Сидит Гермиона на берегу озера, качает ножками по воде. Мимо проходит Рон и спрашивает:
- Как водичка?
Гермиона:
- Между прочим, я тут как девушка сижу, а не как термометр!
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Ему редко снились сны. И он был благодарен за это, потому что нет ничего хуже, чем пытаться собрать по кусочкам клочки ускользнувшей иллюзии, вспоминая, что ты испытывал там. Майкрофт Холмс, державший под контролем практически всё в этой реальности, смертельно боялся иной, потому что обладал слишком хорошей памятью. И прекрасно помнил, как он ведёт себя за гранью яви.
Руки, осторожно ощупывающие всё его тело, так, словно их обладатель слеп и пытается составить карту чужой кожи, шрамов, родинок и выступающих костей. Губы, неожиданно смыкающиеся на члене, и двигающиеся неумело, но с такой нежностью, что возбуждение почти пропадает от нахлынувшего чувства. Пальцы, скользящие по его спине и спускающиеся всё ниже. И вдруг руки подхватывают его под ягодицы и заставляют погрузиться в рот полностью, на всю глубину, пока язык щекочет член уже почти у самого основания. Он кончает за несколько резких, жадных рывков, хватает своего партнёра за плечи, тянет к себе — и замирает от взгляда карих, светящихся бесконечной лаской и восторгом, глаз. Он дотрагивается до чужих губ — почти невесомо, чтобы хотя бы попытаться выразить, как выжигает его ответное чувство.
Проснувшись, Майкрофт Холмс потёр лицо ладонями и закусил губу, ощутив влажный след на щеке. Это не первый раз, когда ему снился инспектор полиции Грегори Лестрейд. Не примечательный ничем, кроме того, что он относится к Майкрофту Холмсу так, как не относится к нему практически никто из его нынешних знакомых.
Майкрофт очень хорошо помнил момент, когда Грегори Лестрейд, сам того не заметив, перешёл из разряда "полезных и приятных знакомств" в "ближний круг".
***
О взрыве на одном из складов на окраине города Майкрофту сообщили сразу же. Сначала с ним связался один из осведомителей, присматривавший за тем районом. Майкрофт сорвался с места, понимая, что его присутствие ничего не даст, но оставаться в кабинете он тоже не мог. Спустя полминуты, когда он уже спускался по лестнице к автомобилю, раздался звонок, и инспектор Лестрейд, с которым Шерлок работал уже полгода, глотая окончания слов, прокричал в трубку, что произошла трагедия, но они надеются, что с Шерлоком всё в порядке.
Всю дорогу до госпиталя Майкрофт вёл ожесточённый диалог с самим собой. Мальчишка-подросток кричал ему, что нельзя было давать Шерлоку такую свободу действий, нельзя было позволять ему заигрываться, нельзя, нельзя, нельзя. Взрослый, вдумчивый человек вторил, что надо было проявить большую гибкость, выставлять меньше очевидных запретов, лучше и тоньше выстраивать систему контроля. И, наконец, самый громкий внутренний голос твердил, что всё это уже неважно, нет ничего более иррационального, чем корить себя за не сделанное в прошлом, а сейчас главное — чтобы Шерлок был в порядке.
Он ворвался в холл, бесстрастным голосом спросил у ближайшего человека с бейджем больницы на халате, где ему найти доктора Маллигана, который, как ему уже сообщили, занимается Шерлоком, и устремился к дверям с круглыми окошками. Его поймали за рукав, когда он был готов вбежать едва ли не в операционную, вывели, усадили на неприятно скрипнувшее сиденье из искусственной кожи и попытались напоить успокоительным. На последнем этапе Майкрофт очнулся и убедительно сообщил, что нуждается не в медикаментах, а в информации о состоянии пострадавшего Шерлока Холмса.
Когда в следующий момент смутно знакомый голос сказал, что Шерлока оперируют, состояние его тяжёлое, но врач сказал, что прямой угрозы для жизни нет, Майкрофт прерывисто выдохнул и прижал ко рту отчаянно трясущуюся ладонь.
