Купили однажды дядя Вернон и тетя Петунья робота-воспитателя со встроенным детектором лжи и решили его испытать. Тут как раз пришел из школы Дадли.
- Где ты был? - спросил отец.
- В школе после уроков задержали, - ответил Дадли.
Робот отвесил ему подзатыльник.
- Ага! - довольно сказал дядя Вернон. - А теперь говори правду!
- Ну... Мы с друзьями пиво пили...
- Вот видишь, - сказал Вернон, отвешивая сыну еще один подзатыльник, - родителям всегда надо говорить правду! Я, например, никогда не врал своим родителям!
Робот подходит к дяде Вернону и отвешивает ему две оплеухи, да такие, что тот еле на ногах устоял. Тетя Петунья, покатываясь со смеху, замечает:
- Будь с ним поласковей, это все-таки твой сын!
Робот молча наносит ей удар в челюсть.
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Все права на персонажей принадлежат Дж. К. Роулинг. Данное произведение создано исключительно в личных развлекательных целях и не влечет за собой коммерческой выгоды.
«Объясни ему заодно, Грейнджер – ну так, мимоходом, – что в День дурака не стоит жевать все подряд, а потом ходить задом. Это знание избавляет от огромного количества проблем».
Комментарии:
Преслэш. Вполне возможно, что ООС – и конечно же, EWE. И традиционно - бойтесь. Никогда не знаешь, чем сумеешь напугать разборчивого читателя.
Фик написан на "Британский флаг - 4". По итогам финала занял седьмое место. Да, автор гордится)
1 апреля 1999 года, повторный седьмой курс обучения в Хогвартсе
Это не смешно, подумал Гарри и вздрогнул, когда очередная шутиха со свистом прочертила небо, оставив за собой огненный зигзаг. Это, черт побери, было совсем не смешно. Сейчас он мечтал о мантии-невидимке… а лучше бы вообще задернуть полог кровати и уснуть. Без сновидений. Гарри поморщился.
– Дружище, ты еще злишься? – вид у Рона был виноватый, голос… как будто просительный.
– Я не злюсь, я… – Гарри умолк, подыскивая слово. Нет, бесполезно сейчас что-то объяснять Рону. – Я не злюсь, – чуть тверже повторил он.
…Вчера он долго лежал, уставившись в темноту, слушая тишину спальни, а когда, наконец, удалось задремать, Гарри увидел, что сидит на краю обрыва, свесив ноги. Под ногами зияла бездна. Мелкие камушки больно впились в ладони – он изо всех сил вцепился в глинистую кромку, стараясь не смотреть вниз. Сердце колотилось как бешеное, но сил отползти от края не было. Холодный ветер будто подталкивал в незащищенную спину. Гарри дышал, пытаясь справиться с паникой. Но едва кровь перестала шуметь в ушах, как он чуть не заорал – чье-то влажное дыхание коснулось плеча, послышалось сопение. Гарри осторожно повернул голову и встретился глазами с…
– Бродяга!
Черный пес шумно вздохнул и лизнул Гарри в щеку, потом расплылся и мигнул, и снова стал четче. Гарри машинально провел языком по губам – солоно.
– Бродяга… Ты живой, да?..
Пес ткнулся холодным носом ему в щеку; что-то тихо звякнуло. Несколько раз моргнув, Гарри прогнал слезы и сумел разглядеть бубенчик на собачьем ошейнике. Забыв о том, что боится упасть, потянулся к нему рукой… и с удивлением увидел такие же бубенчики на своем рукаве. Пестром рукаве. Гарри перевел взгляд на ноги; коленки были обтянуты штанинами разного цвета – красной и синей. И…
Неожиданно обрыв крепко тряхнуло; по спине пробежал холодный озноб, и на секунду Гарри остро осознал, что сейчас кто угодно мог бы напасть сзади, ударить или столкнуть его… а через секунду он слышал дикий визг Бродяги и свист ветра в ушах. Они летели вниз, в зияющую бездну, и ужас выворачивал нутро, и Гарри пытался крикнуть, но губы не слушались, и получалось только мычание…
…и он проснулся, вздрогнув всем телом, и увидел над собой три физиономии: Дина, Шеймуса и Рона.
– А?.. Ребята, что вы…
– Агуаменти!!!
Да вашу ж мать. Ледяная.
– Доброе утро!!! С первым апреля, Гарри!
Они ржали. Придурки.
Зато не видно, что он плакал во сне.
Горло сжалось, но вместо всхлипа все-таки получилось:
– Идите вы…
– Гарри, ты что?.. Мы же пошути…
Неудивительно, что Рон теперь поглядывал на него с виноватым видом. Можно подумать, холодный душ в постель может быть смешным. Никогда Гарри не любил этот дурацкий праздник. А сейчас, глядя на смеющиеся лица, цветные шатры со сладостями, приколами и какими-то развлечениями, он чувствовал себя как на том обрыве – шут гороховый на краю неизвестности, открытый всем ветрам и с незащищенной спиной. Все время хотелось рывком обернуться. И больно щемило сердце.
