Зельевары

Кухню Гарри терпеть не мог — слишком часто здесь накрывало болезненными воспоминаниями. Сириус смеется, поднимая бокал с золотистым вином, Люпин улыбается в ответ, от его глаз разбегаются мелкие морщинки, Тонкс, неудачно, (а может быть, и нарочно) взмахнув локтем, обрушивает на пол гору медной посуды, Фред с хохотом аппарирует от окна к двери и обратно. Здесь все было точно так же, как и четыре года назад, и порой казалось, что вот-вот распахнется дверь, и войдет миссис Уизли, чтобы выставить Гарри из кухни перед началом собрания.

С гостями кухня выглядела не такой мрачной, но появлялись они здесь редко. Оставаясь же в одиночестве, Гарри предпочитал есть у себя в комнате или в гостиной, а если перекусывал в перерывах, то быстро делал бутерброд и с кружкой кофе или чая уходил наверх. Теперь, напротив, он обнаруживал себя в кухне все чаще и чаще: непременно находились какие-нибудь дела, которые почему-то не мог сделать Кричер, и вообще здесь было куда теплее, чем во всем доме, и самый лучший вид на улицу, и так далее, и тому подобное, и…

В соседний коридор он заглядывал утром и вечером, смотрел на безжизненное, все равно что мертвое, тело на кушетке, выслушивал дежурный отчет очередной сиделки, стараясь не морщиться от меда в ее голосе, и уходил. Потом встречал в гостиной растрепанного Сметвика и ждал его возвращения, чтобы проводить обратно в камин.

«Пока я ничего не могу сообщить вам, Гарри», — эта фраза звучала здесь изо дня в день, металась между кремовыми стенами, словно птица в поисках выхода, и, не найдя его, погибала, оседала могильным камнем где-то в желудке. Малфоя он за все это время не слышал и не видел, и единственный, кто заговорил о нем, это Рон, навестивший Гарри в середине третьего дня и сгоравший от любопытства.

Не видел и не слышал наяву. Впрочем, может быть, и это было лишь игрой воображения, но Гарри просыпался с твердой мыслью, что Малфой ему снился. Вот только он никак не мог вспомнить, что именно переживал во сне. «Наверняка какая-нибудь гадость», — говорил он себе, но чувствовал, что этому утверждению отчего-то не хватает уверенности. Должно быть, он просто устал. А, может, началась та самая депрессия, которая, как он читал, бывает после бурных событий. В последние месяцы Гарри вообще читал очень много, гораздо больше, чем в предыдущие годы и даже в маггловской школе, когда библиотека была единственным местом, где Дадли не мог его избить.

Так что на пятый день, в очередной раз отловив себя в кухне, Гарри сказал решительное: «Хватит!» Как жил Снейп без его опеки столько лет, так и теперь — либо выздоровеет, либо умрет, и нечего ходить вокруг.

В библиотеке было темно, хоть глаз выколи, и резко пахло дезинфекционным зельем, которым он на прошлой неделе травил книжных жучков. Свечи, должно быть, от осевшего зелья, загорались не сразу, а некоторые тут же гасли и их приходилось зажигать снова. Еще несколько минут Гарри потратил на то, чтобы обойти все стеллажи и убедиться, что новых следов жучков нигде не видно. Все, казалось, было в порядке, но, когда он вспомнил, что обещал Гермионе поискать очередную книгу по истории домовых эльфов и вернулся к полкам, то краем глаза заметил в дальнем углу яркое белое мерцания. Что-то, похожее на плавающие островки. Следы жучков выглядели совсем иначе — как осыпающиеся с полок хлопья. Кроме того, их цвет различался, потому что зависел от конкретно проеденной книги. Вряд ли здесь, в библиотеке, где самая современная книга датировалась годом так семидесятым, мог заваляться пергамент такого ослепительного белого цвета.

Гарри осторожно приблизился к полкам в углу. Мерцание исчезло. Он погасил Люмос и ближайшие свечи — безрезультатно. Погрузил в полную тьму всю библиотеку — никакого эффекта. Вспомнив недавно прочитанную книгу по заклинаниям, Гарри вновь поднял палочку, очертил чуть дрожащим концом область поиска и вывел определяющие чары. Ничего нового, кроме сохраняющих и охранных чар библиотеки. Он снова запалил все ближайшие свечи и в недоумении опустился в кресло, стоявшее в самом углу между двумя книжными шкафами. За стеклом на полках не было томов — здесь, в закрытых глиняных сосудах хранились древние свитки. Взгляд Гарри зацепился за один сосуд, выдвинутый чуть вперед. Он похолодел. В библиотеке явно кто-то побывал. За день до прибытия Малфоя перед распылением зелья, умаявшись после чистки полок, он точно также сидел в этом кресле, и смотрел в тот же шкаф. И тогда, он помнил, сосуды стояли точно в ряд. Гарри потянул было дверцу на себя, выругался, потянул снова, потом опомнился и произнес соответствующее заклинание. Та отворилась бесшумно — как если бы ее хорошо смазали.

