Артур - Молли:
- Ты заметила, как растет живот у Джинни?
- Да, растет.
- Мне кажется, что по ночам, когда мы спим...
- Что, тебе тоже кажется?
- Она встает и идет на кухню за едой!..
«А потом феникс Дамблдора вынес нас оттуда, и меня, и Джинни, и даже Локхарта. Вот и всё!» — говорил Гарри, если речь вдруг заходила про Тайную комнату.
Говорил и лгал.
После чудесного спасения Джинни Уизли и победы над василиском у Гарри остался один сувенир. Это была не чешуйка короля змей и даже не мертвый дневник Тома Риддла. Гарри досталась настольная игра самого Салазара Слизерина.
Изящная доска тончайшей работы завораживала взгляд, а камни, черные и белые, по-настоящему пугали мальчика. Внешне похожие и, казалось бы, хаотично рассыпанные по доске, они были индивидуальностями. Каждый камешек был человеком.
Те, что лежали у края доски, были уже сыгранными фигурами, в то время как в центре доски разыгрывалась настоящая драма.
«Верни или убери, приблизь или отдали, — было написано по краю доски на серпентарго. — Будь осторожен, игрок, на кону — твоя жизнь».
Тогда, в конце второго курса, Гарри первым делом снял с доски камень Волдеморта. Черный с виду, камень на самом деле был серым с вкраплениями рубинов, холодным и скользким на ощупь. Оторвать от доски его было не просто. С зажатым в руке камнем Гарри упал на пол.
Женщина на пороге дома билась в рыданиях, придерживая руками большой живот. Дом безмолвствовал. Ветер и потоки воды стегали несчастную, превращая её лохмотья в никуда не годные тряпки. Неожиданно дверь распахнулась, и Гарри задохнулся от тепла и света, хлынувших на женщину. Он зажмурился, скорее от криков боли, чем от нестерпимого света, и решился приоткрыть глаза лишь тогда, когда хриплый надсадный голос произнес: «Отмучилась, бедняжка. А как там ребенок?» — «Ещё дышит, — с готовностью отозвался невидимый собеседник. — Хотя… нет. Уже нет».
Открыв глаза, Гарри обнаружил, что уже не смотрит на черный мрачный дом, ставший последним приютом незнакомой ему Меропе Гонт и её безымянному сыну.
Дождя больше не было, солнечные лучи щедро лились по окнам и крышам домов в переулке, куда Гарри так неожиданно попал.
«Гарри, Гарри, вернись немедленно!» — сердце мальчика сжалось, когда на расстоянии вытянутой руки он увидел мать.
Лили, смеясь, махала кому-то правой рукой, левой придерживая маленькую девочку. Малышка, крепко уцепившись за мамину шею, хмурила черные брови над блестящими и темными как терновые ягоды глазами. Из-за угла дома неожиданно вынырнул Гарри Поттер.
Гарри Поттеру захотелось протереть глаза. Это он? Длинные пряди волос, этот нос… и только зеленые глаза ещё напоминали Гарри его самого.
— Гарри Снейп! — шутливо погрозила Лили. — У нас сегодня гости, ты не забыл?
— Ага, – фыркнул Гарри Снейп так, что Гарри Поттер нервно дернулся. — Слюнтяй Лонгботтом — мне его в школе хватает, Малфой опять будет ныть, что ему скучно и хвастаться игрушками, а Чарли Уизли будет снова дразнить нас малявками, потому что им с Биллом скучно у нас в гостях.
— Ты же знаешь, что у миссис Молли Уизли три брата и у всех куча детей, — пожала плечами Лили, потрепав мрачного сына по щеке. — А когда мы пригласили их всех, ты сам дулся три дня, а папа и вовсе грозился отравить гостей.
Внимание Гарри отвлекла какая-то яркая бабочка, а когда он повернулся обратно, переулка уже не было. Он оказался в большом доме, где Джеймс Поттер — Гарри легко узнал его — в компании какого-то стройного длинноволосого брюнета пил огневиски.
— Джейми, прекрати, — тот потянул на себя стакан Поттера. — Я, конечно, рад поддержать тебя, но ты так точно сопьешься.
— И пусть сопьюсь, — пробормотал Джеймс, тараща на друга мутные глаза. — Лили мне отказала!
— Джеймс, это было тринадцать лет назад! — незнакомец вскочил и заходил по комнате. — Тринадцать! И ты всё ещё пьешь!
— Это было сегодня, поэтому я пью, — заплетающимся языком возразил Поттер.
— Разумеется, — фыркнул его друг. — А ещё в день её помолвки со Снейпом, в день её свадьбы со Снейпом, в день рождения их первенца, в день рождения их дочери…
— А ещё в день, когда я познакомился с Нюниусом, и в день, когда я не дал Лунатику его убить, — выдохнул Джеймс и упал лицом на руки.
Гарри очнулся и посмотрел на доску. Когда он только поднимал серый камень, все остальные располагались иначе. Гарри аккуратно вернул камень на место и вытер потные ладони о брюки.
Почему-то оказаться сыном Снейпа, хоть об этом даже думать противно, он бы ещё согласился, но вот смириться с состоянием Джеймса, да с тем, что в этом мире его лучшего друга просто не существует, Гарри не мог.
Он закрыл доску и снова взглянул на издевательскую надпись. В следующий раз он посмотрит на неё только через полгода.
