Амулет синигами

Слежку за собой я впервые почувствовал в Мадриде пять лет назад. В аэропорту за час до вылета в Токио я спиной ощутил чей-то пристальный взгляд. Неизвестный был крайне осторожен. Как я ни пытался поймать его отражение в окне или на линзах собственных очков, образ каждый раз ускользал, словно закрывался тенью. Можно было подумать, что у меня галлюцинации на почве нервного истощения, либо зарождается мания преследования, но я всегда доверял своей интуиции. За мной совершенно точно наблюдал кто-то, желавший остаться незамеченным.

Сделав вид, будто полностью потерял интерес к своему окружению, я спокойно прошёл регистрацию, сел на место и стал дожидаться отправления рейса. В салоне было тихо, пассажиры шёпотом переговаривались друг с другом, кто-то от усталости уснул, и я утратил ощущение опасности, позволив себе расслабиться.

«Показалось, - решил я. - Или меня ошибочно приняли за кого-то другого».

Одно я мог сказать с уверенностью: следивший за мной человек не садился в самолёт.

Впрочем, стоило мне приземлиться в Нарита, пройти таможенный контроль и купить билет на линию Яманотэ, как ощущение ледяного взгляда в спину возобновилось с прежней силой. Мне оставалось только гадать, каким образом неизвестный успел попасть сюда, если других рейсов из Мадрида в ту ночь не было.

Запасшись выдержкой, чтобы ничем не выдать догадки по поводу его присутствия, я дождался прибытия синкансена, и проследовал до станции Сибуйя. Там вместо пересадки на другую ветку вызвал такси до Одайбо.
Шофёр лихо впихнул мой чемодан в узкий багажник, до щелчка захлопнув капот. Я устроился на заднем сиденье, и мы двинулись вперед сквозь нескончаемый поток мегаполиса.

Вокруг мелькали привычные футуристические пейзажи. Автомобиль промчался по верхней эстакаде Рэйнбоу Бридж. Из окна такси я мог наблюдать, как внизу к терминалам порта подходили на разгрузку крупнотоннажные суда.

Вот сейчас я точно был уверен, что на меня никто не смотрит. Но стоило такси притормозить перед парадным входом одного из небоскрёбов, где я недавно приобрел апартаменты, а мне забрать вещи и расплатиться, как я снова почувствовал два буравящих глаза, уставившихся в мой затылок.

«А он, однако, настойчив, - подумал я тогда. – Интересно, чего ему надо?»

В тот момент я даже предположить не мог, как долго будет продолжаться наша игра в кошки-мышки…

***

Одели меня милосердный Господь худшей выдержкой при той же самой острой интуиции, я бы, наверное, сошёл с ума. Преследователь появлялся практически ежедневно возле моего дома. Заходил в тот же банк. Обедал в тех же ресторанах. Поджидал у выхода из бассейна, фитнесс-клуба, парикмахерской, ателье. Разделял со мной мои свидания и деловые встречи.

Спустя полгода я купил дом в Сибуйя и переехал туда. Разумеется, это не помогло…

Если я улетал в отпуск или в командировку, мой преследователь неизменно оказывался там, вне зависимости от того, как бы далеко ни находился пункт моего назначения. Мы вместе посетили Индию, Китай, Гонконг, Южную Корею и Ватикан. За прошедшие годы этот человек стал моей тенью, моим личным призраком. Но при всем этом я ни разу не видел его отчётливо и мог лишь предполагать, зачем он следит за мной, ибо, похоже, моя жизнь и наблюдение за ней являлись главной целью его существования. Я передумал многое за эти пять лет. Если он из полиции, то почему до сих пор не арестует меня и не предъявит обвинения? Впрочем, какие мне можно предъявить обвинения, если я за всю жизнь не совершил ничего противозаконного? Значит, он не из полиции.

Второе, что можно предположить, этот человек – частный детектив, нанятый кем-то из мужей моих бывших возлюбленных или, вероятно, кем-то из моих завистников. Но, во-первых, я никогда не спал с чужими женами более одного раза, это было мое твёрдое и неизменное правило, а во-вторых, чтобы найти на кого-то компромат, необходим гораздо меньший срок.

Если у преследователя ко мне личные счёты, то опять же не ясно, почему он не выскажет претензии прямо? Да и для обдумывания тайной мести пять лет – чересчур долго.

Я мог бы, конечно, в свою очередь нанять частного сыщика, чтобы он вычислил моего шпиона, но не видел смысла. Зачем привлекать в историю ещё одно действующее лицо? Кроме того, стоит мне прийти в любое детективное агентство, и я уже вызову к себе нездоровый интерес. Где гарантия, что кто-нибудь из моих недоброжелателей случайно не узнает? Не верю я во всякие обещания анонимности при обращении куда-либо. Начнутся разные домыслы, перешёптывания за спиной. Еще решат, что у меня мания преследования. Нет. Я никогда не любил сваливать свои проблемы на плечи других, разберусь и в этом случае.

Мой тайный шпион осмотрителен, но когда-нибудь он оступится и выдаст себя. И тогда я узнаю, с какой целью он путешествовал за мной по миру целых пять лет.

***

Это случилось в декабре одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года незадолго перед Рождеством. Я сидел в одном из ночных клубов Гинзы, потягивая любимый коньяк и наслаждаясь ароматом гаванской сигары.

В покер играть не хотелось, поэтому, оставив своих обычных партнёров в другом зале, я заказал индивидуальный столик подальше от входа и, отгородившись от остальных посетителей портьерой, заказал себе то, о чём мечтал всю неделю. И отнюдь не из-за недостатка средств. Я вполне могу позволить себе пить "Курвуазье Империал" двадцатилетней выдержки хоть каждый день, но расслабляться посреди напряжённой недели не в моем стиле. Теперь же, когда пациент со сложнейшей травмой спасён, мне просто необходимо отдохнуть пару дней.