Наверное, МакГонагалл хотела чего-то другого, когда объявила, что в этом году в Хогвартсе будет официально праздноваться День дурака. Участие смогут принять все, кто остается в школе на пасхальные каникулы. И – к великому огорчению Гарри – ее идею горячо поддержали многие, решив уехать домой четырьмя днями позже. «Нам всем сейчас не повредит немного смеха и отдыха». Ага, и немного разрешенных приколов из «Волшебных вредилок» – не повредит, конечно же. Ими торговал в соседнем шатре Джордж – осунувшийся, бледный, в дурацком колпаке набекрень… надетом так, чтобы не было видно дыры вместо уха. И он улыбался во весь рот, вот только глаза не смеялись. Конечно, это лучше, чем одному надираться в подсобке «Вредилок», но… Гарри отвел взгляд. Рон сказал, что Джордж наотрез отказался праздновать свой день рождения в Норе, зато сразу принял предложение МакГонагалл участвовать в хогвартском Дне дурака. «Он… он сказал, что Фреду это бы понравилось». Да, Фреду такое наверняка понравилось бы.
А Гарри хотелось сбежать. Может быть, это и правильно, что на лужайке, где год назад умирали люди, стоят теперь яркие шатры и взрываются фейерверки; может, и правильно, что все хотят с надеждой смотреть в будущее, а не оглядываться назад, рыдая… но Гарри это веселье казалось неестественным. И еще опасным, как будто в любую минуту здесь снова могли возникнуть Пожиратели и вспыхнуть ядовито-зеленые Авады вместо фейерверков. Его нервы были натянуты до предела, а если еще кто-нибудь попробует над ним подшутить…
Шуточек и так хватало с самого утра. Все будто сошли с ума, пытаясь перещеголять друг друга в идиотизме. Наскоро умываясь, Гарри каждую секунду ждал подвоха. В душевой то и дело оглядывался – удостовериться, что никто не зачаровал его душ и оттуда сейчас не польется вторая за сегодня порция ледяной воды или что похуже. Выходить за пределы гостиной и вовсе не хотелось, но у Рона был такой виноватый вид, а Гермиона так явно была готова разразиться речью, что Гарри изобразил улыбку и отправился с ними вместе на завтрак. Попутно выяснилось, что поперек коридора на уровне щиколотки какие-то шутники натянули тонкую бечевку.
Завтрак оказался следующим испытанием. Профессор МакГонагалл произнесла небольшую поздравительную речь и завершила ее неожиданно лукавым «эльфы Хогвартса тоже внесли свой вклад в праздник – приятного всем аппетита!». Гарри мысленно застонал. Гермиона слегка нахмурилась:
– Еда… они зачаровали еду!
Догадка оказалась верной, но запоздавшей – самые голодные уже успели понять всё на практике. Рону не повезло с овсянкой и тыквенным соком, которым он хотел эту овсянку запить. Шеймус пытался наколоть вилкой колбаску, которая ловко уворачивалась с тихим хихиканьем. Джинни уронила яблоко, тонко пискнувшее «Не ешь меня!», а Гермиона, достав палочку, проверяла свою яичницу.
Гарри осторожно попробовал собственную овсянку, затем отодвинул тарелку, почувствовав, что аппетит пропал бесследно, хотя на вкус овсянка казалась обычной. Невилл, который еще секунду назад был огромной канарейкой, смущенно улыбнулся, а затем перевел взгляд на надкушенное печенье с желтым заварным кремом.
В общем, теперь Гарри ждал чего угодно и откуда угодно. Не самое приятное ощущение. Но через секунду он понял, что может быть и хуже – сквозь толпу к ним ловко пробиралась Джинни с пестрой шляпой в руках.
Он до сих пор не знал, как с ней разговаривать. Сначала было не до того – были похороны Фреда, скорбь, будто пропитавшая воздух Норы, мертвая пустота в глазах Джорджа. Казалось неправильным думать о… В общем, думать о Джинни. Потом нужно было помогать восстанавливать Хогвартс, решать для себя, нужен ли дополнительный год учебы взамен пропущенного седьмого курса, а в редкое свободное время приводить в порядок еще и дом на Гриммолд-плейс. Гарри хватался за любое дело, лишь бы занять себя сию минуту и не думать, что же делать дальше – через неделю, через месяц. В конце концов он выбрал еще год в Хогвартсе потому, что это казалось самым простым выходом. И еще потому, что Рон и Гермиона тоже решили ехать. Ну, как решили… «Рональд Уизли, мы обязаны получить законченное образование!» И гораздо позже до Гарри дошло, что Хогвартс означал не только помощь по восстановлению школы или учебу. Он еще означал «Джинни со мной бок о бок целый год». И почему-то эта перспектива Гарри не радовала.
Джинни ни о чем не спрашивала, ни на чем не настаивала, но все незаданные вопросы легко читались в ее глазах. Мы будем вместе? Я еще тебе нравлюсь? Ты помнишь, что между нами было? Гарри знал, что не сможет вечно уклоняться от прямого ответа, и чувствовал, что у Джинни кончается терпение. Но что он мог ей ответить? «Я так усердно запрещал себе думать о тебе, что действительно перестал о тебе думать»? Такой ответ она бы не оценила, но другого у Гарри не было.
– Веселитесь? – Джинни усмехнулась, отбросив назад гриву рыжих волос и глядя поочередно то на Рона с Гермионой, то на Гарри.
– Безумно, – фыркнула Гермиона. – Всю жизнь мечтала походить в идиотской шляпе, пару раз превратиться в канарейку или, к примеру, попасть под чье-нибудь Агуаменти.