Лишь потеряв сознание в поезде, Гарри неожиданно вспомнил про доску Слизерина. Дождавшись ночи и плотно задернув прикроватный полог, Гарри достал игру. Камешки безмолвствовали, но мальчик уже не верил им. Некоторые из них он сразу узнавал среди на первый взгляд таких же округлых фишек. Он сам, Рон и Гермиона, Дамблдор и Волдеморт, Малфои… у каждого свое место на доске. Но часть камней давали такие смутные образы, что, как Гарри ни силился, он не мог разобрать лиц. Так, например, рядом с Роном и Гарри можно было увидеть не только Гермиону и Джинни, но и странного невысокого толстячка, вплотную к которому стояли Сириус Блэк и новый преподаватель ЗоТИ, Ремус Люпин.
Гарри коснулся пальцем фигурки беглого Упивающегося и отдернул руку. Его же просили не вмешиваться. И потом, чем убивать, может, оживить?..
Всю ночь просидел он над доской и лишь утром закрыл её, последний раз бросив взгляд на камень Лили Поттер.
Несмотря на все переживания, Гарри уснул как убитый. Но вновь вернулся к доске он быстрее, чем рассчитывал. Это случилось в тот день, когда он подслушал разговор в таверне. Тогда он лишь сделал вид, что успокоился. Зачем тревожить Гермиону.
На деле мальчика трясло от ярости. Не дожидаясь ночи, он одним рывком задернул полог, чуть не обрушив его на кровать, и вытащил доску. Почти ничего не видя из-за пелены гнева перед глазами, он схватил камень Сириуса Блэка и крепко сжал в руке.
В этот раз он не упал без сознания, но ему стало так холодно, словно рядом вновь были дементоры.
Видение появилось неожиданно, и Гарри увидел своего отца. Но он не сразу узнал Джеймса. Безбашенная веселость Поттера-старшего, которую не могли скрыть даже старые колдографии, казалась словно затертой чем-то, неуловимо роднившим его с Артуром Уизли и другими клерками, которых как будто по долгу службы заставляли сутулиться.
— Лили, — начал Джеймс, обращаясь к супруге, которую Гарри заметил только сейчас. — Нам нужно спрятать Гарри.
— Я знаю, — резко ответила Лили, качая на руках сына. — Северус уже приходил каяться. Хоть мы и не бросали вызов Тому-кого-нельзя-называть, детей, подходящих под это описание, в магическом мире всего двое. Северус дурак!
— Дурак?! — взвыл Джеймс, разом теряя самообладание. — Нельзя немножко умереть или быть чуть-чуть Упивающимся Смертью, Лили! Твой Северус просто выслуживался, а теперь… Теперь под это описание подходит только один ребенок, — неловко закончил он шепотом.
— Лонгботтомы?! — ахнула Лили, сразу же растеряв всю жесткость в лице и превратившись в испуганную девочку.
— Все, — кивнул Джеймс, сутулясь. — Дамблдор посоветовал нам укрыться с помощью Фиделиуса. Лунатик, конечно, отказался. Остается Хвост.
Гарри увидел того самого человечка, чье лицо смутно проглядывало в фишке рядом с их троицей. Хвост, как его называет Джеймс, затискивающее улыбался и постоянно вытирал потные ладони о брюки.
Точно также улыбался и тер ладони он позже, когда, беспрестанно кланяясь, вел высокого слегка седеющего темноволосого человека в Годрикову лощину. Гарри не видел лица этого человека, но почему-то он точно знал, что у него багровый отблеск в змеиных глазах.
Гарри видел, как, неловко растопырив руки, пытался остановить убийцу безоружный Джеймс. Тяжелым кулем сполз он по стене после того, как зелёный луч коснулся его.
Гарри слышал, как кричала Лили…
Отныне он точно знал, что этот крик будет преследовать его вечно, и именно этот крик он слышал при появлении дементоров.
Гарри зажмурился так сильно, что глазам стало больно, и ущипнул себя за руку. Это действительно помогло вернуться к доске, но лишь на мгновение.
Новое видение было мутным, словно Гарри смотрел в давно не чищенный аквариум. Сначала ему показалось, что он по-прежнему видит отца, но нет, это был он сам. Взрослый Гарри Поттер.
Он одиноко сидел в баре, прихлебывая из собственной фляжки. Волосы были в таком беспорядке, словно он не знал о существовании не только расчески, но и зеркала. Через всю щёку шел длинный шрам, задевший глаз, отчего лицо приобрело диковатое выражение.
«Нет, — взрослый Гарри уставился во фляжку. — Все предатели, ты знаешь? Никому нельзя верить».
Бармен вздохнул и снова посмотрел на часы.
«Вы всё равно пьете своё, — сделал он ещё одну попытку. — Так пейте дома».
«Сегодня праздник, — возразил Гарри. — Дома слишком уныло для Рождества».
Очнувшись, Гарри поставил камень Сириуса Блэка на место.
«Всё равно кто-то предает, — словно оправдываясь, горько произнес он. — А Блэк… он хотя бы ищет меня. И когда он найдет… я буду готов к встрече».
Гарри спрятал доску и ещё три дня почти не разговаривал с Роном и Гермионой. Такова жизнь — все предают. Но молодость и пропасть новых событий сделали свое дело и заставили поблекнуть впечатления от видения.
Незаметно пришла весна.
«Жаль, что мы упустили Петтигрю», — зло бормотал Гарри.
Это были не просто нотки отчаяния, Гарри уже предвкушал свои действия. Лишь одна фишка уйдет с доски, и всё встанет на свои места.
«Может, и неплохо, что так вышло, — словно глядя прямо в душу мальчика, говорил Дамблдор. Наступит день, когда ты будешь рад, что пожалел его».
Гарри не был готов поверить в это, ещё стояла перед глазами фраза «все предают», которая была рассеяна как туман по мановению волшебной палочки.
Но слишком свежа в его памяти радость от встречи с Сириусом. С крестным, который оказался невиновен.
