Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
- Нет, ну я же говорила, сегодня дурацкий будет день! Говорила! Вот и забрали Казика, мистер Поттер. Бабушка приехала, здрасьте! – Моя помощница округляет свои цыганские глаза и цокает языком, будто погоняет ослика.
Вот так. А это еще только пятница. Статистику формируют уик-энды – всякий раз кто-нибудь из отпущенной на волю малышни не возвращается. Иногда в понедельник следуют осторожные телефонные звонки от внимательно подбирающей вежливые слова чьей-то мамы (отцы не звонят никогда), но чаще ребенок исчезает с концами. Между тесно сдвинутыми когда-то стульчиками вдоль стены в раздевалке образуется прореха за прорехой. В эти дыры утекают мои лучшие воспоминания, которые венчает закругленный шпиль Астрономической Башни.
Будний день идет своим чередом: сначала я сижу в кабинете директора и рассматриваю разноцветных рыбок в аквариуме, а потом ко мне стучится Хэтти (в игровой тут же нарастает гвалт) и раскладывает по столу длинные списки того, что надо докупить, заменить или списать. По краешкам листов выписаны корявые, но четкие крупные цифры. Это суммы, которые следует выплатить оптовым базам, рынку, где мы берем продукты, и складам игрушек. Сверху она кладет исчерканный листок с Особым Списком.
– Тут вот я галочками отметила, но, мистер Поттер... Ну сами понимаете! На Портсмут-стрит меня на смех подняли, а второй склад вообще уже закрыт.
На него, на этот второй склад, я надеялся особо. Приобрести магические и даже просто культовые предметы становится все труднее, и те, которые лежат по полкам еще открытых лавок, сделались окончательно бесполезными. А на складе я видел стеллажи, заполненные странными товарами, в которых планировал хорошенько порыться. Кто знает, с каких концов света они получают те или иные вещицы на продажу. Вдруг что-нибудь по-прежнему волшебное залежалось неприметно в уголке нетронутым.
Ведь раздобыл же я Кольцо Драупнир, выкованное гоблинами с целью до бесконечности приумножать богатство его обладателя. Правда, позже выяснилось, что оно всего лишь производит особое силовое поле, которое облекает, словно защитная аура. Это Снейп установил. Я ему и отдал Кольцо с пожеланиями носить на память. Он ругался, как пьяный истопник.
Я разворачиваюсь вместе с креслом к сейфу и отмыкаю маленьким ключиком дверцу, за которой ровными стопками сложены деньги. Отсчитываю сумму в трех нулях и придвигаю кучку денег к Хэтти. Она загребает купюры всей ладонью.
– Видит Бог, что вы для них делаете, мистер Поттер, – она машет свободной рукой, засовывает деньги в портфель и, щелкнув замочком, уходит наводить порядок в игровой, где уже дрожат стены. – Курьера они пришлют, когда накопится корзина заказов.
– Да, Хэтти, я помню. Спасибо.
Она не понимает ничего. Ей и не надо. Она ничего не теряла.
Но деньги – это действительно мой персональный шанс. Никакое государство и никто вообще не стал бы финансировать мою бредовую, по общему мнению, идею. А с родителей я взимаю совсем небольшую плату – только за кормежку.
Чудо состоит не в дурацком махании палочкой (я зажмуриваюсь, но только на миг), а в том, что я обменял на фунты все сбережения ровно за неделю до того, как золотые галлеоны превратились в коллекционный мусор, который продавали на вес. Получилась просто неприличная сумма, рассчитанная на частичную оплату услуг наемных вооруженных сил Ее Величества. Своими, волшебными, силами мы не справлялись. Все маги континента и островов сели в лужу перед лицом растущей мощи зарвавшихся УПСов и их прихвостней. Смерть главного маньяка не имеет значения, когда запущена машина уничтожения.
Лужа оказалась настолько глубокой, что было решено постучаться за помощью к магглам. В конце концов, их эта бойня тоже задевала.
Первые фактические переговоры провел (при поддержке представителей штаба авроров) Скримджер с британским Министром Обороны Джоном Ридом, и в итоге совместно было принято решение выходить на уровень Евросоюза. Обалдевший Рид со своей стороны не обещал ничего, предстояла аудиенция у Верховного главнокомандующего Вооруженными силами Великобритании – а им формально является королева. Но то, что творилось в мире, опровергало со всей очевидностью якобы вопиющую бредовость заявлений от Министерства Магии.
Магическая пресса заверещала о третьей мировой войне, ей вторили газеты магглов, зашевелились даже в ООН... и никакой войны так и не случилось.
Случилось другое – Опустошение.
Магия утекала как сквозь пальцы. Волшебный мир наводнили сквибы. Да и мира-то как такового больше не осталось. Исчезали целые деревни и поселки, оставляя запущенные развалины. Запретные Леса оборачивались непролазными болотами, рушились, проваливались в небытие замки, поместья, даже Азкабан словно смыло в море – и целую неделю с голого каменного острова вывозили бывших заключенных, которые попадали на Большую Землю и моментально растворялись в толпе ничего не понимающих и растерянных бывших волшебников.
