Родственников не выбирают. Семью тоже. И семья – это не обязательно родственники.
Написано на конкурс Fandom Fighting 2012, номинация №3 «Лучший дженовый фанфик», конкурсная ситуация: 6) Семья/ семейные ценности/ детство.
Комментарии:
Рейтинг стоит за упоминание наркотиков, попытки суицида (без графики), смерть оригинальных персонажей.
Таймлайн: после фика Don't Die before I Do
Время и я – старые друзья. Зеленка с Шеппардом всегда удивлялись, как мне удается определить его с точностью до минуты, не глядя на часы. Секрет прост: когда тебе приходится работать под давлением и на счету каждая секунда, поневоле происходит полная синхронизация. Вот и сейчас я всей кожей чувствую, что до взрыва остался ровно час. Если у меня получится достать из заднего кармана джинсов нож с выкидным лезвием и избавиться от наручников (что довольно сложно сделать, сидя на стуле со скованными за спиной руками)...
Пальцы затекли и не слушаются, но я отказываюсь упускать призрачный шанс на спасение.
Нож мне подарил Ронон. Молча вложил в ладонь, когда мы прощались в Зале Врат. Тейла стиснула мои плечи отчаянным жестом. От её волос пахло атозианским мылом и травами, а я говорил себе, что пелена в моих глазах – просто аллергическая реакция. Возможно, мы не увидимся больше – они возвращались в Пегас, туда, где был их дом и куда звал долг перед народом Тейлы и немногочисленным населением галактики, чьи жизни ещё не высосали рейфы. Ронон взглядом искал Шеппарда. Искал и не находил. Ну и кто теперь из нас трус, а, Джон?
Нет, в чём-то я понимал его. Правда. Несколько лет назад я – случайно – починил двигатель пролетающего мимо «Дедала» корабля Древних. Лучше бы он действительно пролетел… куда-нибудь на задворки Пегаса, где даже галактического мусора не сыскать. В благодарность за помощь эти засранцы выгнали нас с Атлантиды обратно на Землю. И чуть не уничтожили нас всех. Кто был на Атлантиде хоть раз, уже не сможет забыть. И не сумеет вернуться к «нормальной жизни». Думаю, одного прощания Шеппарду хватило на всю оставшуюся жизнь, но…
- Береги себя, Родни, - голос Тейлы едва уловимо вибрировал от напряжения.
- Скоро Атлантида будет дома. Слово МакКея. А пока постарайтесь остаться живыми, ладно?
- Мы будем осторожны.
- Ха-ха-ха.
- Я за ней присмотрю, - пообещал Ронон.
Ага. А за тобой кто присмотрит, мистер Я-плевал-на-опасность-и-бегу-впереди-поезда-в-ад?
- Я в этом не сомневаюсь. Мы же команда.
В том числе и тогда, когда мы далеко друг от друга.
Атлантида должна была отправиться в Пегас через два месяца. Президент и Сенат одобрили новый бюджет (приятная неожиданность), а мы, учёные, пытались выжать максимум из свободных дней.
Зеленка и я поехали на конференцию в Балтимор.
Как ни странно, не для того, чтобы сообщить научному миру о своих важных и чудесных открытиях (по крайней мере, тех, что не являются государственным секретом).
Питер Гродин погиб при первой осаде города на краю океана.
Остался на умирающем спутнике, чтобы подарить нам пространство для маневра и плана Б.
Спустя неделю Радек застал меня за его столом, заваленным исписанными блокнотами.
Вместе мы разбирали летящий, изломанный почерк, повествующий о новых теориях черных дыр и временных искривлений.
Доклад мы читали так же, вдвоём.
Стивен Хокинг был в полном восторге и жалел, что с автором работы можно познакомиться исключительно на том свете.
Нас звали на банкет, горя желанием вызнать подробности, но я нагло свалил «почетную» обязанность удовлетворять любопытство коллег на Зеленку и ушёл, сославшись на головную боль. Голова действительно болела: сказывались нервотрёпка и недосып. Встреча с Президентом – это вам не шутка, тем более, если от результатов этой встречи зависит судьба экспедиции.
В номере было душно и почему-то пахло сигаретным дымом. Я распахнул окно, налил в стакан немного коньяка и лишь тогда заметил выпуск «Вашингтон пост» на журнальном столике. Сверху лежала записка: «Мередит, читай очень внимательно».
Сердце на секунду приостановилось, а потом забилось, заколотилось где-то в горле. Этот почерк был мне знаком, как собственное имя.
Дело воняло керосином.
И куда подевался чёртов мобильный?
- Радек, это я. Что-то мне совсем нехорошо. Простудился, наверное. Улетаю лечиться в Сан-Франциско первым же рейсом. Извини, что так вышло.
- Быстро же вы вернулись, доктор МакКей, - поприветствовал меня Чак.
- Радек справится, - я криво улыбнулся. – А то оставишь обезьян с инопланетной техникой без присмотра…
Диспетчер закатил глаза.
- Бедные обезьяны…
Метаться по комнате мне надоело буквально через пару часов, я одолжил пачку сигарет у Лизы Симпсон и вызвал майора Стивенса.
Интересно, почему Шеппарду нравится это дурацкое колесо обозрения? Колесо как колесо, ничего особенного. Пока совершишь круг – не только обозреешь окрестности «с высоты птичьего полёта», но и гарантированно оборзеешь. Стивенс, наверное, уже пятую извилину сломал в поисках выражений в мой адрес на тему «какого хрена доктора Маккея понесло из Атлантиды в парк развлечений в Золотом заливе». Переживёт, никуда не денется.
- Извините, мы уже закрываемся, - пожилой смотритель нервно сжимал в руке связку ключей. Не знаю, что его убедило – количество зеленых бумажек с портретом Франклина или фирменный взгляд «делайте то, что я скажу, и ни у кого не будет проблем»:
- Ладно. Один круг.
- Три.
- Договорились.
На вершине было необыкновенно тихо, несмотря на ветер и скрип старой кабинки. Почти так же тихо, как в детстве, когда мама уходила к соседке – раскладывать очередной пасьянс, а Джинни, несмотря на наказ после школы идти прямо домой, играла с подружками в прятки.
Я в сотый раз перечитал неприметную заметку на четвертой полосе «Вашингтон пост». Текст не изменился. И никто, кроме меня не знает, что случилось на самом деле. И что ещё случится, если я не вмешаюсь. А я-то надеялся, что та часть моей жизни, которую я вычеркнул из памяти, никогда не выберется из колодца забвения.