«Ладно, — подумал Гарри. — Пусть».
Он открыл доску и переставил камень Петтигрю на самый край доски, чуть не сбив им Волдеморта, после чего резко захлопнул крышку.
«И никаких больше видений, ясно тебе?» — строго спросил он у себя и кивнул в ответ.
Турнир Кубка огня отодвинул игру Слизерина на дальний план. Гарри ни разу не открывал доску. Хотя причина была вовсе не в чемпионате.
Каждую ночь Гарри засыпал с мыслью оживить маму, но наутро понимал, что это невозможно. Даже если бы Волдеморт пожалел Лили, она уже не была бы его мамой.
А если бы они скрывались, то месяцы и даже годы Волдеморт продолжал бы сеять смерть и ужас, не давая магическому миру ни малейшей передышки.
Гарри понимал, что узнать, так ли это, он может только с доской, но от одной мысли, что в случае неудачи придется вновь увидеть смерть матери, его бросало в пот.
Поэтому день за днем он готовился к испытаниям, ночью же устраивал себе дополнительные — раз за разом перебирал варианты, при которых мама могла остаться с ним. Он искал прилежнее, чем тренировался перед очередным этапом чемпионата, но решение не приходило, поэтому игра Слизерина продолжала лежать нетронутой.
Тихо перекатывались в закрытой доске камни. Кружил вокруг Гарри лже-Грюм, между лучшими друзьями Поттера выросла фишка, обозначающая популярного болгарина, камни, словно гвозди к магниту, подтягивались к центру доски.
Доска пылилась под кроватью, а фигуры двигались, двигались…
Один за другим камни откатывались к краю. Барти Крауч-старший, Седрик Диггори, Барти Крауч-младший…
Но Гарри не вытащил доску даже после трагического окончания турнира. Он словно забыл об игре, больше не имевшей над ним власти. Игра Слизерина на лето осталась в Хогвартсе.
Совсем иначе закончился пятый год Гарри. Доска Слизерина ещё никогда не подвергалась такому пристальному вниманию мальчика.
Гари забрал игру домой, где, закрывшись в комнате, беспрестанно передвигал камни.
«Сириус, Сириус… ты должен жить, — шептал он, с силой растирая виски. — Ты выживешь, я знаю».
Он поставил фигурку крестного обратно на доску. На то самое место, слева от самого Гарри.
Видение пришло сразу.
«Промахнулась, стерва!» — захохотал Сириус, уворачиваясь от заклинания Беллатрикс, и одним прыжком покинул опасное место рядом с завесой.
Гарри облегченно вздохнул, но тут же замер от неприятных предчувствий.
Беллатрикс Лестрандж злобно сверкнула глазами и вновь наставила палочку на кузена. Зеленый луч настиг Сириуса, хотя Гарри казалось, что вот-вот — и тот опять увернется. Под торжествующий вопль Беллатрикс и крик Гарри Сириус упал на каменный пол.
Гарри снова посмотрел на доску. Тяжело дыша, вытер покрасневшие глаза. Встал и вышел из комнаты. В доме темно, мерно тикают часы, все спят.
Гарри долго пил воду на кухне, потом тщательно умылся. И лишь после этого вернулся в комнату.
Мальчик снова взял камень Сириуса и поставил рядом с собой. А Беллу выкинул прочь, подальше. Ему нет дела, умерла ли она от этого, или просто никогда не существовала, а может, и просто появится позже.
И вновь Гарри услышал свой собственный крик — во время битвы в Отделе Тайн Долохов ударил заклинанием Сириусу в спину.
Убрать всех Упивающихся смертью с доски, убить их, не марая рук…
Гарри показалось, что именно это «не марая рук» удерживает его от импульсивного шага.
Он попил и умылся, походил по комнате и снова поставил Сириуса на доску, но на этот раз отодвинул подальше от себя и Упивающихся.
И опять перед его глазами бой в Отделе Тайн. Вот появились орденцы, вот они начали теснить Упивающихся смертью. Вот перед Гарри словно из-под земли вырос Волдеморт, на губах которого змеится улыбка, но глаза смотрят бесстрастно. Так кобра смотрит на мышь.
«Я не опоздал?» — Гарри с ужасом видит, что между ним и Волдемортом встал Сириус, на ходу бросая в противника заклинание.
Кобра моргает, или это только кажется, но уже в следующее мгновение Волдеморт лениво делает пассы палочкой.
Сириус умирает так же, как Седрик. Бессмысленно, быстро. И вновь Гарри слышит свой крик.
Он встал и почти машинально отправился на кухню, где долго пил воду и смотрел в окно. За окном чернела ночь, и Гарри вспоминал свой третий курс и то, как напугал его черный пес. А ещё он вспомнил, как хотел убрать с доски Сириуса…
Через полчаса Гарри понял, что ему совершенно необходимо умыться. Теперь, когда слезы наконец излились, ему стало немного легче, самую капельку, ровно настолько, чтобы он смог вернуться к доске.
Гарри успел как следует подумать, поэтому на этот раз отодвинул камень Блэка к Дамблдору. Директор должен суметь удержать Сириуса и не дать ему броситься в гущу событий…
И снова Гарри в Отделе Тайн, нигде нет Сириуса, и Альбус Дамблдор едва успевает прийти на помощь обессиленным соратникам и подросткам.
Но Сириус жив.
Гарри видит его, живого, но мертвенно бледного от ярости.
«Ты мог погибнуть! — кричит Сириус и трясет Гарри за плечи. — Я должен тебя защищать! Всегда, понимаешь ты? Я должен <>смочь<> тебя защитить!»