Хогвартс... Хогвартс растаял в воздухе. Палочки рассыпались в древесный прах. Не работало ни одно заклинание.
Министерство слегка потрепыхалось, выплюнуло пару бесполезных Указов и самораспустилось, а противостояние утратило всякий смысл. Первое время остатки УПСов пытались партизанить по лесам, но иссякли в считанные дни. За что бороться-то, когда каждый остался один на один с собственным кошмаром: кому из нас не снилось хотя бы раз, что он превратился в сквиба?
Опустошение трактовали все кому не лень – и космические влияния притягивали за уши, и “необратимость материи”, и волю Мерлина, наказавшего магический мир за добровольное нарушение Секретной Автономии.
А Снейп назвал это катарсисом.
Он один продолжает на что-то надеяться и единственный из Бывших не называет меня окончательным психом. По крайней мере, вслух.
Дверь опять отворяется и счастливо отвлекает меня от тоскливых раздумий.
– Слушайте, Гарри, вот вы тут сидите и кисните, а что у нас! – губы Хэтти расползаются в такую торжествующую улыбку, что я улыбаюсь в ответ.
И встаю наконец с кресла. Я и сам не терплю кабинетных отсидок.
– Так что у нас, а, Хэтти? Держу пари, к нам нагрянул с инспекцией Отдел контроля за малышовыми центрами и присудил почетный значок образцового дурдома месяца... Ну что вы хихикаете?
– Что! У нас пополнение, вот что! Я ж вам говорила утром-то: свято место, оно, знаете ли...
– Детей привели? – прерываю я, выходя следом, и тут же стукаюсь головой о притолоку. Ч-черт, какие здесь низкие потолки!
– Ага! На место Казика! Да двоих! Мама Бонни работает с их мамой в Термадин Компании...
– Что умеют?
– Один зажег взглядом коробок спичек, а второй и того лучше – как посмотрит на цветок, так тот и вянет. Посмотрит – вянет, посмотрит – вянет... Все гладиолусы у матери извел!
– Гладиолусы?!
Я почти вбегаю в игровую, на ходу потирая макушку.
Пятнадцать детей за тремя круглыми столиками все как один – от совсем еще карапуза Лидии (передвижение и левитация предметов на расстоянии) до семилетнего серьезного Энди (чтение чужих мыслей и внушение своих с небольшой погрешностью) – бросили завтракать и уставились на двоих малышей, которые жмутся к стенке и зыркают исподлобья.
Я подхожу к ним и опускаюсь на одно колено. Два мальчика лет пяти в джинсах и белых, очень чистых маечках берутся за руки и слегка шарахаются. У них одинаковое насупленное выражение и одинаковые серые глаза под черными челками. А вот лица разные. Мальчишки не двойняшки.
– Привет, парни, – говорю я как можно дружелюбнее. Один из малышей, который показался мне постарше, улыбается, второй остается хмурым. – Я Гарри. Гарри Поттер. А вы кто?
– Я про вас читал, – почти шепчет старший и, застеснявшись, опускает ресницы.
– В газете? – я изображаю удивление. Газеты, несмотря на раз и навсегда выставленную мне оценку по адекватности, продолжают истошно тиражировать мои реальные и нереальные подвиги. Больше все равно заняться нечем.
– Не. В книжке... Ну в такой... Мама из журнала сделала.
А. Понятно. Такое чтиво тоже имеется.
– Ну а как вас зовут? – Дети выглядят какими-то замороженными, я пробую растормошить их и кладу каждому ладонь на плечо. И чувствую, как оба вздрагивают.
– Меня Майки, – отвечает старший и дергает брата за руку. – А он Стефан. Только он не разговаривает.
– Почему? Ты что, не умеешь, Стеффи, а? – Я качаю его за острое плечико, но он сжимает губы, глядя в пол.
– Боится, пока новенький, – шепчет Майк.
Я выпускаю мальчишек и поднимаюсь, разминая затекшие колени.
– Хэтти, ну вы давайте... как всегда: запишите в личные дела, выдайте им полотенца, шкафчики покажите. И накормить же надо, да. А то нам уже скоро заниматься. – Я поворачиваюсь к остальным детям.
Одни поспешно доскребывают ложками рисовую кашу, чуть не давятся – знают, что кто не поест, тот в Тайную Залу не будет допущен. Другие давно все слопали, выпили какао и томятся ожиданием.
Тоненький вертлявый Шон (разрушение материальных связей на расстоянии), которому всегда не сидится, украдкой за ленточку привязывает к спинке стульчика косичку маленькой и красивой как принцесса Элеанор (ментальное повелевание животными и птицами). Элли щурится на яркую люстру и притворяется, что не замечает.
– Ш-шон, – шиплю я. А неплохо получается! И встретившись взглядом с веселыми темными глазами, качаю головой. Шон с тем же энтузиазмом принимается развязывать, но я опять шиплю: – Ш-ш-шон!