Рон засопел. Джинни рассмеялась.
– Бедный Гарри!
Ну конечно, она уже знает, можно было не сомневаться.
Ее карие глаза испытующе блеснули, и Гарри невольно съежился под их взглядом. Секунду Джинни просто смотрела на него, а затем сжала челюсти, став удивительно похожей на Джорджа. И на Фреда.
– Ну что ж, раз вам так безумно весело без меня, могу только что-нибудь предложить и откланяться. Например, пастилки, – Джинни сунула руку в карман и вручила две пастилки Рону и Гермионе, а еще одну протянула Гарри.
– Спасибо. Надеюсь, у нас не вырастут ослиные уши? – осведомилась Гермиона, разглядывая блестящую синюю обертку.
Джинни скорчила рожицу:
– Обижаешь! Никаких ослиных ушей.
– Ну что ж… – Гермиона откусила кусочек и задумчиво его прожевала. – Действительно вкусно.
Рон смотрел на нее так, будто и вправду ждал ослиных ушей – но Гермиона никак не изменилась. Джинни захихикала, и Рон все-таки развернул пастилку.
Гарри пожал плечами. В нем поднималось странное нетерпение; хотелось, чтобы Джинни ушла, и если для этого нужно из вежливости съесть чертову конфету… В желудке заурчало от голода, и это довершило дело. Он сорвал обертку, сунув ее в карман мантии, и бросил в рот пастилку, принявшись жевать. Яблочная. Вкусная.
Джинни вздохнула:
– Кстати, об идиотских шляпах… – и, вынув из-под мышки свою пеструю шляпу, натянула ее ловким движением, в то же мгновение лишившись головы.
Гермиона издала сдавленный звук, а Гарри от неожиданности чуть не подавился остатками пастилки. После секундной паузы Рон захохотал:
– Вот черт! Ты нас поймала!
– Веселого вам денечка! – провозгласила пустота над плечами Джинни, после чего тело Джинни развернулось и пошло прочь, непринужденно помахав напоследок.
Гермиона закатила глаза, но не выдержала, захихикала. Гарри засмеялся вместе с ней, чувствуя смесь облегчения и вины.
Втроем они медленно пошли между шатрами, перешучиваясь и пересмеиваясь. День был солнечным, ясным; Гермиона рассказывала, что возле домика Хагрида, ближе к опушке Запретного леса, уже вовсю цветут крокусы; свежий яблочный вкус съеденной пастилки был приятным… и Гарри поймал себя на мысли, что начинает по-настоящему наслаждаться происходящим. В конце концов, ему не о чем беспокоиться, кроме дурного сна. Все будет хорошо, и ему совершенно не о чем…
– О! Простите, я так рассеянна! Неудивительно, когда всецело погружаешься в грядущее…
Вот черт. Не зря от этого шатра жутко несло благовониями, а в стороне сбились в стайки девчонки с разных курсов. Очевидно, здесь был гадательный приют профессора Трелони, которая и вышла на порог, столкнувшись с Гарри. Подняв на него свои подслеповатые глаза в огромных очках, она всплеснула худыми руками. Звякнули браслеты.
– Гарри Поттер! О, какой…
– Профессор, извините… – пробормотал Гарри, жалея, что на территории Хогвартса нельзя аппарировать.
– Профессор, вы уронили, – решительно вмешалась Гермиона, поднимая несколько упавших карт Таро и протягивая их Трелони.
Та взяла их – без сомнения, намереваясь разразиться длинной сентенцией, – но Гарри, заметивший у своих ног еще одну карту, наклонился и поднял ее, собираясь отдать. Из любопытства взглянул на картинку – и застыл.
На карте был нарисован обрыв, по краю которого шел облаченный в пестрый наряд человек. Воротник и рукава его рубашки усеивали нашитые бубенцы, штанины были разного цвета – одна синяя, другая красная. Рядом с человеком трусил черный пес. Сверху стояла цифра 0 и было крупно написано: «Дурак».
Гарри уставился на карту. Мысли лихорадочно понеслись, обгоняя друг друга. Как такое возможно? Сначала сон, потом картинка… Как вообще может быть, что… Да нет, чепуха какая-то. Он мог видеть карту в кабинете Трелони – колоды вечно валялись где попало… вот ему и приснилось все в точности так, как было нарисовано.
– Гарри! Ну что с тобой? Отдай же карту!
Гарри встряхнулся, поглядел на недоумевающую Гермиону, дергавшую его за рукав, и протянул профессору Трелони карту, которую та немедленно принялась разглядывать.
– О, Шут! Это, несомненно, знак!.. Вам откроется новое знание и новое будущее, Гарри Поттер… – профессор картинно взмахнула руками и сделала шаг к Гарри.
Гарри попятился назад, изо всех сил желая оказаться где-нибудь еще. Рон смотрел круглыми глазами, а Трелони продолжала надвигаться и вещать загробным голосом:
– Вас ждет неизведанное, и оно будет подобно падению в пропасть, однако…
– Спасибо, профессор, это очень интересно, – ледяным голосом произнесла Гермиона, – но Гарри всего лишь поднял карту, и нам уже пора.