Почувствовав на предплечье чью-то руку, Майкрофт дёрнулся, как от удара, но вовремя оглянулся, чтобы встретить встревоженный и измученный взгляд инспектора Лестрейда.
— Вы, — пробормотал Майкрофт, вложив в это местоимение всё, что он наговорил себе за последние полчаса.
— Я не смог удержать его, мистер Холмс, — тихо сказал Лестрейд. — Вы же понимаете, просто не смог, — и его пальцы сжались вокруг руки Майкрофта ещё сильнее.
И Майкрофт неожиданно для себя вдруг накрыл его ладонь своей. Тогда он ещё не вкладывал в этот жест ничего, кроме собственного эгоистичного желания разделить с кем-то своё напряжение, но из Лестрейда словно вытащили какой-то стержень, и он осел в соседнем кресле, прикрыв глаза ладонью. Так они просидели несколько минут, казалось, забыв о том, что держатся за руки, пока из белых дверей не вышел невысокий мужчина, на ходу снимавший с рук перчатки.
Майкрофт вскочил первым.
— Доктор Маллиган?
— Вы родственники мистера Холмса? — мужчина смерил глазами обоих, и Майкрофт, прежде чем Лестрейд успел сказать хоть слово, утвердительно кивнул. — Он вне опасности, серьёзных повреждений внутренних органов, к счастью, не было, но он потерял много крови, нам пришлось сшивать несколько крупных сосудов. Кроме того, у него сломано два ребра, и он получил ушиб мозга. Какое-то время ему придётся провести в клинике. Вы сможете увидеться с ним после того, как он отойдёт от наркоза.
— Спасибо, доктор Маллиган, — ровно ответил Холмс и отошёл в сторону.
Инспектор Лестрейд задавал доктору какие-то вопросы, но Майкрофта они не интересовали. Его мозг уже высчитывал, что ему придётся предпринять для того, чтобы удержать Шерлока в состоянии относительного покоя хотя бы две недели, и одновременно — спасти его от скуки. Очнулся Майкрофт от отвратительного запаха пережжённого кофе. Источником запаха был картонный стакан с крышкой, который протягивал ему инспектор Лестрейд.
— Держите. Я тоже предпочёл бы коньяк, но это лучше, чем ничего, — инспектор выглядел осунувшимся, но глаза у него уже прояснились. — Я понимаю, вы вините меня за то, что произошло.
— Не говорите глупостей, — резко оборвал его Майкрофт и машинально взял стакан с кофе. Только сейчас он понял, насколько замёрзли у него руки. — Мой брат — взрослый человек, и за все неприятности, произошедшие с ним, винить можно только его.
"И меня", — мысленно добавил он.
— Вы вините себя, — словно прочёл его мысли инспектор.
Майкрофт резко дёрнулся.
— С чего это вы взяли?
— Вы же не думаете, что только вам знакомо чувство ответственности? — инспектор попытался улыбнуться, но улыбка вышла невесёлой и очень усталой.
Майкрофт посмотрел на стакан с кофе, перевёл взгляд на Лестрейда, и почти неожиданно для себя сказал:
— Спасибо.
Вместо ответа Лестрейд положил руку ему на плечо, слегка сжал, и встал с кресла.
— Извините, мне пора — надо заканчивать с этим взрывом. Надеюсь, вам удастся удержать Шерлока в кровати на эти две недели.
Майкрофт кивнул в ответ и кривовато ухмыльнулся.
И только потом подумал, что сегодня инспектор вёл себя совсем не как официальное лицо.
***
В следующую их встречу Майкрофт позволил себе улыбнуться инспектору чуть шире, чем обычно. Тот ответил ему совершенно искренней улыбкой и, после обмена рукопожатиями, они сели за столик в небольшом кафе.
— Шерлок вновь рвётся в бой, мистер Холмс. А я не уверен, если честно, что он уже оправился от последствий того взрыва. Прошло только три недели, а, насколько я помню, реабилитационный период после такой травмы — месяца два. По крайней мере, меня в прошлый раз врачи именно столько продержали на больничном.