Мальчик понимает меня. И бросив руки на колени, вытаращивает глаза в спину подружки. Даже вихры у него, кажется, встают торчком. Ленточка скользит и свободно распадается на два голубых хвоста, а тугие кудряшки Элеанор моментально разлезаются в стороны.
Нет никаких гарантий, что сделано это усилием Шона. Он мог и расплести косичку, пока привязывал.
Но все равно, пять баллов... э... “Слизерину”. Я улыбаюсь и, вытащив из кармана штанов крошечный зеленый бантик на булавке, цепляю его к трикотажной майке Шона.
Шон немедленно начинает светиться гордостью. Вечером все розданные за неделю бантики будут подсчитаны, и Хэтти торжественно вывесит список пятерых Самых Могущественных Магов. Иногда, чтобы попасть в него, достаточно получить один-единственный бантик...
А в Шляпу я играю сам с собой, не озвучивая.
Хитрый Шон, льстивая лиса Элеанор, вредина Джордж – это мои почти бессменные “слизеринцы”. Казик тоже был из них и подавал невероятные надежды в телепатии. Задумчивые подруги-шестилетки Мишель и Бонни – “Хаффлпафф”. Умница Лидия, даром, что совсем крошка – несомненная “Рейвенкло”.
А на “Гриффиндор” я “записываю” всех поочередно – за поступки и проступки и просто под настроение. Хорошие малыши появились сегодня у нас – Майки и Стеффи – вот их я туда временно и определю.
Четыре факультета, когда-то предмет споров, соперничества и даже открытой вражды, сейчас – осколки самых лучших воспоминаний. Этих осколков так много и они так мелко дробятся с каждым новым днем, что я боюсь что-нибудь однажды не разглядеть. А я не хочу это терять, ни за что. И буду спасать всеми силами, пока жив.
Бонни роняет ложку и сползает за ней под стол. Завтрак окончен. Дети галдят как стайка птичек, с грохотом отодвигают стульчики, вылезают из-за столов, кое-кто успевает обменяться дружескими тумаками, а Нэнси – чернокожая, похожая не на человечка, а на игрушку – вдруг садится на пол, утыкается носом в юбку на коленях – и ревет!
– Домоооооооой хоч...хоч-чууууу!
В такие моменты я не знаю, что предпринять. Хватать ребенка и – что?
– Нэн! Нэнси! – я тяну ее за руку, а она вырывается с немалышовой силой и встряхивает головой так, что с ресниц летят брызги.
– Пустиии! Не трогай!
Дети обступили нас и ждут. Притихли. Я растеряно провожу глазами по хорошо знакомым мордашкам и замечаю кое у кого надутые губы и сморщенные носы. Ну как сейчас грянет целый детский хор плакальщиков!
Может быть, хватит мучить малышню, Поттер?
Я это слышал миллион раз. И читал в письмах, конверты с которыми проносит не сова, а почтовый практикант номер шесть. За мою собственную практику почтальонов сменилось именно шестеро. А письма все те же.
Я выпрямляюсь, оставляя Нэнси сидеть где сидит, и кричу:
– Хэтти! Да заберите вы ее! Сделайте что-нибудь... А вы, ребята, а ну за мной! – Я иду к дверям в Тайную Залу и выразительно звеню ключами.
Дети вереницей тянутся следом и шаркают тапочками.
Сегодня занятие с “огневиками”. Но теория обязательна для всех. Я стараюсь не слишком загружать их головки, но надо как-то систематизировать то, чем мы занимаемся. Писать умеют не все, но я же не читаю им лекций. Мы заучиваем все что надо, будто стишки про кошку и мышку.
Тайная Зала – обыкновенная комната. Пустые стены и углы, на полу ковер – голубые треугольники по зеленому фону. Широкое, занавешенное синей шторой окно. На бархате кое-где мерцают звездочки, вырезанные из обертки от чая. Хэтти постаралась.
Дети Залу обожают. Здесь происходит все самое интересное. Но начинается всегда с кутерьмы.
– Мистер Гарри, а пусть она не толкается. Здесь мое место!
– Нет, мое. Я коврик всегда подгибаю!
– Таракан! Нет, муха!
– Кузнечик! Лови его, Джим!
– Мистер Гарри! Можно, я первая?.. Ай! Не щиплись, дурак!
– Сели, сели. Сели. Сели! Се-ли!!!
Первому окрику подчиняются только настороженные новички Майк и Стеффи – плюхаются на ковер и складывают руки на коленках. У них нет еще никаких отношений с остальными, а встревать в чужие игры они боятся.
В дверь просовывается голова Хэтти, в ушах которой покачиваются тяжелые блестящие серьги. К ним приковываются глазами все до единого. Хэтти надувает щеки:
– А ну цыц!
Все. Успокоились. Хэтти пропускает в комнату заплаканную Нэнси, и та при общем молчании усаживается на краешек ковра. Мой выход.