С этими словами она потянула Гарри прочь, но он по инерции попятился дальше от профессора Трелони, потому что та воздела руки к небу и засияла на солнце всеми блестками, нашитыми на ее тонкой шали. Зрелище было настолько абсурдным, что…
– Черт возьми!
– Ай! – Гарри почувствовал, что, пятясь, натолкнулся спиной на что-то мягкое, теплое и живое. Вернее сказать, в кого-то врезался.
– Смотри, куда идё… блин! – голос был подозрительно знакомым.
Гарри попытался обернуться, чтобы посмотреть, с кем он столкнулся, и извиниться, но обнаружил, что не может отойти. Его спина от лопаток до поясницы оказалась крепко прижата к чужой спине, как железо к магниту. Не говоря уже о том, что и задница… Гарри рванулся вперед и почувствовал, как чужая спина последовала за ним, а обладатель спины – очевидно, не в силах удержаться на ногах – навалился на него всем своим весом и крикнул:
– Стой!
Рон и Гермиона схватили Гарри за руки, и он сумел удержаться на ногах. Его спина все так же крепко прижималась к чужой теплой спине. Гарри попробовал сделать шаг вперед, но безрезультатно – чужая спина двинулась за ним, а ее обладатель завопил:
– Да стой же! – и продолжил чуть тише и спокойнее, очевидно, посмотрев вбок: – Ну конечно… Поттер. Кто же еще. Поттер, стой смирно, иначе мы оба упадем.
Слова вибрацией отдались в спине Гарри. Чужая спина слегка напряглась, затем расслабилась, когда ее хозяин смог удержать равновесие. Гарри скосил глаза и увидел блестящий ботинок, брючину, полу темной мантии, а потом кисть руки, на пальце которой блеснуло знакомое кольцо.
– Малфой! Что за… Откуда ты зна…
– Да уж нетрудно понять, кто ко мне прилип, если его сопровождают Уизли и Грейнджер, – бросил Малфой. Голос его был усталым и слегка раздраженным, спина напряглась еще больше, и Гарри мгновенно вспыхнул:
– Прекрати свои дурацкие шуточки и отпусти меня!
– Это я должен требовать, чтобы ты от меня отлип! Но, очевидно, ты, как всегда, не в курсе того, что с тобой происходит.
– Да что ты…
– Какого черта, Хорек…
– Гарри, стой на месте, иначе мы вас не удержим! Рон, прекрати!
– Вот именно, Уизли, помолчи, не до тебя. Поттер, слушайся Грейнджер. Заодно спроси у нее, что с тобой случилось. Может быть, она в состоянии ответить на этот вопрос.
– А ты не указывай, что…
– Рон, ради Бога! Иначе я вас обездвижу!
– Дельная мысль, Грейнджер. Если что, я и так стою смирно, – судя по движению плеч и шороху ткани, Малфой поднял руки с выставленными вперед ладонями.
Гарри сжал зубы и огляделся. Профессор Трелони безмолвно таращила на них свои глаза за стеклами огромных очков; стайка девчонок перешептывалась и хихикала. Пока здесь было не так много народу, они с Малфоем еще не стали всеобщим посмешищем. Но девчонки начинали смеяться все громче, переглядываясь и украдкой указывая на них пальцами. Спина Малфоя – и всё, что ниже – стала твердой, как камень. Гарри понял, что и сам напряжен до предела. Что за чертовщина с ним случилась, раз Малфой тут ни при чем?!
– Гарри! – неожиданно произнесла Гермиона, крепко сжав его руку. – Какого цвета была обертка у твоей пастилки?
– Э-э… я не помню…
– Так-так. Поттер что-то съел?
– Заткнись, Малфой, – буркнул Гарри, пытаясь засунуть руку в карман. Мешал локоть Малфоя. Через секунду локоть исчез – наверное, Малфой вытянул руку вперед – и Гарри удалось вытащить измятый красный фантик.
– Красная! Но у нас с Роном были синие! Значит…
– Блин, – Рон выглядел так, будто изо всех сил сдерживал смех. – Гарри, она дала тебе прилипательную пастилку!
– Замечательно. И кто же тебя так любит, Поттер? Только не говори, что Грейнджер, – спина Малфоя чуть дрогнула, словно он тоже хотел рассмеяться.
– Джинни… – Гарри пробормотал это тихо, сквозь зубы, но Малфой все равно услышал:
– А, Уизлетта. Полагаю, ты чем-то ее расстроил.
Гарри снова почувствовал, что малфоевская спина вздрогнула, а затем напряглась. Было невыносимо ощущать вот так, почти всем телом, кого-то совсем чужого, тем более – Малфоя; касание раздражало и мучило, как ожог.
– Заткнись, Малфой. Это не твое дело.
– Не трогай мою сестру, ты!
– Рон, уймись!
– Увы, Поттер, теперь это очень даже мое дело. Твоя девушка решила тебя проучить, а в итоге я влип – буквально. Просто замечательно. Уизли, уймись, к твоей сестре я не собираюсь притрагиваться ни за какие деньги.
– Ах ты!..
– Рон, прекрати немедленно!
– Она не моя девушка. И не смей говорить гадости!
– Хм. Сколько нового можно узнать, прилипнув к Поттеру. Скажи лучше, Уизли, сколько действует эта дрянь и до каких пор мне терпеть дополнительные части тела? И не говори, что это навсегда.