Я подтянул вверх манжет рубашки и посмотрел на наручные часы. Около двух ночи. Шофёра будить не хочется. Значит, решено: через десять минут потребую счёт и вызову такси.

Именно в это мгновение ощущение того, что на меня смотрят в упор, ударило в грудь, будто наконечник синная. Подавив желание вздрогнуть, я медленно поднял глаза.

В тени портьеры в шаге от меня неподвижно возвышалась фигура мужчины в «двойке» европейского покроя. Ему на вид было лет тридцать пять. Брюки и пиджак цвета горького шоколада, рубашка в тонкую голубую полоску, белый галстук. Мужчина положил руку на спинку кресла напротив и спросил низким, вибрирующим голосом:

- Могу я присесть?

- Можете.

Он выскользнул из тени, и я, наконец, рассмотрел его лицо. Передо мной за столом оказался шатен с волнистыми волосами, зачёсанными на пробор, с невероятно яркими, интенсивно-синими глазами, блестевшими за стёклами очков. Его манеры, жесты, то, как он сел на стул, выдало в нём человека, занимающего достаточно высокую должность в солидной фирме.

И всё же что-то было в его внешности неправильно при всей очевидной гармоничности черт. Удушающим туманом наплыло ощущение того, что передо мной сидит некое пустое присутствие, лишь где-то на поверхности обладающее разумом и эмоциями. Честно сказать, я почувствовал себя весьма неуютно.

- Если вы не интересуетесь моей личностью, стало быть, для вас это не играет особой роли?

Говорил мужчина неприязненно, хотя в целом производил впечатление хорошо воспитанного человека. Значит, ему неприятен был именно я.

- Почему же? – изогнув в ответ бровь, я отставил бокал в сторону, стряхнул пепел с сигары и откинулся назад. – Вы мне крайне любопытны хотя бы уже потому, что кроме вас никто не затруднял себя слежкой за мной в течение – дайте-ка подумать – лет пяти, наверное. Чем же я обязан столь пристальному вниманию?

Незнакомец фыркнул, показывая всем своим видом презрение, смешанное с удивлением.

- Вы наблюдательный человек с очень тонкой нервной организацией, если заметили меня.

- Не заметить было трудно, учитывая значительную протяжённость вашего шпионского мероприятия во времени.

- Я не об этом. Меня невозможно обнаружить, если я не желаю показываться на глаза, а вам, поверьте, я совершенно не собирался показываться. До настоящего момента.

- Как вас зовут?

- Можете называть меня господином Тацуми. Не больше.

- Отлично. Тогда я для вас буду господином Мураки, не меньше.

- Ваш характер не претерпел изменений! - неожиданно выпалил он.

Внезапно осёкся и замолчал.

- Интересно, – я почувствовал раздражение, но снова не показал вида. - Мы с вами никогда не общались. С чего вы взяли, будто у вас есть право рассуждать обо мне?

- Да, рассуждения бессмысленны, - вдруг согласился он. - Собственно говоря, всё, что мне от вас требуется, - получить назад одну мою вещь. Не так давно я выяснил, что она случайно попала именно к вам. Я готов заплатить любую сумму. Я подчёркиваю – любую, но только верните мне её. И вы больше никогда обо мне не услышите и не увидите меня, обещаю.

- И даже не почувствую вашего давящего взгляда в спину?

- Само собой.

- Какую вещь вы от меня хотите?

Он посмотрел мне в глаза и чётко вымолвил:

- Рубин, который вы с восемнадцати лет храните в своем банковском сейфе.

- Ну и ну.

Это всё, что я смог произнести в ответ на его просьбу. Не то, чтобы она явилась для меня полной неожиданностью, но когда я перебирал возможные варианты того, почему за мной следят, я отодвигал данную конкретную версию на самое последнее место. Она выглядела наименее вероятной по сравнению с другими. Что ж, сыграем ва-банк.

Деньги я с него получить могу всегда и в любом количестве, он уже об этом сказал, но только вот подачки незнакомцев мне «не в кассу».

- Рубин не продаётся, - безапелляционно заявил я, загасив сигару и с сожалением глядя на недопитый коньяк. – Не за тем я храню его столько лет.

- Думаю, всё имеет свою цену, - не согласился Тацуми.

- Хорошо, - наслаждаясь тем, что нити управления постепенно переходят в мои руки, я вкрадчиво проговорил. – Господин Тацуми, эта вещь стоит дорого. Неимоверно дорого.

- Я сказал – вопрос не в деньгах. Я готов заплатить.

- Если вы сможете мне доказать, что вещь действительно ваша, я вам её продам.

Теперь настала его очередь сказать «ну и ну», но он удержался от порыва. Глаза его потускнели. Что ж, он сам дал шанс загнать себя в угол. Тацуми не хотел говорить, каким образом знает о предмете, о наличии которого у меня понятия не имели даже мои родители, поэтому сочинил, будто рубин этот когда-то принадлежал ему, и его ложь дала мне повод выставить своё условие.

Этот человек, скорее всего, располагал более обширной информацией о находящемся у меня камне, нежели я сам, что вызывало отчаянное желание заставить его выложить всё. Из-под полуприкрытых ресниц я с интересом наблюдал за тем, что он теперь собирается предпринять.
Мужчина нервно поёрзал на своем кресле, сжимая и разжимая сцепленные замком пальцы.

- Я опишу драгоценность подробно. Этого будет довольно для доказательства?

Браво. Мне попался виртуоз.

