Смерть жестоко страдал от хандры. И это было худшим, что могло случиться. Хандрящий Смерть иногда творил неправильные вещи, жуткие вещи... скажем так: он пытался всеми способами побороть скуку. А так как речь шла о Смерти, вариантов этих способов было не так уж много.
Песочные часы представляли собой маленькую оловянную плошку, невзрачную и ничем не примечательную. Разве что плошка была сужена посередине да прозрачна, а яркий оранжевый песок, пересыпавшийся из верхней половины, при желании мог бы сойти за апельсиновый сок. Сейчас песок вел себя странно — он упорно не хотел скользить вниз, когда Смерть встряхивал часы. Не то чтобы Смерть приближал миг своего прибытия — ему просто казалось чуточку забавным, что песок, которого в верхней половине часов было еще довольно много, так сочно и радостно обтекает прозрачные стенки, так невинно сопротивляется его стараниям. Но, разумеется, Смерть своего добился. Весь песок оказался внизу, а Смерть поспешил на встречу.
В далекой заснеженной стране умирала нянюшка. Ей было очень страшно, так как, несмотря на жизненный опыт, который, как известно, учит относиться философски к вопросам жизни и смерти, собственная кончина, к тому же неприглядная и нисколько не легкая, как, возможно, представлялось ей (если представлялось), пугала до невозможности. Но Смерть был уже близко. Коса синим всполохом блеснула в невидимом для живых свете, и тонкая нить, связывающая душу нянюшки с ее мертвым телом, оборвалась.
— ВОТ И ВСЕ, — произнес Смерть.
—Я не думала, что заслужила такой конец, — дрожащим голосом сказала нянюшка.
В самом деле. Разве можно было умирать так страшно? Нет, не заслужила. Прозрачными пальцами нянюшка прикрыла рот, удерживая тошноту.
— Я думала, что умру тихо, во сне. Что ты заберешь меня, не мучая. И, да, чуть попозже. Я ведь не все успела.
Она отняла пальцы, удивленно взглянула на них.
—Мне было так плохо, что хотелось умереть.
— ТВОЕ ЖЕЛАНИЕ ОСУЩЕСТВИЛОСЬ. ДАЛЬШЕ СТАЛО БЫ ЕЩЕ ХУЖЕ, — Смерть умолк. Объяснения с душами входило в часть программы, но объяснения с душой, которая по всем параметрам была ему симпатична, вышло немного затруднительным. Смерть подумал, что тянущее чувство, что скребется под ложечкой, вполне можно назвать смущением. В конце концов, если бы не хандра, расставание с жизнью у нянюшки прошло бы не в пример легче. — ДАЛЬШЕ СЛУЧИЛИСЬ БЫ БОЛИ. ИЗНОШЕННОЕ ТВОЕ СЕРДЦЕ С НИМИ БЫ НЕ СПРАВИЛОСЬ.
— Не знала, что во мне столько крови, — покачала головой нянюшка. — Вот она наполнит меня и ударит в голову... и вышло страшно. А сердце тут ни при чем. Сердце мое что угодно бы выдержало. Я что хочу сказать... знаешь, я старалась жить по совести. Быть маленьким человеком, ничего не прося и ничего не получая. Держаться своего места, и выше планки не прыгать. У меня был муж, который превратился в тирана, так я ему потакала, была дочь, которая до сорока лет сидела у меня на шее, и внучка была, которая меня ни в грош не ставила. Я жила для них. Чего у меня не было — так это собственных желаний, потому что я не считала, что заслуживаю их. Я была настолько хорошим человеком. По-настоящему хорошим. Только никому это не оказалось нужным. И даже умирать мне пришлось в мучениях. Хорошо хоть, и не поняла, что умираю. Мне просто было страшно.