Хмыканье Малфоя снова передалось Гарри, и он понял, что смертельно устал от попыток сохранять равновесие, от вынужденных касаний и постоянного ощущения чужого тела за спиной. Наверное, так чувствует себя музыкальный инструмент, на котором исполняют какую-нибудь нелепую пьесу.
– Понятия не имею, – заявил Рон в ответ на вопрос Малфоя, но, поглядев на Гарри, видимо, догадался, что не одному Малфою здесь неудобно. Во всяком случае, у него хватило совести покраснеть и пробормотать: – Дружище, я спрошу у Джорджа, но это, наверное, экспериментальная партия…
Гарри заскрипел зубами. Великолепно! День дурака удался на славу! Вдобавок Малфой как-то странно изогнулся – наверное, пытался обернуться. Гарри взмахнул руками, стараясь удержаться на ногах.
– Черт возьми, Малфой!..
– Полагаю, – протянул за его спиной Малфой, – нам следует валить отсюда. Иначе Трелони сейчас предскажет нам будущее на всю округу.
Действительно, профессор Трелони наконец-то вышла из ступора и явно намеревалась что-то сказать. Гарри представил себе, что будет, если старая стрекоза соберет здесь целую толпу.
– И куда мы пойдем? И как?
– Да уж не в Гриффиндорскую башню. К озеру, куда же еще? И боком, Поттер, боком...
Еще минуту назад Гарри казалось, что ситуация не может стать абсурднее. Теперь он понимал, что глубоко заблуждался. Идти боком, с Малфоем за спиной и без возможности нормально контролировать собственное передвижение, было не самой легкой задачей. То, что рядом шли Рон и Гермиона, изо всех сил пытавшиеся удержаться от смеха, ничуть не помогало делу. Наверное, со стороны они с Малфоем были похожи на какого-нибудь диковинного краба. Пара сотен футов превратилась для Гарри в целую вечность. Хорошо, что шатер Трелони стоял почти с самого края, и от него до озера было… ну, сравнительно недалеко, если идти по-человечески.
Гарри взмок от усилий и злости, когда они, наконец, добрались до большого камня, лежащего у берега. Гермиона смотрела сочувственно, но продолжала крепко сжимать губы, словно боялась в любой момент рассмеяться. Рон попросту тихо ржал, пытаясь прикрыться рукавом мантии.
– Прости, дружище… не могу… вы похожи на чудовище!.. С четырьмя ногами, четырьмя руками…
– И о двух головах, – сдавленным голосом добавила Гермиона. – Прости, Гарри!
– В данный момент, – процедил Гарри, – я очень хорошо чувствую, что у меня есть спина!
– Ну да, конечно… и о двух спинах! – Гермиона сначала рассмеялась, а затем осеклась и стала пунцовой. Малфой за спиной Гарри заинтересованно хмыкнул – все это время он упорно двигал Гарри так, чтобы тоже видеть остальных.
– Ой… прости, Гарри, я не имела в виду…
– Ты о чем, Гермиона? Малфой, прекрати пихаться!
– Нет-нет, ни о чем! Гарри, вам, наверное, надо сесть…
– Вот именно. А ты двигайся, а не стой столбом, Поттер.
– И как же мы сядем? – язвительно спросил Гарри, не в силах сдержаться.
– Спиной к спине, разумеется, – фыркнул Малфой. – По-другому и не выйдет.
Гермиона и Рон помогли им добраться до камня, и Гарри уже протянул руку, чтобы опереться, однако был остановлен:
– Поттер, у тебя мозги, случаем, не слиплись? Солнце светит, но валун наверняка холодный. Мне не улыбается отморозить свой зад.
Вслед за этими словами Малфой, судя по неловким жестам и тихому бормотанию, вытащил палочку и наложил согревающие чары на камень. После чего скомандовал:
– Поттер, сейчас вместе опираемся одной рукой и пытаемся сесть. Только не тащи меня за собой.
– Не командуй, Малфой! – одновременно воскликнули Гарри и Рон.
– Ладно, ладно, – удивительно покладисто отозвался Малфой. – Вы только учтите, что с камня будет больно падать.
Наконец, они устроились – спина к спине, затылок к затылку, руки упираются в тщетной попытке отодвинуться подальше. Гарри мысленно порадовался, что чары, скреплявшие их спины, действовали так, что можно было перемещаться чуть выше или ниже. Иначе под него пришлось бы что-нибудь подкладывать, и ходить удалось бы только на цыпочках – хотя Гарри вытянулся за лето, Малфой все равно был выше на пару дюймов.
Рон с Гермионой смотрели на них, то и дело давясь смехом, и это раздражало.
– В общем, если я правильно понял, Поттер съел какую-то пастилку, из-за которой мы слиплись спинами. И я хочу повторить свой вопрос – сколько эта чертова пастила действует? И нет ли у нее еще каких-нибудь милых свойств?
– Вообще-то мне тоже хотелось бы это знать, – сердито сказал Гарри.
– Не сомневаюсь, Поттер. Объясни ему заодно, Грейнджер – ну так, мимоходом, – что в День дурака не стоит жевать все подряд, а потом ходить задом. Это знание избавляет от огромного количества проблем. И… Грейнджер, не будешь ли ты так любезна сходить вместе с Уизли и спросить, что за дрянь съел Поттер?
