Моей бете.
Acutagava, я знаю, как ты не любишь Ритцу. Но верю, что ты пожалеешь даже такого, как он.
***
— Сколько пальцев?
— Какой… жуткий маникюр.
— Что?!
— Нагиса, да отойди ты!
— Я "отойди"?!
— Прошу вас, Саган-сан.
— Да он отлично себя чувствует!
— Нагиса, ну будь человеком, доктор должен убедиться.
— Да чего тут убеждаться! По тестам всё в норме.
— Саотоме-сама, пожалуйста. Я не могу так работать.
— Минутку. Нагиса, ты нарочно в такой гамме оделась?
— Здорово, правда? И еще вот тут ленты вшиты, смотри, а тут кружево, а тут…
— Минами-сан, вы меня видите?
— Да, доктор. Это… странно.
— Что именно?
— Вы были правы. Очень отчетливо. Такое количество оттенков серого, и свет… не ожидал.
— Замечательно. Цветов, к сожалению, мы пока не можем добиться, колбочки не удается стабилизировать.
— Ну что вы, доктор. Я вам очень благодарен.
— Конечно, без помощи Саган-сан мы бы вряд ли справились. Сейчас проверим сумеречное зрение. Я могу попросить выключить свет?
— Погодите! Ритцу, посмотри на меня, что ты видишь?
— Стиль готической Лолиты. Тебе идет.
— Правда?! Ну вот, ты же можешь быть милым, когда захочешь. Тут и розовый есть, для тебя серый, да?
— Давайте уже выключим свет, доктор.
— Саотоме-сама, могу я попросить?
— Конечно, доктор.
— Что скажете, Минами-сан?
— Любопытно. Не вижу разницы, по правде говоря. Нет, даже лучше, чем обычно. Очки теперь не понадобятся, я так понимаю?
— Э-э. В принципе, острой необходимости нет, но я бы рекомендовал, сами понимаете, для страховки.
— Зеркало.
— Да, дайте ему зеркало! Твои глаза теперь такие красивые, Ритцу, честное слово!
— "Теперь"? Пожалуйста, зеркало.
— И как тебе?
— Мда. Нана, как это выглядит со стороны? В цвете?
— Естественно. Оттенок похож. Заживление идет хорошо.
— Да что ты. Я полагаю, вы правы, доктор. Подберите мне очки, пожалуйста. Без диоптрий, чтобы выглядели как черные.
— Ритцу, но зачем? Не понимаю!
— Нагиса, я не ставил целью твое понимание. Попрошу всех никому не говорить о результатах этого… эксперимента. По крайней мере, до того, как Аояги Рицка и Соби-кун нанесут нам визит. Когда они должны прибыть, Нана?
— Послезавтра.
— Прекрасно. У меня будет время адаптироваться.
***
В сумерках, при обычном скупом освещении мой кабинет выглядит точно так же. Жалюзи подняты, монитор бросает рассеянный свет на поверхность стола. За окном темно и бабочки на стенах почти неразличимы. Нагиса изволила озаботиться тем, что отныне я не могу "наслаждаться всеми роскошными оттенками коллекции". Какой всё же ужасный язык у этой женщины. Я никогда не реагировал на ее выступления, промолчал и теперь. Хотя любопытно было бы взглянуть на нее, если бы я сказал, что не прикасался к коллекции уже пару лет и большая ее часть наверняка потеряна. Мне определенно нравится слово "взглянуть": современные технологии плюс наши внутренние разработки, и вот я снова вижу. Не так, как раньше, но, по сути, мало что изменилось. Цветовая палитра не представляла для меня особенного интереса даже в те времена, когда мой Соби решил, что хочет стать художником.
