Буря в море, УпСы на старом паруснике плывут. Вот-вот утонет. Вдруг видят в небе Чёрную Метку. А из неё голос Волдеморта:
- Вы готовы следовать за мной?
- ДА, ЛОРД!
- Тогда прыгайте в воду все!
УпСы прыгают в воду. Дальше в небе появляется ещё одна Чёрная Метка, говорит голосом Снейпа:
- Милорд, ну почему так?!
***
Стоило только намекнуть на приятственное времяпрепровождение, как скучные преддипломные хлопоты вкупе с нелепыми гипотезами относительно гражданина не-подходи-а-то-покусаю Осипова были забыты.
- Ну что, господин студиозус? – грозно начал я, подталкивая свою не совсем чтобы невинную жертву в сторону спальни. – Готовы понести заслуженное наказание за наглость в отношении старшего товарища?
- Всегда готов, - расхохотался Николенька, о страшный и ужасный господин шпион!
Все так же смеясь, он послушно проследовал в нужном направлении.
- Всеми силами постараюсь искупить, - шкодливо продолжал он, вытряхивая свое молодое и весьма озабоченное тело из стильных тряпок.
- Да уж постарайся, - я изо всех сил сохранял хмурое выражение физиономии, хотя ржать хотелось невероятно.
Уж очень заразительный смех у Николеньки, да и то, чем мы собираемся заняться, очень даже способствует поднятию настроения.
Однако, студент избавился от шмоток в рекордные сроки – герр Лисовски только приступил к расстегиванию пуговицы на джинсах, а этот красавец уже бесстыдно сверкает соблазнительно голой задницей.
И глаза похотливо так горят, и язык этак провокационно скользит по нижней губе.
Ну да, я помню, что нравится Николеньке больше всего.
- Не стой столбом, паразит, - говорю я, прислоняясь спиною к ближайшей стене.
И неторопливо тяну вниз язычок молнии.
Николенька делает шаг, другой, опускается на колени, проводя руками по моим бедрам, все еще обтянутым джинсой, ловко помогает подготовить, так сказать, рабочее пространство.
Что ни говори, а сосет он просто божественно. Интересно прямо, где их таких обучают…
Бурно кончаю в его умелый рот и несколько секунд так и стою, прижавшись вспотевшей спиною к шершавым обоям собственной спальни.
Вслушиваюсь в рваное, со всхлипами дыхание – ну да, Николенька в процессе оральных безобразий не ублажает себя свободною рукою, терпит, предпочитая получить полный комплекс эротических переживаний.
Когда я несколько прихожу в себя, готовясь морально к следующему раунду, маленький развратник уже лежит на постели, раздвинувши согнутые в коленях ноги, и неторопливо поглаживает голую свою грудь, легонько пощипывая соски, рисуя пальцами круги на вздрагивающем животе.
Стояк у нас просто таки образцово-показательный. Кажется, еще немного, и Николенька кончит, даже не прикоснувшись к возбужденному до предела своему члену.
Он усмехается кривовато, глядя в лицо мое потемневшими от желания глазами, тянется рукою к тумбочке, где лежит не убранный с прошлого нашего раза пластиковый тюбик.
Я раздеваюсь окончательно, наблюдая за тем, как студент без всякого намека на смущение ласкает пальцами темное жаркое место меж упругими своими ягодицами.
Губа его закушена, взгляд не отрывается от моего садистски-медленного стриптиза.
Стоит, пожалуй, поторопиться, а то и вправду получит свою порцию удовольствия без непосредственного участия великолепного члена герра Лисовского.
Разве мы можем допустить подобную несправедливость? Ни в коем разе, драгоценнейший Артем Николаевич. Где там упаковочка с весьма полезным изделием из тонкой резины? В правом заднем кармане, герр Лисовский.
Ну держись, Николенька, провокатор ты мой озабоченный… Будет кой-кому сегодня небо в алмазах.
***
Валяюсь поперек кровати и пускаю дым в потолок, прислушиваясь доносящемуся из ванной плеску воды и немелодичному пению Николеньки.
Хорошо, до безобразия хорошо; студентик мой изобретателен и неутомим, умотал до такой степени, что лень даже оторвать от матраса задницу и поправить скрутившуюся в колбаску простыню.
Нужно будет пополнить запас презервативов – не Николенькой единым, в конце концов… Не люблю, когда в самый ответственный момент приходится срываться в ночь (то бишь в ближайшую аптеку), оставляя распаленного мальчика на произвол судьбы и его же нетерпеливых ручек.