На аттракционах нельзя курить, но сейчас это неважно, да и кто что увидит с такой-то высоты. Недолгий роман с сигаретами начался в апреле, когда мне исполнилось девятнадцать, и продолжался до сентября. Потом то странное лето, наполненное ужасом и прозаком, растворилось в залежах иных воспоминаний и идей.
В шестом классе я собрал атомную бомбу – на спор, по глупости. Совершенно не задумываясь о последствиях: в конце концов, уран и плутоний в супермаркетах не продаются, и моя бомба была просто моделью. В ЦРУ явно считали по-другому. Я должен был догадаться, что одним допросом «люди в чёрном» не ограничатся, хоть и дадут передышку на несколько лет.
- Подумайте над нашим предложением как следует, мистер МакКей.
Мистер Икс произнёс это мягко. Снисходительно. С мерзкой улыбочкой, вызывающей желание сделать его идеально ровные зубы несколько… менее идеальными. И засунуть мерзко пахнущую сигарету в его глотку так глубоко, что ни один врач не вытащит. Конечно, я мог отказаться: Америка – свободная страна, демократия в действии и так далее, но тогда пришлось бы забыть не только об учёбе на двух факультетах, но и о высшем образовании, связанном с астрономией и ядерной физикой в целом.
…Улетая на летние каникулы в городок под Ванкувером, я увозил с собой три несданных экзамена (пересдачу назначили на осень), мысль, что резать нужно было вдоль, и две упаковки с жёлто-зелёными капсулами. Которые очень быстро закончились.
- Мы договорились, что ты пойдёшь на приём к психологу, Мередит, - сочувственно вздыхала Элис Харт, наш семейный доктор. – Это обязательное условие, иначе я не смогу выписать следующий рецепт.
Сука. Прозак дивно сочетался с коктейлем «виски-кола». И с коньяком. А также с черно-белыми фильмами ужасов, старыми сериями «Доктора Кто», первым «Стартреком» и МТВ. Периоды вне лекарственно-алкогольного тумана мне не нравились по одной-единственной причине: мне было страшно. До чёртиков.
Так я оказался в кабинете дипломированного психолога и верной последовательницы Зигмунда Фрейда Келли Шмидт. Она несла чушь про сублимацию, эго и подавленное либидо, я кивал и соглашался – если бы я и сумел рассказать о том, что со мной происходит, то точно не ей.
- Мам, я пришёл.
- Обед на столе.
Есть не хотелось. Вообще. В комнате меня ждали ворох кассет с Томом Бейкером в роли Доктора и остатки виски. Тедди принесёт ещё.
С Тедди Эвансом мы учились в одном классе. Он пил, курил, ругался настолько виртуозно и изобретательно, что ему завидовали моряки, и отбирал деньги на обед у младшеклассников с помощью таких же, как и он, дружков – Эда Торна и Грега Уайта.
Мне часто от них доставалось. За «мудрёные» книжки, худобу, освобождение от физкультуры… Масса поводов для того, чтобы размяться и помахать кулаками.
Грег Уайт разбился на мотоцикле в день своего рождения. Ему было семнадцать.
Вскоре после этого семья Торнов переехала в Ванкувер.
И если бы мне сказали, что через несколько лет мы с Тедди будем мирно дремать на моей кровати и смотреть фантастические сериалы, я бы решил, что у этих людей не в порядке с головой.
- Привет. Виски не было, я купил водки, - Тедди плюхнулся рядом, передавая бутылку. Зрачки расширенные, значит, уже закинулся тем дерьмом, что продавала его подружка Кристи. – И сигарет.
- Круто.
На экране Доктор и Сара Джейн отбивались от гигантских насекомых на космической станции.
- Хочешь? – на ладони Тедди перекатывалась горсть разноцветных таблеток.
- Нет, спасибо. У меня есть свои наркотики. И в отличие от твоих, они абсолютно легальны.
Под матрасом скопилось около семи коробочек с прозаком. «Простите, доктор Харт, я потерял рецепт. Перерыл весь дом, но…». Дрожащие губы (в меру), непролитые слёзы во взгляде – и старая курица невольно тянется за очередным бланком.
- Мередит?
- Ммм?
- Ты когда-нибудь делал что-нибудь безумное?
- О да. Много раз.
- Например?
Собрал атомную бомбу.
- Помнишь, меня из шестого класса сразу в одиннадцатый перевели?
- А то. Извини за тот зуб, кстати.
- Ничего. Проехали.
- Ты всегда был умным, не то, что я. Четырнадцать лет, а уже в колледже. Пока остальные в долбаной школе корячатся.
- Ну вот. В колледже была олимпиада – по физике там, литературе и так далее. Приз – поездка в Лондон на две недели.
- И ты победил.
- Разумеется.
Европа, Лондон и целых четырнадцать дней свободы – руководитель нашей группы особо не рвался присматривать за десятью пятнадцатилетними оболтусами. Сидр и шотландский виски привлекали его гораздо больше. А я в первый же день познакомился на улице с компанией панков – Сидом, Кошкой Сью и Маком. Мы пили пиво (Сид, как самый старший, покупал его для всех; это сейчас в пабе тебе не нальют, пока не покажешь удостоверение и не докажешь, что тебе уже двадцать пять), слушали на повторе “The Walk” и “Lovecats”, а спал я у Сида на кухне, завернувшись в чьё-то пальто.
В Канаду я вернулся с высветленным перекисью ирокезом, серьгой в ухе, ботинках на платформе и кожаной куртке с надписью «ненависть» на спине. Мама чуть в обморок не упала.
- А ты, Тед? Давай колись, какой безумный поступок…
- Мередит, перестань! Ты знаешь, я не выношу щекотки.
- Тедди…
- Мы с Грегом напились дешевого портвейна, взяли машину его отца и устроили гонки по пересеченной местности. Машину разбили в хлам, Грегов папаша так нас выпорол, что мы потом неделю сидеть не могли. Козёл.
Дни незаметно перетекали в ночи, время измерялось в клипах U2 и Depeche Mode, а также в литрах виски, коньяка и мартини. Занавешенные окна и вечный полумрак Тедди не смущали – он почти постоянно был под кайфом, впрочем, как и я.
Запас прозака подходил к концу. В тумбочке лежало ещё два рецепта, но двигаться было лень, бессонница действовала на и без того расшатанные нервы, и я запил коньяком валиум из маминой аптечки.
И очнулся в ванной – в лицо била струя воды из душа, а по подбородку стекала желчь.