– Огневички, ну-ка давайте вперед. – Троица ползком пробирается сквозь выставленные локти и колени – Бонни, Джим и рыжий, как будто и сам готов воспламениться, Мартин.
– А ты, Майк? – я цепляю взглядом новичка. – Ты тоже. Давай мы с тобой попробуем.
Мальчик несмело придвигается. Я выставляю на табурет пустой коробок из-под спичек.
– Можешь его сжечь? Не бойся, здесь это неопасно.
– Я не боюсь. Только у меня не всегда получается.
Майк подается вперед, впивается глазами в “объект”, а губы его шевелятся. На коробке возле буквы “М” в надписи “Brayant&May's” появляется крохотная дырочка, из которой поднимается тонкий и почти незаметный дымок. Спустя миг коробок вспыхивает и сгорает в горстку пепла. Майк улыбается. Уши у него под волосами малиновые.
– Майки... Молодчина! А что ты шептал?
– Я....ну, – теперь он весь пунцовый. – Это как заклинание. Мне так легче.
– Отлично! – радуюсь я. – Какое?
Он смотрит на свои колени.
– Майк?..
– Ну... Я говорю ему: сгори, ты, сука.
Я вздыхаю, а дети начинают хихикать.
– Тише! Майк... Понимаешь, настоящие волшебники никогда не приказывают такими длинными и нехорошими фразами. Это... нельзя. Ты же хочешь стать волшебником, Майк?
– Не знаю... Да! Хочу, наверное...
– Поэтому надо учиться волшебным заклинаниям. Просто запомни другое слово и всегда говори его, когда хочешь поджечь коробок, ладно? Повтори: “ин-сен-дио”.
Он повторяет. Но как-то безнадежно.
Не сработает. Воспламенять при помощи “инсендио” умеет только Бонни. “Инсендио!”, взмах рукой – и вспышка.
Я вызываю ее и устраиваю показательную контрольную работу: предлагаю сжечь коробок словами “петрификус тоталлус”. Не загорелось. Правильно! А теперь – с верным “заклинанием”? Ура!
Пять баллов Хаффлпаффу, желтый бантик.
Но что это, магия или условный рефлекс?
После Опустошения бывшие волшебники – кто раньше, кто позже – почти все влились в маггловскую жизнь. Одни пошли по стандартному пути, окончили курсы шеф-поваров или вязальщиков и получили работу. Другие применили тактику приспособления – Люциус Малфой, всплывший в Лондоне вскоре после исчезновения стен Азкабана, проник мухлевать на фондовую биржу и процветает. Молли Уизли ударилась в религию. Невилл тихо скрещивает цветочки в Королевском Ботаническом саду. Драко уехал в Штаты и играет в бейсбол кэтчером. Почему-то я скучаю по нему. И не могу представить носящимся по зеленому полю в глупой кепочке. А у магглорожденных вообще проблем не было – Гермиона, например, поступила на медицинский факультет и относительно счастлива.
Но не все смогли. Близнецы Уизли, утратив смысл существования, катастрофически спиваются. Рон связался с мелким криминалом, и Артур утомился отмазывать его от общественных работ. Девочки все как одна повыходили замуж и пребывают в различных стадиях брачного оцепенения.
Зато вся старая магическая пресса осталась на коне и сплетничает напропалую, кто куда подевался и с каким успехом. Я у нее хожу в любимцах: “ГАРРИ ПОТТЕР И ЕГО ПРИЮТ УМАЛИШЕННЫХ”, “ЭКС-ЗНАМЕНИТОСТЬ ОБЗАВЕЛАСЬ СОТНЕЙ ДЕТЕЙ!”, “КОГДА ГАРРИ ПОТТЕР НАИГРАЕТСЯ В КУКЛЫ?!”. Ну и все в таком роде еженедельно.
А я мечусь, одержимый мыслью о новых поколениях волшебников. Ну не может вот так все закончиться! Детей отыскивают знакомые, соседи, приятели родителей тех, кто уже у меня содержится. Одну девочку – Люси Боулз – я застал в булочной за виртуозной кражей пирожного на виду у всех, включая продавца (пример отвода глаз), и уговорил ее испуганную маму отдать ребенка мне.
Конечно, это все очень далеко от того, что умели мы в свои пять-шесть лет. Но я все время думаю: а вдруг! Вдруг я сажаю зернышки, из которых спустя тысячу лет вырастет новый волшебный сад. В конце концов, на стыке тысячелетий все возможно – я прочел тьму книжек, в которых об этом упоминается.
А Снейп говорит, достаточно найти хотя бы одного, но настоящего.
Я смотрю на Стеффи, которого, кажется, нисколько не интересуют сожжения на табурете. Стеффи покусывает ноготь указательного пальца и таращится в сторону окна. На подоконнике стоит широкий горшок с пышно-ветвистой ардизией. На кончиках веток повисают круглые красные ягодки. Я моргаю. Когда мы начинали занятие, ардизия еще цвела. Я хорошо помню белые соцветия. Гладиолусы вянут, говорите?
