Школьные годы в Розенкройц

Октябрь 1994 г.
Войдя в класс, Шульдих направился было к своей парте, но на ней лежали чужие вещи. Уже собравшись смахнуть их на пол, Шу остановился, заметив что-то странное, и с недоумением оглядел контингент: почему тут половина народу из чужих классов? И даже студенты? Из-за спины раздался голос Джея, который с секретарской интонацией произнес:
- Для некоторых предметов классы объединены. Риторика вместе со всей старшей школой и институтом.
Шульдих возобновил движение, нашел место подальше от доски и сел. Фарфарелло устроился рядом. Шу уже приготовился умирать со скуки, как вдруг в кабинет вошел шикарный, длинный и блестящий, как черный лимузин, Брэд Кроуфорд. Шульдих воспрянул духом. Смерть от скуки подождет, у Шульдиха появились важные дела.
Незнакомая студентка, вошедшая в кабинет позже остальных и мнущаяся у доски, как будто ей не хватило места в классе, оказалась новым преподавателем. Когда прозвенел звонок, она молча дождалась, когда все усядутся и успокоятся, и сказала:
- Добрый день. Меня зовут Луиза. Я буду учить вас ораторскому мастерству.
Шульдих просканировал ее веснушки, толстую каштановую косу, свитер и теплую юбку и решил, что долго в Розенкройц она не протянет.
- Ваше первое задание, для знакомства, - продолжила Луиза, - небольшая презентация ваших ораторских навыков. Тема – «Что такое для меня Розенкройц». Десять минут на подготовку, а потом начнем опрос.
Ученики занялись сочинением, а Шу аккуратно, подстраиваясь под темп и глубину дыхания Кроуфорда, отступая при малейших признаках беспокойства с его стороны, считывал и записывал себе в тетрадь то, что сочинял Брэд. Оказалось, что поверхностные щиты Брэда, которыми он пользовался в классе, были не такими уж непроницаемыми. Сколько еще блестящих возможностей достать Брэда принесут эти благословенные совместные занятия с желторотым преподавателем!
- Десять минут прошло, - смущенно сказала Луиза, – кто первый?
- Я! – выпалил Шульдих. Одноклассники удивленно зашептались. Шульдих торжественно вышел на самое видное место, представился и начал:
- У каждого из нас есть свое предназначение, своя миссия, свой смысл жизни. Человек может быть счастлив, только если его жизнь протекает в согласии с его внутренними убеждениями. Только если каждый день приближает его к цели…
Пока Шульдих разглагольствовал, аудитория начала потихоньку заниматься своими делами. Кто-то редактировал свое сочинение, кто-то уже тихонько болтал с соседом, кто-то смотрел в окно. Сам Брэд не отводил внимательного взгляда от Шу – спокойно слушая. Шу закончил, с трудом сдерживая торжествующую улыбку.
- Хорошо, садитесь. Следующий? – Луиза подождала пару секунд, но никто больше не горел желанием высказаться. – Тогда я буду приглашать вас по списку, в алфавитном порядке. Кроуфорд? Брэд Кроуфорд?
Шу уже потирал руки, ожидая провала великолепного Брэда. У Брэда есть два варианта: сказать, что не готов, или пожаловаться, что Шу списал у него. В любом случае – конфуз и позор. Брэд поднялся с места, удлиняясь, как выдвижной телескоп. Луиза моргнула и сказала:
- Пожалуйста.
Даже не взяв с собой тетрадь, Брэд прошествовал к доске, с ностальгическим выражением лица посмотрел в окно, на аллею перед фасадом здания, и спросил:
- Вы помните свой первый день в Розенкройц? Сколько-то лет назад, в сентябре?
Стало тихо. Шульдих вспомнил не сентябрьский день, а свое личное августовское утро. Ему было очень холодно – он был одет по-летнему, в футболку и шорты, а привезли его рано утром, когда только начинало светать. Огромное здание Розенкройц смотрело на него пустыми темными окнами. В тумане призрачно мерцали фонари. И Шульдиху показалось, что в обратную сторону по этой аллее он уже никогда не пройдет.
- Я никогда не забуду, как мне было страшно в этот день, - сказал Брэд. – Но церемония посвящения…
Когда Брэд закончил, в классе царила гробовая тишина. Луиза всхлипнула, вытерла глаза и сказала:
- Великолепно, мистер Кроуфорд. Великолепно!
Луиза – эмпатка, не годная к работе во внешнем мире, машинально отметил Шу. Кроуфорд – сукин сын. А я – никогда не сдаюсь. Сегодня не последняя совместная риторика. То ли еще будет, Брэд.