- Эванс, ты рехнулся?!
- Ты не дышал, Мередит! Я не мог найти твой грёбаный пульс!
- С моим пульсом всё в порядке, спасибо. Коньяк остался?
- Псих!
- От психа слышу. И сигареты мне передай.
В подобные моменты я радовался, что Джинни обиделась на меня (я не звонил, не писал и впервые провёл Рождество и свой день рождения не дома), уехала в гости к подруге на всё лето и не видит, во что я превратился.
- Уверен, что не хочешь пойти?
- Уверен.
- Слушай, я в курсе, что Кристи тебе не нравится, но будет весело.
- Вот иди и веселись.
- Если передумаешь, Мередит…
- Вали уже.
Синяя будка материализовалась в Италии эпохи Возрождения, за Доктором и Сарой Джейн тенью следовала злобная Мандрагора. Без комментариев Тедди было совсем не то. Со вздохом я накинул куртку, схватил ключи и выбежал на улицу.
Вечеринка проходила в заброшенном доме, и все желающие проникали туда через покосившийся забор.
Гремела музыка – Adam & the Ants, гадость, у кого-то точно проблемы со вкусом, Кристи хохотала, обнимая незнакомого мне парня, а спёртый задымленный воздух можно было резать ножом.
Тедди лежал на продавленной софе, синюшно бледный, и рвано, странно дышал.
- Кристи!
- Чего?
- Эвансу плохо.
- Очухается, в первый раз, что ли?
- Я вызову «Скорую».
Телефона в этом доме, разумеется, не было, но через дорогу жила миссис Смит.
…Скорее всего, именно врачи позвонили в полицию. Они же накинули на меня оранжевое одеяло, потому что меня трясло.
- Давно ваш друг принимает наркотики?
- Я не знаю.
- Какие препараты ему приносила Кристин Уэллс?
- Я не знаю.
Час. Два часа. Вопросы, вопросы. Потом белые двери распахнулись, и мертвенный свет ламп на мгновение ослепил мои уставшие глаза.
Передозировка амфетаминами. Эванс, ублюдок. Если бы я пошёл на проклятую вечеринку вместе с ним…
- Мистер МакКей? – непривычно мягко произнёс один из полицейских. – Кому позвонить, чтобы за вами приехали?
- Элис. Элис Харт.
Доктор Харт отвезла меня к себе. Я по-прежнему цеплялся за оранжевое одеяло. О возвращении домой не могло быть и речи. В моей комнате стоял стакан Тедди с недопитым коньяком, его плёнки со Стартреком валялись на полу и подоконнике. Нет, нет, нет.
- Доктор, я не терял те рецепты.
- Не волнуйся, милый. Тебе лучше прилечь. Я скажу твоей маме, что ты переночуешь у меня.
Похорон я не запомнил.
Я спал на диванчике Элис, пил чай – много чая, засыпал снова.
Через три дня она провожала меня в аэропорту.
- Мередит, вот моя карточка. Если захочешь поговорить или что-то тебе понадобится, позвони мне.
Но мы оба понимали, что я не позвоню.
II: Джинни
- Мамочка, сказку!
Я устала. Чёрт побери, что за день такой? Всё валится из рук. Стирки накопилось с Эверест, Калеб пролил суп на ковёр, пришли счета за электричество и телефон… Калеб пообещал оплатить их и, разумеется, забыл.
- Ну, мам…
Желание прикрикнуть накрывает волной, но я не Мэделин и никогда ею не буду.
- Винни Пуха или Маугли, детка?
- Муми-тролля, Муми-тролля!
Странно, но характером моя дочь больше всего походит не на меня или Калеба, а на Мередита. Она – его племянница, и этим всё сказано. Такая же улыбка, такой же настороженно-любопытный взгляд. Занятная штука генетика. И семья тоже.
Я стараюсь быть максимальной противоположностью своей матери, но иногда в моем голосе – её интонации, её презрительно-пренебрежительные слова.
Сорок четыре года назад Мэделин Миллс вышла замуж за Мартина МакКея, и ей показалось, что сочетание двух «М» - в имени и фамилии – это красиво.
Моему брату не повезло – для домашних и друзей он был и никогда не перестанет быть Мередитом.
Я – просто Джинни, чему очень рада. Потому что моё полное имя – Мэри-Джин. О чём Мередит никому не рассказал, даже Шеппарду, хотя я и поделилась с его командой парой нелицеприятных историй из его детства.
И да, я, хоть и смеялась над нашими именами, назвала свою малышку Мэдисон. Мэдисон Миллер. Чем не повод для иронии?
Дочка наконец заснула. Поправляю одеяло, откладываю тонкий томик. «В конце ноября» - грустная книга.
Эй, улыбнись, Снусмумрик, семейство муми-троллей бессмертно!
Когда-то мы с братом были неразлучны.
Мередит и Джинни МакКей против всего мира.
Банально?
Да.
Но это правда.
Моё первое воспоминание – его руки, запах детского мыла и арахиса.
Учебник по квантовой физике в роли букваря.
А первая произнесенная фраза – «Мередит, не расщепляй электрон, ему же больно!».
Или не первая. Но вторая точно.
Мы гуляли возле пруда, одной рукой Мередит держал коляску, а другой – любимый учебник по астрономии. Мне было четыре, ему – девять; я мечтала о белой игрушечной собаке, такой одинокой в магазинной витрине, а он копил деньги на «Единство физической картины» Макса Планка.
Физику, математику и звёзды он любил больше всего на свете, я привыкла ничего не просить (родители считали, что клянчить игрушки - недостойно), но утром белая собака обнаружилась на моем покрывале, и я бросилась Мередиту на шею с радостным визгом.
- Ох, Джин, от твоих воплей у меня скоро уши лопнут. И вообще, я слишком взрослый, чтобы покупать кому-нибудь игрушки.
Мне – пять, ему – десять.
На Рождество пошёл снег, индейка пахла умопомрачительно, а тётя Шерон прислала два пирога, с ревенём и с малиной. От голода желудок сводило судорогой, кружилась голова, но спуститься на кухню я не решалась: папа и мама кричали друг на друга, звенело, разбиваясь, стекло – сервиз бабушки, маминой мамы.
- Джин, - поманил меня Мередит. – Пошли.
Под лестницей был чулан, но я не помню, чтобы мы там что-то хранили.
- Сим-сим, откройся, - таинственным шёпотом провыл брат.
- Ух ты, - тихо воскликнула я при виде одеял, подушек и старинного шахматного столика, на котором стояли свечи.
