Себастьян застает Мейлин на кухне у разбитой чашки. Взглянув на неё он решает: "А почему нет?", и предлагает ей горячий шоколад, но уже в своей комнате.
Пожелав господину Сиэлю спокойной ночи, я отправился в свою скромную обитель дворецкого. Дом окутывала успокаивающая тишина, но внезапно резкий звук прервал это благоденствие. Со стороны темной кухни что-то звякнуло так же, как звенит бьющееся стекло.
Я отреагировал на возможную опасность молниеносно. Через мгновение дверь на кухню распахнулась, и зажженный канделябр в моей руке отбросил неровные отсветы на притаившегося в тени визитера. Им оказалась Мейлин.
— Господин Себастьян, — пролепетала она, краснея. Словно опасаясь встретиться со мной взглядом, Мейлин кинулась подбирать осколки фарфоровой чашки, белеющие среди брызг горячего шоколада.
— Я… я просто… — искала оправдание она.
— Решила полакомиться за счет нашего Господина, — невозмутимо помог я. В ответ она покраснела еще гуще и торопливо продолжила собирать погибшую чашку в передник.
Удивительно, но из всех очевидных слабостей у нашей милой горничной, и бывшей наемной убийцы, только две являлись истинными — детская любовь к сладостям и симпатия ко мне. Я поднял последний осколок и не надолго встретился с Мейлин взглядом. Как жаль, что очки так безнадежно скрывают её глаза. Впрочем, я держал в воспоминаниях другой образ Мейлин, достаточно притягательный и для менее изголодавшегося существа, нежели я.
Она несколько секунд смотрела на меня, застыв на месте. Страх и влечение, как это может сочетаться в одном человеческом существе? Мне стоит узнать об этом лучше.
— Мейлин, — Решился я, — У меня есть горячий шоколад.
Она недоверчиво обернулась. Я улыбнулся, и добавил с теплотой, столь несвойственной моему обычному к ней обращению:
— Когда закончишь, я приготовлю его. Если скажешь, как тебе больше нравится. Ты знаешь, где моя комната?
И она пришла.
Две чашки с теплым напитком, разжигающим кровь и дразнящим нежной сладостью. Её – недопитая, моя — нетронутая. Двое на одной постели, друг напротив друга.
Я снял с неё очки.
— Что вы де… — Мейлин недоуменно сдвигает бровки, хотя прекрасно понимает, что именно я делаю. Мне нравится это маленькое перевоплощение из простушки-горничной в охотницу Нике. Еще одна забавная игра.
— Тсс… не задавай вопросов, — кончиками пальцев я отвожу каштановые пряди с её лица. — Хочу взглянуть в твои глаза… Мейлин.
Особенно выделяю имя, и щеки её тут же покрываются румянцем смущения. Что ж охотнице Нике это более к лицу, нежели бледнеть со страха.
Они все такие смешные в своей беспомощности. Даже эта девочка, которая умеет хладнокровно отправлять людей на тот свет. После стольких смертей в ней еще живет светлая надежда, вера в вымышленный образ, который почему-то увязан со мной.
Маленькая, глупенькая птичка в моих руках. Сейчас она всматривается в меня, надеясь заметить в глазах демона теплый отсвет человеческого чувства. Что же, мне даже не придется обманывать. Мейлин все равно захочет поверить лишь своему сердечку, но не стоит ждать слишком долго. Игра, даже такая простая как эта, требует тонкости.
Каких тебе захочется поцелуев, моя послушная охотница? Я могу усыпить твою бдительность лаской, а потом испугать натиском на грани насилия. Может быть грубость? Может быть нежность? Тому, кто играет с душами, легко управиться с таким простым инструментом, как человеческое тело. Я пойму все твои тайны и страхи по одному лишь вскрику, вздоху, трепету. Проведу тебя по всей темной дорожке от унижения до наслаждения, и посмотрю, что станет с твоей душой после этого, Мейлин. Знаешь, некоторые заключат контракт даже ради такой малости, и мне есть что предложить. Выбор огромен, но не нельзя выбрать лишь одно – уйти, прежде чем я позволю. Играть, так играть, и не важно, что ты не знаешь всех правил.
Твое старание сделать мне приятно так забавляет, но я приму его благосклонно. Чувствительность, единственное достоинство тела смертных — весьма приятное дополнение к демонической сущности, но я слишком долго существую, чтобы испытать искреннее наслаждение как во времена, когда мне действительно было двадцать шесть. Вот и сейчас слезы в твоих глазах, вызывают лишь интерес, сродни исследовательскому. У этой любви соленый привкус, Мейлин, но ведь без соли хорошего блюда и не приготовить.
Останься в моей постели до утра. Я позволю тебе приникнуть к моему плечу, ободрив робость улыбкой, которую ты уже не заметишь. Среди вороха крахмальных юбок и смятого покрывала мы можем лежать, не задавая друг другу вопросов. Ты достаточно умна, чтобы не спрашивать о чувствах. Я же слишком устал от одиночества. Ностальгия по забытой человеческой жизни, похоже, становится моей слабостью. Но, думаю, не слишком опасной, чтоб отказать себе в такой мелочи. Дворецкий должен быть любезен и терпелив, а я хороший дворецкий.