- А вы… - растерянно сказала Луиза, заметив, наконец, что один из учеников присутствует на уроке только телом, – готовы?
Шульдих повернулся посмотреть: Джей не услышал обращенного к нему вопроса. Он спокойно читал какую-то книгу, лежащую у него на коленях. Фарфарелло так проводил почти все занятия, так что это было неудивительно. Интересно было другое: что будет делать Луиза. Остальные учителя предпочитали не трогать одноглазое лихо, которое не боялось ни порки, ни карцера и которое нельзя было ликвидировать, потому что оно обладало каким-то уникальным засекреченным даром. В результате у Джея в личном деле не было ни одной записи о наказаниях: можно было подумать, что Фарфарелло отличается примерным поведением.
Луиза подошла к Джею и нагнулась к нему. Если она сейчас опять что-нибудь спросит, например, «что ты делаешь» или «что ты читаешь», или если потребует отдать книгу – он не отреагирует… А если она попробует забрать у него книгу сама, он ей врежет. У Шульдиха участилось дыхание. Давай, Луиза! Получи свою минуту позора. Не бойся, детка, все учителя проходят через это…
- Это что, - сказала Луиза, - «По ту сторону добра и зла»? Ницше? Богу – смерть, а ты хочешь дать миру новые ценности?
Фарфарелло поднял голову и посмотрел на нее.
- Да, - сказал Джей. Вау, подумал Шу.
Ноябрь 1994 г.
Шульдих, насвистывая, шел по коридору. В кармане лежали добытые честным телепатическим путем шоколадка и кассета с каким-то сборником танцевальной музыки, который был изначально записан не для него, а впереди был целый свободный вечер. Навстречу шло совершенно незнакомое сознание. Шу удивился: он уже узнавал всех первокурсников. Когда Шу смог разглядеть человека и прочитать его мысли, то вечер из хорошего превратился в праздничный: в одной из комнат заело замок, и это был слесарь, несущий ящик с инструментами и замок на замену. Шульдих не сделал ни одного домашнего задания на тему телепатических внушений. Вот сейчас и наверстает упущенное.
Шу сосредоточился. Слесарь остановился, засомневавшись, правильно ли он запомнил номер комнаты – 416 или нет. Шу пришел на помощь, сообщив номер комнаты Брэда - 401. Слесарь послушно потопал менять замок. В комнате 401 сейчас никого не было. Шу был в этом уверен, потому что сам шел оттуда, обломавшись. Работа заняла много времени. Двери были толстые, тяжелые и при этом старые и покореженные, поэтому замена замка была сложной задачей. Шу, напряженно следивший за ходом работы из своей комнаты, выскочил в коридор, как только слесарь закончил, подошел к нему и небрежно поинтересовался:
- Моя комната готова, наконец?
- Готова, - обрадовался работник и вручил Шульдиху ключи.
- Этот замок нужно поставить в комнату 416, - добавил Шульдих и спохватился, - А ключ к нему возьмите у горничной, от номера 401.
Слесарь моргнул, вернулся к тому месту, на котором встретился с Шу, еще раз моргнул и посмотрел на часы.
+Елки-моталки, у меня смена кончается через пять минут, а я еще до этой 416 даже не дошел. Черт, еще и замок б/у дали!+
Я и память научился стирать! А говорили – не менее трех лет тренировок нужно, чтобы овладеть методом… Довольный своей крутизной и горящий от любопытства Шульдих уже копался в письменном столе Брэда. В голову приходили тысячи идей пакостей и розыгрышей. Мысли просто разбегались от восторга.
- Привет, Шу, - растерянно сказал Аарон, входя в комнату. – А что ты тут делаешь?
- Продолжишь свои дела в карцере, - добавил Брэд.
- Все! Сдаюсь, - Шульдих демонстративно поднял пустые руки.
- Дежурных вызвать или сам дойдешь? – спросил Брэд.
- Дорогу знаю, - сказал Шу и передал дежурным, +Дежурным! Шульдих возвращается на базу, прием+.
Кто-то из дежурных ответил смехом. И что Шу так боялся их раньше? Нормальные ребята… Да и Дисциплинарный комитет тоже. И преподы тоже ничего, кроме некоторых. Шу не завязал пока отношений только со старейшинами – и не жаждет.
Шульдих шел в карцер. Засунутая за пояс брюк записная книжка Брэда грозила провалиться в штанину, но Шу смог благополучно доковылять до поворота и вытащить ее. В карцер нельзя ничего брать с собой: придется припрятать где-нибудь по дороге и почитать потом. И кассету туда же. А шоколадку можно съесть прямо сейчас…
Декабрь 1994 г.