- Жди здесь. Я за едой.
- Мер, не ходи туда, я боюсь.
- Шшш, глупышка. Они даже не заметят.
Мередит не ошибся. Родители не обратили никакого внимания на его манипуляции с холодильником.
- Так, что у нас есть. Картошка, половина индейки, пирог с малиной – прости, он был ближе, и апельсиновый сок. И спички!
- Пожар, Мер!
- Техника безопасности, Джинни, - передразнил он, и свечи радостно вспыхнули. – Вот теперь у нас настоящее Рождество!
Мы ели с одной тарелки и пили из одного стакана.
- Песню, - потребовала я, доедая пирог.
- Только не Джингл Беллс!
- Тогда про лягушку!
- Джин…
- Песню! Ты сказал, что у нас настоящее Рождество, а какое Рождество без песни?
- Ладно, ладно, слушай.
Jeremiah was a bullfrog,
He was good friend of mine.
I never understood a single word he said
But I helped him drink his wine.
He always had some mighty fine wine.
- Подхватывай, Джин!
Sing it
Joy to the world...
All the boys and girls now,
Joy to the fishies in the deep blue sea
And joy to you and me.
- А сейчас – подарок!
И жестом фокусника Мередит выудил из-под своей подушки свёрток в яркой красно-золотой обёртке.
- Это мне?
- Нет, это для соседской девочки. Конечно, тебе. Счастливого Рождества, сестрёнка.
Бечёвка не поддавалась, но Мередит не торопился мне помогать.
- Ура, есть!
Это книга. Большая, с разноцветными буквами на белоснежной бумаге и красочными иллюстрациями. Дорогая – сколько же месяцев моему старшему брату пришлось деньги откладывать?
Туве Яннсон. «Мемуары Муми-папы».
- Ты мне почитаешь?
Я уже умела читать сама, но мне нравилось, когда это делал Мередит.
- Пожалуйста?
- Вымогательница.
Я заснула на середине первой главы, уткнувшись носом в его колючий свитер.
Рождество в чулане. Самое прекрасное Рождество в моей жизни.
Любимый герой из «Мемуаров» - отныне и навсегда – Снусмумрик, моё новое прозвище, хотя Мередит утверждал, что мне больше подходит фрёкен Снорк.
Ему двенадцать, и я знаю, что случилось что-то страшное.
Из школы его забрали люди в чёрном. На огромном джипе.
Они же привезли его домой через несколько часов. Белого как мел.
- Ты наказан, - сказал ему папа. – Домашний арест на неделю.
Когда Мередит поднимался по лестнице, рукав его рубашки задрался, и я заметила сине-чёрные синяки в форме чужих пальцев на его запястье.
Ночью, когда все заснули, я проскользнула в его комнату.
Мередит лежал на кровати, и всё его тело сотрясали конвульсии, словно его било током.
- Мер?
Он не ответил.
- Мер? Хочешь молока? Печенья? Я принесу, я…
Спазмы не утихали, и я расплакалась. Точнее, разрыдалась. Громко, со всхлипами и текущим носом.
Он обернулся, пытаясь приподняться.
- Снусмумрик? Ты чего, меня испугалась, глупая?
Его голос был хриплым, как будто он плакал неделю, не переставая, но глаза оставались сухими.
- Ты что-то говорила про молоко?
- Я мигом!
По пути на кухню я заскочила в ванную – умыться, - налила в кружку молока (жаль, что я была слишком мала, чтобы включить плиту: Мередит любит горячее молоко с мёдом, до сих пор), ухватила из корзинки овсяное печенье, сколько поместилось в руке…
Он успел переодеться в пижамные штаны и растянутый шерстяной свитер.
- Спасибо, Джин. Забирайся под одеяло, ты замёрзла, наверное. Сколько раз тебе повторять – не ходи босиком, застудишься.
Как в то Рождество, мы пили из кружки по очереди и поделили печенье пополам.
Я вырасту, думала я, засыпая, и моего брата больше никто не посмеет обидеть.
Мы почти не расставались, и отъезд Мередита в колледж должен был меня расстроить, но не расстроил. Колледж был в Ванкувере, и каждые выходные он возвращался в наш городок. И звонил три раза в неделю маме. И мне. Мне кажется, счета за эти разговоры стали существенной статьей семейных расходов, но возражать было некому – отец ушёл. К другой женщине.
- Мер, ну почему нельзя выбрать университет в Канаде?
- Джин…
- Америка - это далеко, - продолжала я жаловаться. – А я ведь не скоро закончу колледж.
- Отставить панику, Снусмумрик. Я что-нибудь придумаю. Пошли лучше змея запускать.
На следующий день Мередит улетел в Нью-Йорк.
Он по-прежнему звонил мне и маме три раза в неделю. А ещё мы писали друг другу письма. Троичным кодом, пиктограммами, придуманными шифрами (с подсказкой, ибо цель послания – чтобы адресат его всё-таки понял). Праздники я проводила с ним в Нью-Йорке и вовсе не чувствовала себя младшей сестрой, путающейся под ногами. Нам было интересно сидеть в библиотеке или обсуждать последние новости мира физики в Центральном парке.
Но больше всего я ждала Рождества и дня рождения Мередита. Они принадлежали семье. С утра мы с мамой украшали дом, бросая нетерпеливые взгляды на дверь. И, естественно, он вваливался в комнату, когда мы пытались укрепить гирлянду на ёлке (я и сейчас считаю, что они живут своей отдельной непонятной жизнью). С множеством пакетов, растрепанный и разрумянившийся.
- Привет, Джин. А где твой парень? Дик не будет праздновать с нами?
- Его зовут Мик. И мы… ээээ… расстались.
- Что, он оказался недостаточно умным?
- Заткнись!
В декабре восемьдесят седьмого Мередит не приехал. И в апреле восемьдесят восьмого тоже. На звонки и письма он не отвечал, и после десятого письма я бросила писать. А летом укатила на побережье в компании своей школьной подруги Грейс и вернулась только в августе.
- Мам, а Мередит приезжал?
Она кивнула и расплакалась.
Больше вопросов я не задавала.
До того дня, когда он появился на пороге моего дома с букетом цветов и смущённой улыбкой, мы виделись дважды – на похоронах отца в девяносто восьмом и на похоронах мамы два года спустя.
Выяснилось, что отец и мама никогда не разводились и все свои сбережения (около ста тысяч) он завещал нам.
