Пигмалион

— Где ты была?
Гермиона ойкнула. Вернувшись в поместье, она не ожидала кого-нибудь встретить, и уж определено не Гарри. Он должен был спать, ради Бога, у него же был такой трудный день — поэтому она и выбрала эту дату для встречи с Северусом.
— Боже, Гарри, как ты меня напугал! Я была с Сириусом, ты же знаешь! И вообще, почему ты меня ждешь?
— С Сириусом! И где же вы были? Когда в полночь ты все еще не вернулась, я попросил Денниса проверить все рестораны. Тебя нигде не было!
Итак, он не нашел Сириуса. Северус попросил его временно заблокировать камин, но никогда нельзя быть уверенным… — Все рестораны? Правда? — насмешливо переспросила она. — Даже с помощью магии нельзя сделать это так быстро!
Она видела, как в нем росло бешенство.
— Ты прекрасно поняла, что я имею в виду, Гермиона! Я проверил все волшебные рестораны в Лондоне. И тебя нигде не было! Так будь любезна ответить на мой вопрос: где ты была?
Решив пока не отвечать на его вопрос, она уточнила. — В полночь, говоришь? И с каких это пор существует правило, что я должна возвращаться домой к полуночи? Я взрослая женщина, Гарри, и не должна укладываться спать по часам!
Когда он подошел ближе, Гермиона увидела, что он уже переоделся в пижаму и халат. Раньше она этого не заметила. И он был босиком. Эта привычка сохранилась у него со школьных лет, и он не отступал от нее, позволяя себе это единственное нарушение этикета. Может быть, так он пытался бороться с правилами? Или это была отчаянная попытка оставаться молодым, хотя на самом деле он был даже старше, чем можно было предположить по его мальчишескому лицу. До того, как она встретила Северуса и влюбилась в него, вид босоногого мужа, всемогущего министра Поттера, смягчил бы ее гнев. Но сейчас это вызвало в ней абсолютно противоположные чувства.
Гарри стоял так близко к ней, что она могла видеть, как он дрожит от ярости. На мгновение она даже подумала, что он собирается ее ударить.
— Я знаю, что ты взрослая. Мы одногодки, ты не забыла? И я уверен, что ты понимаешь, что речь идет совсем не о правилах поведения. А о том, что моя жена возвращается домой в… — он посмотрел на часы, — …половине третьего утра. После того, как провела вечер с человеком, который даже не проводил ее домой!
Если до этого Гермиона могла сдержаться, то последняя фраза переполнила чашу ее терпения. Если бы Гарри говорил о ревности, или беспокоился, что с ней что-то могло случиться, она бы просто оставила его без ответа. Но он волновался только о рамках приличия, и она вскипела от ярости.
— Милый мой, — язвительно промурлыкала она. — Подумать только — на меня могло напасть дерево, пока я шла через парк! Он проводил меня, так что не беспокойся по этому поводу. Но, конечно, непростительно, что он не проводил меня до дверей и не передал в твои заботливые руки. В следующий раз я обязательно выражу ему свое недовольство.
Гарри рассвирепел. — Ты чертовски хорошо знаешь, что это не вопрос безопасности! Это вопрос уважения. Относиться с уважением к моей жене означает уважительно относиться ко мне, а, следовательно, и к стране, символами которой мы являемся!
Гермиона улыбнулась, прикоснувшись к его щеке. Но ее глаза не улыбались.
— Да, мой милый, — чуть слышно прошептала она. — И знаешь, что тебе скажет символ страны? Вытащи, наконец, эту метлу из своей задницы и стань снова нормальным человеком! Тогда с тобой хотя бы можно будет разговаривать!
Она развернулась и начала подниматься по лестнице. Но ее красивый жест был испорчен мужем, который схватил ее за руку и дернул к себе.
— Что с тобой, Гермиона? — прошипел он. — Это говоришь не ты, это кто-то другой. И мне определенно не нравится этот человек.
Она попыталась освободиться от его хватки, но он оказался сильнее, чем она думала.
— Отпусти меня! — крикнула она, и вырвалась из его рук, пуговицы ее жакета разлетелись во все стороны, звонко ударяясь о стены и мраморные ступени. Гарри уставился на нее, держа жакет в правой руке.
— Что это? — спросил он чуть слышно. — Немедленно скажи мне, кто это сделал!
— Что сделал?
— Твоя шея и… э… твоя грудь… эти… Сириус… Я убью этого ублюдка!
Она и не знала, что от поцелуев Северуса остались следы. — Перестань! — прикрикнула она. — Прекрати немедленно. Сириус здесь не при чем.
Остывая от кипящей ярости, Гарри с подозрением посмотрел на нее. — Не Сириус? — спросил он. — Но… в таком случае, кто? Ты же не хочешь сказать, что сама это сделала?