- Нет, не достаточно. Рубин мог видеть банковский служащий, у которого я нанимал ячейку, а это уже означает вероятность утечки информации. Также рубин мог видеть кто-то из прислуги за то время, пока он хранился у меня дома. А теперь вы, после того, как следили за каждым моим шагом в течение пяти лет, приходите и пытаетесь выдать себя за хозяина камня? Не годится.

Лицо Тацуми исказилось болезненной судорогой.

- Вы не понимаете, что творите, Мураки!

- Господин Мураки, - хладнокровно поправил я его. – Пожалуйста, я же просил вас быть немного более тактичным. Вам это плохо удается из-за вашего предвзятого отношения ко мне. Еще пара неосторожных слов, и моё к вам расположение изменится не в лучшую сторону. Вам бы, наверное, подобного не хотелось?

Он сжал ладонь в кулак, собираясь ударить по столу, но вовремя сдержался, за что получил от меня мысленное «плюс одно очко» в свою пользу.

- Так объясните, что я такое творю, чего не понимаю. Очень интересно будет послушать, уважаемый господин Тацуми.

- Вы правы, я солгал, - отчаянно пробормотал он, потом добавил громче. - Я не хозяин камня. Но я вас очень прошу, продайте его мне!

- Вы следили за мной в этот четверг, когда я забирал рубин домой, я понял. Не понимаю другого. Камень находился в моем доме более суток. Вы запросто могли выкрасть его. С вашими-то способностями появляться везде и всюду, словно дух лиса. Почему вы не сделали этого?

Мужчина молчал.

- Правду, господин Тацуми. Мне лучше говорить только правду.

- Пока вы не откажетесь добровольно от рубина, никто другой не сможет и пальцем прикоснуться к нему, - глухо выдавил этот гордый человек, и мне его почему-то стало жаль. – Так что вы зря опасаетесь. Камень не похитят.

Какое-то невыносимое горе терзало сердце мужчины. Я вдруг ощутил его эмоции так отчётливо, и они в данном случае не были такими уж поверхностными.

- Начнём с того, что я прятал рубин отнюдь не из страха лишиться его. Мой дом неплохо охраняется, и я доверяю слугам, однако не хочу, чтобы кто-то знал о наличии у меня камня. И был прав. Узнав о нем, ко мне пришли вы и стали донимать просьбами о продаже. Неужели вы действительно полагаете, что я запросто откажусь от него ради горстки бесполезных бумажек? Я зарабатываю достаточно. Но мне любопытно, зачем вам камень? Что за огромная ценность такая в нём заключена? Ведь вы готовы отдать буквально всё, что имеете!

- Вы прекрасно осведомлены о его ценности, гос...подин… Мураки, - Тацуми словно подавился словом «господин», но тем не менее произнёс его. – Или, по крайней мере, вы точно о ней догадываетесь.

- Да, верно. Камень излучает необыкновенную силу, ничего подобного мне чувствовать не доводилось. В прошедший четверг мне предстояла пересадка почки, восстановление пяти рёбер и трепанация черепа у одного пострадавшего в автомобильной катастрофе пациента. Почти безнадёжный случай. И когда мне сообщили утром о необходимости делать эту операцию, буквально за час до её начала, моим первым порывом было сорваться с места и помчаться в банк за рубином. Так я и поступил. Это безумие - надеяться на помощь неизвестной магии, возможно, даже чёрной, но я отыграл у духов смерти ещё одну человеческую жизнь. Я спас того юношу!

- У вас по-прежнему золотые руки, - вздохнул Тацуми, - несмотря ни на что.

- Несмотря ни на что? – меня всё больше удивляли эти его «случайные» оговорки. – Звучит так, будто в целом я - бесчестный человек, совершающий предосудительные поступки.

- Конечно, нет. Теперь – нет.

- Теперь? – если бы Господь при рождении не наделил меня бесконечным хладнокровием, я бы с огромным удовольствием разбил об него чайное блюдце. Вместо этого я просто потёр переносицу и с едкой подковыркой вымолвил. – Господин Тацуми, у меня складывается устойчивое впечатление, словно вы следили за мной не только в моей нынешней жизни, а и в прошлой тоже. Неужели вы - буддист, и полагаете, будто реинкарнации в самом деле существуют, причем вы способны о них точно знать?

- Реинкарнации существуют, но я не буддист, - спокойно отозвался он, возвращая себе тон презрительного равнодушия. – И, разумеется, не следил за вашими прошлыми воплощениями. Я говорю о вашей текущей жизни, которая была в корне изменена. В ночь, когда это случилось, вы и получили рубин.

Впервые я был шокирован чьими-то словами настолько, что не нашёл никакого ответа. Воспользовавшись моим явным замешательством, Тацуми достал из-за пазухи длинное чёрное перо и положил его передо мной на столик.

- Вы помните ту ночь, Мураки-сан, не правда ли?

Я невольно прикусил язык, чтобы сдержать удивленный вскрик. Затем протянул руку и коснулся пера. Оно было мертвенно-холодным, угасшим, энергетически бесцветным. Таким же, как опустошённая душа сидевшего передо мной мужчины.

Выпустив из пальцев бесполезный предмет, я изрёк лишь одно:

- Это не его.

- Верно, - откликнулся Тацуми шёпотом. – Это моё.

И только тогда во всей этой запутанной истории для меня забрезжил свет понимания …

***

Ту ночь я бы не забыл до самой смерти. Такое не забывается.

За окном светила алая луна, словно облитая кровью. Я, тогда ещё шестнадцатилетний мальчишка, лежал в просторной постели в доме родителей, глядя на отсвечивающие в лунном сиянии бледные лица фарфоровых кукол, расставленных на полках, и не мог уснуть, словно ждал чего-то.

