…идти.
Идти, пиная камешки или пустые банки, а когда устанут ноги, найти себе место в пустом доме. Не проблема.
Никаких закрытых дверей, никаких преград для того, кто властвует над всем миром.
Сегодня здесь, завтра там, как у того писателя, а впереди только тишина и покой. Покой, который дарован в награду за что-то или же в наказание – это как посмотреть.
…в шесть утра.
Встать, принять душ, высушить волосы, собраться, одеться, поплестись в метро, стоять, зажатой со всех сторон злыми невыспавшимися людьми, прийти на работу, улыбнуться, но получить в ответ хмурое приветствие или равнодушный взгляд, выпить кофе, включить компьютер и работать до самого обеда, не поднимая головы. В обед встать, поправить макияж, вежливо отказаться от приглашения сходить вечером куда-нибудь, просто так улыбнуться симпатичному коллеге из соседнего отдела, подышать свежим воздухом до кафе, поесть в условном одиночестве, сидя за столиком с коллегами, от которых уже тошнит, вернуться на работу и работать до вечера. Пожелать всем приятного вечера, собраться, снова отказаться от приглашения выпить, спуститься в метро, где снова вытерпеть эту бесконечную давку, злых уставших людей, сходить в магазин, купить продуктов, вернуться домой и…
…единственное место.
Дом – это единственное место, где все по правилам. Где тихо, нет ни одного человека, где после восьми вечера выключен телефон, где мурлыкает старый кот, где даже нет телевизора с этим мусором, который называют дешевыми сериалами и нудной надоедливой рекламой. Дома как за стеной – только покой и уединение. Если бы не необходимость в деньгах, можно было бы работать дома, но пока такой работы нет и приходится выходить в коллектив, носить маску доброжелательности, вежливости, стараться не замечать косых взглядов, пить таблетки от головной боли, потому что коллеги-женщины опять душатся этими своими жутко вонючими, но дорогими и модными духами, где нужно улыбаться, играть на публику, общаться, когда до смерти хочется просто помолчать.
…чудо.
Оно произошло в тот момент, когда нервы были уже на пределе, когда все косые взгляды и шепотки за спиной оборвали струны и без того натянутых до предела нервов. Все эти якобы жалостливые слова, на самом деле ядовитые, как змеи, острые – «до сих пор не замужем, деток нет, бе-е-едная, боле-е-езная!». Люди, как же вы надоели! Когда вы уже поймете, что можно жить вот так, как-то иначе, не как все, и находить в этом удовольствие?
Наверное, это было не самое лучшее решение – накричать на коллег, послать их к чертовой матери и сказать, чтобы не смели шептаться по углам, а сказали все в глаза. Они не скажут – они трусы, подлые, мелочные, завистливые, обремененные своими мелкими проблемами трусы. Они, которые маются сами и хотят, чтобы маялись другие теми же мелкими проблемами. Они, которые не могут жить, как они хотят, а живут, как должны, по их мнению, жить все. Жить, как все, иметь все, как у всех, думать, как все.
Накричать было лучшим решением, хотя бы потому, что любому терпению приходит конец. Послать их, пожелать, чтобы все они провалились пропадом и чтобы уже завтра не видеть больше их мерзких рож.
…какое-то время.
Просто нужно совсем немного времени, чтобы понять, что мир теперь изменился, что либо все люди куда-то пропали, либо жизнь так изменилась, что пропал только один человек, попав в какой-то сказочный мир тишины, покоя, безлюдья. Что теперь нет смысла вставать в шесть утра, плестись в метро, весь день терпеть людей, под которых нужно подстраиваться. Что теперь можно просто жить – жить, дышать, думать, ни на кого не оглядываться, не испытывать нервы на прочность, не бежать, стараясь угнаться за кем-то или чем-то, не выполнять каких-то придуманных графиков, не… не мешать и не мешаться.
Теперь можно идти туда, куда хочется, делать, что хочется. Совсем, как в том рассказе.
Теперь есть время читать, думать, писать. Теперь нет нужды зарабатывать деньги, чтобы потом спускать их на квартплату.
Есть только мир и бесконечная свобода.
…семья.
В том рассказе была семья, которая пожелала, чтобы весь мир принадлежал только им. Отец, мать и сын.
А если нет даже желания создавать семью, нет даже желания встречаться с мужчинами, то так еще лучше.
Взять кота, первую попавшуюся машину – пусть даже не умея водить – и не спеша поехать, куда глаза глядят, как в книжке, пополняя запасы еды в безлюдных магазинах. А когда кончится бензин, взять другую машину, третью, десятую. И ехать до самого горизонта, туда, где тишина, природа…
…море.
В том рассказе мальчик бросил свою записку в море, чтобы оно исполнило его желание и вернуло людей.
Море красиво, но пусть оно лучше ничего не меняет.
Бензин высыхает, испаряется, так что приходится пересаживаться на велосипед, что укрепляет ноги и вообще, придает жизни новый смысл.