Тот Гарри уныло вздыхает и пожимает плечами.
Но у Гарри над доской ёкнуло сердце.
Сердце не обмануло его: всего через несколько часов тот Гарри… нет, он не кричал. Он глухо рыдал, плотно прижав ладони к лицу и скорчившись на ступеньках в коридоре Хогвартса. Именно там его настигла новость о том, что Сириус сам решил поквитаться с Упивающимися и начал с мужа своей кузины.
Охранное заклинание — как глупо и бессмысленно — убило его на месте.
— Чёрт тебя подери, Сириус, почему ты не жилец?! — что есть силы заорал Гарри, ударив кулаком по столу.
За стеной перестал храпеть Дадли, заворчал спросонья Вернон, ему что-то визгливо ответила Петунья. И снова всё стихло.
— Попробуем иначе, — пробормотал Гарри.
Не сдаваться. Только не сейчас. Не сейчас, когда он лишился последнего близкого человека. Не сегодня. Не завтра.
Он снова умылся и попил. Есть не хотелось, возможно, потому что желудок был полон водой. Спать тоже.
Гарри начал менять фигуры местами, передвигая их по очереди к Сириусу. Самые разные фигуры, в надежде, что кто-то сможет удержать его крестного на краю.
Ночь давно кончилась, серое утро сменилось днем, затем спустился вечер.
Но больше не отрываясь на питье, без завтрака и обеда, Гарри двигал фигуры.
И смотрел.
Вот тайные поцелуи Сириуса с Тонкс, но Сириус рвется на помощь детям вместе с ней…
Вот Сириус влюблен в Нарциссу. Единственное, что насмешило Гарри — это Драко-брюнет, который хоть и был слизеринцем, тем не менее, дружил с Гарри, Роном и Гермионой . Поэтому в битве в Отделе Тайн Сириус защищал своего сына…
Вот Сириус дружен со своей семьей, он настоящий слизеринец, но судьба не дает ему дожить даже до стычек авроров и Упивающихся — он гибнет, встретившись с Люпином в Визжащей хижине, куда полез, охотясь за секретами своего соперника с Гриффиндора…
Вот…
Так прошло лето Гарри.
События шестого года обучения вновь заставили его забыть о доске Слизерина. Что и говорить, если бы не охота за хоркруксами и учебник Принца Полукровки, здоровье Гарри пошатнулось бы куда сильнее.
А так это лишь сделало его более замкнутым и в то же время более вспыльчивым. Даже друзья заметили произошедшие с ним перемены, но ничего не сказали.
И это немудрено для человека, имеющего шанс изменить мир вокруг себя и так ни разу и не сумевшего воспользоваться предложенным.
Гарри начал задумываться над тем, что, возможно, попросту не обладает достаточными умениями и знаниями, чтобы использовать доску Слизерина.
Но что предпринять? О том, чтобы показать доску Слизерина Гермионе, речи даже не шло. Девушка взъелась на обычный учебник зельеварения, требуя избавиться от него, а что она скажет об артефакте, способном перевернуть магический мир?
Однако и к Рону с этим Гарри идти не спешил. Показать что-то ему и не показать Гермионе — в конечном итоге значило лишь только усилить отчуждение между друзьями, а Гарри не хотелось впутываться ещё и в это.
Он доставал доску несколько раз, пытаясь понять, как связано то, что он сам, Драко Малфой и Северус Снейп словно окружают Альбуса Дамблдора, не говоря уж о том, что вся группа камней постепенно движется к краю доски.
Значит ли это, что они все умрут? Или умрет лишь кто-то из них? Может, они все — и даже сам Гарри — представляют опасность для Дамблдора?
Гари не мог толком есть и спать, пытаясь хотя бы на доске понять то, что в реальности происходило прямо у него под носом. Он старался следить за Снейпом и Малфоем, но все эти слежки не приносили желанного ответа.
Ответ и жгучее чувство вины принес весенний день. Тот роковой день, точнее, почти ночь, в который Гарри особенно ясно почувствовал себя соучастником убийства.
И снова, как тогда на кладбище, он не смог ничего сделать. И как тогда, в Годриковой лощине, где он был слишком мал, чтобы понять и вступиться за маму…
Раньше его удерживало то, что директор доверял Снейпу.
То, что Снейп состоял в Ордене. Наконец, то, что Снейп спасал ему жизнь.
Но больше Гарри не собирался тянуть.
Гарри не стал двигать камень убийцы к мертвому Дамблдору, а просто снял его с доски, размышляя, не зашвырнуть ли его в сад прямо из окна.
Он был слишком зол, чтобы ждать видений, но игра подарила ему их.
Гарри видел юную Лили Эванс, которая со слепым обожанием на лице аплодировала квиддичной команде Гриффиндора.
«Как тебе Эванс, кстати? — прошептал один из игроков ловцу, и Гарри узнал Сириуса и Джеймса. – Смотри, как она на тебя уставилась!»
«Да на меня все девчонки так смотрят, — пожал плечами Поттер. — Но они все такие скучные со своим обожанием».
«Зато она староста, — не смутился Сириус. — Подумай, кто-то же должен взять на себя такую ответственность. Или под себя, это уж как получится».
Он хохочет над собственной шуткой и машет Лили.
«Пусть Лунатик с ней гуляет, — ухмыльнулся Джеймс. — Так мы решим проблему сразу с обоими старостами».
«А то, что он…» — Сириус изобразил жестами нечто, видимо, должное изображать оборотня.
«Глупости, — отмахнулся Джеймс. — Девочки просто обожают кого-нибудь жалеть. Рем на эту роль подходит просто идеально. Сегодня же поговорим с ним. А то Эванс своими улыбками отвлекает меня от Летиции Перкинс».