Тяжёлое ожидание, страшное, подступающее к горлу свинцовыми объятиями.
Я привык слышать звуки ссор, но сегодня с самого вечера было невообразимо тихо. Родители легли отдыхать раньше обычного.

Отдернув полог кровати я смотрел, не отрываясь, на кровавый диск в небесах и не находил в себе ни единой мысли, кроме давящего ожидания. Лунный луч медленно скользил по стенам, циферблату часов, занавескам, высвечивал мои ранние акварели, прикрепленные к обоям вперемешку с детскими фотографиями…

Внезапно тишину прорезал звук бьющегося стекла, а через секунду раздался истеричный женский вскрик. Голос матери. Чьи-то поспешные шаги, будто некто пытался бежать, но его повалили на пол, глухо ударив о доски паркета…

Возбуждённая речь отца. Мураки-сама кричал, срываясь на визг, и в его тоне я различил гнев, страх, горечь, боль, отчаяние.

«Предатель! Сволочь! Змея!» - вопил отец.

Крики сопровождались дальнейшими ударами и истошными возгласами матери. Я не понимал слов, вернее, не хотел понимать. Просто сжался в комок, зарываясь лицом глубже в подушку. Случилось что-то ужасное, намного хуже, чем обычно, и я не хотел знать, хотел спрятаться, закрыться от происходящего, при этом осознавая, что подобное желание невыполнимо.

Красная луна светила сквозь зажмуренные веки, расцвечивая фантасмагорическими оттенками блики за влажными ресницами.
Не прошло и минуты, как внизу стали распахиваться двери комнат, где жили слуги. Кухарка, горничные, управляющий домом, судя по звукам, спешили со всех ног на второй этаж в спальню родителей.

- Мураки-сама! – голос старого слуги. – У вас все хорошо?!

Отец прорычал в ответ нечто нечленораздельное, но открыл дверь, впуская слуг.

В тишине ночного дома я расслышал причитания кухарки, судорожные всхлипы горничных, а затем чёткий голос отца, успокоившийся, твёрдый и страшный. Страшнее я в своей жизни не слышал.

- Уберите эту падаль! Чтоб мои глаза его больше не видели!

Совладав с собой, я медленно поднялся с постели, унимая дрожь в теле.
Я действительно собирался пойти и увидеть всё своими глазами, что бы там ни случилось, но внезапно у меня закружилась голова, и я осел на ватных ногах… На пол?

Если бы! Неожиданно дыхание моё остановилось. Чьи-то сильные руки подхватили меня сзади, удерживая от падения, а незнакомый мужской голос шепнул на ухо:

- Не надо, Кадзу-кун. Не ходи туда.

Я открыл рот, чтобы закричать, но неизвестный опередил меня, прикрыв мои губы ладонью. От нее пахло корицей, соком спелых мандаринов, и она была слегка сладкой на вкус.

- Прости, я напугал тебя. Пробрался сюда без спроса. Не кричи, пожалуйста. Я не собираюсь причинять тебе вред. Клянусь всеми святыми! – и он медленно отпустил ладонь.

Любопытство победило страх. Я обернулся и с интересом взглянул на моего загадочного гостя. Он теперь сидел на краешке постели, скрестив ноги, освещённый лунным лучом. Высокий, темноволосый, немного взъерошенный. Усталый. В одной рубашке, расстёгнутой у ворота и чёрных брюках. Но когда я взглянул в его глаза, то понял, что не могу оторваться. Я смотрел и смотрел в удивлении на это чудо насыщенно-аметистового цвета. Редчайшего цвета. И его глаза тоже отвечали мне с необыкновенной нежностью - огромные, наивные, грустные...

- Кто вы? – наконец, смог вымолвить я, чувствуя, как язык отказывается повиноваться.

- Я бывший грешник, которому нет прощения, - печально улыбнулся мужчина. – Но я надеюсь, что хотя бы сегодня сумел сделать единственное полезное дело в своей жизни – подарить тебе другую судьбу.

- Мне? – я всё ещё продолжал вглядываться в его черты, то ли пытаясь запомнить их, то ли понять: сон всё это или правда.

- Да, тебе. Но не думай об этом. Просто живи. Ты ведь о чём-то мечтаешь?

Мне было так легко говорить с ним, словно мы уже сто лет знакомы.

- Стать лучшим в Японии хирургом.

Мужчина улыбнулся и ласково взъерошил мне волосы, потом притянул к себе и крепко обнял.

- Не предавай свою мечту, Кадзу-кун, я тебя очень прошу. Слышишь? Обещай мне.

Я не успел ответить. Внезапно из-за дверей послышался истошный вопль и противный всхлип, а потом звук тяжело рухнувшего тела.

- Саки-сама!!! – завизжал кто-то из слуг.

- Господин Саки! – вторил другой голос.

- Да и чёрт бы с ним! – выкрикнул отец. – Дьявол приберёт его душу! Кто-нибудь пойдёт, наконец, и проверит, в порядке ли мой единственный законный сын?

Вырвавшись из объятий незнакомца, я вскочил на ноги и бросился к дверям, но вдруг остановился на полпути и обернулся на мужчину.
Тот по-прежнему сидел на постели, но сейчас я уже не видел его отчётливо, словно он превращался в призрачный силуэт. За его спиной вырисовывались тенью два чёрных крыла.

- Кадзу-кун, - проговорил он, протягивая ко мне руку, - обещай, что найдёшь свое счастье! Пожалуйста, Кадзу-кун!

Не знаю, почему, но из моих глаз хлынули слёзы. Я бросился к этому непонятному человеку, духу или ангелу, обнял его колени, приник к ним щекой и истово прошептал:

- Обещаю! Но кто вы? Как вас зовут?