– Хватит тут распоряжаться, – угрюмо заявил Гарри, который понимал, что Малфой прав, однако просто не мог не возразить.
– Ну, должен же кто-то решать проблемы – в противовес тому, что ты их создаешь.
– Выпендриваешься, Малфой?
– Ничуть. Это здравый смысл, Поттер, хотя очевидно, что с данным понятием ты не знаком.
– Прекратите оба. Гарри, Малфой прав. Мы с Роном сходим и спросим у Джорджа, сколько действует пастилка и можно ли как-то снять чары раньше. Зная их приколы… – Гермиона осеклась, но быстро продолжила: – Зная Джорджа, можно не сомневаться, что простое Фините здесь не подействует.
– Погоди, Гермиона, – заговорил Рон. – Ты предлагаешь нам обоим уйти и оставить Гарри с этим…
– Да, она предлагает тебе уйти и перестать уже пялиться на нас и ржать! И без тебя весело, Уизли. Не беспокойся, я не задавлю Святого Поттера своим могучим весом и вряд ли соберусь бить его головой о камень.
Гарри поморщился.
– Рон, сходите вместе, а? И принеси мне мантию…
– Ты уверен, Га…
– Да, Рон, он уверен, пошли.
Гарри кивнул, Гермиона решительно потянула Рона за руку, и они ушли, причем Рон то и дело оглядывался. Очевидно, чтобы удостовериться, что Гарри и Малфой еще не начали душить друг друга. Впрочем, заниматься этим было бы затруднительно.
– Что, так стесняешься показаться в моем обществе, Поттер? – неожиданно язвительно вопросил Малфой. Его спина снова закаменела.
Гарри опешил.
– Нет! Вовсе нет… Малфой, ты идиот? Я просто не хочу, чтобы кто-нибудь пришел и стал на нас пялиться!
– Да?
– Да!
– О. Трогательная забота… ну что ж, спасибо, Поттер, – сухо произнес Малфой, но ощутимо расслабился и слегка распрямил плечи.
– Не за что, – буркнул Гарри.
Он поерзал на камне, пытаясь устроиться поудобнее. От напряжения спину и руки сводило мелкими судорогами, шея болела. Гарри попытался, опираясь на обе руки, по возможности отстраниться от Малфоя. Ничего не вышло – чары мягко, но непреклонно вернули его назад.
Из-за спины послышалось очень спокойное:
– Поттер.
– Что?
– Ты ерзаешь. И напрягаешься так, что невозможно сидеть. Прекрати это, – голос Малфоя звучал мирно, и только поэтому Гарри не сорвался и не нагрубил в ответ.
Малфой вообще с начала года был очень спокойным и тихим, держался особняком и явно старался обходить гриффиндорцев стороной. Иногда огрызался, но без прежней заносчивости и злобы. Язык у него, впрочем, все равно был без костей. Летом состоялся суд над Пожирателями, где Гарри выступал в качестве свидетеля, и в результате Люциус Малфой теперь сидел в одиночке Азкабана, Нарцисса, насколько знал Гарри, избежала этой участи и находилась под домашним арестом, а младший Малфой был оправдан ввиду «юного возраста и особых обстоятельств» и «взят под опеку Министерства».
Гарри и сам не мог понять, как он теперь относится к Малфою. Прежняя ненависть сменилась какой-то тихой неприязнью пополам с недоумением и чем-то, похожим на сочувствие… но так было до того, как этот мерзавец к нему прилип. Сейчас ему хотелось от души пихнуть Малфоя, и он с трудом сдерживался.
– Мне неудобно, – процедил Гарри.
– Тебе неудобно потому, что ты пытаешься отодвинуться, а это бесполезно. Хватит, Поттер. Представь себе, что я – кресло.
– Что?!
– Кресло. Откинься назад, как на спинку, и прекрати дергаться.
Гарри почувствовал, что его сотрясает беззвучный нервный смех.
– К-кресло?..
– Да, Поттер, кресло, – произнес Малфой таким тоном, будто говорил со слабоумным.
Гарри опять сотрясся от смеха.
– Поттер, у тебя истерика?
– Н-не твое дело, Мал… фой, – Гарри наконец-то удалось взять себя в руки, и он попробовал последовать совету.
Осторожно откинулся назад, опираясь на спину и плечи Малфоя. Расслабил шею, коснувшись своим затылком его затылка. Как будто доверился кому-то. И почти сразу почувствовал, как исчезает сковавшее тело напряжение, успокаивается дыхание, расслабляются руки. Почувствовал ровное, спокойное дыхание и понял, что Малфой тоже расслабился. И наконец, Гарри ощутил мягкое тепло, окутавшее спину. Как будто его завернули в теплое одеяло.
Несколько минут они сидели молча. Гарри невольно слушал дыхание Малфоя и чувствовал, как бьется его сердце. Тишина была скорее нейтральной, чем враждебной, и потому не тяготила. Да в общем-то… Гарри с удивлением понял, что и присутствие Малфоя за спиной его больше не тяготит. Наоборот, впервые за весь день он почувствовал себя укрытым, защищенным. В спину больше не смотрела пустота, там было живое тепло. Малфой, вольно или невольно, прикрывал его от любых воображаемых напастей. Сделав это открытие, Гарри напрягся, и Малфой издал вопросительный звук. Гарри заставил себя расслабить плечи и закрыть глаза. Объясняться с Малфоем по поводу своих открытий не очень-то хотелось.