«Ну, от этого непросто отвлечься», — снова расхохотался Сириус, на этот раз очень понятно показывая пышные формы неизвестной Гарри Летиции.
В следующем видении Гарри почти нос к носу столкнулся с маленьким собой. То есть, он был почти уверен, что это он. Та же худоба, те же зеленые глаза, только волосы не черные и растрепанные, а темно-русые, и одежда — пусть не очень дорогая, но опрятная и точно соответствующая его фигуре.
«Интересно, кто-то может остановить Того-кого-нельзя-называть? — произнесла Лили Эванс, накрывая на стол и мимоходом гладя по голове сына. — Нам приходится скрываться лишь потому, что мои родители магглы. Я устала от работы в лавке».
«Погоди, — Люпин, которого Гарри не сразу признал из-за ухоженного вида, взял жену за руку. — Джеймс обещал достать документы, подтверждающие, что ты его сестра . Его семья погибла и некому будет опровергнуть эту информацию. Это поможет нам выжить при правлении Темного Лорда…»
«Не называй его так, — возмутилась Лили. — Он никакой не Лорд и идет по трупам к власти над магическим миром!»
«Так или иначе, сопротивление почти сломлено, — ровно ответил Ремус, поглаживая жену по руке. — Нам остается лишь постараться выжить и спасти нашего Гарри. Альбус Дамблдор очень просил беречь его».
«Где-то сейчас Дамблдор, — вздохнула Лили, прильнув к мужу. — Без него Хогвартс уже никогда не будет таким, как прежде».
«Наверное, где-то в Шотландии, строит планы по спасению магической Британии, — Люпин поморщился словно от боли. — Завтра придёт Сириус, поиграет с крестником, заодно запрете меня покрепче».
«Да, конечно… — рассеянно кивнула Лили. — Рем, может, отдадим Гарри в Шармбатон? Я боюсь учить его в Хогвартсе».
Судя по всему, это был далеко не первый такой разговор. Люпин уже открыл рот, чтобы ответить ей, но не успел.
Внезапно заговорило магическое радио.
«Последние известия, — тревожно произнесло оно голосом Кингсли. — Чёрные метки появились одновременно в трех местах. Среди пострадавших — четыре маггловские семьи на севере Йоркшира и семья Артура Уизли. Дома пострадавших были подожжены, количество жертв уточняется. Представитель Того-Кого-Нельзя-Называть Люциус Малфой утверждает, что это вынужденные меры по обеспечению безопасности в магическом мире. Когда же мы соберемся и уничтожим этого самозваного лорда, который вырезает наши семьи как индюшек? Сколько можно…»
Ремус неожиданно ловко рванулся вперед и выключил радио.
«Нам нужно беречь Гарри», — коротко бросил он и посмотрел на играющего сына.
Следующее видение заставило Гарри вздрогнуть.
Постаревший Том Риддл хоть и не был так ужасающ, как змееподобный Волдеморт в реальности Гарри, но, тем не менее, вызывал у мальчика такую же гадливость.
«Вот мы и встретились, Гарри Люпин», — ухмыльнулся Волдеморт, неспешно доставая палочку.
«Кто вы?» — было видно, что мальчик напуган, но храбрится.
Он лишь оглянулся, надеясь, судя по всему, увидеть кого-то, но улица была пуста.
«Ты не знаешь своего Лорда, малыш? — Волдеморт усмехнулся. — Плохо тебя воспитали родители. Впрочем, они будут наказаны. За это, и за то, что наверняка знали о пророчестве».
«Каком пророчестве?» — Гарри не понял, был ли его юной русоголовой копии действительно интересен ответ, или тот просто тянул время.
«Каком пророчестве! — передразнил его Волдеморт. — Какая удача, что Министерство, а значит, и Отдел Тайн со всеми его пророчествами, теперь в моих руках. Впрочем, тебе это знать не обязательно. Авада…»
Гарри очнулся.
С почти суеверным ужасом посмотрел он на камень в руке и положил его на место.
От бессилия Гарри заплакал.
Он не мог понять, почему, но с тех пор всегда носил доску Слизерина с собой. Уменьшить её было непростым делом, но Гарри было невыносимо думать, что она находится где-то ещё, когда у него может появиться мысль о том, как всё изменить.
И в то же время Гарри снова вернулся к мысленному продумыванию вариантов. Он убивал и воскрешал каждого тысячи раз. Это утомляло и приносило тупую боль. Гарри привык, ложась спать, думать о том, чтобы убрать какую-то фигурку с доски, а утром не сразу вставать с постели, размышляя, почему убрать не её.
Перед его глазами мельтешили миры. Мир без Ремуса, мир без Тонкс, без Чжоу или без Флитвика. Однажды Гарри подумал о мире без Альбуса Дамблдора. Он чуть было не достал доску, потому что мальчику не хватало никакой фантазии, чтобы и в самом деле представить такой мир.
Но он остановился и даже не открыл доску, чтобы хотя бы взглянуть на нее. Довольный собой, Гарри не знал, что игра Слизерина давно стала его состоянием.
Позже ему пришлось изменить свой распорядок дня, ведь в палатке посреди леса рядом с Гермионой и Роном нельзя поразмышлять о том, кому стоит умереть. В полутьме палатки хорошо болтать о чепухе или, напротив, обсуждать последние новости. Но решать вопросы жизни и смерти — даже Гарри понимал, что это невозможно.
Это длилось так долго, что Гарри начал забывать о доске. Он скучал по Джинни, злился на Снейпа, ненавидел Беллу и всё больше и больше становился прежним Гарри. Нервным, уставшим, но Гарри.
