После укуса Нагини, умирающего Снейпа приволокли в Больничное Крыло.
Поппи:
- К сожалению, Гарри, Профессору Снейпу осталось жить один час.
Гарри:
- Ничего, Поппи, я потерплю... я семь лет ждал.
Мадам Помфри нашла Гермиону все еще плачущей и взволнованной. Проверив пульс, Поппи настояла, чтобы ее пациентка приняла успокоительное зелье. Она по прежнему не слишком хорошо выглядела, хотя не столько из-за распухших глаз и покрытого пятнами лица, сколько из-за бледности и опустошенного взгляда.
- Может мне позвать Северуса, - решилась спросить мадам Помфри.
- Нет, спасибо, я хотела бы немного побыть одна.
Помфри кивнула. – Это вполне понятно. И ты можешь быть уверена, что твое желание будет исполнено, потому что я переведу тебя в отдельную комнату. Сегодня будет квиддич, и тебе вряд ли захочется оказаться в одной палате с кучей возбужденных подростков, получивших травмы во время матча.
- Да, конечно. Отдельная комната – это замечательно.
Гермиона была бережно левитирована в маленькую комнату слева от кабинета мадам Помфри, в которую можно было попасть только через кабинет. Если бы не белое постельное белье, бывшее исключением из обычаев Хогварца, в котором все от штор до наволочек было в цветах колледжей, ничего в этой комнате не напоминало бы больничную палату. Она располагалась с угла Башни Эскулапа и поэтому была очень хорошо освещена. Кроме двух больших стрельчатых окон в ней был еще и эркер, из которого можно было с головокружительной высоты любоваться всей территорией замка от Запретного леса до озера.
Гермиона никогда не была в этой части госпиталя, но теперь она поняла, что Башня Эскулапа была одним из старейших сооружений замка, к которому несколько столетий пристраивали все новые и новые части, легко опознаваемые по своим стилям. Стрельчатые окна и камин, такой огромный, что в нем можно было жарить целую тушу быка, явно появились сразу после эпохи Четырех Основателей. Особенно Гермиону очаровал камин. Башня явно всегда использовалась в медицинских целях, потому что облицовка камина – не мраморная, как в более современных частях замка, а из материала, который Гермиона посчитала гранитом – была украшена иллюстрациями к мифам об Эскулапе.
Там была его мать Коронида, сгорающая от любви к Аполлону, бросившему ее за неверность. Аполлон, вырывающий нерожденного ребенка из чрева умирающей матери. Снова Аполлон, отдающий ребенка кентавру Хирону, чтобы тот обучил его искусству врачевания. Богиня – по предположению Гермионы это была Афина, потому что на ее плече сидела сова – протягивающая юному Эскулапу какую-то маленькую бутылочку. Целитель, вливающий лекарство в рот умирающему, которого это возвращало к жизни. Зевс, отец богов, поражающий Целителя ударом молнии. И наконец, превращение Эскулапа в созвездие.
Изображения двигались, а между ними, не привязанные к конкретному эпизоду, скользили змейки, то переползая от сцены к сцене, то обвиваясь вокруг посохов Целителей.
Гермиона стояла, с восторгом разглядывая рисунки, пока мадам Помфри не заставила ее лечь в кровать. Она вдруг поняла, что очень устала, и рада тишине и покою, который обеспечивала отдельная комната.
К счастью, следующие посетители оказались более приятными – МакГонагалл зашла на несколько минут и Дамблдор заглянул, чтобы попрощаться перед тем, как вернуться домой.
В полдень появился Сириус, чтобы выпить с ней чаю. Он старался развеселить Гермиону, но она чувствовала, что ему самому не особенно весело, хотя он старался спрятать свое настроение за обычным жизнерадостным поведением. Во время паузы в разговоре, когда Сириус наливал ей еще одну чашку чая и намазывал немного взбитых сливок на ее булочку, она внимательно рассмотрела его и заметила слегка покрасневшие глаза.