Волосы у Малфоя были длиннее его собственных и слегка щекотали шею. Они пахли чем-то похожим на нагретую солнцем смолу – запах был приятным. Гарри нахмурился, не открывая глаз. Вообще было что-то жутко интимное в том, чтобы вот так сидеть, прижавшись к другому человеку спиной. Чувствовать, как тебе передаются малейшие движения, слушать биение сердца… это казалось более личным, чем любые поцелуи – неважно, с Чо или с Джинни. Гарри раскрыл глаза. Как это он додумался до поцелуев? Малфой еле слышно вздохнул, и Гарри ощутил этот вздох. Солнце показалось слишком ярким, когда он снова открыл глаза; Гарри моргал, чувствуя себя сбитым с толку. Скорее бы пришли Рон с Гермионой – может быть, тогда ему в голову перестанет лезть всякая чушь.
Малфой негромко рассмеялся, и этот смех пробежался мурашками вдоль позвоночника Гарри.
– Подумать только, Поттер, ты умеешь молчать!..
– Иди ты… – беззлобно пробормотал Гарри, удивленный этой почти дружеской подколкой.
– Я бы и рад, – фыркнул Малфой. – Нет, серьезно, Поттер, когда ты молчишь, с тобой практически можно иметь дело!
– И что со мной не так, когда я говорю? – спросил уязвленный Гарри.
– Всё, – исчерпывающе ответил Малфой. – Ты либо открываешь рот, чтобы зачем-то сказать вслух об очевидном, либо «экаешь», либо говоришь какие-нибудь гадости.
– Уж чей бы книззл мяукал…
– Мои гадости, Поттер, чтоб ты знал, по крайней мере остроумны. А еще у тебя есть совершенно отвратительная привычка пятиться задом.
– Ты бы и сам попятился от Трелони, если бы она взялась предсказывать тебе судьбу.
Малфой расхохотался, и удивленный Гарри почувствовал, что смеется вместе с ним. И это… это было нормально. Это было здорово.
– Так или иначе, но если всему виной эта дурацкая конфета, то съел ее не я. Будь моя воля, я бы вообще не остался здесь на каникулах и не… – неожиданно Малфой умолк.
Гарри на миг задержал дыхание… а потом тихо спросил:
– А почему же ты остался?
Малфой помолчал, затем сухо ответил:
– Потому что я не имею права находиться дома, пока моя мать под домашним арестом.
– Они же обещали…
– Они много чего обещали, Поттер. И не трудись говорить, что мы заслужили то, что имеем.
Пораженный Гарри даже попытался обернуться, но быстро понял, что ничего не выйдет:
– Я не собирался это говорить!
– Да? Похоже, нам сегодня никак друг друга не понять, – саркастически протянул Малфой.
Гарри просто не успевал за сменой его настроений.
– Мы как-то и раньше в этом не были сильны.
– Тонкое наблюдение, Поттер. Я же говорю – удивительное умение утверждать очевидное.
Гарри помолчал. Потом произнес негромко:
– Не пытайся меня разозлить, Малфой. Я начинаю думать, что ты тоже куда лучше, когда молчишь.
– Да? – интонация Малфоя была странной, как будто он хотел скрыть удивление.
– Да, – отрезал Гарри. – Так что будь добр, помолчи.
После чего Гарри вновь откинулся назад и закрыл глаза.
– Гарри! Эй… Гарри, Малфой, вы что, уснули?
Гарри открыл глаза. Вплотную к валуну подбежали запыхавшиеся Рон и Гермиона. Гермиона прижимала к груди свернутую мантию-невидимку, Рон недоверчиво смотрел на Гарри и Малфоя, который, судя по движениям сзади, с удовольствием потягивался.
– Нет, задремали, – невозмутимо ответил Гарри, уже привычно почувствовав спиной смешок Малфоя. – Спасибо, Гермиона. Что сказал Джордж?
– Он смеялся как ненормальный и сказал, что это шикар…
– Рон, прекрати сейчас же! Он сказал, что эти пастилки должны действовать два часа плюс-минус пятнадцать минут, и что зачарованы они на разные части тела и срабатывают только тогда, когда… так сказать, встречаются между собой нужные части, и еще – что в любом случае пастилка перестанет работать после полудня, как и все сегодняшние приколы.
– День дурака… – понимающе протянул Малфой. – Так, Поттер, и когда же ты съел это чудо современной магии?
– Э-э… Рон, вас сколько не было, минут сорок?
– Ну да, где-то так…
– И, наверное, еще полчаса мы гуляли после того, как встретили Джинни…
– Ну да…
– Итого, если округлить – нам как минимум сорок минут сидеть на этом камне. Максимум – час, – подытожил Малфой. По его голосу нельзя было понять, опечален он этим фактом или нет.
– Э-э… вряд ли, – смущенно пробормотал Гарри, чувствуя, как начинают гореть уши.
– Что еще, Поттер?
– Я… мне, кажется, нужно в туалет.
– «Кажется»?!
Пока они сползали с камня и медленно шли к замку, Малфой изо всех сил наверстывал время своего молчания.