Всё изменилось, когда ушел Рон. Гарри слышал, как тихо плакала Гермиона, и ему самому было так страшно и одиноко, словно посреди леса он остался один, а Гермиона ему снится, так же, как снится уход Рона, весь этот лес… ведь только во сне могут происходить такие несуразные вещи — в глубине души Гарри знал это точно.
Поэтому в один из этих пустых дней Гарри просто достал доску и вновь открыл её. Он смотрел на фигурки и словно не видел их, задумавшись об уходе Рона. Гарри не было и дела до того, как близко к ним с Гермионой стоит Снейп, как на удивление рядом кружит Рон. Внезапное оцепенение сковало его, он словно спал с открытыми глазами.
Он видел Алекто и Амикуса рядом с Невиллом и Симусом, он видел кучку Упивающихся, он видел это все и не видел ничего.
— Что это? — Гарри очнулся от легкого прикосновения к плечу.
Рядом стояла Гермиона, уже с сухими глазами, и с любопытством смотрела на доску. Гермиона, так некстати оказавшаяся вовсе не туманным сном и теперь требующая объяснений.
— Это такая доска… — начал Гарри и махнул рукой. Как объяснить ей то, что он переживал последние несколько лет? Как объяснить слезы по погибшим и тем, кто мог погибнуть?
Но Гермиона ждала объяснений.
Путаясь и смущаясь, Гарри попытался рассказать о доске всё, что знал и понимал сам.
— Ох, Гарри! — Гермиона закрыла рот рукой. — Это же так опасно! Ты уверен, что эта доска не ловушка?
— Не вздумай спрашивать, почему я раньше тебе её не показывал, — уныло пробормотал Гарри. — Ты бы ещё сказала, что это хоркрукс.
Он протянул руку, чтобы убрать игру с глаз долой, но твердая ладошка Гермионы легла на доску.
— Не хоркрукс, — спокойно сказала она. Её лицо больше не было испуганным. Скорее напротив, глаза горели, как у охотничьей собаки, нашедшей след. — Просто ты неправильно ею пользуешься. Ты всегда убираешь или ставишь фигуры, а их нужно просто переставлять, сводя между собой.
— Неправда! — возразил Гарри. — Я пробовал так с Сириусом.
— Уже умершим Сириусом, — с нажимом произнесла Гермиона. — О, прости Гарри, — с раскаянием в голосе воскликнула она, заметив, как окаменело лицо друга. — Мы должны создать такие отношения, которые бы помогли нам сейчас в борьбе. Давай, я попробую.
Она села на пол, по-турецки сложив ноги и установив между коленей доску. Гарри сел перед ней. Почти касаясь лбами, они склонились над игрой.
— Надо ослабить Того-Кого-Нельзя-Называть и усилить орден Феникса, — Гермиона на мгновение задумалась. — Профессор Снейп так плохо относится к тебе из-за твоего отца, верно, Гарри? А вот если так…
Девушка поставила фигурку Снейпа рядом с вытащенными с разных краев доски мародерами. Она и Гарри одновременно окунулись в видение и вынырнули тоже вместе.
— Да уж, — нарушила молчание Гермиона. — Эта дуэль между ними… она была так не вовремя. Ну зачем было до смерти драться? И профессора Снейпа отчислили, и ты, Гарри, такими темпами можешь вообще не родиться.
— Давай что-нибудь другое, — Гарри поморщился. — Забудь о Снейпе, он неисправим.
— Профессор Снейп, Гарри, — по привычке поправила Гермиона и сама поморщилась. — Может, Лестрандж? Она постоянно лезет на рожон и от неё просто масса вреда. Если её сделать… хорошей?
— Это как? — поразился Гарри.
— Объединим её с сильным и положительным героем, — уверенно заявила Гермиона.
За следующие часы её уверенность поубавилась.
— Она сделала Упивающимися Ремуса Люпина, Сириуса Блэка, Артура Уизли и даже Кингсли, — вздохнул утомившийся Гарри.
— А Аластор Хмури не рассчитал силы и прибил её в момент первой семейной ссоры, — пригорюнилась Гермиона.
— Хотя мистер Уизли — Упивающийся был ничего так, — заметил Гарри. — Смешной.
— Конечно, — фыркнула Гермиона. — А ты представь, что это на самом деле так. Вряд ли ты бы смеялся, встретив его. О!
Она передвинула три фигурки так, что Беллатрикс оказалась между Минервой Макгонагалл и Альбусом Дамблдором.
— Я не хочу это видеть! — пискнул Гарри и потерял сознание.
Очнулся он, когда Гермиона потрясла его за руку.
— Я приготовлю ужин, — сухо сказала она.
— Хорошо, – тусклым голосом ответил Гарри и закрыл доску.
Гермиона стучала тарелками, Гарри кутался в плед и первым нарушил молчание.
— Отчего она… так? — тихо спросил он, но Гермиона словно ждала вопроса и услышала его.
— Видимо, у неё какое-то психическое заболевание, — яростно нарезая корешки для супа, ответила она. — Мне даже интересно стало, какое, но я в этом совсем не разбираюсь и некогда этим заниматься. Но от этого она такая агрессивная. А профессор Макгонагалл и директор Дамблдор, когда стали заниматься Беллой, агрессию эту снять не смогли, а только вглубь запрятали. Под «рамки приличий».
— Это она из рамок так, да? — совсем шепотом спросил Гарри.
Гермиона отложила нож. Перед глазами у неё стояла совсем юная Белла, неожиданно словно сошедшая с ума. Грейнджер знала, что и Гарри сейчас тоже не может отогнать воспоминание, в котором юная мисс Блэк сначала методично разбивает руки, колени, лоб о каменные стены своей комнаты в подземельях, а потом вся в крови бежит по лестнице всё выше и выше. И наконец летит вниз с северной башни.