Он безмолвно растворился в воздухе, а на моих ладонях остался лежать кроваво-алый рубин, внутри которого виднелось одинокое чёрное перо, будто застывшее там тысячу лет назад, как в янтаре – погибшая бабочка.

- Господин Кадзутака! – в дверь изо всех сил барабанили слуги. – Откройте, пожалуйста! Господин Кадзутака, вы в порядке?!

Поспешно спрятав рубин под подушкой, я вытер слезы и прокричал в ответ:

- Со мной всё хорошо! Что случилось?

- Откройте, господин!

- Подождите минуту. Я не одет.

В ту ночь я узнал, что мой сводный брат Саки, официально усыновлённый отцом всего полгода назад, покончил с собой в спальне моих родителей после того, как они застали его за попыткой отравить им питьё, оставленное на ночь в графине.

По непонятной причине буквально за секунду до того, как Саки собрался накапать яд, упала напольная ваза с цветами, украшавшая противоположный угол спальни. Это разбудило родителей, они увидели Саки стоящим возле них с подозрительной ёмкостью в руках.

Отец сразу узнал один из своих новых и наиболее опасных химических реактивов, которые хранил в лаборатории, расположенной в подвале дома. В порыве ярости он избил Саки до полусмерти. Когда прибежали слуги, Мураки-сама распорядился связать сына и запереть его в комнате до утра. Сам он собирался подумать, как заставить несостоявшегося убийцу понести заслуженное наказание. Однако Саки ухитрился выхватить у кого-то из слуг катану, с которой тот прибежал на шум, и вонзить её себе в живот. Рана оказалась смертельной.

Отец высказал позже предположение, что Саки пытался отомстить нашей семье за свою родную мать. Мой сводный брат считал отца виновным в ее преждевременной гибели, а также он завидовал нашему богатству и считал незаслуженным, что главным наследником семьи являюсь я.

«Скорее всего, убив нас, потом он уничтожил бы и Кадзутаку, - предположил отец, и у меня мурашки побежали по коже, когда я услышал это. – Ведь он хотел заполучить себе всё, остаться единственным наследником семьи Мураки. Будь проклят день, когда я соблазнился красотой его распутной матери и произвел на свет этого подлого ублюдка!»

Я слушал отца и, хотя не соглашался с ним полностью, понимая, что в случившемся была значительная доля его вины, однако я точно так же не мог найти в себе ни капли сочувствия к погибшему брату.

Саки никогда не был добр ко мне. Скорее, наоборот, не упускал случая ударить или унизить. Похоже, он и в самом деле ненавидел нас с первого дня пребывания в доме. Что ж, он сам выбрал свой путь.
Меня больше волновало другое. Кем был мужчина, пришедший ко мне в ту ночь? Тот, кто назвал себя бывшим грешником, но так и не открыл своего имени? Неужели это он нарочно толкнул вазу, чтобы разбудить моих родителей?

Но тогда всплывает масса других вопросов. Откуда он узнал о намерениях Саки? Как проник в дом? Зачем пытался спасти нас? Может, он просто привиделся мне?

Нет, он не был призраком или галлюцинацией. Вот, на моих ладонях тёмно-красный рубин - почти того же цвета, что и луна в ту достопамятную ночь. А внутри я вижу крошечное чёрное перо с крыла моего ангела-хранителя. Если прижать рубин к сердцу и вспомнить его глаза, талисман начинает мерцать, и от него исходит тепло, которое я ощущал в его объятиях. Я снова слышу голос, говорящий: «Кадзу-кун, обещай, что найдешь своё счастье», и невероятная сила вливается в меня.

Но я никому не позволю узнать мою тайну, спрячу кристалл так далеко, как это только возможно! Он мой, он подарен мне! Никто не прикоснётся к нему!

***

- Но даже спрятав его после переезда в Токио, вы не оставили надежды понять, что за загадочный талисман попал к вам, - проговорил Тацуми. – При первом удобном случае вы отправились в Мадрид в собор Пресвятой Богоматери Альмудены к священнику, собиравшему у себя редкие книги о магических амулетах и ритуальных предметах разных стран. И потом на протяжении последующих лет вы объездили полмира в попытках найти ответ на свой вопрос.

- Значит, вот когда вы впервые сели мне на хвост?

- Да.

- Вам придется в свою очередь рассказать вашу историю. Я ведь был сейчас полностью откровенен.

- Вы были откровенны лишь потому, что я продемонстрировал перо.

- Кто вы на самом деле? Я имею в виду, вы оба?

- Он сказал тогда: бывшие грешники. И надо отметить, он был поразительно точен с формулировкой…

- Вы не люди?

- Когда-то мы являлись людьми, но потом превратились в синигами, Богов Смерти. Кто-то нас называет Ангелами Смерти. В принципе, это не имеет значения.

- На человека он и не был похож... Почему же вы, господин Тацуми, не следили за мной изначально? Сразу после того, как рубин попал ко мне? Вы ведь знали о поступке вашего друга с той самой ночи, не так ли?

- Догадывался, но не был уверен. А следить изначально не имел возможности. Впервые появившись возле вас, я не предполагал, что амулет существует. Я догадался, лишь потому, что вы в Мадриде начали свои поиски. Я заметил вас в соборе, услышал вопросы, заданные тамошнему священнику, и насторожился. А потом в парке Ретиро... Вы чересчур долго задержались возле фонтана Падшего Ангела. На целый час. Возле единственной статуи. Скульптура, конечно, впечатляющая, но не настолько же! Я сопоставил известные мне факты, проштудировал кое-какую информацию и нашел упоминание о рубине. Это очень редкая вещь. Но я все ждал, когда вы покажете, где храните его, и действительно ли я прав, подозревая, что магический камень у вас, потому и следил за вами так долго. Время для меня не имеет значения. С некоторых пор для меня вообще мало что имеет значение.