Шульдих лениво зашел в библиотеку. Тусовка самых занудных зануд – и Джея. Правда, Джей ни с кем не общается – следовательно, не тусуется… Машинально подведя Фарфарелло к столу библиотекарши, Шу увидел в очереди возвышающуюся над остальными черную макушку: вечер заиграл новыми красками. У библиотекарши миссис Эвелин Шумарс щиты очень крепкие, но для такого монстра, каким стал Шу, поставивший себе цель справиться с самим Брэдом, ее защита - как домик из соломы. Да, прямое внушение она, скорее всего, засечет. А вот иллюзию – вряд ли! Глаза Шу засверкали.
- И еще – автор Томас Харрис, «Молчание ягнят», - сказал Брэд, но библиотекарша услышала: «И еще – Камасутра, иллюстрированное издание».
- Не знаю, есть ли у нас такое издание, - смущенно пробормотала миссис Шумарс. Щеки ее заметно порозовели, взгляд устремился в стол.
- Книга вышла в 1988 году. Почему нет? – спросил Брэд. Библиотекарша повторила вслух, переспрашивая:
- Это Ваш основной учебник?!
- И что же, вы думаете, я изучаю? – уже раздражаясь, резко спросил Брэд. Шу, давясь от смеха, решил дальше не вмешиваться: жертвы справлялись сами.
- Что это ты так радуешься, Шульдих? – спросила стоящая в очереди перед Джеем Айша, с подозрением вгляделась в лицо Шульдиха, безуспешно пытающегося спрятаться за спиной Фарфарелло, и объявила на весь зал:
- Шульдих что-то делает! Ни у кого ничего странного?
- У ме-меня… Странное, – раздался в наступившей тишине дрожащий голос библиотекарши. – Мистер Кроуфорд говорит, что его основной учебник – иллюстрированная Камасутра!
Зал грохнул хохотом. Айша тоже захихикала, но взяла себя в руки.
- Шульдих, ты же только что из карцера, - начала Айша. Вдруг смех смолк, так же внезапно, как начался, все вскочили с мест и встали по стойке смирно.
- Занимайтесь, занимайтесь, - благодушно помахала рукой, показывая: «Садитесь», вошедшая Рут Строн. – Я без очереди, пустите меня?
- Ха-ха-ха, - вежливо ответили студенты, расступаясь и желая провалиться на месте.
- Что вас так насмешило? - ни к кому не обращаясь, спросила почтенная Старейшина, кокетливо поправляя шляпку.
- У нас тут… - миссис Шумарс окончательно покраснела.
- О, - заинтересовалась Рут, - что-то неприличное?
- Нет-нет, - сказала библиотекарша. – Просто шутка.
Зрители напряженно следили за развитием ситуации. Рут Строн любила шутки, но только такие, которые отвечали ее собственным непонятным критериям. Девяносто процентов вероятности, что Шульдиху хана. Рут повернулась к сбившейся в кучку у стола очереди и безошибочно остановила взгляд на Шу.
- Это ты, значит, шутник?
Шульдих сглотнул – и против своей воли проиграл в памяти весь эпизод с Камасутрой. Рут улыбнулась и сказала:
- Щиты миссис Шумарс - уже не проблема, Шульдих?
Следующие несколько секунд Шульдих беспомощно чувствовал, как у него копаются в мозгах, - а он вспоминает все свои проказы за последние несколько лет, включая деяния, которые в Розенкройц караются ликвидацией. Его теперь сначала утопят, потом реанимируют и повесят, но вынут из петли и посадят на электрический стул недостаточной мощности. Хотя нет. Зачем столько хлопот и расходов? Просто засунут Фарфарелло в рубашку на несколько дней, покрутят ему порно, а потом нарядят Шульдиха монашкой и подарят Джею. Закончив «осмотр», Рут потрепала его по щеке.
- Возьму вас под свой контроль, Шульдих, - сказала Рут. – Если что-то будет нужно, обращайтесь ко мне напрямую.
- Спасибо, ми… Госпожа Строн, – сказал Шу, моментально вернувшись в мир живых, как сказочный герой, который нырнул в котел с кипятком, потом в котел с молоком - и вынырнул не только не сварившимся, но и посвежевшим, и получившим королевство и жену в нагрузку. Обведя присутствующих торжествующим взглядом ясных и честных голубых глаз, Шульдих сказал:
- Миссис Шумарс, мистер Кроуфорд просто не может больше ждать!
Декабрь 1994 г.
Шульдих аккуратно ступал по школьному коридору, следя, чтобы лицо выражало уверенность в себе, готовность напакостить и все прочее, чего окружающие ожидают от Шу, - а не то, что он чувствовал сейчас на самом деле. Сегодня ночью Брэд отомстил за эпизод в библиотеке соответственно поводу, чтобы впредь от напоминания о «Камасутре» у Шу начинались судороги и вырывался крик «Не-ет!».