Нет, герр Лисовский ничего не имеет против мастурбации – но сей процесс должен проходить в присутствии и под неусыпным надзором упомянутого герра. И переходить в полноценный секс именно в тот момент, когда наша неотразимая персона сочтет нужным и правильным.
«Скорей бы лето», - лениво думаю я, расплющивая окурок в бронзовой пепельнице, удачно забытой прошлым вечером на полу.
Год выдался не самый простой, и уже в феврале мне остро захотелось оказаться у моря: рассекать по набережной в белых штанах, попивать легкое с кислинкой вино и слушать пронзительные крики чаек; а вечером, когда южное солнце величественно скроется за горизонтом, отважно нырнуть в пасть шумного, сияющего огнями ночного клуба, выудивши в пестрой беспорядочной толчее разгоряченных, возбужденных музыкой и томным воздухом южной ночи людей, восхитительно-покорного мальчика с тонкими руками и подтянутой смуглой задницей, которую до самого утра можно будет гладить, и мять, и шлепать, и трахать, наслаждаясь от души чужими короткими стонами.
Чтоб вас, Артем Николаич – размечтались тут о смуглых красавчиках и опять довели себя до непотребного состояния, а Николенька, между прочим все еще… Ан нет, пока вы здесь предавались пустопорожним фантазиям, младой затейник успел переместиться на кухню и вовсю хлопает дверцею нашего холодильника.
К счастью, один презерватив мы использовать не успели. Сейчас исправим.
Перемещаюсь на кухню, сжимая в руке заветный квадратный пакетик.
Николенька стоит, опершись рукою о столешницу, пьет маленькими глотками минералку из высокого стакана, с кончиков мокрых волос капает вода, сбегая тонкими дорожками по белой коже. Конечно же, он не озаботился даже прикрыться полотенчиком.
Совершенно очаровательный бесстыдник.
- Ты просто ходячая «виагра», Николенька, - говорю вкрадчиво, прижимаясь сзади, давая почувствовать, до чего он (фантазии о грядущих постельных приключениях мы мудро опустим) довел в очередной раз неутомимый член коллеги по цеху.
- Это ты – сексуально озабоченный маньяк, - довольно посмеивается студент. – Но я не в обиде, Артем.
- Еще бы ты был в обиде, - ворчу, с удовольствием поглаживая его крепкий живот, - самородок от секса, блин.
Он смеется, послушно подаваясь назад, и на грудь мою попадает холодная водичка, но мне уже побоку. Сейчас снова станет жарко.
- Да, я такой, - самодовольно шепчет этот паразит, чуть наклоняясь вперед, дабы отставить подальше стеклянный стакан.
Выпрямиться я не даю, конечно же.
- Раздвинь-ка немножко… Вот так, хороший мальчик, послушный студент. Потерпи чуть-чуть, смазка, чтоб ее, в комнате.
- Хорошо, - выдыхает он, приподнимая зад, упираясь лбом в сложенные на столешнице руки. – Не нужно нежничать, сделай… жестко.
- Йа воль, майн фюрер.
Жестко так жестко. Главное, не сломать к чертовой бабушке стол.
***
- Возвращаясь к гражданину Осипову…
Я чуть не давлюсь своим чаем.
Только что сидели мирно, поедали чуть подсохшую, но вполне еще съедобную пиццу – а тут на тебе. Нашел, кого за завтраком поминать.
- Николя, - угрожающе начинаю я, - нынче утром нам не хочется беседовать о скорбных главою компьютерных гениях.
- Зря, - рассеянно отвечает Николенька.
- И вообще, мы пришли к выводу, что сей гражданин не стоит нашего высочайшего внимания.
- Зря, - повторяет мой студент. – Павел на самом деле довольно таки забавный. Не смотри так, я не пил с ним брудершафта, я просто тоже… наблюдаю.
- Со своими нелепыми выводами ты ознакомил меня еще вчера, - строго замечаю я. – Не майся, дурью, Николенька, у тебя диплом на носу.
- Стасик тоже считает его милым.
- Милым?! Это недоразумение, которое я живенько представляю с винтовкой в руках, отстреливающим с крыши ни в чем не повинных прохожих?
- Ты не прав, Артем, - мой нахальный любовник задорно подмигивает. – Надеюсь, у тебя еще будет возможность убедиться, что не все так жутко, как кажется.