- Как его звали?

Тацуми заколебался на секунду. Снял очки, протёр их платком. Надел снова.

- Зачем вам это?

- Он спас мою семью. Могу я хотя бы знать, за чью душу молиться?

- Он не нуждается в молитвах, равно как и в иной вашей благодарности. Если синигами уничтожает жизнь одного человека, чтобы спасти другого, он исчезает. Мой друг стал причиной самоубийства вашего сводного брата, и за это лишился собственной жизни. И он совершил всё намеренно, прекрасно осознавая, на что идёт.

- Выходит, он, и правда, изменил мою судьбу?

- Не льстите себе. Он пожертвовал собой отнюдь не ради вас, а для того, чтобы спасти кое-кого дорогого ему от вас в будущем. Ваша судьба его вряд ли сильно интересовала.

- Вот как? - помимо воли я вдруг ощутил себя так, будто меня предали, и пронзившая сердце боль отразилась на тоне голоса. Я сам испугался того, как произнес эту короткую фразу - с ледяной жёсткостью.

Тацуми отшатнулся, встретившись со мной взглядом.

- Это все-таки вы, Мураки! Даже сейчас!

- Господин Мураки, - с завидным упорством поправил его я.

Глаза Тацуми сузились и превратились в две тёмно-синие щёлочки за стеклами очков.

– Внутри вы не изменились ни на йоту.

- Может быть. И вам неприятно сидеть возле меня, но всё-таки вам придется справиться с вашими неприязненными чувствами и поведать мне, чего я не знаю о той ночи и о камне. Иначе я не стану обсуждать с вами условия его продажи.

- Я вас недооценил. Вы видели моего друга в его истинном облике и успели ощутить силу рубина. Разумеется, вы теперь так просто не отступитесь. Хорошо, слушайте. У вашего талисмана есть название: амулет синигами. За последнюю тысячу лет подобным предметом обладали всего трое, включая вас…

***

И он рассказал историю, в которой многое, я чуял нутром, являлось ложью.

Он желал получить мой талисман. Он им болел. Только этим жил и дышал. И вёл себя, как покинутый любовник, каковым, вероятно, и являлся.
Мне даже не потребовалось спрашивать у него, способны ли синигами испытывать чувства. Я отлично помнил аметистовые глаза, с нежностью глядевшие на меня. Так на меня никогда не смотрели даже мои родители, и это отнюдь не было чем-то фальшивым или наигранным, как бы там ни пытался Тацуми уверить меня, будто мой темнокрылый ангел в ту ночью спасал кого-то ещё.

Стоило присмотреться к моему собеседнику внимательнее, и я бы не переживал ни секунды. Сейчас, когда он заканчивал свой рассказ, все его эмоции виделись мне, как на ладони.

Он иссох от отчаяния и несбывшихся надежд, опустошил собственную душу гневом и ревностью. Он пытался бороться с собой, но ничего не мог поделать.

Из его наполовину фальсифицированного рассказа я выяснил много интересного. Во-первых, синигами, спасший человека и ставший причиной гибели другого человека, может быть проклят двумя способами: полным исчезновением, либо заточением в амулете и подчинением своей энергии тому, кто первый этот талисман возьмёт в руки. Второе проклятие срабатывает реже, но всё-таки случается.

Обнаружив наличие у меня магического камня, Тацуми надеялся на то, что душа его друга ещё заточена внутри рубина. И это, я чувствовал, было правдой.

Для предыдущего владельца обладание кристаллом ничем хорошим не завершилось. Он истощил душу синигами, оберегавшую его, чересчур часто пользуясь энергией амулета. Рубин раскололся, и владелец талисмана погиб. Душа Бога Смерти растворилась вместе с камнем.
Скорее всего, господин Тацуми, вы говорите сейчас ложь… Но не пойму, в чём она заключается, и не хочу ошибиться. Я бы не позволил, чтобы душа моего благородного спасителя вдруг исчезла навсегда по моей вине.
Разумеется, Тацуми тоже не желал своему другу такой судьбы, поэтому искал способ заставить магический камень раскрыться и выпустить душу синигами ранее, нежели чем она погибнет. Такое можно было осуществить только в определённый день и в определённом месте. Для этого Тацуми и собирался выкупить кристалл.

Информацию об амулете, втором проклятии и дне освобождения души, как он сообщил, ему удалось добыть в архивах библиотеки синигами, но не напрямую, а через своих коллег и друзей. Тацуми являлся ответственным секретарем отдела организации Богов Смерти Энма-Тё в стране Мёртвых Мэйфу. К сожалению, сейчас он не мог туда вернуться. Он использовал машину времени, чтобы переместиться в прошлое на пятнадцать лет, и теперь в одном и том же временном отрезке оказались два господина Тацуми: один в Мэйфу, другой на Земле. Встречаться лицом к лицу им было категорически противопоказано во избежание межвременного парадокса.

Темнит. Ну да ладно.

Друг Тацуми, спасший жизнь моим родителям, ещё раньше отправился в прошлое каким-то другим способом на свой страх и риск, никого не предупредив. Он хотел предотвратить страшное будущее для многих людей, которое неизбежно должно было наступить по моей вине.
По словам Тацуми, убийство родителей, покушение на меня самого необратимо повредило бы мою психику. Я бы не умер, но идея отомстить Саки за гибель отца и матери заставила бы меня связать свою судьбу с запрещёнными опытами по клонированию людей и чёрной магией.
В той, несуществующей теперь жизни, я продавал людей на органы, убивал, подстраивал несчастные случаи. И всё ради того, чтобы сначала возродить, а затем собственноручно прикончить сводного брата, застреленного из ружья нашим управляющим за секунду до того, как катана Саки пронзила бы мне сердце. Именно такое будущее, по словам Тацуми, пытался изменить его друг, а вовсе не спасти меня или моих родителей.