Ближе к утру Шу уже не мог держать щиты: крепился из последних сил, но в один прекрасный момент почувствовал, что его сознание бесконтрольно устремляется наружу, взрываясь в голове. Шу силился прекратить это безобразие – но это было похоже на попытку удержать руками расползающиеся в разные стороны танки. Шу слышал, что телепаты иногда сходили с ума, размазав свое сознание по всему городу. Интересно, почти без испуга подумал Шу, это сейчас и случится? И испугается ли Брэд, когда увидит мои пустые глаза? Удастся ли мне его удивить хотя бы этим? Вдруг головокружительное центробежное движение остановилось, а Шу застонал от облегчения и болезненного удовольствия: кто-то поймал его. Как?! Остановить то, что не смог остановить Шульдих? Это кем же надо быть?
- Я держу, - шепнул Брэд. – Расслабься.
Шу дрожал от перенесенного шока и от наслаждения. Шульдиху нужно было контролировать себя всегда, сколько себя помнил. Это не очень сложно – как держать все время сжатым кулак. Но иногда безумно хотелось отдохнуть – а было нельзя. Почему «было»? И сейчас нельзя – Шу висит на волоске!
- Я держу, можешь отпустить, – повторил Брэд, и Шу, подозревая, что сошел-таки с ума, …отпустил. Теперь уже и Брэд застонал, прижимаясь к Шу мокрым от испарины лбом. Перед глазами Шульдиха почему-то возник забор, похожий на тот, который окружал Розенкройц. Шу теперь был плющом, обвивающим высокие железные прутья. Плющ стремительно разрастался, устремляясь в небеса, но и прутья не кончались. Черный забор покрывался зеленым ковром. Шульдих раскрылся до дна, чуть ли не умирая от легкости и удовольствия и от ощущения стабильности и безопасности, такого полного, какого раньше не испытывал никогда. Откуда эти новые чувства? А, это же Брэд! Его, Шульдиха, сознание слито сейчас со щитами Брэда – поэтому так хорошо и уютно, и кажется, что все понятно и все под контролем; поэтому так безмятежно спокойно…
Проснувшись утром, Шу сразу вспомнил крышесносное ощущение соединения с Брэдом – интересно, это можно повторить без риска для жизни и рассудка? Шу задумался, и тут до него дошло, что он натворил сегодня ночью. Он не просто раскрылся, а напрямую влил все содержимое своей дурной головы прямо Брэду в мозг. Приятные воспоминания исчезли, еще даже не успев в полной мере проявиться. Стало не по себе.
Не то что бы Шу разгласил государственную тайну. Или тайну своего происхождения. Никаких тайн Шу не знал. И не то что бы выдал секрет изготовления какой-нибудь фигни конкурентам. Секретов Шульдиху пока что тоже не доверяли. И он ни капли не стеснялся того, что Брэд увидел всю структуру его характера в неприкрытом виде. Брэд был не дурак и наверняка уже давно составил себе близкое к реальности представление о Шу и по внешним проявлениям. Но Брэд наверняка заметил КОЕ-ЧТО, о чем до сих пор знал только Джей… И о чем трепались все в Розенкройц – но никто не мог быть в этом уверен, а пустой треп Шульдиха никогда не волновал. КОЕ-ЧТО заключалось в том, что за самыми последними щитами Шу, за семью печатями хранились не планы побега и даже не способ изготовления бомбы для подрыва Розенкройц, а ЭТО. Чувство, название которого Шу даже не смог бы произнести вслух – стошнило бы. Короче говоря… Хватит уже ходить вокруг да около. Надо называть вещи своими именами, даже если тошнит. В общем… Так или иначе… Господи – меня же никто не слушает сейчас, думал Шу, накрывая голову подушкой, самому себе-то я могу сознаться? Признать проблему – это первый шаг на пути к ее решению… А у меня проблема: я влюбился в Брэда.
Шу убрал подушку и встретился взглядом как раз с ним – уже умытым и одетым председателем студсовета Брэдом Кроуфордом. Шу посмотрел своей проблеме прямо в лицо – спросонок и без подготовки - и замер в ожидании. Брэд теперь знает ЭТО – и как он будет себя вести? А еще – Кроуфорд его сегодня ночью спас… Правда, сам Кроуфорд его чуть и не уничтожил. И у них получился совершенно эксклюзивный секс - наслаждение до потери пульса… И до потери сознания и чувства самосохранения, напомнил себе Шу. Брэд собрался что-то сказать. Да, Шу не выносил слова «любовь» и к проявлениям этого чувства относился с презрением, как к слабости, но сейчас – хотя бы в гомеопатической дозировке, в растворе одна капля на океан - Шульдих хотел ее. Может быть, не в словах, а в интонациях. Во взгляде или жесте. В какой-нибудь конфетке под подушкой.