- Сириус? - тихо окликнула она. Он посмотрел на нее, все еще не выпуская из руки чайник, из которого собирался налить себе чай. – Что у тебя случилось? Скажи честно. Ты не очень-то хорошо выглядишь.
Чайник довольно резко приземлился на столик. – Ничего, - ответил он, явно не желая объясняться. – Просто был трудный день. Последний урок у седьмого класса Рэйвенкло , и должен сказать тебе, с ними весьма трудно справиться. Умные они все слишком, особенно Боб…
- Сириус, я задала вопрос и хотела бы получить на него честный ответ. Все дело в Гарри, правда? – Сириус начал очень заинтересованно изучать содержимое своей чашки. – Ты же знаешь, что мне можно рассказать все.
- Ты не здорова, Миона, И я не должен донимать тебя всякой ерундой…
- Мистер Блэк, если вы будете продолжать в том же духе, я рассержусь и очень расстроюсь, а ведь мне нельзя волноваться. Спроси мадам Помфри, она подтвердит.
- Да просто… Знаешь, это не должно было меня расстроить. Я должен был уже привыкнуть. Подумаешь, какой гром среди ясного неба… несколько лет одно и то же. – Несмотря на эти слова, голос Сириуса был подозрительно хриплым. Гермиона взяла его за руку. – Не надо, Миона, ты отнимаешь у меня остатки самообладания. – Его глаза еще больше заблестели.
- Сириус, я же была там. Я видела, как он с тобой обошелся. Да ради всего святого, ты что, действительно думаешь, что я не заметила, как это тебя расстроило? Он достаточно часто обижал меня, и я представляю, что он мог сделать с тобой! Это хуже любых оскорблений. Я хорошо понимаю… - ее голос оборвался.
Некоторое время они сидели молча, потом Сириус снова заговорил. – Я знаю, что буду выглядеть полным идиотом, но я хочу извиниться перед тобой.
- За что? – удивленно спросила она.
- За то, что все это время я недооценивал тебя. Я всегда видел одного только Гарри. Ты… просто была рядом. Да, конечно, ты мне нравилась, но я никогда не задумывался о том, кто ты на самом деле. Подруга Гарри, да, потом его жена, но я никогда не думал о тебе как о Гермионе. Это моя большая ошибка и я о ней сожалею. Мы могли быть друзьями.
- Я думаю это все еще возможно. Мы легко можем наверстать упущенное.
- Да, конечно. Только ты можешь неверно понять мои намерения.
Она рассмеялась. – Ох, Сириус! Мне прекрасно известна твоя репутация. Но это не значит, что мы не можем быть друзьями. У тебя масса других возможностей, так что я думаю, ты сможешь отказаться от…
- Нет, нет! – перебил он. – Извини, но я не это имел в виду. Я хотел сказать, что ты можешь… ну, подумать, что для меня это… что-то вроде временной замены. Так получилось, что эти два события произошли почти одновременно: Я потерял Гарри, но нашел тебя.
- Не будь идиотом, - решительно сказала она. – Я никогда ничего подобного не подумаю. Ты не такой человек. И вот еще что я хочу сказать: примерно то же самое произошло и со мной. Почему ты думаешь, что мне не нужен друг? Если ты посмотришь повнимательнее, ты заметишь, что я так же одинока, как и ты…
- О, ну у тебя есть Северус, - снова перебил он.
- Во-первых, у меня его пока нет, - она перечисляла, загибая пальцы. - Во-вторых, он тоже твой друг. В-третьих, может быть в один прекрасный день он станет моим любовником, но это не то же самое, что друг. Нет, нет, Сириус. Я уверена, что это наша судьба. И он нее никуда не денешься.
Через полчаса после ухода Сириуса, в дверь постучал Снейп. Он выглядел ужасно виновато.
