Сидит Питер Петтигрю в Общей гостиной и мучается над учебником по трансфигурации. Заходит Сириус:
- Хвост, хватит ерундой заниматься, пошли, повеселимся!
- Не, у нас же завтра контрольная.
- И что?
- Если не сдам, меня Макгонагалл сожрет!
Традиция проводить первую половину отпуска на Новом Вулкане возникла спонтанно. Наверное, виновато любопытство: в свой первый приезд Джим мало что успел разглядеть за пределами дома Спока-старшего. Конечно, теперь его зовут иначе, но Джим не запоминает как. Из принципа: один и тот же человек, только из разных временных линий, и имя у него может быть только одно. Конечно, тут возникает другая проблема – как отличить их друг от друга, но в сознании Джима она решается легко. Так появляются Спок-младший и Спок-старший. Естественно, исключительно про себя, а не вслух.
И, пожалуй, оба учат его самому главному – замирать на мгновение и просто смотреть: на звёзды, планеты и людей. Потому что они все люди – человечность не определяется набором внешних параметров, теперь Джим это точно знает. А если бежать не останавливаясь, можно пропустить что-то жизненно важное, и второго шанса не будет.
В процессе наблюдения выясняются очень интересные вещи. Например, что эмоциональная сдержанность и полное отсутствие эмоций – это две большие разницы. Или что каким-то образом он получил доступ туда, куда не пускают никого другого. В какой-то момент Джим краем глаза замечает, как Спок невольно, почти бессознательно, отшатывается о тех, кто стоит слишком близко. Это больно – думать, что он сам не раз становился причиной дискомфорта своего друга, и Джим прилежно вспоминает всё, чему его учили в Академии. Через неделю он готов взвыть: отстраненность совсем не в его стиле, а потом Спок отводит его в сторону и осторожно интересуется, как капитан себя чувствует и не нужно ли ему в медчасть. И Джим с облегчением возвращается к дурной привычке хватать собеседника за руки, хлопать по плечу и фонтанировать идеями, эмоциями и энтузиазмом. И неприкрытой радостью, когда ему удается выиграть у Спока ещё одну шахматную партию.
Всему этому чуть не приходит конец, когда Джим, Спок и ещё десять человек из команды попадают в плен к металлическим жукам-телепатам, чье любимое развлечение – копаться в мозгах своих пленников. Когда их наконец находит «Энтерпрайз», проходит трое суток.
Операция по спасению занимает от силы пару минут – Скотти поколдовал с транспортатором, чтобы засечь местонахождение пропавших товарищей и поднять на борт всех сразу, а потом на предельной скорости покинуть негостеприимный сектор, пока любопытные жучки не пробрались на корабль и не попробовали на вкус его обшивку.
На первый взгляд с капитаном и остальным всё в порядке, во всяком случае, физически. Жучки своих пленников голодом не морили и снабжали водой по мере необходимости. Но Джим покорно укладывается в койку и на гипошприцы не реагирует. И одного этого достаточно, чтобы испугать доктора Маккоя по-настоящему.
А ещё – молчание. Боунс проводит всевозможные анализы, чтобы выяснить, что горло и связки Джима являют собой образец нормы. Если бы Джим мог найти слова, он объяснил бы, что молчит не потому, что у него шок, или амнезия – просто ему нечего сказать. В его голове пусто, а пространство вокруг занимает толстый слой ваты.
После Дельта Веги Джим часто видит сны, рассказывающие о чужой жизни, о другом капитане Кирке и ином «Энтерпрайзе», но он готов терпеть головокружения и боль, потому что пока Спок-старший был не единственным, кто помнил его время и его друзей, он никогда не оставался один, и лишь это имело значение.
Жучки же сломали в нем что-то, и теперь это что-то невозможно починить. Джим считает это непреложным фактом. До появления в больнице Звездного флота Спока-старшего.
Тот минуту внимательно изучает лицо почти бывшего командира «Энтерпрайза» и невозмутимо заявляет:
- Капитану Кирку необходим отпуск, и он начинается прямо сейчас.
Дорога до Нового Вулкана окутана туманом. Джим лежит на низкой софе в комнате с шумящим вентилятором, а Спок держит его за руку. Слой ваты медленно рассеивается, и Джим понимает, что его друг говорит. О разном: о том, каким был климат на Вулкане из иной реальности, о песни китов, и даже цитирует Шекспира. Спокойный мягкий голос вселяет уверенность, и Джим расслабляется. Слова перетекают от Спока к нему, заполняя пустоты в его голове, но их не хватает, чтобы избавиться от ваты окончательно, и Джим впервые за многие недели размыкает губы, чтобы прошелестеть:
- Покажи мне.
Теплые пальцы опускаются на его щёку, занимают позицию для слияния разумов, но Джиму не страшно – из какого бы времени и мира не был бы Спок, они никогда не причинит ему вреда. Если только случайно.
Ярким образам удается то, что не получилось у слов – пустота отступает. Позже они пьют травяной чай - не из репликатора!, Спок сам выращивал их в саду около дома, сам собирал и сушил на утреннем ласковом солнце – и Джим шепчет, опуская глаза:
- Прости.
- За что?
- Всё это время ты ощущал то, что испытывал я. Было очень… неприятно, да?
- Ты ошибаешься, Джеймс. Было… больно, но исключительно из-за того, что я не мог найти способа тебе помочь.
- Ты помог. Спасибо.
Спок наливает ему ещё чаю и дарит очередную не-улыбку.
В этот миг Джим превращается в коллекционера – он собирает не-улыбки обоих Споков как редких бабочек и бережно хранит каждую из них. И думает, что одна из целей его существования – добиться, чтобы они появлялись на лицах его друзей как можно чаще. Ведь иногда нужно так немного, чтобы вернулось желание жить дальше.