В будущем, кроме прочих своих преступлений, я должен был проклясть того, кто после смерти стал бы близким другом моего спасителя-синигами. Я умертвил бы мальчика особо циничным способом - нанеся на тело тринадцатилетнего подростка знаки тёмного заклинания, которое сработало бы три года спустя, уничтожив мою жертву шестнадцатилетним юношей. И даже став Богом Смерти, несчастный не перестал бы страдать, ибо проклятие на его теле нигде и никогда не дало бы ему покоя. И подобное я бы сотворил с ним, по предположению Тацуми, даже не за то, что мальчик случайно стал свидетелем одного из моих убийств, а лишь за то, что он слишком напоминал меня самого в юности. Моя психическая болезнь привела бы именно к тому, что я и себя начал бы ненавидеть тоже.

Ложь. Я бы не стал убийцей. Да, у меня скверный характер. Я придирчив, холоден, нетерпим, но … Я врач и призван спасать жизни!
Впрочем, когда у человека развивается тяжёлая психическая болезнь, то на её фоне происходит необратимая деформация личности… Неужели правда?

- В текущем ответвлении времени юноша жив, - успокоил меня Тацуми, – Хочешь знать, кто это? Ведь ваши пути, как ни парадоксально, опять пересеклись. Юношу, проклятого тобой в той жизни, звали Хисока Куросаки.

Невероятно. Тот самый безнадёжный пациент, которому я вчера делал операцию!

- Вот твои руки и чисты, Мураки-сан, - усмехнулся Тацуми, наблюдая за моей реакцией. – Ты сохранил человеку жизнь вместо того, чтобы уничтожить его. Ты свят, как божий агнец. На твоем счету лишь добрые дела, но я прекрасно помню и тот вариант развития событий, когда весь наш отдел в Мэйфу не мог ничего с тобой поделать. Мы, синигами, не могли справиться с обычным человеком, чей путь был устлан кровью и телами погибших жертв, взывавших к небесам о возмездии. Но надо отдать тебе должное, даже будучи жестоким убийцей, ты продолжал спасать жизни на операционном столе. Видимо, не все светлое в тебе было уничтожено безумием.

Совершенно определённо, Тацуми ненавидел меня.

- По-вашему, я обязан нести ответственность за преступления, которые не совершил, поскольку в данной версии реальности не безумен? – саркастически поинтересовался я.

Тацуми безнадежно махнул рукой.

- Отдайте талисман. Это всё, о чём я прошу. Ради этого я отправился в прошлое, ради этого мой хороший друг позволил мне разрушить его уникальное изобретение, которое не было закончено и не могло на момент моей отправки полноценно функционировать. Машина больше не будет никогда восстановлена, а я продолжу скитаться по Земле до тех пор, пока не найду способ освободить душу другого моего друга.

- Как его звали?

Тишина.

- Господин Тацуми, это не праздное любопытство. Я хочу знать его имя.

- Ваша просьба толкает меня на предательство …

- Бросьте. Я не чёрный маг. Что я сделаю плохого его душе?

- Вы достаточно плохого сделали ему в той жизни.

- Знаете, господин Тацуми, в архиве моего деда хранится старая медицинская карта 1925 года с фотографией молодого человека, чьи раны затягивались с невероятной скоростью. Его привезли в больницу с амнезией в тяжёлом состоянии, практически при смерти, но его раны вскоре исцелились сами по себе. Избежав смерти, юноша начал страдать депрессией. Он ни с кем не разговаривал, много раз пытался резать себе вены, но они каждый раз зарастали на глазах у изумлённых врачей. В конце концов, он умер, но его тело загадочным образом исчезло. Мой дед так и не сумел выяснить причину столь стремительной регенерации его органов, так же как ничего не выяснил о его прошлом и о причине депрессий. Но когда я взглянул на фото, откопав ту медицинскую карту в доме моего отца несколько лет назад, я был действительно потрясён … Господин Тацуми, показать вам фото?

- Не надо, - глухо прошептал синигами, отводя взгляд.

- Это был он?

- Да.

- Я и не сомневался. Тогда он ещё являлся человеком?

- Покаявшимся грешником. Его не взяли небеса, но не забрал и ад, так как за миг до смерти он искренне раскаялся в своих деяниях. Он считал, что недостоин существовать, ведь в нем текла чужеродная кровь. Он был сыном женщины и демона. В нем жили две личности: одна, доставшаяся от демонов, холодная и жестокая, а вторая - невероятно добрая и человечная. Он сумел, в конце концов, навсегда избавиться от первой, однако вторая его часть продолжала казнить себя за совершённые преступления, пусть они и свершились в состоянии аффекта. Думаю, именно потому он пытался понять тебя, наверное… В отличие от нас… Не знаю, чёрт побери! – Тацуми всё-таки не выдержал и грохнул по столу кулаком. – Чего ты от меня сейчас хочешь? Говори!

- У меня три требования, - сказал я, поняв, что больше он не будет торговаться. – Первое. Назовите его имя. Немедленно. Второе. Я еду с вами в тот день и в то место, где, по-вашему, возможно освободить душу из амулета. Третье. До этого дня – а вы можете быть уверены, я никуда не сбегу – вы прекращаете свою нелепую слежку. Я, наконец, хочу пожить спокойно, не ощущая затылком чей-то давящий взгляд.

- Вы отдадите мне амулет?