Но деньги меня не волновали, я смотрела на Мередита и не узнавала его. Каменное, лишённое выражения лицо, сжатые в тонкую линию губы. Он будто старался держаться от нас подальше, как если бы нас и вовсе на свете не было.
На похороны мамы пришёл абсолютно чужой человек. Мне было нечего ему сказать. Калеб крепко держал меня за руку, а после молча увёл прочь от свежей могилы и незнакомца, выглядевшего, как мой брат.
Сближение было осторожным.
Что с тобой случилось, Мер?
Он даже обнять меня не мог, сопротивлялись руки.
В том числе и тогда, когда нас похитил доведенный до отчаяния человек, чья дочь умирала от рака, а он узнал, что Мередит занимался нанитами и есть шанс её спасти.
Доводы, что микророботы несовершенны, не исследованы до донца и опасны, на него не действовали. И он заразил нанитами меня. Единственным выходом было сотрудничество с рейфом. Голодным рейфом.
Позже мне сказали, что Мередит был готов пожертвовать собой ради меня, но Шеппард не дал. Рейф высосал жизнь из несчастного отца и помог Мередиту разработать алгоритм, отключивший микророботов в моей крови.
Вместо благодарности я потребовала от брата, чтобы он купил мне машину. В компенсацию за перенесенные страдания.
И только сейчас до меня дошло, что это младшая сестра во мне требовала его внимания и заботы.
Но лишь тогда, когда после сложной операции по извлечению инопланетного паразита из мозга он открыл глаза в медчасти Атлантиды и улыбнулся мягко и сонно, я поняла, что тот мальчик, писавший мне письма троичным кодом и звонивший маме чаще, чем все студенты вместе взятые, никуда не делся.
Что-то произошло осенью восемьдесят седьмого года, и я обязательно докопаюсь до истины, не будь я Джинни МакКей-Миллер.
III: Родни
На время учёбы они оставили меня в покое – видимо, испугались, что перегнули палку и, если попытаются надавить опять, то получат в ответ вторую попытку перерезать вены. Лишь иногда в моём компьютере появлялись файлы, которые я должен был расшифровать и отправить распечатки по определённому адресу. Но иллюзий я не строил. Это было начало, не конец. Через три для после того, как я получил заветные две степени, на университетской стоянке возник мистер Икс с неизменной сигаретой во рту.
- Вы подумали над нашим предложением, мистер МакКей?
- Подумал.
- Замечательно. – Пауза. – Студенческое общежитие несколько тесновато, не так ли? Собственный дом, дружелюбные соседи… Что скажете?
Тихий район в Арлингтоне. Две спальни, гостиная, кабельное телевидение, живая изгородь, яблоневый сад. Не дом, а мечта. Плюс корвет глубокого вишневого цвета.
- Вы приступаете завтра.
Скромная табличка на двери в просторную комнату гласила «Отдел шифрования, Аналитический департамент». И всё. Рабочие места были оборудованы самыми современными на тот момент компьютерами, многие из которых появятся в продаже лишь полгода спустя. Кроме меня, в отделе шифрования трудилось ещё два человека: темнокожий гигант с дредами, заплетёнными в косу, и зеленоглазая девчонка с разноцветными волосами – в её коротких прядях смешались зеленый, красный и синий.
Реджинальд Аттертон и Моника Грей.
К своему удивлению, занимался я тем же, чем и раньше – кодами и шифрами, хотя и в больших масштабах.
Потом Аттертон пригласил меня на бейсбол. Мы обсуждали команды, кидались попкорном в судью и пили «Корону» в баре неподалёку.
Моника долго ко мне приглядывалась, пока однажды не подошла и не сказала:
- Ланч? Я угощаю.
Мы уселись на скамейку в ближайшем парке, развернули свои бутерброды.
- Колись, как ты угодил в эту клоаку, Мередит.
- Собрал атомную бомбу.
- Гонишь.
- Если бы. А ты?
- Хакнула сайт Министерства обороны и провисела там на три секунды больше, чем нужно.
- Ничего себе.
- Кстати, у тебя отличные коды. Я их восемь часов взламывала.
- Значит, плохие.
- Неуязвимых кодов и шифров не бывает в природе, Мередит. Настоящий специалист способен вскрыть любой код за час, максимум за два. Так что у тебя очень хорошие коды.
Обеды с Моникой, бейсбол, футбол и пиво с Реджи. Жизнь становилась сносной. Терпимой. По крайней мере, мысли о самоубийстве больше ко мне не приходили.
- Грей, ты уже третьи сутки ночуешь на работе. В чём дело?
- Мою берлогу сносят.
- А разве мистер Икс…
- Мистер Никотин предлагал мне уютненькую квартирку. Я отказалась.
- Понятно. Кстати, у меня в доме пустует вторая спальня. Это был намёк, если что.
- Мередит, ты ангел.
Моника мне нравилась. Возможно, при других обстоятельствах у нас что-нибудь и получилось бы, но тогда, в цепких когтях ЦРУ, в друзьях мы нуждались больше, чем в любовниках.
Мы ходили в кино на второсортные комедии и зависали в баре, где тусовались байкеры. Моника не давала мне напиться, а я мешал ей влипать в неприятности. В частности, в туалетных кабинках.
- Упс. Продолжайте, я только ключи от машины возьму. Грей, где эти блядские ключи?
- У меня в куртке. Извини, дорогуша, сегодня не твой день. Я должна отвезти брата домой. Он пьян.
Я смирился. Вроде бы. Но однажды, когда мы с Моникой смотрели очередной бессмысленный ночной канал, она задумалась, прикусив губу, и, вдруг решившись, прошептала:
- Мередит?
- Что?
- А ты не хотел бы выбраться?
- Допустим, хотел бы. А толку?
- Я хакер, забыл?
- Ох, Грей, доиграешься.
- Не раньше, чем мы уедем отсюда. Я кое-что накопала на мистера Никотина.
- Шантаж?
- Он самый. Ты в деле?
- Куда от тебя деваться…
- Окей. Копим компромат и выжидаем. И прошу – особо не доверяй Реджу.
- Почему?
- Он Чистильщик.
Количество компромата росло, а вот терпение Моники, наоборот, истощалось. Обратно пропорционально этому количеству.
- Грей, ради всего святого, дождись меня, хорошо?
- Ты уезжаешь?
- На неделю. Звонила мама. Отец умер, похороны и всё такое.
- Мои соболезнования.
- Зря. Мы давно не виделись.
- Но он был твоим отцом.
- Грей, заклинаю, ничего без меня не предпринимай.
- Окей.