– Стеффи! – он чуть не подпрыгивает и испуганно глядит на меня. – Иди-ка сюда. Это ты сотворил, малыш?
Я подхожу к окну и похлопываю по увесистому горшку. Стеффи молча поднимается с колен и бредет ко мне.
– Да ты не бойся! Это же ты? – Он кивает. – Ты молодец! Вот, держи!
Я отыскиваю в кармане желтый бантик и прикрепляю его к джинсовому карманчику рядом с вышитым утенком. Гриффиндор обойдется. Лучшие гербологи учились на Хаффлпаффе.
Стеффи розовеет и наконец улыбается, показав неровные белые зубки. Я отодвигаю горшок в глубь подоконника и заодно гляжу на улицу. Черт!
Над стрижеными кустами, отделяющими тротуар от палисадника, трепещет широкое полотнище. В складках мелькают крупные черные буквы, которые составляются в слова, набившие оскомину.
“Поттер – сумасшедший! Убирайся из нашего города!”
– Хэтти! – я взъерошиваю волосы. Должно быть, вид у меня комичный, дети так и покатываются. Некоторые даже завалились на спину. – Хэтти!!! Уберите эту мерзость! Нет, постойте, я сам!
Двери хлопают, мы с Хэтти чуть не сталкиваемся, и я вываливаюсь на крыльцо.
Простыню с воззванием сдувает ветром, и она вот-вот сорвется и улетит. Я подбегаю к кустам, сдергиваю ее и сворачиваю в ком. Мерлин, как надоело! По дорожке прохаживается наш сосед и идейный противник, Пеннидаун, Бывший. Завидев меня, он бросает окурок в урну и спешит навстречу, стуча тростью по каменным плиткам.
Понятно. Опять наблюдал вспышки сквозь штору. Я морщусь: сейчас начнется.
– С огнем доиграетесь, Поттер. Я буду писать в Организацию Прайваси Интернэшнл.
– Какие у вас лично претензии? – устало спрашиваю я. – Ну какие? Чем вас это лично задевает?
– А если ваши детишки начнут поджигать кошек во дворе, а потом на людей переключатся?
– Не говорите глупостей, – я пока держу себя в руках. – Дети учатся понимать, что можно, а что нет. Нет, с чего вы взяли, будто владение магией повышает обычный уровень агрессивности?
“Сгори, сука”, вспоминаю я и закусываю губу.
– Да потому что им в диковинку! Они же захотят творить все больше чудес и проверять, как что действует.
– Когда я впервые взял в руки волшебную палочку, я же не...
– Э, сравнили! Целая государственная система с налаженной юрисдикцией и постоянным присмотром тысяч магов. А тут – только вы и кучка шаловливых деток, понятия не имеющих, что они умеют на самом деле. Вы же бомбу подкладываете нам всем, уважаемый мистер Поттер. Детки-то растут.
– Это риск, да! – я почти кричу. – Но надо же что-то делать? Ну хоть что-то!
– Кому это надо? Зачем? Чушь это, – он стучит тростью. – Делом, делом займитесь, Поттер. Вы еще молодой человек, у вас все впереди. Магия – это еще не вся жизнь. Вот наиграетесь...
Когда меня вот так лениво поучают, я вроде бы готов растоптать. Но на деле меня хватает только драть глотку:
– Да пошли вы к черту!
И вдруг наваливается кошмарная усталость. Я машу рукой и отворачиваюсь.
Он не знает, о чем говорит. Нет никакого риска. Все они обыкновенные, неволшебные дети с чуть повышенной чувствительностью. Зачем я обманываю их? Они никогда не подожгут ничего крупнее спичечного коробка, никогда не научатся никакой легилименции и никакой беспалочковой магии. Да и палочек нет и не будет. Кто их сделает, из чего?
Я действительно заигрался, и, наверное, Бывшие правы – отпусти и забудь, Поттер. Вон – к Драко в гости поезжай. Купи билет на самолет. Бейсбольная Лига ждет тебя не дождется. Ты даже коробок не воспламенишь, сам-то.
Хотя при чем тут я. Да пусть сгорит вместе с коробками весь мой проект, лишь бы только можно было приехать в один скучный городок и навсегда остаться в старом неухоженном доме, где стены и ткани пропитаны химическими запахами, а хозяин молчит и смотрит на тебя так, что сердце принимается пропускать удары.
Ни разу он так на меня не смотрел с тех пор, как все мы сделались Бывшими.
Может быть, я внушил себе призрачную надежду и занялся детьми, только чтобы защититься от черной тоски по нему прежнему. Но на что именно я надеюсь, разучивая с малышами примитивные и, видимо, зряшные упражнения? Я никогда не говорю об этом даже с собой и делаю вид, что меня действительно волнует только будущее мировой магии.
Я медленно возвращаюсь в дом, прохожу темным коридором в свой закуток, закрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней спиной. В кабинете сумрачно – я всегда задергиваю штору, но аквариум светится изнутри. Я не свожу глаз с мелькающих за стеклом ярких рыбок. Колышутся, тянутся вверх водоросли. Они похожи на вялую траву...
