Огромный холл Малфой-Мэнора быстро становится пустым. Чёрные фигуры одна за другой покидают его, почти бесшумно — никто не осмеливается переговариваться. В последнее время собрания Ближнего Круга редко проходят без смертей, но в этот раз перед высоким креслом Тёмного Лорда лежит тело в белой маске Упивающегося, нагоняя страх на остальных его последователей.
Северус Снейп спокойно дожидается, когда холл очистится от людей, и с брезгливым выражением обходит труп, подходя к Лорду.
− Северус, − спокойно произносит Волдеморт. − У меня есть для тебя интересное задание.
Лежащая у его ног большая змея медленно расправляет свои кольца, заползая на спинку кресла. Её движения завораживают своей грациозностью, в каждом из них будто живёт скрытая до времени сила.
− Дамблдор думает, что до меня легко добраться. И я знаю, что он ищет на этот раз. Думаю, твои особые знания в области Тёмных искусств окажутся очень полезными...
* * *
Я тихо крадусь по подземельям. Выверенными, отточенными до максимальной осторожности шагами пробираюсь сквозь мрачную темноту древних коридоров. Я давно научился быть незаметным, сливаться с каменной кладкой, дышать в такт падающим где-то в глубине лабиринта каплям. Иногда меня посещают мысли, что мантия-невидимка мне не нужна вовсе. Пропитанный духом этого места, я здесь свой, незаметная тень, рассеянный в темноте разум.
Вот уже две недели каждую ночь я спускаюсь сюда, на территорию змеиного факультета, что бы добраться до единственно важного для меня слизеринца. Сложно сказать, почему так выходит — враг становится любовником, друзья — тенями из прошлого, вроде бы близкими, но уже принадлежащими прошлому, словно я перешёл какую-то черту, оставив их за спиной. Рон и Гермиона сейчас спокойно спят в своих постелях и даже не подозревают, что их друг в очередной раз спасает мир, на этот раз уже свой собственный, от нашествия тёмных сил.
Забавно, но я воспринимаю это именно так. После всем давно известных событий в министерстве и гибели крёстного сложно было не пересмотреть свои взгляды на окружающую действительность. Странно, что я не сделал этого раньше, странно, что не заметил, как на самом деле серьёзны одни вещи, а другие - глупы и бессмысленны. Раньше мы были этакой командой, сражающейся со злом в лице Волдеморта. Расследовали, искали причины, находили новое. Блуждали во тьме, в общем-то, хватали по верхам и не задумывались о серьёзной подоплёке наших ежегодных приключений. Даже Гермиона после очередной победы облегчённо выдыхала и говорила: «Теперь наконец можно заняться учёбой».
Всё начало меняться после Тремудрого турнира. Конечно, это были всё те же блуждания в неизвестности, но я начал учиться. Нет, школьные предметы интересовали меня не так сильно, как искусство соответствовать уровню своих проблем. А они у меня, надо признать, существенно больше, чем экзамены в конце года и оценки в дипломе. После смерти Сириуса я окончательно уверился в том, что многое делаю не так. Ответ на вопрос, а как же надо, пришлось искать самому.
Знаете, за лето мне удалось многое обдумать. Времени было навалом, и мне, к счастью, никто не мешал, желая оставить наедине с переживаниями. А мне было плевать на переживания, я думал о своём месте на этой войне. Я и сейчас много думаю об этом, особенно после разговоров с директором, который наконец-то начал рассказывать больше, чем необходимо для моего выживания...
Вот знакомый поворот к его комнатам. Ноги уже привычно несут меня туда, тело охватывает сладкое предвкушение, и все мысли, оборванные им, тут же улетучиваются из головы. Я почти добрался.
* * *
Я стучу условным стуком, так похожим на удары сердца - два раза, потом один, затем снова два. Тишина за дверью не пугает меня - знаю, он там, не спит, ждёт. Как я ждал его, кажется, целую вечность со вчерашней ночи. День выдался не из лёгких, и теперь можно позволить себе немного личной жизни. Оправдания? К чёрту.