Почему-то когда упал Дамблдор, не было так противно и мерзко. И не было скрюченного словно судорогой тела с вывернутыми руками и ногами.
И крови столько тоже не было.
После скудного ужина спать они легли молча. Разговаривать об увиденном не хотелось.
Только на следующий день Гермиона вновь села на пол и выжидающе посмотрела на друга. Гарри достал доску и положил ей на колени. Сам же сел точь-в-точь как вечером предыдущего дня.
И вновь они начали переставлять фигуры, меняя судьбы. Гарри вяло ждал каждого видения, понимая уже, что всё бессмысленно, но Гермиона хотела борьбы. Оставив в покое Упивающихся и Орден, она вновь и вновь брала себя или Гарри и ставила рядом с другими фигурами.
— Очень жаль, что нельзя заранее предугадать, к чему приведет перестановка — к любовным отношениям или к дружеским, – с пылающими щеками вынырнув из очередного видения, посетовала она.
Гари молча кивнул и закашлялся — после некоторых видений в горле у него пересыхало. Последнее видение было именно таким.
Гермиона пододвинула свой камень к камню Северуса Снейпа и… Гарри даже не подозревал, что можно так изогнуться! Да и про то, что у Гермионы под мешковатыми свитерами и брюками скрывается отличная фигура, он тоже не догадывался.
— Похоже, Снейпу наплевать, что ты студентка, — немного развязно произнес он, чтобы не затягивать молчание.
— Этого мы никогда не узнаем, — сухо возразила Гермиона, ставя фигурки по местам. — И вообще, я надеялась, что он научил бы меня новым заклинаниям, — словно оправдываясь, добавила она.
Гарри промолчал, хотя ему стоило больших трудов удержать рвущееся с языка «ну, кое-чему он тебя точно научил бы».
Вместо этого он снова откашлялся и протянул руку к своему камню. Гермиона в этот же момент взяла свой. Не глядя друг на друга, они словно нехотя подтолкнули и так близко стоящие камни совсем вплотную. Так, что их пальцы соприкоснулись.
Видения не было.
Гари удивленно приоткрыл глаза и посмотрел на сидящую перед ним девушку. Гермиона смотрела на доску, с её щек ещё не сошли пятна стыдливого румянца, но она уже кусала губы, думая о чем-то другом.
Гарри накрыл её руку своей. Гермиона убрала его руку, но лишь для того, чтобы поставить доску на пол. Глаза её лихорадочно блестели. Гарри, сам не понимая, что делает, потянулся к ней. Вместо сопротивления он встретил яростный натиск её губ и проникающего в рот горячего и влажного языка.
Ему и самому стало жарко. Даже когда холодные ладони девушки скользнули под свитер и рубашку, поглаживая его грудь и живот, Гарри чувствовал только возбуждение и жар. Избавиться от этого жара можно было лишь раздевшись.
Он нехотя оторвался от губ девушки, боясь, что всё исчезнет, как только он перестанет её касаться. Но этого не произошло. Протестующее прорычав что-то неразборчивое, Гермиона помогла ему избавиться от свитера и рубашки и сама сняла свой свитер.
Гарри казалось, что вокруг всё вращается, словно они больше не в палатке. Рон, Джинни, даже Волдеморт больше не тревожили его мысли. Гарри застонал, глядя, как Гермиона медленно облизывает губы, и снова прильнул к ним.
Торопливо расстегивая блузку Гермионы, Гарри чувствовал, как её холодные пальцы небезуспешно борются с ремнем и молнией на его брюках. И очень вовремя, потому что стоять в застегнутых ему стало уже совсем непросто.
Расстегнув блузку подруги, Гарри запустил руку ей за спину, нащупывая застежку лифчика. Ослабленные чашечки повисли, освобождая грудь девушки. Гарри успел подумать, что она точно такая же как в видении со Снейпом, и мысль о видении стала последней каплей – по брюкам Гарри расползлось мокрое пятно.
Гермиона не заметила этого — прикрыв глаза и откинувшись назад, она учащенно дышала. Гарри вновь накрыл её губы своими, яростно целуя, и запустил руку ей в джинсы. Её обнаженная грудь касалась его живота, вызывая мурашки по всему телу, и это не давало усомниться в том, что Гарри будет нужно не так много времени, чтобы вновь вернуться в возбужденное состояние.
Неожиданно Гарри в голову пришла одна мысль. Она была мерзкой, подлой, словно принадлежала кому-то другому, но она никак не шла из головы у Гарри. Несильно кусая Гермиону за шею, гладя её заострившиеся соски, слушая её приглушенные стоны, он все равно не мог отогнать эту мысль.
Он встал на колени и расстегнул её джинсы, затем прочертил кончиком языка влажную дорожку от пупка до границы трусиков Гермионы, ободряемый ей негромким возгласом. И вот так, стоя на коленях перед подругой и держа перед глазами сиреневый уголок простых хлопчатобумажных трусиков, Гарри вдруг произнес:
— А если убрать Волдеморта с доски, — Гарри сглотнул, ему неожиданно стало тяжело дышать, но он всё же закончил: — то Рон и Джинни не родятся. Совсем.
Выговорив это, Гарри почувствовал, что его затошнило. Гермиона смотрела на него со смешанным чувством брезгливости и недоумения. Неожиданно она отшатнулась и метнулась в угол палатки.
— Уходи, — почти умоляя прошептала он оттуда, стоя спиной к нему и торопливо застегивая блузку. — Хотя бы ненадолго, уходи, Гарри.