Стоп!
Та-а-ак...
Нет, погоди. Не торопись. Только не торопись...
Телепатия. Телекинез. Ясновидение. Левитация.
Ни в одном перечне паранормальных умений магглов я не встречал способности влиять на развитие живых организмов.
Я посылаю к такому-то троллю свои сопливые сердечные страдания, потому что сердце уже колотится в режиме реальности, и мне некогда, некогда! Я врываюсь в Залу ураганом и шарю глазами, ища Стеффи.
– Где он, Хэтти? Майки, где твой брат?!
– Он ревет в спальне! Марша отобрала у него бантик.
– Почему? – машинально спрашиваю я.
– Она сказала, что он выпре... выпендривается.
Да ладно. С бантиками потом разберемся. Чушь эти бантики! Ведь я же сразу уцепился мыслями за гладиолусы! А потом отвлекся и забыл!
– Стефффффф!!
От моего вопля звенят стаканы на столах, приготовленные под молоко на ленч. С потолка облетают чешуйки побелки, а на веранде начинает надсадно тявкать наша собака Пушок.
Зареванный мальчишка показывается из-за занавески, за которой помещаются складные кроватки. Я подлетаю к нему и сгребаю в охапку.
– Хэтти! Я убегаю! Все потом! Кормите детей!
Мы долго едем в такси – проносимся сквозь весь город, потом через Челмсфорд, Брейнтри, Холстед, Сэдбери. Потом тянутся пустоши и редкие сады. Стеффи сидит рядом на плюшевом сидении и держит меня за руку. Я уже объяснил ему, куда мы мчимся – к настоящему волшебнику, честное слово!
Да, он всегда будет для меня волшебником. Я не умею применять к нему понятие Бывший.
Стеффи выслушал и задохнулся от восторга, а я тут же заметил в зеркальце вытаращенные глаза таксиста. Думает, что везет психа. Пусть думает. Стеффи нервничает и стискивает мои пальцы изо всех сил.
А я вспоминаю себя-первоклассника на пути в Хогвартс.
Мы подъезжаем к последнему на улице строению – некрашеные сырые доски стен, потемневшая черепичная крыша. Это уже Уикембрук. Все окна закрыты ставнями – значит, дома. У меня сразу сбивается сердце с ритма.
Я тащу за руку мальчишку, волнуясь, дергаю створку калитки, и в траву отлетает щеколда. А дверь и не заперта.
– Какого черта ты опять здесь делаешь?
Я перевожу дух. Я так бешено рад видеть его, что заранее согласен на все оскорбления.
– Приехал вот проверить, не сдохли вы тут еще...
Нормальный обмен приветствиями. В последний раз он выгнал меня буквально пинками.
Снейпа я вижу очень редко. Он далеко живет и... и вообще. Но он не меняется: унылое длинное лицо и запавшие глазки. Он все еще носит мантию – ту самую, старенькую, я помню ее по школе. На ребенка он смотрит безразлично, на меня – зло.
– Кого ты привел?
– Как ваш состав? – перебиваю я. Со времени Опустошения я здорово обнаглел с ним.
Я знаю, что он все время пробует обойтись без волшебных компонентов, заменяя их якобы аналогами. Откуда им взяться? Он их добывает, талантливо меняя структуру веществ на клеточном уровне – он научился работать с микроскопом и прочитал сотни монографий. Он бьется и бьется, пытаясь найти хоть крохотный шанс, что все накопленное алхимическим опытом столетий не ухнуло в дыру, откуда нет возврата. Но ничего не работает. Волшебная компонента отсутствует в нем самом.
И я, приезжая, застаю его в одной и той же позе – сгорбленного и уронившего руки. Он сидит с побитым видом и даже огрызается через силу. Я не могу этого выносить. Я всякий раз собираюсь сказать что-нибудь, что заставило бы его поднять голову. Я хочу сесть рядом и обнять его – и не делаю этого, несмотря на свою возросшую наглость. Думаю, он не сразу и шарахнулся бы. Он стал пассивен на взрывные реакции. Только все зря. Мне его не оживить. Ему не Поттер нужен, а волшебная компонента.
– Ноль на выходе, – неохотно отвечает он, и я отвожу взгляд. Он замолкает и сутулится еще больше. Потом, будто набравшись решимости, объясняет: – Все то же. Семя растет строго по законам природы, и это слишком медленно. Я не могу ускорить процесс. Кого ты привел?
– Вот он может, – я подталкиваю Стеффи, заставляя сделать два шажочка вперед. Снейп поднимает голову и меряет его взглядом. Мальчик отворачивается и жмется ко мне.
– Скучно без метлы, Поттер, а? Шутки разучиваешь?
– Да ну правда же!
Если он сейчас нас выгонит, я моментально распущу детей по домам, и пусть все катится к черту! Вместе со мной и моими самыми лучшими воспоминаниями, за которые я цепляюсь и цепляюсь потому, что мне ничего не светит вот здесь – в заросшей по углам паутиной каморке, где шипит неисправная электролампа, и Снейп молчит и смотрит перед собой с никаким выражением.