Майкрофт в ответ скорчил гримасу, и Лестрейд против воли распахнул глаза. Вот уж строящего рожицы Майкрофта он увидеть совершенно не ожидал.
— Мои возможности достаточно обширны, инспектор, но даже я не в силах удержать Шерлока в кровати, не привязывая. Он сам уверен, что ему поставили неверный диагноз, и заявил, что простой причиняет его мозгу больше вреда, чем потенциальные осложнения от травмы.
— Вот чёрт, — искренне выругался Лестрейд.
Майкрофт удивлённо приподнял бровь.
— Да я про осложнения. Схлопочет же что-нибудь, как пить дать. Хуже маленького.
Старший Холмс посмотрел на инспектора, чуть прищурившись, как будто видел его впервые. Он волновался за его брата так же, как это делал сам Холмс. Память очень некстати подсунула картинку с горячим стаканом с кофе, согревающем руки. Забота. Слово, которое Майкрофт никогда не употреблял применительно к себе.
— И что нам с вами с ним делать?
Местоимение "мы" застало Майкрофта врасплох.
— Мне… То есть нам придётся с этим работать, — ответил он.
— Если он опять во что-то вляпается, меня точно хватит инфаркт, — буркнул Лестрейд.
— Буду навещать вас в больнице, — неожиданно для самого себя ответил Холмс, и был вознаграждён широкой, почти детской, улыбкой.
Утром следующего дня Майкрофт впервые за много месяцев проснулся с воспоминанием о чужих губах.
***
— Отличная была игра в догонялки, — бормочет Лестрейд, с явным трудом переводя дыхание и перезаряжая пистолет. — Просто отличная. Хотя по тебе этого и не скажешь.
Шерлок ослабляет свой вечный шарф, затянувшийся вокруг горла во время бега. Он тоже явно задохнулся, но старается вдыхать размеренно, так что со стороны это почти незаметно. Оба замирают и прислушиваются: знакомое "Оружие на землю, руки за голову, медленно!" отзывается в ушах Лестрейда рождественским хоралом. Он прижимает Шерлока к стене правой рукой поперёк груди, и осторожно выглядывает из-за угла.
— Порядок, — говорит он, отнимая руку, и ставит пистолет на предохранитель.
Шерлок смотрит на него как-то странно, Лестрейд улыбается ему и думает, что двадцатиминутная погоня, или, вернее сказать, наоборот — спасение от погони, сделали Холмса похожим на человека. Щёки порозовели, в глазах горит не обычный безумный огонь, а очень близкий и знакомый Лестрейду шальной азарт. И тут Холмс наклоняется, хватает лицо Лестрейда обеими ладонями и крепко прижимается к его губам своими — сухими и колючими. От неожиданности Лестрейд замирает на месте, а Шерлок продолжает наступление — на смену губам приходит язык, неожиданно влажный и горячий после холода губ. От Шерлока пахнет остро и резко — каким-то парфюмом и едва различимым запахом влажной от пота ткани, и инспектор машинально приоткрывает губы, чтобы сказать что-то, и детектив не упускает своего шанса, чтобы углубить поцелуй. Его язык уже во рту у Лестрейда, обследует зубы и тянется ещё глубже. Когда языки соприкасаются, Шерлок удовлетворённо выдыхает в рот инспектору, и отрывается от него.
— …! — произнёс Лестрейд, вытирая рот ладонью.
— Всё хотел проверить на себе пресловутую связь повышенного уровня адреналина и сексуального влечения, но подходящего случая не выдавалось, — как ни в чём не бывало ответил детектив.
Лестрейд, вопреки собственному желанию, ощутил, что теория, чёрт побери, права. Хотя он никогда не относил себя к убеждённым геям, от яростного поцелуя Холмса он возбудился, причём весьма ощутимо. Член уже стоял почти полностью, яйца ныли, и организм требовал разрядки. Плюс к этому инспектора не покидало противное осознание того, что Холмс только что поимел его в качестве эксперимента.
