Как-то мадам Помфри уехала, и замещать её в больничном крыле оставили профессора Снейпа.
Снейп ставит диагноз Лонгботтому:
-Смерть наступила в результате амфибионной асфиксии. Жаба задавила.
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Начинала писать как кинк по заявке Iren. про минет на лестнице, но кинк унесло куда-то не туда, появились странные мысли и неясные мне самой повороты "сюжета". Случился, страшно сказать, обоснуй и откуда-то взялось изнасилование.
На лестнице было почти темно — только сверху пробивалась узкая полоска света; похоже, кто-то забыл закрыть дверь, ведущую с площадки этажа к черному ходу. Кроуфорд шел, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Шульдих слышал его размеренное дыхание и торопливо скользил следом, бесшумно ступая в мягких мокасинах.
Очертания широкой спины маячили перед глазами, монотонно и чуть раздражающе. Шульдих представлял, как брюки натягиваются на заднице Кроуфорда каждый раз, когда тот делает широкий шаг.
«Отличный вид», — не удержавшись, прокомментировал Шульдих. Кроуфорд в ответ хмыкнул, не считая нужным отвечать, и Шульдих предсказуемо вышел из себя.
«Выебываешься?»
«Нет», — в мысленном ответе Кроуфорда слышалась откровенная издевка.
Стало чуть светлее. Шульдих смотрел, как шов на брюках впивается между ягодиц во время очередного шага.
Кроуфорд перехватил руку Шульдиха в миллиметре от своей задницы и стальной хваткой сжал запястье. Резко остановился, повернулся вокруг своей оси, не выпуская руку из захвата и вздергивая Шульдиха вверх.
«Охуел?»
Кроуфорд толкнул Шульдиха на стену, прижался к нему всем телом и мысленно замурлыкал, щекоча теплым дыханием шею:
«На два этажа выше — наша цель. Ее стоимость — двадцать пять тысяч долларов и личная благодарность Старейшин. Если, конечно, доставим в Розенкройц живой. Она сидит, засунув дуло папиного пистолета в рот. И если услышит хоть звук — то вынесет себе последние мозги».
Кроуфорд погладил Шульдиха по плечу. Тот почувствовал его широкую улыбку, представил выражение лица Кроуфорда и заскрипел зубами.
— А еще у меня есть ты, — теперь Кроуфорд шептал, но делал это так тихо, что звуки оседали поблизости, не нарушая сонного спокойствия лестницы. — Проваливший два последних задания. Почему-то ты решил пренебречь моими приказами. Дисциплина — это очень важно, Шульдих.
Кроуфорд намотал локон на указательный палец и больно дернул. У Шульдиха брызнули слезы из глаз.
«Ах ты, сукин сын, ублюдок, говнюк, чтоб ты…»
Шульдих задохнулся от злости, когда Кроуфорд продолжил уже мысленно:
«Это твой личный контракт. Если объект погибнет, ты отправишься прямиком в Розенкройц — искать другую команду».
Блядь. Блядь-блядь-блядь. Вернуться в Розенкройц? Чужие смешки загудели в голове, стукаясь о стенки черепа: «Что, Шульдих, самостоятельная работа оказалась не по зубам?», «Ты так быстро вернулся, милый. Заработал свои миллионы?», «О, Шульдих, расскажи нам, за что тебя выпер Кроуфорд?», «Такому идиоту самое место в лаборатории — кишки убирать за крысами, ха-ха».
Шульдих зажмурился.
«Я все понял, замяли, да?»
«Нет», — Кроуфорд лучился самодовольством.
Шульдих нырнул в мысленное поле дремлющего многоквартирного дома, потянулся через несколько лестничных пролетов наверх и нащупал едва тлеющий огонек разума. Все было чертовски плохо — сознание девчонки окутывала тонкая пленка безумия, один импульс — и мозг разрушится, там даже стрелять, скорее всего, не придется. Придется брать «вручную». Он даже не сразу понял, что ему сказал Кроуфорд. Мстительный сукин сын.
«Ты решил провалить задание? Списать меня? Дать пинка под зад? Тогда к чему этот цирк?»
«Я всего лишь хочу понять, насколько ты готов подчиняться. Прямо здесь. Сейчас».
Шульдиху не нравились интонации Кроуфорда. Такие интонации. Он их ненавидел. Волоски на коже встали дыбом, Шульдих вынырнул из марева человеческих разумов, плотным коконом окружавших дом, и вернулся в реальность. Стена, к которой его прижал Кроуфорд, была чертовски холодной, его дыхание, напротив, горячим, от него пахло парфюмом, свежестью сорочки и немного — тисненой кожей, из которой делают бумажники. Запах денег.
«Я, кажется, тебе сказал, что все понял. Мне не улыбается тащить свою задницу обратно в Розенкройц».