Я вернулся через четыре дня. И прочитал в газете заметку о «трагедии на дороге». Выходило, что Моника не справилась с управлением на идеально ровном участке. Говорили, что она была пьяна. Но это было неважно – трезвая или пьяная, Моника водила, как Шумахер. Её убрали.
Почему ты меня не дождалась? Ты же обещала.
Вечером я отправился в тот бар, где я обычно оттаскивал Монику от байкеров. Бармен молча налил мне водки и незаметно сунул в ладонь ключ от камеры хранения. Как вы можете догадаться, именно там мы с Моникой хранили материалы для будущего шантажа.
- МакКей, с сегодняшнего дня ты в команде Алекса. Надо с одним прибором разобраться.
Прибор был явно инопланетный, потому Земля подобной технологией не обладала. Не в девяносто восьмом.
Моника меня кое-чему научила. Хакнуть базу ЦРУ? Проще пареной репы.
Так я узнал о Программе Звездных Врат. Что самое приятное – между КЗВ, АНБ и ЦРУ существовала договорённость: тех, кто связан со Звездными Вратами, и членов их семей АНБ и ЦРУ обходят за пару световых лет. Одна проблема – мне ещё нужно было туда попасть.
И я написал генералу Хэммонду письмо с соображениями по поводу системы безопасности Программы. Что ж, было два варианта: либо меня убьют, либо сочтут полезным.
Через пару часов – вот это оперативность! – у моего дома затормозил чёрный БМВ.
Обед с полковником Мэттьюсом? Не вопрос.
О чём мы с ним разговаривали, я припоминаю смутно, если честно, – я нервничал и заикался. Но у меня появилась надежда.
Тем же вечером я получил сообщение от Реджи.
- Меня планируют убрать, - сообщил он без лишних предисловий, когда мы заняли столик в любимом баре.
- И ты просишь помощи? Хорошо, я помогу. Но сначала поклянись мне, что это не ты.
- Что не я?
- Что это не ты убил Монику.
- Ладно. Это не я. Доволен?
Я написал программу с автозапуском, которая стёрла все данные о Реджинальде Аттертоне из всех баз данных – ФБР, ЦРУ, Пентагон. С автозапуском на день, когда у меня было алиби – конференция в Лондоне.
Реджи исчез, я продолжал работать, пока в один замечательный день в отдел шифрования не заявились мрачные военные и не попросили меня «пройти с ними».
В самолёте я увидел полковника Мэттьюса.
- Простите, что мы не вызволили вас раньше. Что вы думаете о Зоне 51?
Четыре года я счастливо возился с техникой гоа’ульдов и Древних. А потом во Вратах застрял Тил’к, и Саманта Картер попросила помочь. Я же астрофизик, как-никак. Чересчур самоуверенный астрофизик.
Секретная база в ста километрах от Новосибирска оказалась далеко не худшим вариантом – меня вполне могли отправить в Уганду. Или в какое-нибудь заброшенное поселение на Аляске. Но самое главное – меня не выкинули из Программы, и я по-прежнему был под защитой. В безопасности. Там, куда мистер Икс и компания не посмеют даже сунуться. А потом я вернусь в зону 51, в конце концов, гении на дороге не валяются, и КЗВ это прекрасно известно. Нужно просто набраться терпения и подождать. Ссылка вечной не бывает; и, кроме того, я действительно чувствовал себя виноватым. Не потому, что ошибся, а потому что сдался и поверил, что Тил’ка невозможно спасти.
Новосибирск встретил меня снегом и почти ураганным ветром, а также ухабами, словно намекающими чуду местной автопромышленности, что сие чудо с облезшей краской для подобных дорог не предназначено.
Наказание началось. Хотя О’Нилл и Сэм вряд ли обрадовались бы, узнав, что собственно наказанием оно перестало быть довольно скоро.
Конечно, русские учёные, с которыми мне предстояло работать, были заранее наслышаны о моём «скверном характере», «самомнении мегаломаньяка» и «эго, чьим размерам позавидовал бы сам старина Зигмунд». Поначалу я оправдывал свою репутацию – холод не способствовал хорошему настроению, а языковой барьер – сближению. По вечерам я забивался в свою комнатку с обнимку с ноутбуком и тщётно пытался заснуть под звуки гитары и веселого смеха: техник Толик неплохо играл, а девчонки – повар Валя и генетик Лена любили петь; более того, у них это получалось. Даже себе я старался не признаваться, что мне хотелось посидеть с ними, немного поболтать. Но мешал не только пресловутый языковой барьер.
Всё изменилось после того, как я (и снова на спор – когда я пойму, что подобные пари являются источником всех моих неприятностей?! - с ещё одним техником с кошачьим именем Василий) взял снегоход и поехал проверять оборудование. В метель. Возможно, я бы не поддался на Васины подначки, но усталость, раздражение и желание доказать, что я гожусь на нечто больше, чем указывать на чужую некомпетентность, перевесили доводы рассудка.
Я заблудился, чего и следовало ожидать при почти нулевой видимости. На вираже снегоход занесло, и он опрокинулся. Двигатель заглох, и ко всему прочему при падении я обронил варежки и не сумел их найти. В рации укоризненно шипели помехи.
Я не знаю, как ребята меня нашли. Петрович замотал мои негнущиеся пальцы в теплый плотный шарф, а Макс с Дэном подхватили меня на руки: идти я был не в состоянии, ноги онемели и заплетались.
В медотсеке меня сгрузили на койку, и Валя сочувственно зашептала:
- Может, ему того, спирту дать?
- Никакого спирта, тащи анальгин и ванну подготовь, - отрезала Лена и обратилась ко мне: - Терпи, МакКей. Будет неприятно.
Неприятно? Это мягко сказано. Кожа с рук всё-таки начала облезать. Клочьями.
- Ничего, МакКей,- утешала меня Лена. – Тебе повезло, мог вообще без рук остаться. О чём ты только думал?
- Ещё раз вздумаешь в метель прокатиться, убью, - поддержал её Петрович. – Ваську я пропесочил, будешь вести себя как дитя неразумное, за тебя возьмусь.
Уже через неделю, размахивая забинтованными ладонями, я спорил с Толиком:
- Какая, нахрен, металличность? Ты ещё о светимости мне порассуждай!
- МакКей, - окликнул меня проходящий мимо Петрович. – Тебя ничего не смущает?
- А что должно меня смущать?
- Толя вообще-то по-русски шпарит.
- Разве? Я не обратил внимания.