— Если ты собираешься мне врезать, то учти, что со стороны это сейчас будет смотреться странно, — сообщил Холмс. — Мы собираемся выходить отсюда, или ты постоишь ещё немного?
Лестрейд смерил Шерлока тяжёлым взглядом прищуренных глаз, молча развернулся, сунул пистолет, который до сих пор держал в руках, в кобуру, и зашагал в сторону красно-синих отблесков.
В конце концов, злиться на Шерлока с его закидонами было всё равно, что злиться на порвавшего штанину щенка. Только вот из-за очередной его выходки Лестрейду надо было как можно быстрее заглянуть в уборную. И он всё равно злился, но не на Шерлока, а на себя, на своё тело, с такой внезапной готовностью отреагировавшего на какой-то там поцелуй. Лестрейд тряхнул головой, понимая, что воспоминание о губах детектива совершенно не облегчает его положения, и ускорил шаг.
***
Инспектор Лестрейд открыл коробку с пончиками и с наслаждением вонзил зубы в тот из них, который должен был таить в себе его любимую клубничную начинку. Но шум во внешнем кабинете, где сидели его подчинённые, отвлёк инспектора прежде, чем он успел как следует откусить, так что момент был безнадёжно испорчен. Лестрейд со вздохом положил надкушенный пончик назад в коробку, наскоро вытер пальцы салфеткой, потом спохватился и вытер заодно и рот. Как раз вовремя, поскольку дверь распахнулась без стука.
— До сих пор мне не позвонил, потому что считаешь, что сможешь справиться с этим самостоятельно? — Шерлок швырнул на стол газету, сбросив на пол несколько листов с отчётами.
Взгляд Лестрейда не предвещал ничего хорошего. Салли Донован, вбежавшая в кабинет следом за детективом с возгласом: "Убирайся отсюда, псих! ", увидев выражение лица начальника, попятилась, машинально потянув за собой дверь. Шерлок всмотрелся в Лестрейда, и вдруг широко улыбнулся.
— Ты всё ещё припоминаешь тот случай?
Лестрейд взглянул на Салли поверх плеча детектива, та понимающе кивнула и закрыла за собой дверь.
— Вот уж не думал, что ты можешь так сильно отреагировать на банальную вещь, — Шерлок оперся обеими руками на стол Лестрейда, нависая над ним.
— То, что я ценю твою помощь в расследованиях, не означает, что я готов быть полем для твоих экспериментов, — размеренно произнёс Лестрейд.
Глаза Холмса опасно сверкнули.
— Ты явно испытываешь тягу к мужчинам, твоя жена спит с другим, я не неприятен тебе физически — не вижу препятствий.
— Этот разговор ни к чему не приведёт. Поэтому давай оставим эту тему и перейдём к делу.
Шерлок обогнул стол и остановился вплотную к креслу Лестрейда.
— Не вздумай! — Лестрейд вскочил и отступил к окну. "Со стороны, наверное, выгляжу как полный идиот", — мелькнуло у него в голове. Очевидная нелепость ситуации практически лишала возможности мыслить стройно.
Словно не замечая, Шерлок шагнул к инспектору, почти прижимая его к стене. Лестрейд судорожно соображал, отметая один вариант за другим. Скрутить паршивца? Слишком много шума. Попытаться поговорить? С Шерлоком бесполезно разговаривать. Не убегать же от него, в самом деле.
А Холмс тем временем уже склонился к Лестрейду, так, что он чувствовал на своей щеке его дыхание, пахнущее кофе. И, что самое ужасное, у инспектора моментально заныло в паху. Это было уже слишком.
Инспектор схватил Холмса за плечи и развернул к спиной к стене, меняясь с ним местами.
— Шерлок, твои шутки заходят слишком далеко.
Детектив выпрямился, пожал плечами, улыбнулся и сбросил со своих плеч руки Лестрейда.