- В тот самый день и в том самом месте. Я отдам рубин при условии, что вы позволите мне поговорить с вашим другом. Если его душа действительно всё ещё в амулете.

- Зачем?!

- Просто хочу задать несколько вопросов. Это возможно?

- Разумеется. Если извлечение пройдет успешно, вы увидите его.

- Имя.

Он колебался, тянул время.

- Имя! – жёстко потребовал я и добавил. – Бросайте ваши штучки. Я догадываюсь, почему вы молчите. Думаете солгать? Я почувствую. У меня невероятная интуиция, поверьте.

- Я вас ненавижу, Мураки, - честно признался он.

- Верю. И даже могу предположить, почему. Вам отлично известно, что ваш друг отправился сюда не потому, что собирался спасти моих будущих жертв или по иной причине. Он пришёл из-за меня. А сейчас вы не хотите мне дать даже малейшей возможности поговорить с ним. Ведь если не знать имени, побеседовать нельзя, не так ли?

- Пообещайте не использовать вашу власть как хозяина талисмана, чтобы удержать его душу около себя или как-то иначе подчинить себе его волю! Клянитесь всем, что вам дорого на свете!

Я усмехнулся.

- Мои планы не идут так далеко. Я просто хочу поблагодарить его… Хорошо – клянусь! Я не сделаю ничего из вышеперечисленного.

Тацуми понял, что я не оставлю его в покое.

- Его звали Асато, - вымолвил он, и в голосе я услышал надрывную боль и бездонную нежность одновременно.

Мужчина выдохнул фразу почти, как в молитве. Поддельное имя он бы не произнес с таким чувством.

- Асато-сан, - повторил я эхом, пробуя имя на вкус.

И снова ощутил лёгкий аромат корицы и мандаринового сока на губах.

- Просто - Асато? – лукаво прищурившись, уточнил я, аккуратно поправляя складку на скатерти.

- Прос...

- Неправда, - перебил я, даже не дав возможности договорить слово. – Так мы не сдвинемся с мёртвой точки, и наша сделка не состоится.

Он молчал.

- Господин Тацуми. В моих руках все козыри, признайте же это, наконец, - тем же вкрадчивым тоном продолжал я. – Вы исполняете свою часть сделки – я исполняю свою. Чего проще?

Синигами побледнел, опустил голову и прошептал едва слышно.

- Асато Цузуки.

По тому, какое невероятное тепло разлилось в моей груди, я понял: он не солгал.

- Очень хорошо. А теперь мы расстанемся. До того дня. Если вы выполните и два других условия, талисман ваш. Совершенно бесплатно. Душа вашего друга обретёт, наконец, свободу.

Тацуми встал с места и растворился в воздухе. За секунду до исчезновения я заметил за спиной его полупрозрачного силуэта два чёрных крыла.

***

Глупо было пытаться спрашивать у Тацуми, почему синигами умирают, если убьют человека ради спасения кого-то. Или почему в данном случае душа Бога Смерти оказалась заточена внутри кристалла? Равно нелепо было выяснять, как иначе можно пользоваться силой талисмана.
Вряд ли он бы рассказал правду, даже если бы я и дальше продолжал давить на него. Не думаю, к тому же, чтобы Тацуми знал абсолютно всё. В синигами, как я выяснил сегодня, слишком много человеческого.
Подумать только, сколь мы беззащитны перед загадками Вселенной! Мне выпал счастливый билет: Бог Смерти изменил мою судьбу… Если верить, конечно, словам другого Бога Смерти. Но в итоге, в какой нелепой ситуации оказались мы все!

Заточенная душа, страдающая от воспоминаний о прошлых грехах. Синигами, потерявший любимого. Уставший от самого себя владелец и главный хирург престижной токийской клиники…
Потрясающий набор художественных образов! Взрывоопасная химическая смесь.

Я столько лет живу, не ощущая себя живым. Двигаюсь в полусне, как осенняя муха с замедленным метаболизмом. Тускнеет восприятие, мир отгораживается всё более толстым стеклом, а я цепляюсь за старые воспоминания, дающие хоть какие-то проблески прежних впечатлений.
Строго говоря, я замечаю за собой, как постепенно становлюсь бесчувственным циником. Пусть в материальном плане у меня всё сложилось, и даже одиночество легко исправить: любая из тайных подруг почтёт за честь стать моей законной женой, но проблема в другом.
Я не хочу связать себя ни с одной из них. И не знаю, чего мне надо. Видит Бог, у меня есть любимая работа, собственный дом в роскошном районе Токио, родители, которые с годами стали относиться друг к другу, да и ко мне тоже, более терпимо.

Всё это есть. И я пуст. Во мне сосущий вакуум. Вечный вопрос о бессмысленности существования. Только, когда я прикасаюсь к амулету, что-то внутри расправляет робкие крылья, тонкие, как у журавлика-оригами.

Нет, неправда. Те крылья не бумажные, а живые, трепещущие… Я запрещаю проводить в уме какие-либо ассоциации, классифицировать свои ощущения. Амулет помогает мне, даёт силы. Но я не должен зависеть от него… А он зовёт. Сводит с ума.

Честно сказать, я отвёз его тогда в банковский сейф, потому что перестал спать ночами. Особенно в полнолуние. Камень тянул меня к себе, заставлял доставать его из ящика, подходить к окну и смотреть сквозь него на луну. Неотрывно, часами. Опомнившись ближе к утру, я быстро убирал рубин обратно и с горечью думал о своем неизбежно надвигающемся безумии.

В конце концов, спустя год я нашёл способ заполучить ячейку в банке и сдал талисман туда. Зов амулета стал слабее, но до сих пор меня не покидало чувство, будто он ждёт своего часа.