«И ты готов выполнить любой мой приказ?» — Шульдиха охватило ощущение, что он семимильными шагами двигается в пропасть.
«Да».
Кроуфорд продемонстрировал улыбку голодной акулы, а Шульдих похолодел.
«Сделай мне минет».
Блядь.
«Прямо сейчас. Не приступишь через пять секунд…»
А Шульдих уже падал на колени, пальцы проворно расстегивали ширинку Кроуфорда. Пуговицы выскальзывали из петель, да блядь, сколько их здесь! Мешался ремень, и Шульдих торопливо расстегнул тяжелую пряжку. Спустив белые трусы, вдохнул теплый аромат мыла, пота и смазки.
Большой мягкий член лежал на яичках ровно, кожа обжигала пальцы. Шульдих скрипнул зубами и сглотнул. «Даже не думай», — мысленный голос Кроуфорда звучал расслабленно, и Шульдих поднял глаза. Кроуфорд снял очки и аккуратно положил их в нагрудный карман. Он смотрел на него сверху, насмешливо поблескивая белками, лицо казалось непривычно мирным.
Шульдих обхватил губами головку, пососал, привыкая к ощущению бархатистой кожи на языке. Совсем не противно. Ему случалось пробовать вещи и похуже.
«Надеюсь, ты не собираешься кончить мне в рот», — проворчал он.
«Не болтай. И нет, не собираюсь — от твоего минета не кончит даже озабоченный подросток».
Злость поползла по позвоночнику, стекла от горла к кончикам пальцев. Шульдих устроился удобнее, стянул с Кроуфорда брюки и трусы до середины бедер — чтобы не мешали. И обозрел фронт работ. Значит, даже подросток не кончит?
Он потрогал языком сочащееся смазкой устье и потянулся к разуму Кроуфорда. Одно касание — и вот уже Шульдих настроился на его волну. Собственный член потяжелел, а Шульдих принялся облизывать головку, нащупывая те местечки, от прикосновения к которым у Кроуфорда так приятно сосало под ложечкой.
Член в его руках начал увеличиваться, и Шульдих взял его в рот — так глубоко, как смог. И тут же, ведомый импульсом, сжал яички и покатал их между ладонями. Разум Кроуфорда окрасился синим возбуждением, упорядоченные мысли смешались, и он раздвинул ноги, давая доступ к своему паху.
В трусах давно стало тесно, и Шульдих поправил собственный член. Он отвлекал от главного.
Во рту скапливалась слюна, но Шульдих старательно сосал, покусывая крайнюю плоть и наслаждаясь калейдоскопом мысленных стонов Кроуфорда. Сукин сын. Жесткие пальцы зарылись в волосы, Кроуфорд прижал Шульдиха лицом к своему паху и принялся методично трахать в рот. Член заполнял рот, Шульдих давился, но Кроуфорд продолжал напирать, все ускоряя движения.
Шульдих лихорадочно теребил мошонку, ласкал пальцем чувствительные точки на бедрах Кроуфорда, следуя его мысленным желаниям. Еще, еще приятнее — а теперь здесь, здесь и здесь. Чужое возбуждение накатывало волной, он чувствовал, что Кроуфорд содрогается от наслаждения. И Шульдих продолжал давить, утапливая чужой разум в экстазе, путаясь, где его ощущения, а где — Кроуфорда. Через мгновенье его оторвали от паха, развернули лицом стене и принялись сдирать штаны.
«Какого хера?!», — ментальный вопль Шульдиха оглушил его самого, но не смог пробиться через пелену похоти, накрывшую сознание Кроуфорда. Ягодицы покрылись мурашами, сухая боль отдалась резью в анусе, и Шульдих задергался, прижатый к стене.
«Кроуфорд!»
Шульдих забился под стальной хваткой, еще немного — и из глаз брызнут слезы. Он не мог прорваться к разуму Кроуфорда, тот не видел ничего и никого, трахая Шульдиха пальцем. Его словно заклинило на одной-единственной эмоции — всепоглощающем вожделении. Кроуфорд рывком развел ягодицы, к анусу прижалось горячее и скользкое. Шульдих зажался, пытаясь остановить вторжение, но его сопротивление только добавило огня в полыхающее зарево похоти, накрывшее Кроуфорда.
Кроуфорд с каждой секундой становился все более невменяемым. Шульдих вцепился зубами в воротник собственного френча и запрокинул голову назад, пережидая боль. От нее тошнило, член вторгался резкими толчками, сантиметр за сантиметром. Кроуфорд порвал его и заставил захлебываться слезами. Дрожащий, потный, он тяжело дышал над плечом, вламываясь и вламываясь внутрь. В анусе хлюпало, по бедру потекла тонкая струйка, а Кроуфорд продолжал насиловать. Момент оргазма Шульдих пропустил — просто почувствовал, что горящий анус наполнился влагой, член заскользил легко — а потом в заднице появилась пустота.