Мне его так жалко, что я пугаюсь и торопливо добавляю:
– Давайте проверим! Ну что вам стоит! Ничего ж не теряете!
И понимаю, что сморозил чушь: теряет – еще один грамм надежды, еще одну живую искорку. Сколько их в нем осталось? А сколько во мне самом?
Стеффи крутит головой, но покладисто идет со мной во двор. Мы останавливаемся возле круглой клумбы, утыканной астрами. Снейп подходит спустя секунду.
– Стеффи! – я сажусь перед мальчиком на корточки. – Вот, видишь, цветы? Заставь их, пожалуйста, доцвести и осыпаться. А то вот этот волшебный дядя не верит, что ты умеешь.
Снейп где-то за спиной хмыкает, но помалкивает.
– Все цветы? – неловко уточняет Стеффи.
– Давай сколько получится!
Я отхожу и смотрю на обоих со стороны. Маленький мальчик в джинсах и сутулый, носатый дядька в пыльной хламиде обмениваются взглядами. Потом Стеффи утыкается глазами в клумбу. Проходит минута в тишине, потом еще. И еще. Цветы не шелохнутся. Лепестки как торчали во все стороны фиолетовыми брызгами, так и торчат.
Стеффи сдается и с отчаянием оглядывается на меня. Ощущение провала настолько болезненно, что я никак не придумаю нужных слов. Да, это был предлог снова увидеть тебя... Да, я хотел тебя отвлечь или развлечь...
Снейп вдруг шумно выдыхает. Он совсем белый, а нос заострился и торчит как у покойника. Глаза горят.
– Поттер! – он возбужден, словно его клюнул пролетающий сниджер... хотя их, конечно, больше не существует. – Поттер! Ты понял, что это?!
– Н-нет...
– Болван! – почти радостно припечатывает он и вдруг хватает Стеффи за руку. – А ну пошли в дом, парень!
Я бегу за ними.
В своей захламленной посудой, книжками, какими-то журналами на ста языках кухне Снейп торопливо выставляет на стол пустые банки – четыре, одну за другой.
– А ну-ка! Увеличь ее в размерах!
Стеффи упирается ладонями в край стола и вперивается в ближайшую к нему банку, но ничего не происходит.
– Отлично! Еще раз! Наполни водой!
Снова ничего.
– Превосходно!
Если бы это был не Снейп, я бы дал голову на отсечение, что он едва не приплясывает. Но это Снейп! Он спятил или что?
– Еще раз, парень! Наполняй банки... чем хочешь!
– Что вы городите? – начинаю я – и затыкаюсь, прижавшись спиной к стенке. Все четыре банки вдруг оказываются полны молоком. У меня перехватывает дыхание.
– Что... Что происходит? – кричу я.
– Поттер! Магия никуда не делась! Она перешла в новое качество.
– Стеффи – он и правда волшебник? А я же думал... Он не смог с цветами, а потом эти банки... Ну я ничего не понимаю!
– Он смог, Поттер, и с цветами, и с банками. Полагаю, сможет с чем угодно и как угодно, когда научится.
– То есть... А почему цветы...
– ... потому что я не позволил. Как и банке вырасти в объеме и наполниться водой.
Вот это да! Вот это номер!
Я искал, искал, искал среди малышни. А Снейп и сам...
Я теряю способность связно рассуждать и просто спрашиваю:
– Но откуда? Может быть, со всех, кто добровольно отрекся, когда началось Опустошение?
– Да нет, так думать – это ребячество, – медленно говорит он, а глаза полыхают. – Но нам действительно мало известно о процессах, связанных со сменой эпох.
– Вы что... это только вы двое такие?
– Вряд ли. Найдутся и другие. Раз уж начали находиться. – Мы оба глядим на Стеффи, который ежится и несмело улыбается. – Не все сразу поймут. И не все смогут, полагаю. Кто-то испугается... или не поверит себе.
– Насколько, – я крупно переглатываю от сильной, сильнейшей обиды неизвестно на кого.
– Что?
– ... насколько это избирательно?
Снейп надолго задумывается.
– Трудно сказать, что вообще положено в основу. Я выставлю себя жизнерадостным кретином, если рискну предположить, что избирательность зависит от потенции... я о потенциальных возможностях применить полученную силу с далеко идущими целями, Поттер.
– Да понял я!
– Сколько через твою группу прошло детей?
– Всего – человек пятьдесят, наверное. – Я никогда толком и не считал их.
– Ну вот. Значит, приблизительно один из... десяти тысяч.
– Ничего себе выводы!
– Я делаю скидку на твою фатальную природную везучесть, – не моргнув глазом говорит он вполне серьезно. – Кому другому понадобилось бы раз в двести – если не больше – времени, чтобы вот так набрести на волшебника. А у тебя сразу двое! И я в твоем пансионе не состоял, заметь...