- Ежик, извини, что я тебя бросил так надолго. Но заявился Бауман – ты, наверное, знаешь, он член Совета Попечителей – а его так просто не выставишь, тем более у него было несколько очень интересных идей по финансированию школы. Я еще не разу в жизни не встречался с такой тяжелой формой словесного поноса – можешь себе представить, даже мой сарказм не смог его остановить. Ну и, конечно же, он застрял настолько, что было невозможно не пригласить его на ланч, а потом был квиддич, Слизерин против Хаффлпаффа, так что я просто обязан был…
Когда, наконец, этот полный раскаяния монолог закончился, Гермиона рассмеялась. – Северус, все в порядке. Мне тут хорошо, Сириус недавно пил со мной чай. Не беспокойся.
Он с сомнением посмотрел на нее. – Это какая-то женская хитрость? Ты уверена, что я не должен вернуться к себе, переодеться во власяницу и слегка посыпать голову пеплом?
- Нет, я говорила совершенно искренне. Не нужно ни пепла, ни самобичевания. А вот о власянице я еще подумаю, наверное, ты бы очень сексуально в ней выглядел.
Он сел кровать. – Лучше расскажи мне о разговоре с Поттером.
Она коротко описала ему всю сцену. Рассказ заставил Снейпа помрачнеть.- Я готов убить эту чертову Вритер, - процедил он сквозь стиснутые зубы.
— Северус, когда нужно переложить на кого-нибудь свою вину, тебе это удается так же хорошо, как Гарри — увертываться от бладжеров. Вритер или не Вритер, факт остается фактом – какими бы благими не были мои намерения, я была не слишком лояльна по отношению к Гарри, и совершенно не страдаю от угрызений совести. Учти к тому же, что я не рассказывала ему ни о нашей путанице с именами, ни об эпизоде в Милане. У него есть все основания сердиться. Если бы мы ничего не натворили, Вритер было бы нечего рассказать Гарри.
Он нахмурился. - Гермиона, ты превращаешься в ангела. На тебя так повлияло то, что ты была на пороге смерти. В таком случае, я должен оберегать тебя от повторения подобного опыта, а то это будет уже слишком… не люблю слова «невыносимо».
- Настроение у меня абсолютно не ангельское. Но давай сменим тему. Поговорим о Греческой мифологии. Расскажи мне, что за легенды изображены на камине. Я догадываюсь, что речь идет об Эскулапе, но узнаю не все эпизоды. Это Афина Паллада? А что она ему протягивает? Похоже на бутылочку…
- Ты хочешь сказать, что ты не знаешь величайшую из загадок истории магического мира? Загадочного мифа о Глотке Жизни. Неужели Биннс... я так и думал, что ты проспала большинство его лекций.
- Я никогда не спала на уроках Биннса, - язвительно ответила она, - я всегда делала на них домашнюю работу. Но должна признать, что не имею ни малейшего представления об этом мифе.
- Если хочешь, могу рассказать тебе об этом за обедом. Я спросил Поппи, и она разрешила нам пообедать в моих комнатах, при условии, что ты будешь хорошо себя чувствовать. Так как?
- Думаю, да. Только вот обедать с тобой в этом белом кошмаре – это не то, что я представляю себе, думая об обеде вдвоем.
- Могу я об этом позаботиться? - он преобразовал белую льняную ночную рубашку простого покроя в красивую светло голубую сорочку с халатом. – А теперь пойдем. Кстати, сегодня министр прислал сюда твою палочку вместе с нашими. Так что я смогу отдать ее, она в моем кабинете. Что случилось? – Она смотрела на него, подняв брови. – Ах да, конечно! – Белые носки превратились в тапочки, тоже светло-голубые. – Готова? Замечательно. Я пойду первый, чтобы поймать тебя, если ты споткнешься.