Он был такой милый в десять лет. Так радовался пустякам вроде новых кистей, красок, качественной бумаги. Трогательно склонял голову набок, когда рисовал свои первые наивные картинки, легкие волосы постоянно растрепывались, он нетерпеливо отбрасывал их и старательно выводил линию за линией, он был такой упорный. Обещал, что рисование никогда не станет превыше его долга бойца, восхитительно. Для меня всё было ясно уже тогда: тонкие пальцы, хрупкие плечи, цепочка позвонков на узкой спине, длинные ресницы, глаза из-за них казались темнее, чем были на самом деле. Только когда распахивались от удивления или боли, было видно, какие они неправдоподобно синие. Сейчас, вероятно, будут серыми для меня. Если только он на меня взглянет. Пытаюсь припомнить, когда видел его глаза в последний раз — нет, не помню. Вероятно, когда знакомил его с жертвой.
Ну что же, он с самого начала был только моим, я знал это, он, скорее всего, тоже, на каком-то доступном ему уровне. К тому времени, когда ему исполнилось пятнадцать, я столько усилий приложил, чтобы он не видел никого, кроме меня. Все мои мальчики были примерно этого возраста, но Соби был самым талантливым бойцом из всех, и в него я вложил больше всего. Забавно, что все наши разговоры о парах благополучно отводят главную роль жертве. Я не отрицаю, что жертва имеет значение как источник, и очень неплохо, если она умна, изобретательна и обладает сильной волей, однако с моим Соби фактически любая жертва могла считать себя в безопасности: такой зоны поражения и такого интуитивного мастерства во владении заклинаниями мне больше не встречалось. Аояги-старший совершенно напрасно пыжился в свое время успехами в учебе, я выбрал его не из-за этого. К тому времени Соби повзрослел, я присматривал себе нового ученика, а Сеймэй был неглуп, амбициозен, властолюбив, мне казалось, он сможет справиться с бойцом столь высокого уровня. Наличие у Соби собственного мнения по поводу его будущего явилось для меня полной неожиданностью. Оправившись от удивления, я напомнил, что никогда ничего ему не обещал. Он смиренно признал это, и я был уверен, что мы всё выяснили.
А потом началось: Аояги с его претензиями и упреками, он чуть ли не истерики закатывал у меня в кабинете, что Соби ему не подчиняется, что дерзит и своевольничает, что имя не появляется, а у всех уже и так далее. При этом они не проиграли ни одного сражения. Конечно, я не стал ему сообщать, что по статистике имя у чистого бойца может появиться в пятнадцати процентах случаев, да и то в сложившихся парах, чего о них никак нельзя было сказать, но видимо, кто-то его просветил и он решился на тот дикий поступок. Пришлось созывать полный совет школы, потому что Соби едва не умер. Я был в бешенстве, требовал расформировать пару, но большинством голосов их решили оставить вместе: они ведь прекрасно сражались, к тому же Соби неожиданно заявил, что ему всё равно. Я велел ему прийти ко мне, он отказался. Сбрасывал мои звонки, всегда находился подле торжествующего Аояги — и не смотрел на меня. Я решил оставить его в покое на время, полагая, что в один прекрасный момент его жертва проявит себя во всей красе, и тогда мой Соби сам придет за помощью. Ко мне, к кому же еще.
Жду до сих пор. Точнее, до завтрашнего визита. Посмотрим, что будет.
***
Давлю в пепельнице очередную сигарету, закуриваю новую. Какие оттенки у пепла разные, оказывается. Могу стать ценителем ахроматической гаммы, со временем, возможно. С трудом удерживаюсь, чтобы не подойти и не рассмотреть своим новым зрением Strymon melinus — когда-то добавил ее в коллекцию только из-за гладкого серого перелива крыльев. В соседнем ряду возле окна несколько синих Morpho, глаза моего Соби почти такого же цвета. Если рискну взглянуть, буду знать, чего ожидать. Нет, не рискну.