- Я тебя бужу на полчаса позже обычного, - сказал Брэд. – Пять минут на сборы – или опоздаешь.
Кроуфорд взял портфель и вышел, не оглядываясь. Под подушкой ничего не было.
А теперь был день – бесконечный школьный день. Шу еле отсидел несколько первых уроков: хотелось спать, да и отбитые Брэдом внутренности неприятно напоминали о своем существовании – как прошлой зимой, после первых встреч. Шу сегодня при любой возможности смотрел на себя в зеркало. Казалось, что он или забыл надеть брюки, или надел рубашку наизнанку или задом наперед. Зеркало утверждало, что с внешностью Шу все было относительно нормально, так что проблема была в другом, - это, наверно, энергетика Шу никак не могла вернуться к устойчивому состоянию после сегодняшних фантастических экспериментов.
Что у нас сейчас – риторика? Обычно Шу с энтузиазмом издевался над Брэдом на всех совместных уроках, но сейчас не было ни сил, ни желания. Можно будет просто устроиться поудобнее на парте и заснуть. Сон творит чудеса… И правда - Шу, наверно, просто не выспался сегодня. Луиза предпочитает не трогать его, так что она вряд ли помешает. А когда Шу проснется, то будет опять полон здоровья, энергии и прикольных идей.
***
Брэд украдкой наблюдал, как Шульдих - бледно-зеленого цвета, но со своим фирменным нахальным выражением лица - улегся на парту и не стал даже доставать книжки из портфеля. Фарфарелло подождал минуту, потом с недовольным видом открыл портфель и приготовил Шу к уроку: не потерпел проявления неуважительного отношения к Луизе.
Луиза ужаснулась бы, наверно, узнав, что по какому-то признаку оказалась в одной группе с Дмитрием. Но так оно и было: группа называлась «любимые учителя Фарфарелло». Благодаря гибкости «индивидуального плана обучения», Джей теперь не посещал почти ни одного из обязательных предметов: вместо алгебры, геометрии, физики, химии, географии и прочего у него была либо тренировка в зале, либо литература, философия самых узких направлений, иностранный язык или риторика. Попытки догадаться по учебному плану Джея, каким был его засекреченный дар, были обречены на неудачу. У Фарфарелло был самый непродуманный учебный план в мире – и при этом он устраивал и самого Фарфарелло, и Брэда, и преподавателей. Даже курс «Красота и здоровье», который был предназначен для студенток и на который Луиза пригласила Фарфарелло, как и на все свои курсы, пошел Джею на пользу. Шульдих чуть не умер со смеху, когда узнал про «Красоту и здоровье». И каждый раз, когда отводил туда Джея, спрашивал что-нибудь вроде: «Какая у вас сегодня тема? «Забинтуй себя сам»? Или «Секреты макияжа для одноглазых»? Или «Десять самых здоровых способов самоубийства»?
А сейчас Шу не смеялся и не шутил: он лежал на столе и собирался спать. Может быть, хотя бы усталость убережет его от нарушений дисциплины. Соблюдать тишину на уроке и не привлекать внимания – для Шу это уже добродетельное поведение.
- Добрый день, - начала урок Луиза. - Вам было задано рассуждение по «Фаусту» Гете, «Часть силы той, что без конца творит добро, всегда желая зла», от имени Мефистофеля. Я бы хотела послушать тех, кто давно не выступал. Шульдих, прошу Вас.
Шульдих не шевельнулся. Кажется, усталость ему тоже не поможет.
- Шульдих? – робко спросила Луиза.
Шульдих медленно поднялся, глядя перед собой, как зомби. Посмотрел на Луизу, прищурился и поморщился. Луиза моргнула, вздрогнула и сказала:
- Ик… Ват! - и схватилась за рот рукой. – Ват иссет?
- Луиза, а вы, оказывается, тоже из Берлина? – спросил Шульдих, улыбнувшись. – Мы земляки…
Класс зашушукался.
- Ик… Ну веес ик, вер… - побледневшая Луиза опять закрыла рот.
- Она говорит на берлинском диалекте… «Ват» вместо «вас», «иссет» – «ист эс», - сказал кто-то из немцев, – «Ну веес ик» – «Нун вайс ихь».
- «Фауст» у нас сегодня будет комедией, - шепнула Кристина, - готовьте носовые платки утирать слезы.
- Луиза, я пожалуюсь директору. У нас риторика, а вы тут как гопник выражовываетесь…- дурачась, сказал Шу.