Новый, две тысячи третий год наступил тихо, по-английски. Я купил ребятам небольшие сувениры, но самому подарков было ждать не от кого – с Джинни мы не разговаривали с маминых похорон, и я сомневался, что она обрадовалась бы посылке от меня.
Лена и Валя сварили большую кастрюлю глинтвейна, щедро сдобрив его мандаринными дольками. И я невольно поморщился, когда Толик сунул мне в руку кружку с этим напитком.
- Не боись, МакКей, - рассмеялся он. – Мы тебе отдельную кастрюлю сварганили. Антицитрусовую.
- Я открываю шампанское, полночь через десять минут, - пробасил Макс. – Найдите стаканы кто-нибудь и включите телевизор.
- Тебе не терпится услышать поздравительную речь Президента? – усмехнулась Лена, передавая ему штопор.
- Куранты, Кубышкина. Кстати, что это за фамилия? Выходи за меня, Звонарёвой будешь.
- Это предложение?
- Зависит от ответа.
- Васька, глокая ты куздра, - взревел Петрович. – Ты куда опять все стаканы задевал, алкоголик несчастный?!
Стаканы нашлись с первым ударом курантов, шампанское пузырилось и переливалось через края.
- С новым годом!
- Ура!
- Теперь подарки!
Я вздрогнул, когда Петрович уронил мне на колени внушительный сверток.
- Derzhi, poteryashka ty nasha.
В свертке обнаружилась возмутительно оранжевая толстовка, а также не менее оранжевые варежки и пушистый оранжевый шарф.
С годами толстовка не утратила соей оранжевости. А вот шарф и варежки куда-то делись.
- А теперь споём. МакКей!
- Почему сразу МакКей? Я петь не умею, у меня на ушах потопталось стадо индийских слонов.
- Все, у кого на ушах слоны не топтались, поют в Большом театре. Так что не отлынивай.
- Я знаю только Джингл Беллс…
- Не надо!
- …и про лягушку.
- Сойдёт. Толик, гитару!
Лена и Макс поженились перед моим отъездом – в Антарктике нашли новую заставу Древних, и Элизабет Вейр решила, что мои знания им пригодятся. Я был свидетелем.
- А что, так можно?
- А почему нет?
- Я канадец, Макс. Гражданин другой страны.
- Odnofigstvenno.
- Меня пугает, что я понял, что ты только что сказал.
Я ни на миг не забывал своих русских друзей, хотя писать им письма из Пегаса было затруднительно. Особенно в первый год экспедиции, когда Атлантида была отрезана от Млечного пути.
Сейчас, когда она снова была на Земле, я с нетерпением ждал встречи. Но это чувство омрачалось тем, что я должен был сделать.
Ибо, когда Атлантида приземлилась после победы над Супер-ульем в Золотом заливе и мы прибыли под гору Шайенн для доклада, меня ожидал ещё один сюрприз. В лице нового напарника Уолтера Харримана.
Мой приятель Реджи Аттертон. Конечно, теперь у него было другое имя. Роберт Хантер.
Мы сделали вид, что не знакомы.
Но внутри поселился червь сомнения.
Что Редж здесь делает?
Почему вышел из «подполья»?
Я поменял коды Атлантиды, перевел её компьютеры в режим повышенной защиты, проникнув в системы КЗВ, поставил их на мониторинг – на всякий случай – и улетел на конференцию в Балтимор со спокойной душой.
Которая была спокойна ровно до того момента, как я прочитал заметку в «Вашингтон пост».
Погибли люди.
И все следы указывали на использование оружия асгардов.
N.I.D. я отмёл сразу.
Воровством технологий они не брезгуют. Но они условно «свои» и не станут испытывать эти технологии на жителях Земли. Или, по крайней мере, не засветятся так глупо.
Остается одно.
Мистер Икс и аналитический (ха-ха) департамент ЦРУ, Пентагона и хрен знает чего ещё.
Мониторинг систем КЗВ позволил отследить базу, где он и его сподручные держали оружие, украденные документы и планы.
В Антарктике, фактически у нас под носом.
А ведь я предупреждал тринадцать лет назад: чаще меняйте коды доступа. И не режьте ветчину на секретной документации.
По ветчину – это шутка.
Я взорву их базу в Антарктике к чертям собачьим.
Но сначала поговорю с Реджи.
- Я верил, что ты догадаешься, кто послал тебе газету, - устало прошептал он, услышав мой голос в телефонной трубке. – Приходи, побеседуем. – И он назвал адрес.
По какому-то загадочному совпадению жил он в трех домах от моей старой квартиры.
- Входи, открыто.
Реджи лежал на кровати, неестественно бледный. Его глаза лихорадочно блестели.
- Он меня нашёл.
- Кто?
- Мистер Никотин. Устроил под Гору.
- И ты сливал ему информацию.
- Ну да.
- В том числе об асгардах и их прощальном подарке?
- Но я тебя предупредил.
- Не слишком ли поздно?
- Мередит, - простонал он и закашлялся. – Возьми, в тумбочке.
Четыре листа, исписанных мелким почерком.
- Что это?
- Моё признание.
Признание? О Господи.
Он закашлялся вновь.
- Редж, что ты принял? Не двигайся, я вызову «Скорую помощь».
Он перехватил мою руку.
- Не стоит.
- Редж…
- Ты ведь представляешь, что меня ожидает. Обвинение в государственной измене и убийстве, и потом старина Спарки, инъекция или пуля в затылок. Время и способ смерти я всегда хотел выбрать сам.
- Я звоню 911.
- Я расскажу тебе кое-что. После чего ты передумаешь куда-либо звонить. Ты подозреваешь, что я убрал Монику.
- Я не подозреваю, Реджи, я знаю. Но я не для того спасал тебя в девяносто восьмом, чтобы ты отколол номер с ядом в духе третьесортного шпионского боевика.
- Она тоже знала. И сама попросила, чтобы я испортил тормоза в её машине.
- Замолчи.
- Просто посиди со мной, ладно? Пока я…
Кажется, я всхлипнул.
- Подбери сопли, уже недолго осталось.
Я не помню, сколько просидел, уставившись в одну точку. Потом закрыл ему глаза, вызвал полицию и ушёл, аккуратно протерев телефон и дверную ручку носовым платком.
Я уничтожу тебя, мистер Икс.
Нет, не я. Моника и собранные ею документы.
Месть из могилы.
Думаю, тебе понравится.
IV: Джинни
Сокурсники и преподаватели университета, где учился Мередит, не могли рассказать много. Но того, о чём они рассказывали, было достаточно, чтобы по коже прошёл озноб.