— Это и не шутки, — с той же улыбкой сообщил он, обошёл стол и плюхнулся в кресло. — А теперь скажи, что тебе известно об этом деле, помимо очевидного бреда, который ты скормил журналистам. Этот человек не мог быть лондонцем, и уж тем более, не мог быть "мирным домоседом". И если это преступление чем-то не являлось, то обычным уличным ограблением — даже по этой фотографии мне видно, что на теле ровно одна рана, сделанная ножом военного образца. Кстати, откуда у них эта фотография?
С трудом уняв сердцебиение, Лестрейд открыл ящик стола, вынул из него папку и кинул детективу.
— У тебя полчаса.
Шерлок не отреагировал и даже не пошевелился, когда инспектор захлопнул за собой дверь кабинета.
***
Прислонившись к стене, Лестрейд впервые позволил себе задуматься о том, что окончательно перестал понимать Шерлока Холмса. Нет, он не обольщался по поводу того, что когда бы то ни было вообще понимал Шерлока, но сейчас степень непонимания достигла апогея. Чего Шерлок хотел от него? К чему были эти — Лестрейд не мог подобрать другого слова, чем "домогательства", но "Холмс" и "домогательства" в одном предложении были несовместимы. И тем не менее, если один раз это можно было счесть случайностью, то сегодняшняя выходка переходила все границы. Стоп. Какие границы? Что сегодня сделал Шерлок? Ему показалось, что он опять хотел его поцеловать. Показалось. Почему он был в этом так уверен? Инспектору хотелось взвыть и выкинуть эти мысли из головы, хотя он понимал, что сделать этого он не сможет.
Потому что главной причиной его смятения был не столько Шерлок, сколько то, что он не мог дать себе честного ответа на вопрос о его собственном отношении к происходящему. Казалось бы, ответ бы только один: детектив в очередной раз сбрендил, на этот раз на почве исследования сексуальности, и почему-то избрал объектом своих исследований именно его, Лестрейда. И тяжкое бремя инспектора, уже давно считающего Холмса своим другом, пережить этот период с минимальными потерями. В конце концов, он пару раз целовался со своими подругами по колледжу, и это ни к чему не привело. Правда, он прекрасно понимал, что аналогия "Шерлок Холмс" — "девочки из колледжа", мягко говоря, очень натянутая. А при упоминании поцелуя по телу прокатилась волна слабости, вновь, уже привычно, отозвавшаяся в низу живота. Какой-то части его сознания, хотя бы на физическом уровне, нравилось то, что делал Холмс. И более того, эта чёртова часть хотела продолжения. Но разум инспектора прекрасно понимал, что ни о каком продолжении в этом случае речи идти не может. Просто потому, что это Холмс. Шерлок. Фрик, чёрт побери. Да, он его друг, но у него есть множество друзей, с которыми он даже на миг не может представить себя в одной постели. Даже допустить саму мысль об этом казалось ему чем-то грязным и противоестественным, словно он предавал эту самую дружбу.
— Сэр, фрик бушует, — голос Салли выдернул его из размышлений. — Ищет вас, сообщил нам своё бесценное мнение о том, что мы полностью неправильно вели дело Грейхилла.
— Иду, — с тяжёлым вздохом отозвался Лестрейд, с трудом отлепляясь от стены.
***
Лестрейд вбежал на второй этаж дома по Бейкер-стрит, привычно перепрыгнув первую, скрипучую, ступеньку. Сверху доносились звуки скрипки, значит, Шерлок не только был дома, но ещё и относительно свободен. Он постучался бы, если бы дверь не была открыта. Холмс, в распахнутом халате, стоял к нему вполоборота, прильнув щекой к деревянной деке инструмента, глаза его были закрыты, на губах блуждала загадочная полуулыбка. Мелодия, странная, похожая то на дикий цыганский напев, то на безумный ирландский танец, заполняла комнату. Смычок вспархивал над струнами, обрывая полёт резким аккордом, и вновь опускался, извлекая каскад звуков. Левая рука металась по грифу, изредка замирая, соприкасаясь с деревом инструмента подушечкой одного пальца, на одной вибрирующей ноте.
