала)))))
Благодарности: Огромное спасибо BlacKety за ее систему "15 минут пишешь, 45 - работаешь" и мухомурчонок за, то что показала нужную картинку http://savepic.net/5290656.htm )))) ну, и за дружественное размахивание помпонами в процессе)))))
Я прихожу сюда каждый вечер. Надежно укрытый мантией-невидимкой, я замираю в темной нише и жду… жду… жду… Свет от косо висящего факела ярким пятном освещает замочную скважину, а остальное теряется в непонятном мареве. Наверное, есть такие чары, просто я их не знаю. Наверное… не может не быть… не может, чтобы само так получалось, я пробовал… Тихие шаги заставляют замереть, а сердце, наоборот, отбивает какой-то немыслимый ритм. Во рту сухо, и язык, кажется, прилипает к зубам. Приближается тот-самый-момент, и я не хочу ничего упустить. Я подхожу совсем близко: если он вытянет руку, то вполне может меня коснуться. Я этого боюсь… я этого хочу… но боюсь, наверное, больше, и потому еще ни разу не выдал своего присутствия.
Узкая ладонь с волнующе-тонким запястьем отточенным жестом приближается к замочной скважине. В тонких пальцах зажат бронзовый ключ с головкой причудливой формы. Бородку ключа мне никогда разглядеть не удается – слишком быстро она исчезает в замочной скважине, а вот его резную головку я узнаю из миллиона.
Тонкие, нервные пальцы оглаживают головку, сжимаются на ней и поворачивают. Три раза по часовой стрелке. Каждый раз я смотрю на повороты ключа с замиранием сердца. Движения пальцев меня завораживают, заставляют терять голову и приходить сюда снова и снова, чтобы понять… Каково это – оказаться во власти этих рук? Что я почувствую, если его пальцы пробегутся по моей щеке, лаская…
уговаривая… Они же могут быть такими нежными, оглаживая… головку…
Щелк… щелк… щелк… Три поворота ключа, и мое наваждение скрывается за тяжелой дверью своих комнат. А я остаюсь… И чувствую себя таким брошенным и потерянным, что в первые минуты на языке я совершенно четко ощущаю горечь… А потом прислоняюсь к каменной стене спиной и почти сползаю по ней, усаживаясь на пол… и закрываю глаза…
Картина резной головки в сильных пальцах уже давно отпечатана на внутренней стороне век. Мне остается только выдохнуть и сжать зубы, чтобы не стонать. Обычно хватает двух-трех движений, и я уже ловлю ртом внезапно ставший раскаленным воздух подземелий. Какое-то время я еще сижу, опершись затылком на неровные камни стен, потом встаю, бросаю на себя пару очищающих и медленно бреду к себе в башню.
Я вернусь завтра, и старинный ключ вновь повернется в замочной скважине… Щелк… щелк… щелк…
***
У него язык, как у кошки – бледно-розовый и очень быстрый. И некрупные белые зубы, которые он никогда не демонстрирует. И вообще, он похож на кота… Молодого, немного дикого, ничейного… От этой ничейности хочется взвыть: ну почему никто этого не замечает? Мальчишка же так отчаянно хочет кому-то принадлежать, что пойдет за первым, кто его приласкает. А куда это может привести, я прекрасно знаю. Это знание было с кровью впечатано мне в предплечье… рабское клеймо… тавро… метка.
Вечно взлохмаченные волосы достались ему от отца, а мягкий взгляд – от матери. Именно их могилы стали первыми на моем персональном кладбище. Вот почему мне надо держаться от него подальше… вот почему мне не должно быть никакого дела до его розового языка, тоскливого взгляда, до его ничейности.
И меня совершенно точно не должен волновать вопрос, почему вот уже месяц вечер за вечером я ощущаю его присутствие у своей двери. Он появляется всегда в одно время – я специально вплел в охранные чары одно хитрое заклинание и теперь знаю… знаю… знаю… И от этого знания меня бросает то в жар, то в холод. Чего он хочет? А что если я сорву с него эту дурацкую мантию? Схвачу за плечи? Как следует встряхну? А если?..