— Конечно, нет, — нетерпеливо перебила его она. — Мне незачем так глупо врать. Конечно, это не я, это… — она замолчала, не зная, что сказать. — Это другой мужчина.
— Другой? Если ты пытаешься защитить Сириуса, поверь мне, что это не…
— Я никого не пытаюсь защитить! Я пытаюсь сказать тебе, что это был не Сириус. Это другой мужчина, и оставь его в покое!
Гарри медленно подошел к креслу эпохи Луиса XVI, и свалился в него, выронив по дороге ее жакет. — Если я правильно тебя понял, ты… ты мне изменяешь? Давно?
Чтобы скрыть свою неловкость, Гермиона подняла жакет и начала собирать пуговицы.
— Н-не изменяю. В смысле, пока нет… э… не по-настоящему.
— Не могла бы ты объяснить, что означает "настоящая измена" в твоем прелюбодейском словаре? ЧТО? — вдруг закричал он, заставив ее отскочить на несколько шагов. — ЧТО это означает? Что ты не целовалась с ним? Или не трахалась? Или не делала ему минет? ЧТО, ради бога? Отвечай!
Она сглотнула. — Это значит, что я люблю его. Мы целовались, но пока не занимались сексом. Он… он не захотел, пока ты обо всем не узнаешь.
Лицо Гарри не выражало ничего, кроме иронии, но ему удалось совладать со своим голосом. — Как мило. Какой честный человек. Хотя он не смог удержать свои грязные руки подальше от тебя. Как ты думаешь, стоит написать ему благодарственное письмо? Я так тронут… И когда вы собирались сообщить мне эту счастливую новость?
— Полагаю, что в ближайшее время, — ответила она упавшим голосом. — Думаю, что мы обсудим с ним это в следующий раз.
К ее величайшему удивлению, он рассмеялся. Это был не истерический смех, он звучал так, как будто ему действительно весело. Потом она заметила слезы, сбегающие по его щекам.
— Гарри, я… я хотела бы сказать тебе, что сожалею, но это не было бы правдой. Я просто не знаю, что сказать.
— Что же, — сказал он, снимая очки и глядя на нее нечетким взглядом. — Еще одна маленькая ложь во спасение не отправит тебя в ад. Хотя я подозреваю, что ее итак было уже немало.
Она кивнула и неловко подошла к нему. Встав рядом с креслом, она взяла его за руку. Он не отдернул руку. — Может быть ты… может… давай поговорим об этом?
Он снова надел очки и посмотрел на нее. — Он делает тебя счастливой?
— Я думаю, да.
— Звучит не очень-то убедительно. Кто он? Я его знаю?
— Мы вместе очень недолго, — он вопросительно посмотрел на нее. — Мы встретились на празднике. И … и я пока не могу тебе сказать, кто он. Пожалуйста… я знаю, что прошу слишком много, но пожалуйста, пойми, что пока я не могу тебе сказать.
Повисла тяжелая тишина. У Гермионы болели ноги, и она разулась и села на пол рядом с креслом.
— Почему? — спокойно спросил он, наконец.
Она почувствовала, как к глазам подступили слезы, и не смогла с ними справиться. — О, Гарри, — теперь слезы катились по ее щекам. — Неужели ты и правда не понимаешь?
Он пожал плечами. — Я не понимаю, потому и спрашиваю. До недавнего времени я думал, что мы…
— Счастливы? Ты же не можешь говорить это серьезно.
— Нет, не счастливы. Довольны. Мы женаты уже четырнадцать лет, Гермиона, и я думал, что нас есть больше, чем у других пар через такой срок.
Слезы текли, не останавливаясь. — Может ты и был доволен, Гарри, но поверь мне, я была несчастлива. Я просто не понимала этого, пока не встретила … его.
Снова тишина.
— Где мы ошиблись, Гермиона? Я всегда думал, что тебе нравится именно это — работать на благо какой-то высшей цели. Как у тебя это было с защитой домашних эльфов.
Он вопросительно смотрел на нее. Она молча плакала. Наконец, она нашла в себе силы говорить.
— Даже тогда я не забывала о тех, кого любила. Я бы отдала все на свете за вас с Роном, даже свою учебу. Я всегда хотела помогать слабым, но никогда не использовала это как отговорку, почему я отталкиваю близких людей. Никогда, Гарри. Вот в чем твоя ошибка. Ты можешь любить страну, народ, идею, но ты не можешь любить конкретного человека.
Он вздохнул. — Жестокие слова, Гермиона.
— Правда всегда жестока. Подумай об этом, и ты поймешь, что это правда. Я прекрасно понимаю, что виноваты мы оба. Если бы я не была в таком шоке, я могла бы попытаться вывести тебя из полюбившейся роли спасителя. Но вот в чем была наша проблема — я поверила, что найду убежище в этом браке, ты подумал, что можешь предоставить мне это убежище, и что покоя и безопасности будет достаточно.