Она взяла щепотку дымолетного порошка из протянутой Снейпом банки, и после того, как он исчез, произнеся «Комнаты Директора», она повторила процедуру. Гермиона никак не могла привыкнуть к перемещениям с помощью дымолетного порошка – может быть, для этого надо было путешествовать так всю жизнь, с самого раннего детства, подумала она – а сейчас, когда она все еще чувствовала слабость в коленях, было еще хуже. Поэтому Гермиона была очень благодарна за то, что Снейп уже ждал ее и ловко подхватил, когда она вывалилась из камина. Атлас ее халата был очень тонким, и его руки оказались намного ближе к коже, чем в первые два раза – бархат платья, которое было на ней в Милане, был довольно плотным, а в последний раз у него в доме она была в мантии.
Очевидно, он подумал о том же, потому что удерживал ее намного дольше, чем это было необходимо для того, чтобы просто помочь восстановить равновесие. На самом деле, движения его правой руки, поглаживающей ее спину, могли только вывести ее из равновесия. Когда Северус поцеловал ее, Гермиона была благодарна за то, что второй рукой он все еще продолжал крепко ее поддерживать.
- Будем обедать? – спросил он, когда им пришлось оторваться друг от друга из-за нехватки воздуха.
Она кивнула, улыбнувшись, и оглядела большую полукруглую комнату с четырьмя окнами, сейчас занавешенными тяжелыми темно зелеными шторами, которые разделяли изогнутую стену на равные промежутки. Между ними, прямо в центре стены, висела картина, немедленно привлекшая ее внимание. Это был портрет загадочно улыбающейся черноволосой женщины, время от времени отбрасывающей назад за правое ухо длинную прядь волнистых волос и снова продолжающую спокойно смотреть на наблюдателя.
- Это…это же…, - запинаясь, начала Гермиона.
- Да, Мона Лиза. Магическая, и как мне кажется, лучшая версия. Она несколько сот лет принадлежит нашей семье – Леонардо предок одной из моих бабушек. –Он с улыбкой наблюдал, как она подходит к портрету, останавливается и восхищенно смотрит на него. – Правда она не разговаривает и не может покидать свою картину. Во времена Леонардо еще не было открыто зелье Movipictura, это именно он открыл первоначальный вариант и экспериментировал с добавлением его в краски.
Удивленный, недоверчивый и сосредоточенный взгляд повернувшейся к нему Гермионы, явно пытающейся сформулировать какой-то вопрос, заставил его сердце сжаться от нежности, и он быстро подошел к ней и снова обнял. Гермиона отстранилась, и он не стал ее удерживать, улыбаясь знакомому выражению ее лица, которое он видел много лет назад, когда она размышляла над каким-нибудь запутанным рецептом зелья.
- Хотя мне совершенно не понятно, - пробормотала она, обращаясь не столько к Снейпу, сколько к самой себе. – Это не особенно сложное зелье, а Леонардо был могущественным колдуном и великим ученым, так почему…
- Становится совершенно ясно, Ежик, что ты частенько была невнимательна на Гербологии, - насмешливо сообщил Северус. – В противном случае ты бы помнила, что главным ингредиентом зелья является Velliconium Barbaricum, который произрастает в Северной Америке, а в Европу был завезен только в шестнадцатом столетии. Леонардо был вынужден использовать мандрагору, но она дает очень ограниченный эффект. – Не успели эти слова вырваться у него изо рта, как он уже пожалел, что не сможет вернуть их назад. Как он мог быть таким неосторожным? Точнее, бестактным. Жестоким. Он же прекрасно знает – Гермиона сама несколько раз об этом говорила – как она жалеет, что бросила науку. А он, бесчувственный идиот, не придумал ничего лучше, чем сыпать соль на рану при первой же подвернувшейся возможности.
Ей казалось, что вечер будет замечательным. То, как он преобразовал ее нелепую ночную рубашку, и поцелуй после прибытия в его комнату не обманули ожиданий. Не было никакого смысла упрекать ее за то, что она не помнила про это растение. Но она решила сохранять мир, ответив только. – Да, конечно, я совершенно забыла. Так все же, почему он написал два портрета?
- Потому, что изображенная на них женщина не была ведьмой. Так что обычная версия оказалась у нее, а эту он оставил себе.