+Заткнись хотя бы теперь!+ послал Шульдиху Брэд, но это было бесполезно.
- Вы на нормальном немецком вообще разговаривать разучились? – продолжил Шульдих. Луиза боялась отвечать. Большие лучистые карие глаза уже наполнялись слезами.
- Хр-р-р! - Фарфарелло с ревом вскочил на ноги, уронив стул, и потянул Шу за лацканы пиджака вверх. – Убью!
- Не убивай! – пискнула Кристина, тоже вскакивая. – Вдруг Луиза навсегда останется… так! Как же она преподавать будет!
- Все сели на свои места, - резко сказал Брэд. – Не вредите себе и другим. Я предложу ликвидировать всех, кто не сядет немедленно. Кристина, вызовите дежурных, дисциплинарный комитет и инструктора по телепатии.
Фарфарелло не подлежал ликвидации. И он наверняка уже сам это понял. Да если бы и подлежал – не испугался бы. А Шу не сам висит – Джей его держит. В висках застучало. Села только Кристина.
- Ха-ха, - сказал Шу сдавленным голосом. – Инструктор сказал, что методикой переключения языков в Розенкройц сейчас никто не владеет, и нам ее дали только для ознакомления.
- Хр-р! – зарычав, Джей впечатал голову Шу в парту. Шу начал, наконец, сопротивляться, на пол посыпались тетрадки и ручки, ножки мебели заскрежетали по полу.
- Не убивай, Фарфарелло! – уже со слезами крикнула Кристина.
Фарфарелло поднял Шу повыше в воздух, явно намереваясь вложить душу в следующий удар фейсом Шульдиха о его же парту, и… замер. Кто-то из дежурных или из Дисциплинарного комитета достал его телекинезом еще из коридора. Брэд незаметно перевел дух. Кажется, в результате инцидента пострадает только репутация Кроуфорда. Ну и, может быть, многострадальный нос Шу и лингвистические способности Луизы. Шульдих тоже застыл, глаза остекленели – это уже не только телекинез, но и блокировка телепатии. Часы оттикивали секунды. Луиза что-то неразборчиво шептала со слезами на глазах – видимо, пыталась самостоятельно восстановить свой Хохдойч. Притихшие студенты рассматривали скульптурную композицию, изображающую молодого Самсона, голыми руками убивающего льва. Наконец, в коридоре раздались быстрые шаги и переговоры дежурных между собой. Брэд закрыл глаза. Веселый выдался денек…
***
- Мистер Кроуфорд, я могу с вами поговорить? – спросила заплаканная Луиза, появившись в дверях студсовета.
- Да, конечно. Как языки – все в порядке?
- Да. Шульдих теперь в лаборатории, там пытаются с его помощью восстановить методику, – Луиза вошла, закрыла дверь и устало села на ближайший стул.
- Он… сотрудничает?
- Не очень, - созналась Луиза. – Я хотела с вами посоветоваться.
Брэд терпеливо ждал.
- Я… - голос Луизы задрожал. – Эта работа – мой последний шанс. Эмпаты, которые могут только считывать, теперь нигде не нужны. И мне нравится этот класс, особенно…
- Фарфарелло, - подсказал Брэд.
- Да, - смутилась Луиза. – Но шутки Шульдиха слишком часто срывают занятия. Думаю, меня уволят. Может быть, лучше уйти самой?
- А может быть, лучше убрать из этого класса Шульдиха, а не вас?
- Он отказался. И с точки зрения моего руководства у меня нет причин его исключить, кроме моей собственной некомпетентности. Я должна быть в состоянии справиться со школьниками.
- Все решается проще, - сказал Брэд. – Уйду я.
- Но чем это поможет? – удивилась Луиза.
- Без меня Шульдих будет гораздо спокойнее.
- Так это вашего внимания он добивается?
- Да.
- Тогда, может быть, мне стоит вам рассказать. Сегодня в классе я допустила ошибку. Я хотела вызвать Дж… Фарфарелло. И заметила, что и так занимаюсь почти только с ним, а Шульдиха, наоборот, боюсь трогать. Я подумала, что личные эмоции и предпочтения опять мешают мне работать. Что нужно превозмочь себя и… добросовестно исполнять свои обязанности. И вот в таком напряжении вызвала Шульдиха. А когда я настроилась на него, то поняла, что сегодня был неудачный день, чтобы требовать от него чего бы то ни было.
- Почему? – осторожно спросил Брэд.