Шульдиха трясло от боли и унижения, развороченный зад горел, по лицу текли слезы. В сознании Кроуфорда постепенно расходилась похотливая муть. Он втянул носом запах, потерся о шею Шульдиха. Его пальцы скользнули в задницу, тело выгнуло от боли. Кроуфорд внимательно рассматривал свою руку, окрашенную в красный.
«Я тебя порвал, мудак».
Шульдиха трясло.
«Я не знал, я не знал, я не знал».
Он сполз по стене и скорчился у ног Кроуфорда.
«Блядь, Шульдих, ты идиот, какого хуя ты полез ко мне голову!»
Озноб все не проходил. Он катился волной от макушки до пяток, Шульдиха передергивало целиком, а потом все начиналось заново.
Кроуфорд быстро привел себя в порядок и пошел наверх. Раздался удар, стук, грохот выстрела — и вот он уже рядом с Шульдихом. На его плече обвисла бессознательная девчонка.
Шульдих попытался подняться и понял, что его просто не держат ноги. Кроуфорд молча поднял его за шкирку и закинул на второе плечо.
Пока они спускались по лестнице, штаны Шульдиха сползли до щиколоток, на бедрах засохли потеки спермы и крови, стягивая кожу. Резь в анусе прошла, и сейчас он просто пульсировал тупой болью.
Кроуфорд вышел к машине, свалил их обоих на заднее сиденье и рванул с места, набирая телефонный номер. Когда они добрались до дома, девчонку уже ждали — невзрачные люди в костюмах перенесли ее в черный джип с тонированными стеклами и сразу же уехали. А Шульдих остался в машине.
Когда Кроуфорд загнал автомобиль в гараж и открыл дверцу, Шульдих попытался сделать шаг и упал на бетонный пол подземной парковки.
А Кроуфорд снова подхватил его на руки и потащил домой. Бросил на свою кровать и принялся снимать пиджак и рубашку.
Шульдих лежал, вдыхая свежесть простыней. Ему было все равно. Когда горячие ладони аккуратно раздвинули ягодицы, и на анус полилась шипящая прохладная жидкость, Шульдих задергался, зажимаясь.
«Блядь, мне следовало тебя оставить так — за то, что ты сделал», — мысленный голос Кроуфорда был белым от ярости.
«Прости».
«Дебил».
«Не двигайся».
Послышался звук отжимаемой воды, и на бедра легла теплая мокрая тряпка. Кроуфорд начал аккуратно вытирать ноги, и Шульдих стал понемногу расслабляться.
«Тебя раньше трахали?»
«Нет», — Шульдих заскрипел зубами.
«Идиот».
Было больно. Больно-больно-больно.
Кроуфорд вздохнул, снова отжимая тряпку. На ягодицы опустилась прохладная мазь, скользкий палец осторожно толкнулся в истерзанный анус, и Шульдих зажмурился.
«Мазь с обезболивающим эффектом, скоро станет легче».
Он начал раздевать Шульдиха. Когда тот оказался голым, жжение в заднице почти утихло, одолела сонливость. Свет вдруг в комнате погас, кровать прогнулась под тяжестью тела Кроуфорда, который улегся рядом, положил ему руку на спину и укрыл их обоих одеялом.
«Вот что, рыжий, — его мысленный голос был почти умиротворенным, — кажется, урок подчинения удался на славу».
«Иди на хуй».
«Поэтому вот тебе мой приказ: не суем пальцы в розетку, не лезем ко мне в голову. Может ебануть. Повторить?»
«Я все понял».
Господи, как болит жопа. Шульдих дернулся, когда теплые сухие пальцы скользнули по ягодицам.
«Отлично», — Кроуфорд погладил его по пояснице.
«А почему мы сейчас лежим вместе?» — Шульдих постарался отодвинуться, и Кроуфорд не стал его удерживать. Просто продолжил водить пальцем по бедру.
«Потому что я хочу, чтобы мы стали любовниками. Привыкай».
«Мое мнение учитывается?»
«Конечно, — мысленный голос Кроуфорда источал благодушие, — но, прежде чем отказаться, имей ввиду — я с удовольствием позволю себя выебать».
«О м-м-мать».
Мысленный смешок Кроуфорда взбесил. Сукин сын знал, чем зацепить. Пожалуй, выебать этого засранца — отличная идея. Шульдих невольно улыбнулся пришедшей вдруг мысли — а ведь нехреново Кроуфорда зациклило на нем, раз он сорвался от такого слабого телепатического толчка. Поэтому когда тот придвинулся ближе, подгребая его под себя, Шульдих не стал ломаться — просто уткнулся в плечо и заснул. О том, как это можно использовать, он подумает завтра.