Инспектор остановился на пороге, понимая, что присутствует едва ли не при священнодействии. Шерлок взял ещё несколько резких нот, рывком оторвал смычок от струн, медленно опустил правую руку, так же медленно, словно бы с неохотой, отнял щеку от инструмента и открыл глаза.
— Шерлок, — Лестрейд шагнул в комнату, мысленно подбирая слова. Но детектив опередил его. Он опустил скрипку на кресло, положил поперёк подлокотников смычок, и направился к Лестрейду.
Что-то в его движениях, не резких, как обычно, а наоборот, плавных, словно бы кошачьих, насторожило Лестрейда, но прежде, чем он успел что-то сказать, Шерлок схватил его за лацканы плаща и притянул к себе. Сознание среагировало на долю секунды позже, чем губы Холмса, уже привычно сухие, оказались на его губах, и язык почти сразу же проник в рот, дразня, то едва дотрагиваясь до его языка, то жадно пытаясь дотянуться ещё глубже. Одна рука детектива уже лежала на затылке инспектора, вторая — расстёгивала его брюки. Когда Шерлок наконец оторвался от губ Лестрейда и взглянул ему в глаза, инспектор прочёл в них не обычный интерес, а необычный для Шерлока вопрос, словно тот проверял, всё ли он сделал правильно. И Лестрейд, плюнув на все свои предчувствия, схватил Холмса и уже сам впился в его губы, обдирая кожу о едва заметную щетину и прижимаясь к Шерлоку всем телом. Шерлок, казалось, сопротивлялся, и окончательно растерянный Лестрейд остановился, глядя на детектива. Шерлок отнял руку от его затылка и вдруг стремительно скользнул вниз.
Он сдёрнул с Лестрейда брюки вместе с бельём, чувствительно задев уже вставший член, но Лестрейд вдруг вспомнил.
— Дверь, — срывающимся голосом прошептал он, понимая, что это бессмысленно.
Но тут длинная рука Шерлока взметнулась и каким-то непостижимым для Лестрейда образом дверь захлопнулась, и вместе с этим звуком инспектор потерял последние крупицы понимания происходящего.
Сверху он видел кудрявую макушку Холмса, стоящего перед ним на коленях — и, господи, он облизывал его член долгими, неспешными движениями. Пальцы Шерлока вцепились ему в бёдра, почти не давая двигаться, и Лестрейд только сумел опереться о стену лопатками и затылком и закрыть глаза.
Он чувствовал, что Шерлок отнял одну руку и сомкнул пальцы на его члене кольцом, а его язык переместился уже на головку. Теперь он ласкал её быстрыми, острыми прикосновениями, заходя под крайнюю плоть, доводя Лестрейда до почти невменяемого состояния, пока пальцы быстро двигались по стволу, влажному от смазки и слюны, то убыстряя, то замедляя темп, словно подчиняясь какой-то неслышимой мелодии. И когда измученный Лестрейд начал сам толкаться в держащую его руку, Шерлок крепко сжал пальцы у основания члена, и Лестрейд ощутил, что почти полностью оказался у Шерлока во рту. Обнажённая головка скользила по нёбу, чувствуя каждый бугорок, и каждая встреченная ей неровность посылала в пах и дальше, выше, вверх по позвоночнику, в сердце и мозг волны острого удовольствия. Лестрейд не слышал себя, не слышал, стонал ли он вслух, он только опустил руки, зарывшись пальцами в густые волосы Шерлока, и его сознание практически отключилось. Весь мир сосредоточился во рту и руках Шерлока. Тот наконец разжал пальцы и несколькими быстрыми движениями позволил Лестрейду достигнуть разрядки, то почти полностью выпуская его из себя, то вновь вбирая едва ли не до самого основания.