Гарри неожиданно почувствовал, что в палатке нестерпимо холодно. Быстро надев рубашку и свитер, он вышел наружу. Уже наступила ночь, а они даже не заметили этого…
Гарри стало зябко.
Он стал смотреть в непроглядную тьму, пытаясь хоть чем-то отвлечься. Для себя он решил, что спать в палатку не придет. Даже если совсем окоченеет. Нет, только не это.
За этими мыслями он чуть не задремал, но тут неожиданное появление серебристого всполоха заставило его вздрогнуть. Присмотревшись, он понял, что это лань.
Патронус.
«И пусть заведет хоть на смерть, — бормотал себе под нос Гарри, пробираясь через буреломы за легким Патронусом. — И пусть. Заслужил».
Лишь увидев меч Гриффиндора, он перестал думать о том, что случилось в палатке. Меч Гриффиндора был так близко, он сверкал под прозрачным льдом, и Гарри понял, что ему предстоит сделать.
Он принялся раздеваться, стараясь не думать о том, что совсем недавно он раздевался, и ему было жарко. Теперь ему было холодно, а предстояло ещё и нырнуть в ледяную воду. Но выбора не было. Гарри даже не думал позвать Гермиону на подмогу. Она сказала: «Уходи» — и он ушел.
Все правильно.
И когда он начал тонуть, когда медальон начал тянуть его на дно — что-то в его голове продолжало повторять, что все правильно.
Очнулся он уже на твердой земле, его снова тошнило, а судорога по-прежнему не отпускала горло. Рядом был его спаситель.
Может, это снова Гермиона, спасшая его так же, как тогда, когда на Гарри напала Нагини?
— Совсем с ума сошел, — пробормотал спаситель голосом Рона. — Зачем с медальоном в воду полез?
В шоке Гарри открыл глаза и попытался привстать на локтях. Рядом стоял Рон, с мечом Гриффиндора и медальоном. Рон, которого…
Гарри снова затошнило. Он был противен самому себе.
— Пошли, — глухо сказал он. — Уничтожишь хоркрукс.
— Я? — добрый старина Рон, такой смущенный, словно его побег был самым большим предательством, такой непонимающий.
— Ты достал, тебе и уничтожать, — Гарри грузно поднялся. — Я сейчас его открою, а ты бей, но только сразу бей.
Не слушая Рона, который как мог сопротивлялся этому решению, Гарри на серпентарго прошептал: «Откройся».
Словно в тумане Гарри слушал Риддла, обращающегося к Рону. В этом тумане тонул его собственный крик: «Бей!»
«…Нелюбимый своей девушкой, которая предпочла друга…» — прошипел медальон, и Гарри с ужасом увидел себя и Гермиону.
Именно такими, полуобнаженными, возбужденными, целующимися. Такими, какими они были всего полчаса назад.
Гарри хотел проснуться и переставить фигуры, он хотел заткнуть уши и не слышать журчащих голосов их с Гермионой двойников.
Рон поднял меч. Гарри показалось, что глаза его сверкнули красным.
«Все правильно», — пробормотал в голове голос.
Рон опустил меч, ужасающий вопль вырвался из медальона и затих. Двойники Гарри и Гермионы исчезли, на камне остались лишь осколки медальона.
— Она целую неделю плакала после твоего ухода, — неуклюже произнес Гарри. Он не кривил душой. — Она мне как сестра. Я думал, ты знаешь, — добавил он, стараясь не смотреть на друга и отгоняя от себя образ полуобнаженной девушки.
А потом они вернулись в палатку.
Гарри смотрел, как беснуется Гермиона, как бросается на Рона, требует свою палочку, и знал, что в ней говорит.
— Что ты пережил? — кричала Гермиона, и простодушный Рон, краснея как рак, слышал в этом холодные одинокие ночи, страх и холод.
— Что ты пережил?! — повторяла Гермиона, пытаясь ударить Рона, и Гарри знал, что она думает о том, что, если бы он пришел хоть немного раньше, хоть на пару часов… она бы не ненавидела сейчас себя, и Гарри, и самого Рона.
Наконец она успокоилась и уселась на пол, плотно сцепив руки.
Ободрённые передышкой, перебивая друг друга, Гарри и Рон принялись рассказывать про лань, озеро, меч и хоркрукс.
Гермиона слушала с тем же каменным лицом, но после того, как Гарри сунул ей в руки створки, оставшиеся от медальона, она дрогнула.
— Рон… — она так и не смотрела на него. — Есть ещё кое-что для меча Гриффиндора.
Она вытащила из угла палатки доску Слизерина. Гарри инстинктивно потянулся к ней, но отдернул руку.
— Это тоже хоркрукс? — удивленно вертя головой от одного к другому, спросил Рон, сжимая меч.
— Не совсем, — шепотом произнесла Гермиона и вскинула голову. — Гораздо хуже. Потому что она бессмысленна. Да, Гарри? — повысив голос, спросила она.
— Совершенно бессмысленна, — тихо подтвердил Гарри, рассматривая свои руки.
Он не поднял глаз и после того, как услышал громкий треск, говоривший о том, что доски Слизерина больше нет.
Гермиона легла в постель.
— Могло быть и хуже, — пожал плечами Рон и неуверенно улыбнулся. — Помнишь, как она на меня пташек натравила?
— И я всё ещё могу это сделать, — раздался приглушенный голос со стороны постели девушки.
— Да, — Гарри по-прежнему сидел в той же позе. — Могло быть и хуже.
Чувство горечи разливалось во рту. Он знал, что Гермиона чувствует то же самое, и знал, что теперь это будет с ними всегда.