Я так и не подобрал себе нового ученика, отсмотренные кандидаты были неплохими, двое даже весьма многообещающими, но… не такими. А Аояги себя проявил, да еще как. Мы сразу определили, что труп принадлежит постороннему человеку, сервер школы взломан и добрая часть наших данных исчезла в неизвестном направлении. К счастью, две трети этих данных составили заготовленные на такой случай фальшивки, но кое-чем поживиться ему удалось. Мы предположили, что Аояги еще вернется, с его-то упорством, установили слежку за родителями и друзьями, а бойца и младшего брата как наиболее вероятных контактеров решили забрать в школу.
Я считал Аояги достаточно умным, но такой комбинации не ожидал. Соби так и не вернулся, а когда пара, посланная за младшим братом, в бессознательном состоянии обнаружилась на территории, пришлось снова собирать совет. Было очевидно, что мой Соби будет защищать навязанную ему жертву, но каким образом он это делает, оставалось совершенно непонятным. Аояги Рицка действительно числился в наших списках как потенциальная жертва, но только до того, как он потерял память. Его брат не знал, что после амнезии мальчика из списка вычеркнули, так как никаких способностей он больше не обнаруживал. Вообще никаких. Нана отнесла ситуацию к стандартному флюктуационному полю, время от времени появляющемуся в системном пространстве — но все мы весьма желали взглянуть на этого ребенка, особенно теперь. Было послано еще несколько пар с одинаково плачевным результатом: когда Соби и ребенок были в системе вместе, Соби сражался в полную силу и несомненно ему подчинялся. Этого не могло, не должно было быть, но так называемая пара об этом словно не знала и вдвоем успешно противостояла кому угодно.
Ситуация была патовой до второго пришествия Аояги-старшего с общеизвестными последствиями: пострадала не только наша база данных, но и я. Коллеги, отойдя от шока, дружно заявили, что я повел себя как кретин, вообще даже заговорив с Сеймэем. В принципе, склонен с ними согласиться, однако некоторые доводы меня озадачили. Нагиса, например, заявила, цитирую: "Он всегда тебя ненавидел из-за Соби, хотя чего тут удивительного после того, как ты с Агацумой обращался, да нет, не месть, скорее ревность плюс собственная ущербность, я предупреждала тебя, если бы ты слушал хоть когда-нибудь, нельзя так с бойцами, они не дополнение к жертве, нельзя их обезличивать, даже мои Зеро индивидуальны, а то, что ты делал с мальчиком, вообще преступно, ах, ну да, ты его любил, конечно, ах, это он тебя любил, а ты всего-навсего принимал его обожание, ты лжец, Минами Ритцу, взгляни на последствия, ну извини, уже и взглянуть не можешь, теперь понимаешь, что именно Аояги хотел сделать?!" Я так и не уяснил, что она имела в виду, удивительно, как у Нагисы сочетаются редкостное здравомыслие в исследованиях и дикий сумбур в речах. Нана была более конкретна: "Он неадекватен, ты должен был это знать после того случая с именем. Или у тебя тоже личное превалировало? Его нужно остановить, это уже выходит за все рамки."
Подобные инциденты случались, мы знали, что делать, но отследить Аояги-старшего и его бойца не удавалось. Оставалось, как и прежде, надеяться, что он попытается связаться с братом — особенно после их фатального столкновения в школе. Тем временем Нагиса совместно с нашими медиками пыталась решить проблему моего зрения. Что бы она ни говорила, а, по-моему, ей это тяжело далось. Наверное, не спала и поесть забывала. Шоколад и цветы, надо Нану спросить, что она предпочитает. И игрушку, не смогу увидеть расцветку, хоть какое-то утешение. Нана будет возмущаться, что мне неизвестны очевидные вещи, учитывая, что мы с Нагисой и учились вместе, и столько лет работаем бок о бок. А я опять скажу, что не обязан забивать голову посторонней ерундой. Старые добрые пикировки. Какие-то вещи не меняются, это радует.
***
— Да твою ж мать!!!
— Нана?
— Не верю ушам своим.