Она кивнула, по-видимому удовлетворенная ответом, и вместе с ним пошла к столу. – До тебя эти комнаты занимал Дамблдор? – поинтересовалась она, усаживаясь на поданный им стул.
Северус был рад сменить тему. – Да, эти комнаты со времени основания Хогварца принадлежали Директору школы. Конечно, каждый новый хозяин что-нибудь меняет, особенно в цвете обстановки, но в основном все остается таким же. Кабинет этажом ниже. Конечно, некоторое время приходится привыкать к круглым комнатам.
Гермиона поняла, что она очень проголодалась. Со вчерашнего завтрака она съела только тост и кусочек лепешки, который Сириус буквально насильно затолкал в нее. Когда она попросила вторую порцию консоме (которая мгновенно появилась в ее тарелке), Северус сказал. – Кажется, ты выздоравливаешь. Очень приятно это видеть.
- Она кивнула. – Да, то, что хочется есть – это всегда хороший знак. Ну так расскажи мне об этом зелье. Мне очень интересно узнать побольше.
- О каком зелье? О Movipictura?
- Нет, о том зелье из мифа, которое Афина протягивает Эскулапу. Почему оно называется Глоток Жизни?
Он очень надеялся, что Гермиона об этом забыла. Эта история возвращала его к очень неприятным воспоминаниям, которые он предпочитал запрятать глубоко в памяти, причем настолько глубоко, чтобы они не смогли подняться и потревожить его сны. Черт побери, как ее угораздило сначала спросить об этом, а потом повторить свой вопрос? Нет, поправил он себя, это его как-то угораздило ответить, что это величайшая загадка истории. Порисоваться захотелось.
- Зелье называется Глоток Жизни, потому что оно якобы способно воскрешать людей. Хотя это легенда, дошедшая до нас только из одного источника.
- И какого же? – спросила Гермиона, изучая появившееся на ее тарелке фрикасе из курицы с рисом и овощами.
- Аполлодорус, - ответил Снейп. – И должен отметить, что это один из авторов, заслуживающих доверия. Ты любишь курицу? Я подумал, что это достаточно легкая пища. Может стакан вина?
Она кивнула и быстро проглотила кусочек курицы, чтобы задать очередной вопрос. – И о чем же писал Аполлодорус?
Снейп вздохнул. Конечно, она заинтересовалась, и теперь ни за что не даст отвлечь себя от этой темы. - Ладно, если отбросить обычные для мифов преувеличения и всякие малоинтересные подробности, то согласно легенде Афина дала Эскулапу зелье, главной частью которого была кровь Медузы Горгоны. Надо отметить, - он взмахнул вилкой, - что кровь Медузы была весьма коварным веществом. В зависимости того, с какой стороны ее тела брали эту кровь, с левой или с правой, она могла быть либо смертельным ядом, либо лекарством, способным вернуть к жизни.
Гермиона сделала маленький глоток вина, обдумывая информацию. – Тут есть маленькая проблема, тебе не кажется, - наконец сказала она. – Какая сторона считается левой? Я имею в виду, левая, если стоять к Медузе лицом, или если стоять за ее спиной? Если стоять к ней лицом, превратишься в камень… так что остается только второй вариант, но тогда…
- Вот именно, - кивнул он, снова наливая себе вина. – Это только одна из многих проблем. Споры о том, можно ли взять у Медузы кровь, когда она умрет, или необходимо, чтобы она была жива в этот момент, обсуждение того, какая из правых сторон правильная – извини за неуклюжее выражение… Где бы не поднимался этот вопрос, он вызывает расхождения во взглядах, и даже наиболее уважаемые специалисты по зельям не удерживались от отчаянных споров, вплоть до швыряния друг в друга книгами прямо на международной конференции.
- Извини, но ты ничего не пропустил? Судя по твоему рассказу, это должно быть проблемой историков, а не специалистов по зельям. Единственная Медуза, о которой упоминалось в мифах, была убита Персеем, не так ли?