- Он всё время ходил в свитере, - пожал плечами Джош, с которым мой брат тогда делил комнату в общежитии. – И это в 35 градусов жары. Мёрз постоянно. Как наркоман.
Профессор Штайнер грустно улыбнулся.
- А, Мередит МакКей. Очень талантливый мальчик. Не знаю, что с ним случилось. Наверное, какие-то семейные неприятности. Экзамены осенью пересдал, но потом на лекциях часто падал в обмороки. Один раз даже пришлось в «скорую» звонить, он в больнице недели две пролежал, я его навещал.
- Он был напуган, детка, - Элис Харт налила мне вторую чашку чая и поправила съезжающие с переносицы очки. – До смерти. Врал, что теряет рецепты. Бедняжка. Я надеюсь, сейчас с ним всё в порядке?
- Да, не беспокойтесь, доктор Харт.
Расследование можно прекращать.
Всё было предельно ясно.
Те люди в чёрном из ЦРУ.
И как я раньше не догадалась?
- Мередит?
- Привет, Джин. Я ненадолго.
- Что значит ненадолго? А Мэдди? Она спит и очень расстроится, когда узнает, что её любимый дядя был здесь, а она его не застала.
- Это срочно, прости.
Надо же, а я и не подозревала о тайнике между стеной и батареей в гостиной. Мередит провел большим пальцем по краю объемистой папки с какими-то бумагами.
- Джинни, я тебе потом всё объясню, обещаю. Передашь эту папку Джеку, как можно скорее, ладно?
- Мер, с каких пор для тебя генерал О’Нилл просто Джек?
- С тех самых, как он отпаивал меня коньяком из личных запасов в туалете Белого дома.
- Что?..
- Мне стало плохо перед приёмом у Президента. В общем, отдай бумаги Джеку и попроси его найти полковника Мэттьюса. Я не уверен, что теперь он полковник. Может, тоже генерал. Он знает о грязных делишках ЦРУ.
Мередит помедлил и достал из кармана белый неподписанный конверт.
- Если через сорок восемь часов я не позвоню, откроешь и прочтёшь.
- И это…
- Моё завещание.
- Мередит!
Он схватил меня за руку, занесенную для удара.
- Не кипятись. Я вернусь. Так, на всякий пожарный.
- Такими вещами не шутят.
- Я и не шучу. Пожелай мне удачи, Снусмумрик.
Пора будить Калеба. Я уже заказала билет, рейс через час. Я не подведу, Мередит, но ты, пожалуйста, возвращайся.
Мэдисон просыпается и спрашивает, почему я плачу.
V: Родни
Джинни доберется до Вашингтона и передаст Джеку документы Моники.
Я в это верю.
Она моя сестра, и упрямство у нас общее. МакКеевское. Пусть она и носит теперь фамилию Миллер.
- Шеппард? Ты мне нужен.
- Родни, попроси поработать выключателем кого-нибудь другого. Я занят.
Я понимаю, что он переживает – через неделю его вызывают в Вашингтон. Повысят в звании или скажут: «Спасибо, но командовать военным контингентом Атлантиды будет человек более лояльный и соблюдающий правила»? Лично я ставлю на первое – недаром в Вашингтоне сидит Джек О’Нилл. Но этим Шеппарда не успокоить. Ещё его терзает чувство вины: он не попрощался с Рононом и Тейлой. С тех пор, как они ушли, у нас нет от них никаких известий.
Я не сомневаюсь в том, что они живы – это же Ронон и Тейла, как может быть иначе? Но мне некогда вести душеспасительные беседы и расписывать свою связь с ЦРУ в животрепещущих подробностях.
- Майор Лорн, на пару слов.
- Да, доктор МакКей.
- Мне необходимо ваше абсолютное доверие.
И я рассказываю ему про мистера Никотина и оружие асгардов.
- Что вы хотите сделать, док?
- Взорвать всё. Немного наквадаха, при взрыве базу накроет силовым полем, он будет локальным и никто за пределами комплекса не пострадает. Как вам идея, майор?
- Мне нравится.
- Тогда вперёд.
Реализация первой части плана – установить бомбы и мини-генераторы силового поля – проходит подозрительно гладко. А вот вторая часть – отступление обратно в джампер… В двух словах, полное фиаско.
Швыряю Лорну наладонник – он не должен попасть в руки мистера Икс и компании.
- Уходите.
- А вы, док?
- Я отвлеку их и запущу таймер. Скорее!
Возвращаясь к началу истории - вот почему я сижу на стуле в полупустом ангаре со скованными руками. Шаги. Чёрт, не успел достать нож.
- Надо же, мистер Никотин собственной персоной. Или вы предпочитаете, чтобы я называл вас мистер Спендер?
Он не спеша затягивается сигаретой несуществующей марки. Я проверял.
Морщин прибавилось, но лицо всё такое же хищное. Акулье.
- Доктор МакКей? Неожиданная встреча. Сами признаетесь, что вы забыли на моей базе? Или мне позвать профессионалов?
Плюю ему в морду – столько лет мечтал об этом, правда, не при таких обстоятельствах.
До взрыва – пятнадцать минут.
Лорн наверняка улетел за помощью.
Ещё вчера «Дедал» был на геосинхронной орбите.
А я смотрю на человека, который пытался сломать мне жизнь и поместить в круг тотальной изоляции, и понимаю, что он проиграл.
Круг замкнулся, но я никогда не был (и не буду) один.
Мои друзья, моя семья, всегда со мной.
Живые и мёртвые.
И я, как Роланд из Гелиада, в предполагаемые последние минуты прославлю все их имена.
Тедди Эванс.
Моника и Редж.
Питер Гродин.
Лена, Макс, Петрович, Толик и Дэн.
Карсон, Шеппард, Ронон, Тейла и Радек.
Джинни.
Спасибо вам.
До взрыва – семь с половиной минут, и мне совсем, совсем не страшно.
_________________________________
Примечания.
Jeremiah was a bullfrog – песня “Joy to The World” американской группы Three Dog Night. Вышла синглом в 1971 году.
Подстрочный перевод цитируемого куплета:
Джеремайя был лягушкой,
Он был моим хорошим другом.
Я не понимал ни слова из того, что он говорил,
Но пил его вино.
У него всегда было хорошее вино.
Радость для всего мира,
Радость для всех мальчиков и девочек,
Радость для рыбок в глубоком синем море,
Радость для тебя и меня…