— Заткнитесь! Сейчас глазам не поверите! Черт-черт-черт! Нагиса, я отзываю всю защиту с периметра, что еще можно снять, быстрее!
— Дамы?
— Ритцу, не мешайся! Так, сними вспомогательные сектора, противопожарная жрет немало, отключай ее тоже, ах да, и старое здание, там сейчас никого. Терпимо?
— Более-менее.
— Ну и что происходит?
— Прибыли Аояги-младший и Агацума, Ритцу. Идут сюда. А теперь полюбуйся на слепки, сделанные на входе.
— Ага, и прикинь, что было бы, если бы Нана не успела стабилизировать контур.
— На векторы обрати внимание.
— Но …что это такое? И в прошлый раз почему не было?
— Какого черта ты у меня спрашиваешь? В прошлый раз! В прошлый раз тут такое творилось, тебе ли не помнить, половина оборудования не работала почти сутки.
— Мы думали, это дело рук старшего, а что если… Да нет, не может быть!
— Я уже не знаю, что может быть, Нагиса. Сейчас толком глянем, потом сравним.
— Они на этаже.
— Ритцу, ты по-прежнему "слепой"?
— Ну конечно, видишь, он еще не наигрался.
— Да, по-прежнему. Разверни ноут, в случае чего напишешь мне, что думаешь.
— Уже сейчас могу сказать, что думаю! Что бы мальчик ни захотел, ты ему это дашь, понял?
— Тебе не кажется, что ты переоцениваешь…
— Ритцу, я когда-нибудь что-нибудь переоценивала?
— Кончайте лаяться, они за дверью уже. Впускаю?
— Да, давай.
— Добро пожаловать, Аояги-кун, Агацума-сан. Аояги-кун, я — Саотоме Нана, это Саган Нагиса и Минами Ритцу. Мы представляем совет "Семи Лун".
***
Мальчик входит первым, мой Соби за ним. Синхронно отступают влево от двери, ладони Соби сжимают плечи ребенка, тот без особого интереса осматривает кабинет Наны.
"…!!!" — появляется на экране.
Нана еще и в письменном виде ругается. Хотя есть с чего: она никогда не видела подобного, да и я тоже. Сканеры Наны четко показывают, что ребенок словно завернут в сверкающий белый кокон чистой силы, и вся эта сила…
"Векторы! Глазам не верю!"
…вся сила направлена на моего Соби. Нет, уже не моего. Его Соби. Ничего не оставляя себе, всё — бойцу.
"Он вообще — жертва?"
Жертва, Нана, почти такая же, как ты. Всё дело в этом "почти". Не генерирующая силу, а собирающая ее из всего вокруг. Инициированная, но не осознающая себя, не обученная, и при этом замкнутая исключительно на Соби. А он — замкнут на ребенка. Защищая, укрывая. И если эту силу отпустить…
"Пожалуй, я отключу еще пару генераторов. И сервер. Возьми себя в руки."
Неужели по мне что-то заметно, да еще в этих огромных очках. Ладно, делаем скидку на опыт долгого общения. Тем более что эти двое на меня не смотрят. Боятся, смущены моей слепотой, не интересую, что?
Отказываются присесть, подойти поближе, ребенок объясняет наконец цель визита. Нагиса начинает предсказуемо скандалить, а я ловлю на себе взгляд двух пар глаз. Несколько мгновений сливаются в одно: Нана пытается успокоить коллегу, я тоже говорю что-то жесткое, ребенок накрывает ладошкой руку бойца, лежащую у него на плече, и мой… Соби отводит взгляд, наклоняется к нему и что-то тихо произносит одними губами.
Нагиса раскрывает второй ноут, немедленно присоединяясь к неизвестно когда появившемуся требованию Наны:
"Ритцу, я прошу тебя, они знают!"
"Имей совесть, держи себя в руках!"
Да что они на меня накинулись.