‘Приплыли’, – подумал он, - ‘Браво, Северус, ты снова наговорил лишнего, и теперь попался к ней на вилку как вот этот кусок морковки и будешь съеден». — Да, в основном все так и было. Но когда Медуза была убита, из ее мертвого тела вышли два ее сына – Хрисаор и Пегас.
- Хрисаор? Я не помню, чтобы я когда-нибудь слышала…
- Хрисаор был гигантом, - перебил ее Снейп, неожиданно изменившимся голосом. И тут ему представилось удовольствие – точнее, это можно бы было назвать удовольствием при других обстоятельствах – наблюдать, как все части этой загадки становятся в голове у Гермионы по своим местам.
- Так вот почему Волдеморт…
- Да, - оборвал ее Снейп. – Вот почему Волдеморт. Совершенно верно. Мы просто никогда не делали этого вовремя. Но возможность была. Точнее, есть, - уточнил он.
- Но Северус, это же замечательно! Ты только подумай о возможностях! Это же, ох, это же просто… - Она бросила нож и вилку на скатерть, забыв и о соусе, который забрызгал ослепительно белую материю, и о кусочке моркови, который медленно покатился по столу к Северусу. Он поймал морковку, и вернул ее на Гермионину тарелку.
- И что же, скажи на милость, кажется тебе столь замечательным? Жертвы, вернувшиеся к жизни и преследующие своих убийц? Самоубийцы, возвращенные к жизни, и пытающиеся покончить с собой снова? Люди, воскрешенные потому, что наследники не согласны с их завещаниями? Гермиона! Это глупость и богохульство, это преступление против самой жизни!
- А невинные жертвы преступлений или стихийных бедствий? Что, если бы завтра меня убили? Захотел бы ты достать такое зелье и вернуть меня?
- Нет, - медленно ответил он, причем было заметно, как он борется сам с собой, - нет, в любом случае, это было бы неправильно. Может быть, если бы это зелье существовало, я не смог бы им не воспользоваться, но поверь мне, это было бы ошибкой. Мы не можем и не должны играть с судьбой…
- Теперь ты говоришь совсем как Трелани, - резко перебила Гермиона. – Речь не о том, чтобы вмешиваться в судьбу, а о том, чтобы исправлять ошибки. Конечно, для тебя это щекотливый вопрос…
- Этого, - ледяным тоном прервал он, - совершенно не стоило говорить, Гермиона.
Конечно же, он прав, подумала она. Это было совершенно бестактно и абсолютно не касалось их спора. Если бы только… — А зачем надо было…говорить так свысока! Ты умнее, ты старше, ты, черт побери, все знаешь! Хорошо, ты считаешь, что нельзя вмешиваться в судьбу, это твоя точка зрения. Но зачем надо было заявлять, что ты не стал бы использовать это зелье… — она заплакала.
Вздохнув, он поднялся, обошел стол и опустился на колени рядом с ее стулом. – Гермиона, - мягко сказал он, пытаясь убрать ее руки от лица, - Гермиона, посмотри на меня. Пожалуйста, Ежик! – Она неохотно позволила ему взять ее за руки и посмотрела на него. – Вот так лучше. На, вытри нос, и выслушай меня…
- Нет, сказала она, отчаянно качая головой. – Извини, я не должна была говорить…
- Я просил меня выслушать. Я не хочу начинать сначала, потому что это вызывает слишком много тяжелых воспоминаний. Я не хочу обсуждать это, и не буду, потому что могу рассердиться, и выместить раздражение на тебе. Предлагаю продолжить обед и оставить разговоры о Глотке Жизни на следующий раз, когда ты будешь не настолько слаба, а меня не застанет врасплох выбор темы.
Он планировал очень легкий поцелуй, но процесс совершенно вышел из-под его контроля. Вернувшись в кресло, он поднял бокал и сказал, усмехаясь. – Я начинаю понимать, почему считается, что влюбленные ссорятся только для того, чтобы потом помириться.