- Он был очень неустойчив эмоционально. Просто не в себе. Внешне он выглядел почти как обычно, но чувствовал себя… Не знаю, как сказать. Одиноко, уязвимо. Обиженно, может быть… Как будто не получил чего-то, чего ожидал. Эмпатия не позволяет узнать причину, так что я, возможно, делаю поспешные выводы. Все, что я сказала, - мои предположения, не больше. Если вы важны для него, может быть, попробуете поговорить с ним? В лаборатории? С ним пока ничего не делали… физически… Но я боюсь, что он будет упорствовать и…
- Ясно. Спасибо, Луиза. Жаль, что придется отказаться от риторики. Но, думаю, это будет правильно.
- Вы и не нуждаетесь в моих уроках, мистер Кроуфорд… Мне самой нужно у вас учиться.
- Никогда не говорите такого ученикам, Луиза! – усмехнулся Кроуфорд. – Мне стоит поспешить?
- Да. Да, спасибо. До свидания!
***
Брэд коротко выдохнул, как будто собираясь окунуться в ледяную воду, и открыл дверь кабинета, надеясь, что его осенит на месте. По дороге в лабораторию он не смог даже выбрать между двумя видами воспитательного оружия – кнутом и пряником. Не знал – нажимать и угрожать, как он обычно поступал в критических ситуациях, или попробовать справиться с «ощущениями одиночества, уязвимости и обиды», как сказала Луиза. В любом случае, информация о том, что Шу «не в себе», полезна. Щиты надо будет держать, как перед старейшинами.
Брэд пришел вовремя: Шульдиха уже привязали к койке, вряд ли для дружеской беседы за чашечкой чая. Но им все-таки дали пять минут наедине. Брэд сел на край кушетки, посмотрел Шу в глаза и с трудом удержался – не вздрогнул. Может быть, эмпат и сумел бы различить в этом взгляде «уязвимость», но Брэд увидел только чистую, кристальную, неразбавленную ненависть. Как у загнанного в угол опасного зверя. Да, вот оно. Когда зверь испуган или зол, он опасен. Нужно вызвать его доверие. Убедить, что будешь кормить его и любить. Некоторая проблема в том, что нескольких месяцев на приручение у Брэда нет, только пять минут. Но и начинать надо все-таки не с нуля.
+Шу, давай поговорим не вслух.+
+Я не собираюсь ни с кем разговаривать.+
Я же помочь тебе пытаюсь, идиот, - хотел было ответить Брэд, но вовремя закрылся щитами. Итак, передо мной дикое напуганное опасное животное, обладающее способностью (ограниченной) понимать человеческую речь. Если я буду называть его «идиотом» и спорить, это не приведет ни к чему хорошему. Как тогда надо его называть? Придурок, - против воли Брэда всплыло в сознании. Упертый осел. Брэд взял себя в руки и придумал: «мой любовник». Это даже правда. А о том, что словосочетание «мой любовник» и обозначает «идиот и капризный упертый осел», буду знать только я. Теперь – как вызвать доверие? Вызвать доверие телепата можно только одним способом: открыть щиты и дать ему почитать свои мысли. Смогу ли я хотя бы секунд тридцать думать о чем-нибудь таком, что успокоит Шу? Не сорваться в раздражение, не подумать вдруг чего-нибудь оскорбительного, не выдать свои планы насчет будущего Шу? Последнее приведет к полному провалу, потому что Шу решит, что я его использую. И все-таки стоит попробовать.
+Хорошо, не разговаривай. Я уберу щиты, можешь почитать меня.+
В голубых глазах мелькнуло удивление. Что, Шу, хотелось бы гордо отказаться – но такой соблазн влезть ко мне, да? Бедняжка, с нарастающей злостью думал Брэд. Все над тобой издеваются… Тьфу, надо сконцентрироваться. Брэд почувствовал щекотание в висках и старательно и целенаправленно расслабился навстречу Шу. Вспомнил свою первую почти бессонную ночь с ним – наслаждение от близости, невесомое тело на руках, комочек на кровати, мысли о карцере и… почувствовав, как к поверхности сознания всплывает горячее бешенство по поводу того, что Шульдих сегодня, скорее всего, в карцер и отправится – по своей дурости, Брэд немедленно закрылся. Секунд десять продержался – и то слава богу.
+Брэд, что это было?+
+Воспоминания о нашей первой ночи.+
+Это я понял. Но чего ты хочешь этим добиться?+
И Брэда, наконец, озарила идея.
+Я ни за что не сказал бы этого вслух, Шу... Но после прощания утром мне было не по себе. Мне было одиноко. Обидно. Я хотел чего-то еще от тебя.+
Слово «уязвимость» использовать не удалось – жаль, думал Брэд, ожидая реакции. Но Шульдих, казалось, впал в анабиоз.