Завожу с Наной беседу на полупрофессиональном жаргоне, одновременно пытаюсь расспросить пару о дальнейших действиях, тут же и выясняется, что действий не будет. Продолжаю говорить, кивать, уговаривать, но это уже не имеет значения. Никакого вообще. Никогда больше.
"Чревато, сложно, но, в общем, да, мы и раньше могли это сделать."
"Могли-то могли, да только кое-кто по каким-то своим соображениям тянул время…"
"И я даже знаю, кто это был."
"Ритцу, продолжай в том же духе, мальчик всё равно тебя не слушает."
Две пары глаз.
"Но он же явно не знает, что он такой, и Агацума тоже, тогда почему?"
"Нагиса, им ПЛЕВАТЬ на нас, на систему, посмотри на них."
Совершенно одинаковый взгляд у обоих. Широко раскрытые ясные темные глаза и прищуренные… серые? Стальные? Какой это цвет?
"Но какая была бы пара, а?"
"Никакая. Мальчик тянет силу из всего подряд, я еле держу контур. А если он станет это делать осознанно, даже не знаю, что будет. Как они никого не убили в системе, не пойму. Чудом, наверное."
"Агацума Соби это чудо зовут. Мы еще и в выигрыше останемся, похоже."
"Если мальчик отдаст нам старшего Аояги, а они устранятся, в результате — да."
"Вот ПОЧЕМУ его нет в списках?"
Я тебе потом скажу, Нагиса, хотя могла бы и сама догадаться. Свинец, перламутр? Перевожу взгляд на экран, где белым полыхает кокон силы, заворачиваясь уже вокруг обоих. Ребенок утомленно прислонился к груди бойца, а …Соби смотрит в это мгновение на Нану и в этом белом сиянии… да, расплавленное, сверкающее серебро. Как банально поэтично. А вне приборов — серые, чисто серые глаза. Ахроматическая гамма. Что же мне так плохо-то?
"Ритцу, ты какой-то бледный."
"Ты не грохнешься, случаем?"
"Нагиса, может пора закругляться уже?"
"Погоди, дай Ритцу в себя прийти. Какой вы нежный, Минами-сама, буду иметь в виду."
"Нагиса, ты плохая!"
"^__^"
***
— Как он?
— Относительно. Аояги-кун там?
— Да.
— Хорошо. Он держит Агацуму, посмотри сам. Прямо как настоящая жертва.
— Он и есть жертва.
— Но почему его в списках-то нет, я не пойму никак. Ведь раньше был! Что с этой амнезией такое? Как он на меня тогда глазищами сверкнул, когда я про стирание памяти ляпнула!
— С амнезией так и не выяснили. А списки… В списках нет Соби, например, других чистых бойцов тоже нет.
— Чистая жертва, что ли? Чушь!
— Сам знаю. Чистые жертвы не могут брать силу из окружения. Никто не может. Ребенок уникален.
— Как бы я хотела исследовать получше, эх.
— Не надейся даже. Что там дети вокруг него крутятся?
— Сочувствуют, наверно. Знаешь такое слово?
— В первый раз слышу.
— Естественно. И ему там неудобно. Дайте ему стул, что ли, что он на полу сидит! Или коврик хотя бы.
— Отказывается.
— Ну да. Он от нас ничего не возьмет, правда?
— Нагиса, он ребенок.
— Ага. А ты у нас специалист по детям. Ну извини, нечего делать такое лицо. Где Нана?
— Отрабатывает варианты для старшего брата.
— А знаешь…
— Что?
— Агацума-то в коме, но смотри сюда, видишь? Руки при себе держи, пожалуйста! Вот именно. Всё обращено к мальчику. Какая все-таки пара, а?
— Никакая. Нана была права. Для нас — никакая.
***
— Ритцу? Сумерничаешь?
— Осторожно, Нана, там на полу стекло.
— Что случилось?
— Да вот, хотел взглянуть на пару экземпляров и уронил. Сигарету?