Он открывает дверь и привычно смотрит в коридор пытливым взглядом. Я не вижу его лица, только напряжённую фигуру: немного наклонённая голова, сильная бледная рука, чуть светящаяся в темноте подземелья, вцепилась в ручку двери. Мягкий тёплый свет вырывается из его комнат, и мне кажется в этот момент, что это он светится так приятно, что хочется тут же вжаться в него всем телом, отогреться после холода и сырости слизеринских лабиринтов.
Моё дыхание учащается, и не в силах больше тянуть время, которое и так не резиновое, я ловко пробираюсь под его рукой в комнату и стягиваю с себя мантию. Тут уютно - в той степени, в которой может быть уютно в его комнатах. Горит камин, окрашивая книжные полки и мягкий ковёр тёпло-оранжевым светом. Его стол в тёмном углу, почти догоревшая свеча на самом краю — я знаю, он не любит много света, когда работает. Да и камин зажёг для меня, зная о моей мерзлявости.
За спиной тихо прикрывают дверь, и я чувствую, как его руки обнимают меня сзади, прижимают к сильному, гибкому телу. На нём лёгкая рубашка, и жар, исходящий от него, пробивается через тонкую ткань, согревая моё тело. Он дразнит меня, проводит языком по шее, его руки скользят по моим бёдрам, и я уже не в силах сопротивляться желанию.
* * *
Где-то вдалеке снова капает вода, отбивая ритм подземелий. Холод древнего каменного пола, сырость в воздухе. Я открываю глаза, но ничего не меняется — всё та же темнота, те же звуки. Я снова не смог добрести до гриффиндорской башни, снова уснул у его двери. Словно не хотел уходить, терять то тепло, которым он делился со мной всю ночь. Кто бы мог подумать, что хогвартский кошмар, гроза гриффиндорцев и самый неприятный учитель на свете может быть настолько тёплым, насколько живым за закрытыми дверями своих комнат. Я успел изучить его за те несколько недель, что мы провели вместе. Этот взгляд может быть не только убийственным оружием против учеников, но и нежной наградой за удовольствие. Этот рот может не только изрыгать ругательства и шипение, но и целовать, ласкать, шептать глупости на ухо. У него есть метка, я в курсе. Она даже по своему красива, если не обращать внимания на то, чья она и при каких обстоятельствах получена. Я и не обращаю. Метка лишь напоминает мне о том, какого опасного зверя я приручил.
Царапая руки о каменные плиты, я встаю и поправляю мантию-невидимку. Наверное, сейчас глубокая ночь, но напороться на Филча не хочется. Устало плетусь в башню, на ходу разминая затёкшие мышцы. Он никогда не оставлял меня в своей постели до утра. Да я и не просил, конспирация для нас — единственный шанс быть вместе.
Мы никогда не говорили о доверии друг к другу. Он не просил скрывать наши отношения от друзей, не просил играть в ненависть на уроках и в Большом зале. Я не требовал от него доказательств преданности Ордену, клятвенных заверений в ненависти к Волдеморту. Всё как-то само собой решилось в тот момент, когда мы бессловесно признались в желании друг другу и себе самим, одними взглядами, одними прикосновениями. И я просто поверил ему, единственному из всех окружающих меня людей, бывшему слуге Волдеморта, ужасу Хогвартса, сальноволосому ублюдку. Но мне не смешно, как было бы смешно многим из знающих историю нашей вражды. Мне интересно, ведь я впервые принял решение, которого от меня никто не ждал. Впервые не сыграл роль благородного Золотого мальчика.
Ухитрившись не разбудить ни одного портрета и не встретиться с Филчем, я называю пароль Полной даме. С понимающей улыбкой на лице она открывает проход, и я плетусь в спальню, что бы поспать оставшиеся несколько часов до завтрака. Завтра будет новый день. И новая ночь.