Везучесть... Он еще смеет смеяться! Почему я хотел как лучше, а сам в итоге уперся в стену? Да я бы отдал ему всю свою магию, если бы она была у меня, я готов пожертвовать ему почку, руку, ногу, голову, наконец, если это добро кому-нибудь может понадобиться. Но сейчас мне обидно, как глупому дошкольнику, которого лишили велосипеда. Сравнение подливает масла в огонь: у этого недотепистого Стеффи замаячило такое роскошное будущее и такой роскошный провожатый туда, а у меня не осталось ничего, ну вообще ничего. Только обморочная пустота в груди.
Я длинно смотрю на них обоих и ни слова не говоря выхожу в сад.
Оказывается, уже сумерки.
Перед крыльцом торчит корявая сосна. Снейп ее культивирует, подрезает веточки. Меня встряхивает от ненависти – нет, не к нему, а той ситуации, в которую я себя загнал. Устроить бы сейчас огромный волшебный прощальный костер. Но я даже коробок поджечь не в состоянии. “Инсендио, – шепчу я, стискивая кулаки в карманах. – Сгори же! Сгори, сука”.
Дерево поскрипывает от ветра.
Мне все надоело.
Я сажусь на крыльцо и привычно представляю в темнеющем воздухе стол и две скамейки по бокам. Без людей, ладно. Сколько можно мусолить одну и ту же мечту. Просто набор садовой мебели. Гладкая столешница. Салфетки, сухарница, чайник и чашки. Плед на скамейке. Я рисую воображением и не скуплюсь на детали. В какой-то момент видение делается таким отчетливым, что само подсказывает их. Я вижу рядом с чайником что-то блестящее. Что это? Я ничего такого не придумывал.
Я вскакиваю и нерешительно подхожу ближе. Стол стоит. Я трогаю его за краешек и отдергиваю руку. Влажная от росы доска. А блестит – это ложечки.
Я обхожу композицию по периметру и даже принюхиваюсь – пахнет сдобой. Из носика чайника поднимается пар.
Я отступаю и наталкиваюсь спиной на сосну. Потом ноги ослабевают, и я оседаю в траву.
Дверь в доме открывается.
– Поттер!
Я не могу встать. Я закрываю лицо ладонями и дрожу в ознобе. Он шагает ко мне по траве и дергает за плечо.
– Подымайся!
Я тупо подчиняюсь. Он хмурится на меня, он открывает рот и хочет что-то сказать и вдруг замечает стол.
– Ты! Это ты?! – Я не могу даже кивнуть. – Вот как.
– А дерево не загорелось, – информирую я заторможенно.
– Дерево не загорелось? Вот это дерево? Ноги оборву!
– Я не смог его подпалить...
– Не смог или не захотел?
Мы оба молчим.
– Ух ты! Чудеса! – подбегает Стеффи, который поразительно оживлен и совершенно не похож на того пришибленного мальчика, который хватался за меня в такси.
– Нет здесь никакого чуда! – ни с того ни с сего сердится Снейп. Соскучился по скандалу.
– А как это?
– Колдовство, утверждает “Общая Теория Магии”, – это не получение сокровищ из воздуха, – профессор дает первый урок хлопающему глазами “ученику” и знакомо морщится. – Сказок не бывает. Вокруг нас в объективной реальности все есть, понимаешь? Все что надо. Но этого никто не видит.
– Почему?
– Потому что незачем. Можно годами обходиться без чего-то, что становится вдруг однажды необходимым.
- Или кого-то, - бормочу я.
– Вам, значит, этот стол был не нужен.
– Вот именно! – Снейп начинает выходить из себя. – Ни на кой черт не нужен!
– А теперь стал необходим, и мистер Гарри его достал... сделал реальным?
– Потрясающая наблюдательность.
– Знаете что? – у меня прорезается голос. Я дрожащими пальцами снимаю, протираю майкой и снова надеваю очки. – Знаете что? Давайте тогда чаю попьем, а? Жрать охота же!
Стеффи, не обращая больше на нас внимания, забирается на скамейку и тянется к тарелке с печеньем.
А Снейп все стоит, опустив руки, и я стою тоже. Меня же только что шарахнуло как молнией.
– Магия заразна, Поттер! – Я готов поклясться на Библии Молли Уизли, что это попытка шутить.
– Хотите сказать, мы от мальчика подцепили? – бормочу я лишь бы что-нибудь ответить.
– Мальчик... Мальчик – это не причина, а следствие, – не очень понятно говорит он.
– Значит, трое? Начнем все с нуля?
– Пока. Пока трое, – он внимательно смотрит на меня.
И я смотрю в очень темные, похожие на засевших под бровями жуков, глаза. Смотрю и вижу в них все, чего я так хотел и ради чего четыре месяца назад завелся с идеей поиска, а сегодня приперся с пацаненком подмышкой, подгоняемый безумной надеждой. Я просто смотрю, не наколдовывая никаких сказок, и добываю из объективной реальности то, что там есть, но спрятано. И пусть отправляются к чертям все “Общие Теории Магии”, если это не чудо.