— Спасибо. Многовато стекла. Что-нибудь ценное уронил?
— Как посмотреть. Они уехали?
— Уехали. Контур полностью стабилен. Ты так и не поговорил с ним?
— Нет.
— А с мальчиком?
— Тоже. Он очень вежливо уклонялся.
— Теперь сидишь тут, переживаешь.
— Не переживаю.
— И тебе не жаль терять Агацуму?
— В смысле?
— В смысле — такого бойца.
— Ну что же делать.
— Я никогда не говорила тебе, но твои методы…
— Извини, ты не можешь судить. Ты неинициированная жертва, поэтому.
— А Окава? Что ты на меня смотришь? Ритцу, да все знают, это же школа. Покончил с собой. И Итиномия — погиб в первом же неучебном сражении, спасал жертву, понятно, но явно подставился. Конечно, остальные твои мальчики прекрасные бойцы, Агацума вообще лучше всех, и что?
— Что?
— С ними всё хорошо? Счастливы, в порядке? Что ты забрал у них?
— Ты о чем?
— А, бесполезно.
— Нана?
— Да, с тебя причитается. Нагиса хотела сама тебя поблагодарить, но я решила, что тебе сейчас такое не вынести. За шоколад, цветы и это, пушистое, что это было?
— Медведь.
— А похоже на шар с ушами. Сказать, какого цвета?
— Ради всего святого, не надо.
***
Болят глаза, голова, "то, что у тебя там вместо сердца", как говорит Нагиса.
Особенно глаза. Долгие часы у монитора, когда ребенку разрешили находиться в палате. Звук я отключил, увидев, как мальчик с порога влетел в раскрытые навстречу объятия. Долгие часы смотреть, как они улыбаются, спокойно молчат, разговаривают, засыпают рядом. Рука ребенка под щекой бойца, Соби опускает ресницы и что-то быстро шепчет. Ребенок напряженно прислушивается, губы вздрагивают, отвечая. Не сводит глаз с бойца, когда тот спит, тревожно дергается на писк приборов, засыпает сам только когда очевидно остается без сил, мгновенно, в любой позе. Не знает, что Соби, проснувшись, укладывает его, укрывает и долго смотрит, опустив подбородок на переплетенные пальцы.
Не выдерживаю, отворачиваюсь и ухожу курить к окну, а когда возвращаюсь, застаю ту же картину, словно стоп-кадр. Мило. Трогательно. Невыносимо.
Две пары глаз. Темные и светлые. Смотрящие на меня с одинаковым выражением. С каким? Холодно, равнодушно, отчужденно? Может, с ненавистью? Нет. Почему так важно подобрать слово? "Одинаково".
Ладошка ребенка, сжимающая пальцы бойца, склоненная голова, так что светлые пряди струйками скользят с плеча и касаются темных волос, короткая фраза на выдохе, легкая улыбка и такая же — зеркально — в ответ, хотя они не могут видеть друг друга. "Двое".
Светловолосый мальчик, поднимающий сияющие глаза от рисунка, подросток, закусывающий губы, не знающий, чего ждать, ласки или удара, но всё же не отводящий взгляда, молодой человек, почти незнакомый, бесконечно далекий, не желающий даже посмотреть в мою сторону. "Ожидание". "Вожделение". "Потеря". Или — "больше никогда"?
Ни одного ученика после Соби. Никого вообще за три года. Я что… ждал? Ждал его?
Что я забрал у него, Нана?
Может, что óн забрал у меня? И как, когда это случилось, почему теперь — только глаза Соби, улыбка Соби, нежность Соби? Почему теперь?
Забывшись, я спрыгиваю с подоконника, оступаюсь и замираю, задохнувшись. Мне не нужно включать свет, чтобы увидеть, чтó там, на полу: осколки стекла и дерева, и все ярко-синие Morpho, безнадежно-серые теперь для меня.
End