Он выждал несколько секунд, пока тело инспектора сотрясалось в оргазменной судороге, затем так же медленно облизнул его член, сглотнул и только тогда снял правую руку с его бедра. Лестрейд сполз по стене вниз, оказавшись на одном уровне с Шерлоком. В серых глазах детектива горел всё тот же вопрос, но у Лестрейда не было сил. Он сжал пальцы, пропуская через них пряди волос, и почти опрокинул Шерлока на себя, прижимаясь к раскрытым губам и ощущая на них вкус собственной спермы. Ему было всё равно. Он очень остро осознавал, что все его прошлые мысли о невозможности жизни с Шерлоком были смыты оргазмом, и единственное, чего он сейчас хотел — прижать к себе это проклятое костлявое тело и лежать так, пока не протрубит труба Страшного Суда. Какая-то часть его понимала, что это обычный посткоитальный бред, но это был слишком приятный бред, чтобы сделать усилие и выгнать его из головы.
Шерлок вдруг упёрся руками ему в грудь и приподнялся.
— Вот теперь ты полностью расслабился. Кстати, молодец, минимум две недели без сигарет.
— Как ты это определил? — слабым голосом, скорее по привычке, отозвался Лестрейд.
— По вкусу, — пожал плечами Шерлок и легко поднялся на ноги.
Лестрейд посмотрел на него сверху вниз, и Шерлок протянул ему руку. Он с готовностью ухватился за неё и очутился практически в объятиях детектива. Тот улыбнулся и, сделав несколько шагов назад, не глядя, упал на диван. Лестрейд нашёл в себе силы застегнуть брюки и опустился в ближайшее кресло.
— Шерлок, это был очередной эксперимент? — как можно равнодушнее спросил он.
— Сейчас, для дела, ты нужен был мне отдохнувшим. Это был наиболее быстрый и простой способ привести тебя в чувство.
Но прежде, чем у Лестрейда потемнело в глазах, детектив добавил, слегка изменив интонацию:
— Это был не эксперимент, Грег.
***
Если бы у Майкрофта Холмса вдруг спросили сейчас, за что ему нравится инспектор Грегори Лестрейд, Майкрофт совершенно ровным тоном, совершенно искренне назвал бы добрый десяток пунктов, среди которых не было бы ни слова правды. Правда была слишком проста и слишком пугала Майкрофта своей ясностью и банальностью. Лестрейд был первым, да и едва ли не единственным сторонним человеком, которого Холмс, пусть и с некоторой натяжкой, мог бы сейчас назвать другом. И уж совершенно точно, Лестрейд был единственным, кто, глядя на Майкрофта сейчас, видел не государственного служащего мистера Холмса, облечённого властью и огромным количеством обязательств, а именно что Майкрофта Холмса, старшего брата Шерлока Холмса. О котором Лестрейд, как выяснилось, беспокоится. По-человечески, а не потому, что ему было спущено указание сверху присматривать за одним слетевшим с тормозов консультирующим детективом.
Сейчас Майкрофт уже мог спокойно признать, что действительно часто думает об инспекторе Грегори Лестрейде в обстоятельствах, не затрагивающих личность его младшего брата. И сны, в которых он смотрит в карие глаза, преследуют его всё чаще.
Поэтому он уже не искал для себя оправданий, когда назначал Грегори Лестрейду личную встречу в тех случаях, когда его отчёт можно было спокойно получить по почте или даже выслушать по телефону. И очень, очень осторожно пытался вывести разговор из делового русла в личное. Инспектор реагировал легко и с удовольствием, и в какой-то момент Майкрофт понял, что ему уже не нужно подталкивать Лестрейда, потому что он переходил на простой дружеский тон сам. А Майкрофту приходилось закусывать губу, чтобы не расплыться в совершенно не подходящей случаю улыбке.
***
— Знаете, — задумчиво сказал инспектор, глядя в окно на снующих по улице людей, — иногда мне кажется, что я начинаю понимать Шерлока. Но в следующий момент он делает всё, чтобы выбить из меня эту беспочвенную самоуверенность.