Он взял в руки сосуд, не отличавшийся от всех прочих, такой же старый и, казалось, готовый рассыпаться прямо в руках, произнес формулу консервирующих чар и открыл крышку. Внутри, из сухого песка, торчал кончик толстой палки. Гарри потянул за нее и вытащил легкий папирусный свиток с неровными изношенными краями, исписанный только с одной, внутренней, стороны.

Поставив кувшин обратно на полку, Гарри прибавил света, сел обратно в кресло и развернул свиток… И застыл.

Текста на папирусе практически не было. Единственный абзац, на самом верху свитка, был написан по-гречески, а под ним… под ним были рисунки — черные, красные и желтые контуры –обнаженных и полуобнаженных мужчин и юношей в самых непристойных позах, какие только можно было вообразить. Со всеми подробностями, с ясно выделенными членами и губами, которые захватывали эти члены. Пока Гарри в изумлении таращился на них, контуры, как и положено магическим рисункам, ожили и задвигались — одни томно выгибались, сплетаясь в объятиях, другие нежно и страстно целовались, третьи трахали друг друга жестоко и безжалостно, словно стремясь выбить за пределы отведенной им картинки.

От мельтешения черного, красного и желтого зарябило в глазах. А еще — стремительно потяжелело в паху. Гарри попытался свернуть папирус, но руки не слушались, и свиток, слегка размотавшись, упал на пол. В ту же секунду снизу послышался слабый стон, как будто папирус протестовал против подобного обращения, и перед глазами Гарри появились юноша и мужчина, каждый — высотой с его ладонь.

В отличие от рисунков в свитке, эти двое были абсолютно плотными и такими реальными, будто кто-то взял и уменьшил настоящих людей. На лице юноши, чьи растрепанные кудри напоминали прическу самого Гарри, играл румянец, он застенчиво улыбался, в то время как мужчина с явным сознанием превосходства тянул его руку к себе и поглаживал ее другой рукой. Мельком взглянув на Гарри, они сосредоточились друг на друге и несколько мгновений оставались в тех же позах, затем юноша, по-видимому, сдался, и оказался в объятиях старшего. Тот стал покрывать поцелуями его лицо, волосы и шею. Младший отвечал тихими стонами и льнул к любовнику еще сильнее.

Гарри вдруг почувствовал нетерпение. Черт возьми, если уж его заставили смотреть этот спектакль, то он хочет большего! И в следующую секунду фигурки взглянули на него, и переменили позицию — юноша оказался спиной к мужчине, а перед ним появилось нечто вроде широкой скамьи, покрытой бархатом. Юноша поставил левую ногу на скамью, и отвел правую в сторону так далеко, как только мог. Мужчина издал одобрительный возглас и легко шлепнул его по ягодице. Юноша застонал протяжно и призывно, и мужчина не стал медлить — поднес свой член к крошечной, но ясно видимой дырочке между его ягодиц, и начал вставлять. Член протискивался с трудом, младший вскрикивал, судя по всему, от боли, было видно, как пот течет по красивой загорелой спине. Вскрикивал и подавался назад, подчиняясь уверенным, сильным рукам, притягивающим его к себе.

И Гарри не мог оторвать взгляда от фигурок, от точки их соединения. А стоны и крики любовников, казалось, заставляли отзываться, изнывать в ожидании все его тело. Но его собственные руки уже расстегнули джинсы, и пальцы наконец добрались до ноющего члена. Оргазм накрыл почти сразу, ослепляющий, оглушающий, такой мощный, какого он не испытывал даже в свои первые разы тайной дрочки в спальне Гриффиндора. Даже тогда, когда листал журналы с голыми красотками, привезенными Дином Симусу после каникул пятого курса.

Несколько минут Гарри сидел ошеломленный, опустошенный, тщетно силясь удержать слезы, вырывавшиеся из-под плотно сжатых век. Потом разлепил глаза и не слишком понимающим взглядом обвел пустую библиотеку. Все было тихо. Папирус валялся на полу. В подсвечниках под потолком горели свечи.

Он поднялся, очистил себя заклинанием и принялся застегивать джинсы. Ноги дрожали, и руки тоже отказывались слушаться — казалось, пальцы никогда не смогут удержать ремень. Наконец, ему кое-как удалось привести себя в порядок. Гарри наклонился, поднимая злополучный папирус, и похолодел: за его спиной послышались шаги. Развернувшись, он одновременно схватил палочку, все еще лежавшую на кресле, и… столкнулся нос к носу с Люциусом Малфоем.