— СМЕРТЬ ВСЕГДА СТРАШНА. ЛЮДИ ИНОГДА ВЕРЯТ, ЧТО ВО МНЕ ЕСТЬ ЧТО-ТО ВОЗВЫШЕННОЕ, ДУМАЮТ, ЧТО УМИРАЯ, ОНИ СОВЕРШАЮТ ПОСТУПОК. НО Я ВСЕГДА СТРАШЕН. И НИЧЕГО ВОЗВЫШЕННОГО ВО МНЕ НЕТ. ПОСМОТРИ— ТЫ ТЕПЕРЬ СВОБОДНА, НЯНЮШКА. МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ...— Смерть замялся, думая, уместно ли будет применять слово «жалость». Дело в том, что эмоции не были ему доступны. Все из-за нехватки желез. С другой стороны, люди часто говорят, что им жаль, на самом деле не испытывая жалости, а Смерть всегда старался идти в ногу со временем. —МНЕ ЖАЛЬ ТЕБЯ ЗА ТВОЮ СЕРУЮ ЖИЗНЬ, НО Я УВАЖАЮ ТЕБЯ ЗА ТО, ЧТО ТЫ ПРОЖИЛА ЕЕ ЧЕСТНО. ЭТО ГЛУПО И НЕПРАВИЛЬНО, НО, КАК ВСЯКАЯ РЕДКОСТЬ, ДОСТОЙНО УВАЖЕНИЯ. И ТЕБЯ ЛЮБИЛИ, НЕ ЦЕНИЛИ, БЫТЬ МОЖЕТ, НО ЛЮБИЛИ.
— Я была ранимой и чувствительной. Не очень образованной, но очень воспитанной, — шептала нянюшка, становясь все прозрачней. — Все могло бы быть по-другому. Я могла бы прожить жизнь счастливо, окружай меня другие люди.
— ВОЗМОЖНО, — вежливо ответил Смерть.
— Ты прав, — вздохнула нянюшка. — Я была честным, бедным человеком, и вряд ли бы вышло по-другому. Давай больше не будем умничать, как говориться, а пойдем? Смерть— это благо иногда, а жизнь продолжается.
— ЕСЛИ ТЕБЯ ЭТО ПОДБОДРИТ, ТО СКАЖУ ОДНО: ТАКОЙ ПРЕКРАСНОЙ ДУШИ, КАК У ТЕБЯ, МНЕ РЕДКО ДОВОДИЛОСЬ ВИДЕТЬ. ВЗГЛЯНИ НА СВОИ ЧАСЫ, — Смерть протянул совсем уже истаявшему духу нянюшки оловянные песочные часы. — ВИДИШЬ, КАКОЙ ПЕСОК ЯРКИЙ? ЭТО ТВОЯ ДУША. СОЧНАЯ, КАК АПЕЛЬСИНОВЫЙ СОК. ТЫ ТАК СТАРАЛАСЬ ЖИТЬ ДЛЯ ДРУГИХ, ТЕРПЕЛА БОЛЬ И ТЯГОТЫ, СЛУШАЛАСЬ...
— Слушалась, — кивнула нянюшка. — Твердила себе, что рано мне, рано уходить, что нужно терпеть, что они — дочь и внучка — без меня не справятся, что еще чуть-чуть — и жизнь наладится, дочка найдет себе работу, внучка станет помогать. Не вышло, я слушалась, слушалась себя, терпела, ждала, а не вышло.
— ТЕПЕРЬ ВЫЙДЕТ, — пообещал Смерть. — ТЕПЕРЬ ТЫ СВОБОДНА. ТЫ ЖЕ УЖЕ ЧУВСТВУЕШЬ ЭТО.
— Да…— нянюшка с удивлением огляделась вокруг, посмотрела вниз на свое тело, на измученное синее лицо, на рыдающую дочь — и поняла, что все это ее больше не трогает. — Мне стало спокойно. Теперь есть время.
— ЕСТЬ ВРЕМЯ НА ВСЕ. СМЕРТЬ — ЭТО БЛАГО, А ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ. ГЛУПОСТЬ, НО КАК ХОРОШО ЗВУЧИТ. ИДЕМ.
И Смерть протянул руку нянюшке. И нянюшка закрыла глаза.