— Может быть, если бы у нас были дети… — это больше не было его Смертельным Оружием, это была последняя соломинка, за которую он пытался ухватиться.
— Ты правда думаешь, что дети смогли бы что-то изменить в браке, который был ошибкой с самого начала? Я так не думаю. Честно говоря, мне не кажется, что ты смог бы любить наших детей сильнее, чем меня. Они всегда были бы на втором месте в твоей жизни. Как и я. А я хочу быть для кого-то номером первым. Ты можешь это понять?
Он усмехнулся. — Могу попробовать. Но… что будет теперь? Ты уйдешь от меня?
— Думаю, что мне придется.
— Но ты же сказала, что вы вместе совсем недолго. Что если из этого ничего не выйдет?
Гермиона вздохнула. Ей не очень нравилась подобная перспектива. — Я должна уйти от тебя в любом случае. Я слишком далеко зашла, и теперь нет пути назад. Неважно, как дальше будут развиваться эти отношения.
Он сник. — Я не представляю, как буду жить без тебя, Гермиона.
— Почему?
Он посмотрел на нее с искренним удивлением. — Что ты имеешь в виду?
— Почему ты не можешь представить жизнь без меня? Потому что твое существование потеряет смысл? Я очень в этом сомневаюсь. Или потому что ты так привык к моему присутствию? — Он пожал плечами.
— Но это важно, Гарри. Или из-за того, что скажут люди? Дурная слава? На самом деле, ведь мы уже давно не живем вместе. Мы живем в одном доме и посещаем одни и те же приемы. Это огромная разница. Или ты так сильно меня любишь? Ты когда-нибудь любил меня? Я имею в виду настоящую любовь, до дрожи в коленях и замирания сердца?
— Это то, что ты чувствуешь к нему?
Она кивнула, подавляя воспоминания о том, что произошло час назад. — Да, именно это он заставляет меня почувствовать. И все-таки ты не ответил на мой вопрос.
Он снова снял очки и потер переносицу. Он явно устал, даже более того, был абсолютно истощен, как от тяжелого дня, так и от эмоционального напряжения этого разговора.
— Нет, — наконец, сказал он. — Так я тебя никогда не любил. Мы выросли вместе, практически как брат и сестра. Вы были моими лучшими друзьями — ты и Рон. Ты думаешь, ты осталась бы с Роном, если бы он не погиб?
Ей все еще было больно думать о смерти Рона. Это произошло почти шестнадцать лет назад, но до сих пор причиняло ей сильную боль.
— Я не знаю. Скорее, нет. Я не осталась бы ни с кем из вас двоих. Это его… его смерть сблизила нас. Когда мы начали встречаться, мы были невероятно одиноки. Все казалось очень логичным. По сути, оно таким и было. Только нам нужно было остаться друзьями, а не жениться.
Она перестала плакать, и почувствовала себя лучше, чем за долгие годы. Это казалось невероятным — им понадобился кризис, это начало конца их брака, чтобы впервые за много лет просто поговорить.
— Ты не думаешь, — осторожно начал Гарри, — что мы можем попробовать еще раз? Сейчас я чувствую, что мы стали так близки, как не были уже долгие годы.
— Конечно, чувствуешь, потому что мы поговорили начистоту. Но что мы сказали друг другу в откровенной беседе? Что между нами нет любви, а есть лишь дружба, и то в лучшем случае. Не очень-то подходящая основа, чтобы попробовать еще раз, правда? С этого можно попробовать возродить прежнюю дружбу, но не более. И, честно говоря, даже это может оказаться иллюзией. Мы все еще не разделились окончательно. Только после этого мы можем увидеть, что же осталось в действительности.
Гарри долго думал над ее последними словами, потом кивнул. — Кажется, ты снова права, Гермиона, — он закрыл глаза и потянулся. — Боже, как я устал. Еще один вопрос: когда ты собираешься уйти?
Она медленно поднялась. Теперь и она чувствовала, как ее тело наливается свинцовой усталостью. — Это больше зависит от тебя. Я хотела бы остаться на какое-то время, пока не решу, куда пойти…
— Что? — удивленно воскликнул он. — Я думал, ты собираешься жить ээ… с ним!
— Боюсь, что пока он не готов к этому, — ответила она, поднимая жакет и туфли. — Я должна обсудить это с ним, и, честно говоря, я этого боюсь. И я не хочу думать об этом прямо сейчас. Мне нужно выспаться.
Оба зевнули, потянулись, поднялись по лестнице, и разошлись в противоположных направлениях к своим комнатам, как делали уже много-много лет.