Я запрещаю себе думать о том, что могу прижать его к холодной стене и… Нет! К чертям собачьим это наваждение! Но почему-то каждый вечер я прекращаю обход замка и спешу к своим комнатам, стоит только сработать сигнальным чарам. Я оправдываю себя тем, что негоже мальчишке болтаться по ночам, что мантия-невидимка – не панацея от всех бед, которые он притягивает на свою голову, что он элементарно замерзнет в этом каменном мешке… А в голове звучат слова Альбуса… Звучат и бьются изнутри, рвутся на волю: «Ты все-таки привязался к мальчику…» Как последний щит от этого наваждения – патронус… Парный его собственному…
Я подхожу к своей двери, кожей ощущая его присутствие. Мерлин… Как же он шумно дышит… Нет… Нельзя… Заткнись, глупое сердце… Я достаю ключ и медленно поворачиваю его в замке. Всего три поворота отделяют меня от позорного бегства… Я трус… Я спешу укрыться в своих комнатах, чтобы не сметь… не думать… не мечтать… Три поворота… Щелк… щелк… щелк…
***
Сегодня я спускаюсь по этой лестнице в последний раз. Восьмой курс окончен, и мне просто не позволят оставаться здесь дольше. Как бы я этого ни хотел… Двести восемьдесят четыре дня я приходил к такой манящей двери в нелепой надежде стать ближе этому человеку. Но у меня так ничего и не получилось. Смешно, конечно, но когда я хочу что-то для себя, моя легендарная удачливость стыдливо пожимает плечами и незаметно уходит. И тогда мне становится по-настоящему страшно – ведь волей-неволей, но в результате из-за меня страдают люди, к которым я посмел привязаться. Интересно, почему судьба мстит мне, а гибнут те, кто оказался рядом? Сегодня у меня совершенно похоронное настроение. Весь бал я следил за ним, оставаясь в тени, и иногда мне казалось, что он напряженно высматривает кого-то в толпе. И тогда сердце сладко сжималось, ведь мог же я хотя бы помечтать, что он ищет меня? А потом он ушел…
Как сумасшедший я бросился в башню и отыскал в сундуке карту. Точка с его именем металась по пустому классу, а значит, я еще смогу его увидеть… в последний раз…
Я занял свое место в нише и приготовился ждать, но на удивление в этот раз он пришел очень быстро. Может быть, потому, что от класса до его комнат не больше пятидесяти футов… Сегодня он бледнее обычного, и рука, сжимающая ключ, чуть дрожит. Или это мне мешают смотреть слезы?
Щелк… щелк… щелк… Три поворота ключа, и дверь со скрипом отворяется. В этот раз он почему-то медлит, нерешительно встав на пороге, а потом оборачивается и, кажется, смотрит прямо на меня. В его взгляде отчаяние щедро разбавлено болью… Что же ты делаешь? Не смотри так… Не надо… А он резко отворачивается и шагает в темную комнату. Еще чуть-чуть и дверь за ним закроется навсегда.
И я не выдерживаю. Рывком сдергиваю с себя мантию-невидимку.
— Подождите…
Мой голос тих, но он его слышит. Дверь распахивается, и он стоит на пороге темным силуэтом, чуть подсвеченный неверным светом факела.
— Гарри?
Оттого, что он называет меня по имени, сердце делает кульбит, и я не могу выдохнуть. Делаю шаг навстречу. Один… еще один… Теперь я стою у него на пороге и слышу его прерывистое дыханье.
— Да… Мне очень нужно с вами поговорить…
— Проходи…
Он делает шаг в сторону, пропуская меня в темную комнату, и зажигает свет. Я стою совсем близко и, замирая от восторга, смотрю, как тонкие, нервные пальцы оглаживают головку бронзового ключа, сжимаются на ней и поворачивают. Три поворота… Щелк… щелк… щелк…