31 октября 1981 года осьминог Пауль приполз к кормушке с фотографией Джеймса Поттера, однако, съев всю еду оттуда, уронил кормушку прямо на голову Волдеморту. Волдеморт так и не понял, что хотело сказать животное...
Джордж проходит ускоренный курс геометрии, решая что-то вроде извечного вопроса: куда себя деть, чтобы любовный треугольник потерял острые углы и отутюжился до полноправного отрезка?
Бледно-алая роза. На тяжелых темных волосах она смотрелась довольно-таки невзрачно. Одиноко, скажем. Но мое сердце отчего-то замерло.
Оно потом начало биться в двойном темпе, так что, может быть, и неважно, что замерло. А может, как раз важно, потому что теперь, когда я смотрел на Анжелину Джонсон, я чувствовал себя так, будто пробежал, по меньшей мере, восемь этажей вверх в нашем чудном Хогвартсе. Или вниз, если это сопровождалось погоней Филча.
Анжелина Джонсон, мой идеал. Анжелина, которая до сих пор заправляет джинсы в кроссовки, чтобы спокойно шлепать по грязи, ведь тогда эту самую грязь, художественно облепившую обувку, можно прятать под опущенными штанинами. Анжелина, которая надувает из жвачки огромные пузыри и лопает их с неприличным звуком прямо за спиной Снейпа. А ведь все шишки достаются нам с Фредом, потому что, когда взбешенный Снейп оборачивается и нависает над нашим столом наподобие Ужасного-Злодея-с-Забавными-Нелицензированными-Приборами-Для-Пыток-в-Рукаве из маггловских анимешных комиксов, Анжелина, сидящая между мной и Фредом, невинно хлопает ресницами. Фред невинно хлопает ресницами, я невинно хлопаю ресницами, но наши усилия, в отличие от усилий Анжелины, действуют на Снейпа, как красная тряпка на быка. Правда потом Анжелина ждет нас в коридоре, помогает вынуть шпингалеты из пазов одной неприметной двери, чтобы мы с Фредом могли сбежать из подземелья, куда нас Снейп определяет чистить котлы.
Анжелина Джонсон. Нескладная, большеротая и с характером упорного ежа. С острыми локтями. Та, которую мы с Фредом зовем Лимонкой, потому что у магглов гранаты такие, а Энжи по поражающему действию не хуже. Анжелина Джонсон, боевой товарищ. И я в нее влюбился.
Большой Зал завалили этими скалящимися тыквами, столы ломились от пирожков с сюрпризами, замковые привидения толпились рядами у стен, притворяясь, что мы ничего им не должны, Дамблдор надел мантию с вышитыми летучими мышами, а Анжелина Джонсон зачем-то прицепила эту розу. Маскарад в честь Дня Всех Святых, я прямо так ей сказал, когда привел свое сердце в порядок. А она глянула на меня странно.
Вздохнула.
Мое сердце очутилось где-то на уровне пупка, и я совсем сник.
Вот так с того треклятого дня оно и я стали всецело принадлежать Анжелине Джонсон.
Ровно две недели я таскался за ней все время после того, как она переставала таскаться за мной и Фредом и отправлялась по своим делам. Я подкидывал чахлые бледно-алые розы на ее стул в Большом Зале, на ее стол в библиотеке, на ее кровать.* Я заключил деловое соглашение с садовыми гномами, обитающими в теплицах профессора Стебль, и каждый день забирал из одного укромного местечка на опушке Запретного леса охапку измочаленных (гномам чуждо чувство прекрасного**) бледно-алых роз, оставляя взамен коробочку засахаренных мышек. Рецептура приготовления последних качественно отличалась от той, что применяется в «Сладком королевстве»: глазурью покрывались настоящие мыши, которых я путем сложной последовательности действий отнимал у Косолапсуса.
Я ухаживал за Энжи две недели. А потом она меня застукала и вызвала на откровенный разговор.
— Как ты думаешь, зачем Фред это делает? — поблескивая глазами, спросила она.
— А что он делает?
Она опустила взгляд на разложенные в рядочек розы. Подняла взгляд. Снова опустила. Потом вперилась в меня и раздраженно сказала:
— Не будь дураком, а? Зачем он розы мне таскает? И через что они проходят, прежде чем он начинает их таскать?
Я молчал.
— Покрывать его будешь, — удовлетворенно кивнула Энжи и откинулась на стуле.
Я молчал.
— Я не люблю розы, передай ему.
Я молчал.
— И если ему что-то от меня нужно, он может просто прийти и сказать.
Я молчал.
— Мне показалось, что он любит.
Я молчал.
— Розы, — уточнила Энжи, буравя меня взглядом. — Что Фред любит розы. Я попросила профессора Стебль... то есть как попросила... отдала губную помаду маленькому пройдохе, даже подумать страшно, что гном будет с ней делать, он мне и принес одну.
— Фред любит розы? — мой голос был похож на предсмертный хрип.
— Все мужчины любят, — отрезала Энжи. — Моя мама так говорит. Мужчины любят, чтобы девушки украшали себя цветами. Розами, ромашками. Мужчины любят, когда они хорошо пахнут. Девушки, не цветы.