Обычно на спорт просто нет ни времени, ни сил, а теперь здоровья хоть отбавляй. Никаких работающих фабрик, никакого смога. Конечно, в первое время сложновато было обходиться без привычного работающего крана с водой в домах или туалета, но к этому быстро привыкаешь. Даже без электричества жить довольно просто, а без длинных волос – еще проще.
…конь.
Нашелся на какой-то ферме. Красивое животное, хотя страшноватое в плане обхождения с ним. Но ничего, седлать коня нетрудно, так что теперь у меня есть кот и конь.
Конечно, лучше все же держаться от ферм подальше – животные дичают, умирают, запертые в своих стойлах, там могут начаться какие-то болезни. В городах тоже не все так сладко и гладко. Крысы, в основном, зато еда есть.
На складах есть нетронутые консервы, питьевая вода в бутылках и канистрах.
Жизнь кажется раем.
…Мартин.
Кот ушел умирать. Старый верный друг. Кошки так делают – уходят умирать, когда чувствуют приближение смерти. Не хотят никому доставлять хлопот. Если б так еще умели делать люди…
Не знаю, сколько прошло лет с начала свободы, но Мартин – единственное, что связывало с той, прежней жизнью. Без него трудно, хотя его нет всего пару дней.
…Адам.
Конь, верный спутник. Лошади тоже уходят куда-то за радугу, хотя туда уходят собаки и кошки. Наверное, лошадиный мост радуги какой-то другой. Там, наверное, водятся пегасы и единороги.
Возраст, возраст…
…шестьдесят.
Наверное… точно не знаю, но около шестидесяти, хотя здоровье отменное и нигде ничего даже не болит.
Отсутствие людей – рай на земле.
Сегодня снился странный сон, как будто звала мама. Мамы давно уже нет, в памяти не сохранился ее образ, но отчего-то стало грустно.
…звезды.
Много звезд.
Названия звезд, планет забылись, осталось только любование красотой звездного неба. Теперь ночи почему-то удивительно звездные, хотя и прежде все было точно так же. Когда все это началось, все это одиночество, звезды стали видны и в городах.
Приятно вот так сидеть у дома и смотреть на звезды. И думать. Думать о том, что потом мир может вернуться в свой привычный вид, когда жизнь закончится. В том рассказе люди сперва хотели, чтобы после их смерти мир достался миру, животным, а правильнее, чтобы все вернулось.
…песня.
Звездная песня. Слышал ли ее хоть один человек хоть когда-нибудь? Эти вечно занятые своими делами люди, образ которых уже стерся из памяти.
Сколько пройдено дорог, сколько стоптано башмаков. Мир, где есть только один человек. Мир полной свободы и желанного одиночества.
Почему-то нет ни страха, ни желания остаться в этом чудесном мире.
Звезды медленно кружатся на огромном звездном поле-небе, звезды зовут куда-то туда, к ним, в эту звездную страну, где они поют, танцуют и где так легко и просто… жить? быть? спать…
Спокойной ночи...
- Она не мучилась, - доктор отцепил проводки от головы двадцатилетней девушки.
Женщина, стоявшая около кровати дочери, промокнула глаза.
- А что… что она видела? – тихо спросила она.
- Не могу точно сказать, - так же тихо ответил доктор. – Видите ли, мозг аутиста работает не так, как у здоровых людей. Нельзя точно сказать, что именно видела Ваша дочь, но могу заверить, что прибор учел все ее желания, все мечты, что она провела эти часы так, как будто прожила всю жизнь.
- А если бы не травма? – уточнила женщина.
Доктор сложил проводки и присоски в коробку.
- Ваша дочь получила тяжелую черепно-мозговую травму, - он чуть нахмурил брови. – Это вкупе с ее состоянием – все это… м-м-м… Простите, но скажу, как есть. Это не оставило ей шансов выжить. Максимум – месяц в коме. Аутисты живут в своем собственном мире. Даже легкая форма аутизма означает некие изменения в мозгу, а здесь была средняя. Плюс еще травма…
- Она улыбнулась, - женщина промокнула глаза. – Она видела что-то хорошее?
- Мы пока не имеем возможности показать картинку того мира, куда попадают люди в коме или люди с аутизмом, но заверяю Вас, это колоссальный прогресс, - ответил доктор. – Прибор дает человеку шанс ощутить дыхание жизни, словно он бы проживал настоящую жизнь так, как хотел больше всего. Со временем, я думаю, мы сможет усовершенствовать прибор, родные и близкие увидят те миры. Пока же… Спасибо Вам, что позволили протестировать прибор.
- Вам спасибо, - женщина погладила пальцы дочери и снова заплакала. – Она хотела только свободы. Всегда говорила об этом. Люди ее раздражали, но она все равно работала, старалась быть как все, не показывать свои трудности.
Доктор молча покивал, выводя женщину из палаты.
