Поттер появился в воскресенье рано утром — Тедди ещё не проснулся, а Андромеда готовила завтрак.
— Едва уложила его вчера, — сказала она, открывая дверь, — всё спрашивал, точно ли ты придёшь. Завтракать будешь?
— Да, конечно, миссис... Андромеда. Если накормишь, — улыбнулся Гарри, ставя в угол метлу в длинном матерчатом чехле, в котором она смахивала не то на жерди для забора, не то на какой-то садовый инструмент.
Андромеда невольно улыбнулась — уговорить Гарри называть её просто Андромедой ей удалось совсем недавно, и то с помощью Тедди, который однажды спросил у Гарри, почему он называет бабушку, «как какую-то постороннюю тётю».
За яичницу с беконом аврор Поттер принялся с таким энтузиазмом, что ясно было — позавтракать он поленился.
— Кстати, — сказал он, отодвигая пустую тарелку, и почему-то смутился, — пока не забыл: я хотел попросить тебя об одном одолжении.
— Да? — спросила миссис Тонкс, думая, что, должно быть, Гарри попросит её отпустить Тедди с ним на финальный матч Кубка Мира по квиддичу.
— Ты не могла бы поделиться со мной воспоминаниями о Сириусе? — спросил Гарри, пристально глядя на неё. — Просто... я поговорил со Снейпом в Хогвартсе...
— С портретом? — уточнила Андромеда, вспоминая, что в этом году Минерва наконец-то добилась того, чтобы портрет опального директора повесили в Круглом кабинете.
— Да, как раз с портретом. Профессор Макгонагалл сказала, что я вполне мог бы заказать портрет и Сириуса тоже.
Миссис Тонкс нахмурилась.
— Ты хочешь заказать портрет несмотря на... — начала она. — Ах да, ты же не знаешь...
Сириуса привели в директорский кабинет и оставили одного — должно быть, обдумать своё поведение. Кабинет был уже знакомым, не в первый раз, и «преступления» Блэк обдумывать, само собой, тоже не стал. Всё, что по этому поводу можно было обдумать, уже давно было сказано «коллективной совестью», и к словам Рема мог прибавить что-то разве что Директор.
Сириус подошел к окну и остановился перед ним, глядя на залитое солнечным светом озеро.
С Нюниусом они, пожалуй, хватили через край, но при взгляде на Джея можно было сказать совершенно точно: и второй раз поступил бы так же, хотя бы потому, что Лили утром спустилась из спальни с покрасневшими глазами. Что касается его самого, то этот... субьект вызывал в нём только глубочайшую неприязнь, и последние поступки Нюниуса отнюдь не способствовали её исчезновению.
Бывшие директора Хогвартса на портретах спали или делали вид, что спят. Сириус почувствовал спиной чей-то пристальный взгляд и решил, что скорее второе.
Внезапно он ощутил себя диковинной зверушкой в клетке — и рассматривали его глаза, которые только с большой натяжкой можно было назвать человеческими. Показалось, что он дома, где практически невозможно пройти по коридору, не став предметом обсуждения нарисованных родственников.
Сириус заозирался и обнаружил источник взгляда — Финеаса Найджелуса. Предка, которого только ленивый не поставил Сириусу в пример, выдавало хищное дрожание ресниц, сквозь которые тот наблюдал за потомком. Это значило, что этим же вечером миссис Блэк будет в курсе. Может быть, даже вопиллер пришлёт. Чтоб ему пусто было, этому портрету.
Поняв, что его вычислили, предок громко всхрапнул, демонстративно протёр глаза и висок, которым во сне прислонился к раме. Совершив все эти необходимые манипуляции, он воззрился на потомка немигающим взглядом.
— Так-так, я вижу, у тебя опять нелады со школьной администрацией? — выпрямился он, принимая такой вид, словно этой самой администрацией и был. Хотя... и правда был, и не так уж давно по меркам Хогвартса.
Сириус безразлично пожал плечами, но предку ответ, похоже, и не требовался.
— Неудивительно, — внушительно заключил Финеас Найджелус. — Ты не знаешь никаких рамок приличий и когда-нибудь доиграешься.
— Я же не портрет, чтобы быть в рамках, — сообщил Сириус.
— Право стать портретом, — приосанился предок, — надо заслужить, а ты...
— А я не хочу быть портретом.
Они валялись на траве — Джеймс, Люпин, Сириус и Питер.
— Знаете, я понял, что не люблю магические портреты, — сказал Сириус. — Они не живые, а так... видимость.
— Но они, наверно, ужасно дорого стоят, — пробормотал Питер.
— Дело не в том, сколько они стоят, — фыркнул Сириус, — а в том, чем они являются. Они же умерли, так что портрет — это почти инфери.
— По-моему, ты преувеличиваешь, — с сомнением в голосе заметил Люпин.
— Нисколько, — сообщил Блэк. — Мне предок внушение сделал, перед тем как Дамблдор пришёл...
— И что? — навострил уши Питер.
— Ничего, — пожал плечами Сириус. — Чтобы заслужить право давать потомкам советы, надо держать себя в рамках. А я не хочу держать себя в рамках, которые кто-то придумал — раз, быть портретом — два, навязываться потомкам — три. Так что пусть Нюниус художнику позирует, а я буду жить целиком и умру весь. Когда-нибудь.
В Архиве частных документов на пятом уровне было тихо и пахло пыльным пергаментом. Сев за посетительский стол, Гарри подождал, пока служащая в тёмно-коричневой мантии вынесет ему нужный документ, и развернул свиток пергамента, на котором было что-то нацарапано. «Должно быть, Сириус не нашёл чистого листа, или задумался и изрисовал обратную сторону», — подумал он и невольно улыбнулся, разглядев в бледных линиях рисунка очертания крыла, женскую головку в профиль, много загадочных завитушек и несколько росчерков подписи. Оторвавшись от расшифровки завитушек, Гарри перевернул лист.
«Всё имущество, движимое и недвижимое, какое будет у меня на момент смерти я, Сириус Орион Блэк, завещаю своему крестнику Гарри Джеймсу Поттеру», — прочитал он и чуть ниже увидел несколько густо зачёркнутых строчек и вновь набросок — на сей раз, похоже, изображающий портрет Вальбурги Блэк в витиевато-тяжёлой широкой раме.
Гарри жестом подозвал с другой стороны зала служащую.
— Скажите, это и есть завещание?
Она кивнула, словно предвидя такой вопрос.
— Скорее, черновик, но это единственный подобный документ, который нашли. Кроме того, весь лист написан собственноручно Блэком и на нём неоднократно расписались, да и формулировка вполне однозначная, — сообщила она. — И оно действительно. Это всё, мистер Поттер?
Гарри кивнул и перевёл взгляд ниже.
«Не желая себе другого памятника, кроме доброй памяти тех, кому я небезразличен, сим запрещаю когда-либо писать мой магический портрет», — и снова зачёркнутая строчка, и дальше: «Тело завещаю кремировать и развеять прах на территории Хогвартса».
Нижнюю половину листа занимал портрет Клювокрыла, так же обведённый в пышную рамочку со множеством завитушек, как и верхний.
Наверно, Гарри затруднился бы сказать точно, что он в глубине души сделал — рассмеялся или заплакал, но в этом торопливо исчёрканном листке Сириуса было больше, чем в любого размера магическом портрете, который мог бы посвятить ему крестник.
А добрая память... Что может быть легче, если помнишь того, кого любил?