Мысль, отчаянно нарезавшая круги вокруг моего мозга, наконец была допущена на ковер.
— Ты хотела понравиться Фреду?
Я нарвался: Энжи воинственно выпятила подбородок.
— Я не могу понравиться Фреду? Да? Я могу понравиться кому угодно, даже тебе! Фред таскает мне розы, видишь? Значит, я ему нравлюсь!
Я осторожно поинтересовался:
— А зачем тебе это?
— Затем что он нравится мне!
Я молчал. Энжи нервно перебирала розы.
— Джордж... как ты думаешь, я ему нравлюсь? — наконец тихо-тихо спросила она.
Когда на меня смотрят такими глазами, я готов сделать все что угодно. Когда Энжи смотрела на меня такими глазами, я был готов сделать все.
Я широко улыбнулся и похлопал ее по запястью.
— Лимонка, ну конечно нравишься.
А потом МакГонагалл сообщила, что в этом году нам грозит Святочный Бал, и все озаботились поисками партнеров. У нас с Фредом хватало хлопот, нам еще с Бэгменом разобраться нужно было, и у меня конкретно хватало хлопот, мне еще со своими чувствами к Энжи разобраться нужно было, то есть задвинуть эти чувства куда подальше, потому мы решили отложить выбор счастливец, что пойдут с нами (или неудачниц, это смотря как) до лучших времен. Лучшие времена настали практически накануне Бала, и я понял, что момента больше не представится.
— Фред.
Брателло, не поднимая головы от увеличительного стекла, вставленного в планшет, под которым жизнерадостно копошились флоббер-черви, придвинул ко мне коробку засахаренных мышек.
— Да мне не нужно больше.
— Сейчас, подожди.
— Фред, личная жизнь на то и личная. Даже личная жизнь — или близкое тому понятие — флоббер-червей. Потому хватит подглядывать, извращенец. С кем ты пойдешь на Бал?
Фред моментально оторвался от стекла. Потер веснушчатый подбородок, дернул носом. Заволновался. Весь его вид говорил о серьезности, с которой он отнесся к вопросу. И мне стало тоскливо.
— А что?
— Бал — завтра.
— Правда?
Я почувствовал, что пора проявить твердость.
— Ты кого-нибудь пригласил?
— Нет, но собираюсь.
— И кого?
— Да какая разница, Джордж!
— Фред.
— Ну Энжи можно... — равнодушно протянул он.
Вот только меня он не обманет. Я молчал, и он начал беспокоиться:
— А что, ты тоже Энжи хотел позвать?
— Были такие планы.
— Что, правда? — все его притворное равнодушие как ветром сдуло. — А она...
— Но я передумал, — я мужественно выдавил из себя улыбку. — Энжи, конечно, классная девочка, но — внезапно — мне она не нравится. Подари ей розы, брателло. Бледно-алые розы.
Облегчение на его лице сменилось подозрительностью, и я понял, что переборщил.
— Я своей всегда дарю, — торопливо добавил я. — Ну то есть, если бы у меня была девушка, то дарил бы.
— Странный ты какой-то, Джордж...
— Правильно, тебе ведь больше не нужно искать себе пару, вы с Лимонкой отлично споетесь... станцуетесь... а мне еще думать надо, к кому подойти, чтобы сразу не убила. И всех хорошеньких уже разобрали.
Брателло успокоился.
— Не дрейф, детка, — он толкнул меня в бок. — Мисс Пинс у нас одинокая, давай ее.
— Я не выдержу страданий оскорбленного Филча.
— Кэти Белл?
— Как альтернатива, да? — я сделал вид, что задумался. — Она идет уже с кем-то.
— Лаванда Браун?
— Тоже.
— Малышка Флер Делакур?
— С ума сошел?
Мы потом перебрали кучу вариантов. Не выбрали никого, и мне пришлось идти за советом к Джинни, а ее советам можно верить: благодаря одному из них со мной на Бал отправилось странное пепельноволосое создание в блестках, и на протяжении всего вечера я пребывал в уверенности, что разговариваю сам с собой, так как создание в свою очередь пребывало в уверенности, что находится, где угодно, только не на Балу. Мы стояли у стены, создание немелодично напевало под музыку, я слушал, и в общем и целом мы хорошо проводили время.
Где-то в глубине зала отплясывали Фред и Энжи. Я был уверен, люди расступались перед ними. А может, тихо плакали в уголке от зависти. В волосах Энжи бесстрашно сверкала бледно-алая роза, помятая, суровая роза, роза, повидавшая виды, а Фред улыбался как идиот. Они вели себя так, словно мира вокруг не существовало. И смотрели друг другу в глаза.
* Довольно просто. Дождаться, когда в спальнях девочек никого не будет, стать невидимым, залезть по перилам наверх. Шансы на успех во всех трех случаях равнялись примерно одному на миллион. Но я же Джордж Уизли, да-да-да. Самодовольный и упорный.
** Если оно, конечно, не касается червей.