– Поттер, ты невероятен. Это нечто феерическое. Каждый раз ты ухитряешься не просто вляпаться во что-то, но вляпаться с музыкой, фейерверками и кучей народа. И с идиотским выражением лица, которое – спорю по меньшей мере на пять галлеонов! – сейчас как раз на твоей физиономии.
– Малфой, уймись, нет ничего странного в том, чтобы хотеть в…
– Гермиона!
– Грейнджер, я согласен, нет ничего странного в том, чтобы просто хотеть в туалет – но хотеть в туалет под мантией-невидимкой, бочком пробираясь к Хогвартсу, держась за вас с Уизли, огибая по дуге толпу идиотов и прилипнув спиной ко мне… и быть при этом победителем Темного Лорда, кавалером ордена Мерлина, Святым Поттером и вообще Мальчиком-который-выжил… это даже не странно, это просто невероятно!.. Поттер, кончай ржать, я не прощу тебе, если ты публично опозоришься в непосредственной близости от меня! Уизли, ты тоже не гогочи, а то уронишь Поттера, а вместе с ним и кое-кого ценного.
– Иди ты, Малфой…
– Я иду, мне ничего другого не остается!..
Хвала Мерлину, их никто не задержал в пути и не заметил, что Рон с Гермионой не просто медленно прогуливаются по лужайке, но еще и ведут закутанных в мантию-невидимку Малфоя и Гарри.
Идти под мантией с Малфоем было странно. Если постоянное касание спинами само по себе было чем-то личным, то накинутая сверху легкая ткань еще больше отделяла от остального мира и объединяла. Гарри не понимал, что с ним происходит, но отложил этот вопрос до лучших времен. Например, до тех пор, когда он сможет передвигаться без Малфоя и мантии. Возможно, тогда вопрос утратит свою актуальность, как сказала бы Гермиона.
До мужского туалета они добрались без приключений, и Гарри даже начал надеяться, что на сегодняшний день он исчерпал все возможные неловкие ситуации, но его надежды не сбылись: они стояли у кабинки, а чары и не думали заканчиваться.
– Поттер, иди уже, ради всего святого! Я все равно тебя не вижу.
– Зато ты все чувствуешь, – сердито пробормотал Гарри себе под нос.
Малфой усмехнулся, и Гарри захотелось его придушить. Впрочем, не впервые.
Кое-как, шаг за шагом, они вошли в кабинку, и Гарри неловкими пальцами принялся теребить пуговицу джинсов и молнию.
– Поттер. Ты там дрочить, что ли, собрался? Быстрее можешь?
Гарри закатил глаза. Кто бы сомневался, что Малфой захочет извлечь из ситуации всё, что только возможно. И еще… ему тоже сейчас хочется какой-нибудь резкостью стереть мысли о тепле за спиной. Хотя бы попробовать.
– Заткнись, Малфой.
– О, слава Мерлину, какие дивные зву…
– Если не замолчишь, «звуков» хватит и на тебя.
– У Поттера приступ туалетного остроумия… молчу-молчу.
Они вышли из кабинки. Гарри чувствовал, как полыхают уши и как посмеивается всей своей спиной Малфой. С этим надо было что-то делать.
– Ну что, Малфой, раз уж мы сюда дошли – может, и ты?
– Нет, спасибо. Я как-нибудь обойдусь без подобного опыта в своей жизни. Дождусь счастливого освобождения. Однако что случилось с нашим скромником, как он заговорил… ну-ка, повернись, посмотрю… да не верти головой, Поттер, все равно в зеркало вижу – уши нежного гриффиндорского оттенка. Вы там все такие ханжи?
– Мы не… – и тут Гарри почувствовал, что неведомая сила, плотно прижимавшая его к Малфою, начинает ослабевать, таять… и вот уже можно сделать шаг вперед, обернуться, встретиться взглядом со смеющимися глазами Малфоя… и ощутить, как холодно стало спине. Как будто у Гарри отняли часть его тепла. Или как будто он скучает по… Глупости какие.
– Нам повезло, Поттер. Не пришлось ждать час, какое счастье.
– Угу, – Гарри сосредоточенно вглядывался в лицо Малфоя, но и сам не знал, что пытается отыскать.
Двигаться было непривычно легко. Спине не хватало тепла.
– Нет, все-таки лучше, когда ты молчишь. Твое «угу» бывает даже хуже твоего «э-э».
– Заткнись, Малфой, – Гарри только секунду спустя понял, что улыбается – и решил, что ему плевать.
Малфой тоже улыбался. Глаза его блестели, зрачки в полутьме казались огромными.
– Мечтай! Тебе вряд ли удастся меня заткнуть, Поттер.
– Ничего, я найду способ, – пробормотал Гарри, не в силах отвести взгляд.
– Буду ждать, – ответный взгляд Малфоя был совершенно нечитаемым, и Гарри оставил все попытки разобраться, о чем же тот думает. Просто стоял и улыбался. И молчал. Тишину, казалось, можно было потрогать рукой, взять в горсть…
– Договорились, Малфой.
Малфой усмехнулся.
– Да, и спроси Грейнджер, почему она стала такой пунцовой, когда болтала что-то там про зверя. Это любопытно, знаешь ли. Потом расскажешь.
С этими словами Малфой повернулся и вышел. Гарри медленно пошел вслед за ним, чувствуя на губах новую, еще не очень привычную улыбку.