Лестрейд развернулся к Холмсу, и тот поймал в его взгляде озорные огоньки.
— Майкрофт, скажите, нормальный среднестатистический человек, в принципе, может понять мотивы Шерлока?
Холмс-старший уже почти привык к тому, что некоторыми своими вопросами инспектор Лестрейд — "Грегори" — мысленно поправлял себя Майкрофт — умудрялся застать врасплох даже его. Просто потому, что Майкрофт не привык к настолько личным вопросам. Со всеми своими знакомыми — и в профессиональной, и в личной среде, — Майкрофт всегда придерживался этикета. Обычно он не задумывался об этом, это было естественно, он жил так, сколько помнил себя. Были границы, за которые никому просто не приходило в голову переступить, они были священны и незыблемы. Для Лестрейда — Грегори — таких границ не существовало, и каждый раз, когда инспектор совершенно незаметно для себя делал ещё один шаг на личную территорию Майкрофта Холмса, сердце последнего на мгновение замирало, и по всему телу прокатывался спазм сладкой слабости.
— Грегори, я скажу вам под большим секретом. Мотивы Шерлока зачастую не очень понятны ему самому, хотя он, разумеется, уверен в обратном.
И оба радостно рассмеялись, как старые друзья, услышавшие одним им понятную шутку.
Инспектор часто вспоминал о дочери и практически никогда — о жене. Майкрофт знал, из обмолвок самого Грегори, да и из кое-каких собственных наблюдений, что отношения с ней уже фактически подошли к своему логическому завершению. Эта мысль наполняла Холмса неуместной радостью. Однако, когда он как-то раз предложил Грегори помощь в устройстве дочери в школу верховой езды, инспектор вежливо отказался.
— Поймите, Майкрофт, моей девочке будет неуютно среди аристократов. Это вы с детства знаете, зачем на столе семь вилок лежат, а мы как-то всегда обходились одной.
— Пять, — вдруг сказал Холмс, немного помолчав.
Инспектор уставился на него непонимающе.
— Пять вилок, Грегори.
И после секундного замешательства Майкрофт присоединился к смеху инспектора.
Инспектор Грегори Лестрейд отличался от окружающих тем, что ему ничего не нужно было от Майкрофта Холмса. В отличие от Майкрофта Холмса, которому от Грегори Лестрейда нужно было всё.
***
Зачем он сейчас ехал на место преступления, о котором Лестрейд сообщил ему привычной смс-кой, Майкрофт толком не знал. Он понимал, что поговорить с инспектором в такой обстановке ему вряд ли удастся, но его тянуло увидеть Лестрейда. Холмс готов был согласиться с тем, что ведёт себя как влюблённый мальчишка.
Автомобиль Майкрофта затормозил в квартале от места, где инспектор Лестрейд должен был быть на задержании преступника вместе с его братом. Холмс-старший вышел из машины, оперся на зонт и медленно пошёл по тёмному проулку в сторону ярких огней полицейских прожекторов.
Он остановился в тени, когда увидел два тёмных силуэта, чётко прорисовавшихся на фоне освещённой улицы. И только вздёрнул немного подбородок, без труда узнав в одном из них своего брата, а в другом — постоянного гостя своих снов. Он видел, как Шерлок прижимает инспектора к стене и жадно целует, а тот не сопротивляется, а, напротив, отвечает, обнимая Шерлока.
Майкрофт поднимает с ковра игрушечный "бьюик", и двухлетний Шерлок, заметив пропажу, начинает плакать, отчаянно и горько, несмотря на то, что вокруг него разбросаны несколько похожих машинок. Майкрофт прижимает игрушку к груди, это его любимая машинка, обычно с ней играл он, но сегодня она каким-то образом попала к Шерлоку. И слышит над ухом ласковый голос:
— Майкрофт, отдай Шерлоку. Он же твой младший брат. Ему нужнее.
И Майкрофт Холмс молча разворачивается и идёт назад к своему автомобилю, опираясь на зонт чуть тяжелее, чем то предполагает простой аксессуар.