- Пф-ф!!!
- Ну-ну, - хихикает Николенька. – Существуют только два мнения: твое и неправильное.
- Вот именно, - важно кивает герр Лисовский. – Потому не досаждай мне своими глупостями, а то не посмотрю, что мы уже опаздываем.
***
Сотрясая мир бессмысленным радостным гомоном, пронеслись в одно мгновение майские праздники, оставив на память пряный привкус поджаристого шашлыка и ненавязчивый коньячный душок; погоды постепенно налаживались, деревья в одну ночь выпустили на свет божий крошечные, клейкие еще листочки, отчего город как бы таял в нежно-салатовой дымке, и даже извечный смог – продукт жизнедеятельности вездесущих «железных коней» - казалось, временно оставил в покое многострадальные легкие затурканных обитателей мегаполиса.
Прозрачный, полный ароматов упрямо возрождающейся природы утренний воздух шибает по мозгам, и представители вида «гомо сапиенс» впадают в странное возбуждение. Крикливые бабульки с корзинами, полными хрупких пока еще весенних цветов, неумолимо заполняют тротуары и места скопления потенциальных покупателей; народ вдруг вспоминает, что кроме практичных черного, серого и коричневого на свете полно других оттенков, и, запихивая осточертевшие куртки и свитера поглубже в недра шкафов, наивно полагая, что вот теперь всегда-всегда будет тепло, солнечно и радостно.
Николенька распрощался с сослуживцами (и отдельно со мной), усвиставши в свой драгоценный институт. Стасик, воодушевленный было внезапной благосклонностью неприступной Натали, получил таки от ворот поворот, из-за чего погрузился в черную меланхолию, из лабиринтов которой его изредка умел вытащить – как ни странно – хамоватый гражданин Осипов Пы.Сы.
Все чаще эти двое уединялись у курилке, вооружившись огромными кружками с дымящимся кофе, перешептываясь с суперсерьезным видом и встречая любого, кто имел неосторожность вторгнуться в задымленное пространство вокруг них, весьма недовольными взглядами.
Случилось нечто из ряда вон: Димон, сумеречный толстяк, увлеченный лишь завскладом и горячительными напитками, вдруг по уши втрескался в Галочку из бухгалтерии. Девица сия, смешливая румяная толстушка, сумела сделать то, чего не удалось влиятельному папаше: сисадмин теперь являлся на службу точно в девять, поражая общественность белой, аки арктические снега, рубашкой, выбритым до синевы подбородком и стойким благоуханием дорогой туалетной воды.
Лишившийся верного собутыльника завскладом впал в тоску, плавно перешедшую в длительный запой с закономерным последствием в виде палаты интенсивной терапии.
Пал Палыч выцарапал очередной суперпрестижный заказ, и к концу мая месяца герр Лисовский все чаще заглядывал в свой шкаф, любуясь аккуратно сложенными белыми штанами и мечтая о горячем приморском песочке и упругих задницах заезжих красавцев.
Жуткие свитера гражданина Осипова сменились не менее жуткими «сиротскими» футболочками. Вообще Павел Сергеич впахивал на совесть, оставаясь иногда сверх полагающегося рабочего времени. Впрочем, с этим новым заказом вся контора стояла на ушах.
В любой момент можно было наткнуться на сосредоточенно насупленного техника, спешащего куда-то в обнимку с мотком нежно-серого кабеля либо с паяльником наперевес; однажды я застукал его, вылезающим на четвереньках из-под стола донельзя смущенной Наденьки – по каким-то причинам ей нельзя было покидать рабочее место, а Павел Батькович твердо вознамерился раз и навсегда реанимировать все, что только можно было реанимировать в районе приемной.
По идее, он должен был заняться этим в первую очередь, но с грозным нашим главбухом не осмеливался спорить даже Пал Палыч, потому тезка любимого шефа первым делом сполна отработал повинность в нашем мини-царстве финансов и бесконечных отчетов.
Кажется, сердобольная Тамара Михална начала втихаря подкармливать взмыленное чудушко в стоптанных кроссовках фирменными своими домашними пирожками…
Я, помнится, не преминул отпустить на его счет не слишком удачную шутку насчет пауков, а он только буркнул в ответ нечто неразборчивое – моя голова была занята будущим спортивным комплексом, а товарищ Осипов, по-моему, несколько одурел от обилия ежедневно обнаруживающихся новых и новых капризов офисной техники.