+Я знаю, что ты не боишься карцера. Но когда ты там – мы не можем видеться. А я хочу увидеть тебя как можно скорее.+
Брэд посмотрел на часы.
+Мне больше нельзя оставаться. Время вышло.+
Вставая, Брэд скользнул пальцами по руке Шу.
+Пожалуйста, давай встретимся сегодня, Шу.+
«Сегодня» точно не получится, думал Брэд, выходя из кабинета на минуту раньше отведенного ему времени. Сегодня будет карцер за фокусы с Луизой – Брэд сам и составит приказ, немедленно. А вот завтра Шу мог бы быть уже свободен, если сейчас поможет с этой методикой.
***
+Привет, Брэд…+
Кроуфорд дернулся, как от электрошока. Он был один в кабинете студсовета, а школа и институт были уже закрыты. Либо Шульдих вскрыл замки, либо научился летать, либо увеличил покрытие своей телепатии до уровня старейшин…
+Привет, ты где?!+
+Я иду по коридору в карцер. И разговариваю с тобой через несколько этажей. Сегодня в лаборатории понял, что как-то установил связь.+
+Ясно. Все-таки в карцер?+
Брэд надеялся, что Шу не заметил, как шокировал его этой «связью». Теперь Шу может его достать в любой момент и где угодно?! Это из-за сегодняшнего «слияния двух лун», что ли?
+ На один день все-таки в карцер. Завтра встречаемся? А то тебе будет совсем худо: одиноко и обидно… Будешь сидеть в своем кабинете и плакать? Я все время удивлялся – зачем у вас там в студсовете на столе салфетки, если из еды – одна вода? И зачем ты там сидишь один до самого отбоя? Теперь понял: эти твои салфетки – горькие слезы вытирать, а не то, что я сначала подумал. А может, и то, и то. Одновременно и по очереди…+
По интонации было понятно, что Шульдих смеется, - но смех, слава богу, звучал все тише и, наконец, затих. Брэд бы, возможно, и заплакал сейчас – если бы был по-прежнему юн и наивен, но у него были годы с Шу за плечами, поэтому Кроуфорд только усмехнулся… и швырнул коробку салфеток об стену. Шу жив, здоров, его оставили в покое, и завтра он собирается встретиться с Брэдом. Так что все в порядке, убеждал себя Брэд, потирая виски. Tout va très bien, Madame la Marquise.
В глубине души Брэд наивно надеялся, что секс поставит точку в их мучительном поединке «кто кого быстрей достанет, а кто кого эффективней использует». Что заблудившаяся мелодия разрешится финальным аккордом. Не тут-то было… Кроуфорд феей не был, и палочка у него оказалась не волшебная. Превратить несносного наглого хулигана в нежного влюбленного ангелочка не удалось. Все продолжается так же, только в запутанном клубке их отношений появилась еще одна нить. Даже после сегодняшней ночи, когда они были так близки, днем все оказалось по-прежнему. Или хуже.
***
Субботним вечером Шу и Фарфарелло остались наедине в первый раз после истории с Луизой. Шу собирался сделать кое-что, чтобы восстановить нормальное (насколько это было возможно) общение с соседом по комнате. Спать в одной комнате с Джеем после того, как он явно хотел убить Шульдиха пару дней назад, было немыслимо. С Луизой все было в порядке: она даже извинилась перед Шу – непонятно, за что. Но Шу не знал, склонен ли Фарфарелло к мести, - Джею все было по фигу до сих пор. Шу даже опешил тогда на уроке, когда Джей вдруг полез защищать оральную честь своей веснушчатой музы… Или что он там еще хотел показать этим нападением – шут его знает. А проверять степень злопамятности и мстительности Фарфарелло на своей шкуре не хотелось. Хотелось еще пожить на этом свете. Тот факт, что Джей до сих пор не разговаривал с Шу, оптимизма не внушал.
- Джей, опусти щиты.
Фарфарелло не моргнул глазом.
- Щиты опусти, говорю… А то пожалуюсь дежурным, что ты мне не даешь себя проверять, и будешь жить или в карцере, или в психушке!
Фарфарелло сжал зубы и опустил щиты. У Шу екнуло сердце. Что ж, придется попрощаться с парой прошедших дней, Джей. Или с тройкой-четверкой, если не рассчитаю силы. Все равно ничего хорошего за эти дни с тобой не случилось – и из интересного тоже только первое посещение карцера... Так что невелика потеря. Фарфарелло, кстати, – удачный подопытный для отработки техники стирания больших кусков памяти. Эта техника была теперь запрещена – слишком серьезны были возможные побочные эффекты. Но в памяти Джея уже много провалов, а дерево легче всего спрятать в лесу. Там же и дров наломать можно. Никто не заметит.