Гарри Поттер и Светлый круг, часть 1

Хороший вопрос…
Друзья размышляли, кое-кто хмурился. Рон и вовсе помрачнел, а Луна, наоборот, чему-то улыбнулась. Невилл и Джинни оживленно перешептывались, потом Джинни спросила что-то у брата – тот закатил глаза, но неохотно ответил. Полуприкрыв глаза, с сосредоточенным выражением, Гермиона машинально загибала пальцы - восстанавливала последовательность событий…
- Конечно, - с усмешкой сказал Гарри, - это были мы. Но насчет переполоха он перегнул - какой там переполох? Мы с Роном подошли сзади. Ткнули палочками и посоветовали хранить спокойствие.
- Зловещим шепотом, - вставил Рон, повеселев, и картинно прохрипел: - «Если вам дорога жизнь, мадам!..» Гермиона наложила на нее «Петрификус Тоталус», сняла с ее шеи медальон – и мы спокойненко ушли тем же путем.
- Переполох был потом, - со смехом объяснил Дамблдор, - когда Амбридж обнаружили и освободили от заклятия. Но каким это «тем же путем» вы ушли? Скриджмер аж запаниковал! В рабочее время, буквально через несколько дней после нападения Волдеморта, вопреки всем новым меркам безопасности трое воров возникает невесть откуда… Бедняга Эрик клянется, что через его турникет никто не проходил и честно предъявляет список зарегистрированных посетителей…
Он помолчал, ожидая, пока стихнет удивленный смех.
- Скриджмер что, не знал о «черном ходе»?! – воскликнула Гермиона.
Брови Дамблдора взлетели наверх и, казалось, у него чуть очки не упали от удивления:
- Это который через туалет? Вот оно что! Ну, Скриджмер – понятно, он мог про него и забыть. Это Фадж придумал в свое время – и наверняка Амбридж подбросила ему эту идею: создать такой «черный ход» для провинившихся сотрудников. Что-то вроде морального наказания… Но вы-то, вы-то откуда узнали?!
…А от кого они могли узнать? Конечно, от того же Наземникуса. Перед глазами Гарри снова встала сцена в доме на Гримо, 12.
Они спрятались там после нападения Пожирателей на «Нору» в день свадьбы Флер и Билла. Связавшись с ними с помощью Патронуса, Артур Уизли сообщил им, что отбиться удалось и никто не погиб, но посоветовал хотя бы несколько дней не показываться на людях. Они и решили использовать время, чтобы составить хоть какой-то план поисков. Повезло – домовик Кричер поведал о судьбе настоящего медальона и даже смог выловить и притащить Наземникуса Флетчера. Но у того медальона не было – при попытке продать его в Лихом переулке вор имел несчастье нарваться на Долорес Амбридж. Та объявила медальон своей фамильной драгоценностью, якобы украденной из ее дома, отобрала и посоветовала Флетчеру не вякать. Он и не стал – рад был, что дешево отделался.
Друзья напомнили ему, что он член Ордена, и потребовали, чтобы он присоединился к ним и помог вернуть медальон. Флетчер отказался. Не выдержав, Кричер врезал ему по голове сковородкой, но добился только того, что тот закатил истерику. Даже обещание Гарри щедро заплатить за помощь не смогло преодолеть страх перед Министерством. Рон пригрозил, что расскажет Грюму – без толку, хотя жуликоватый старик боялся Грюма, который из-за него чуть не погиб и с тех пор имел на Флетчера порядочный зуб. Но страх перед Амбридж все равно оказался сильнее.
- В общем, ясно было, что на него нельзя рассчитывать, - сказала Гермиона, - но, по счастью, я заметила одну странность. Встречи с Амбридж он боялся до колик, а вот проникнуть в Министерство… похоже, это не казалось особо сложным.
Чтобы избавиться от них, Наземникус выдал им эту информацию – в конце концов, он был знатоком всяких лазеек. Схватив его за волосы, Гермиона поставила его на ноги, вытолкала в дверь и попросила Кричера проследить, чтобы Флетчер по дороге к входной двери ничего не стащил. Домовик был настолько рад поручению, что даже не обратил внимания на то, что получил его от «грязнокровки». Схватив сковородку, он бросился следом, и оттуда сразу же донеслись звонкие удары. А Гермиона, вернувшись в комнату, продемонстрировала Гарри и Рону (очень удивленным ее неожиданной агрессивностью) несколько выдранных волосков. Все стало ясным. «Кто-то из нас должен превратиться в него?» - с отвращением спросил Рон, не сомневаясь, что этим «кто-то» будет он. «Превратитесь вы оба, - беспрекословно озаявила Гермиона, - а я раздобуду волосы какой-нибудь старушки». «А может, все трое?» - поддел ее Рон. Гермиона вдруг смутилась. «Нет… Я уже превращалась в тебя, Гарри, и больше не хочется. Мое белье… не очень подходит для мужской анатомии». Мальчики заржали, и она сделала обиженное лицо, потом не выдержала и рассмеялась вместе с ними.
Этот момент Гарри, конечно, пропустил.
- Мы оба стали Наземникусами, - закончил он, - а Гермиона достала волосы какой-то старушки на улице. Заклинанием «Акцио». Рону не раз доводилось бывать в Министерстве… да и мы там побывали три года назад, когда Волдеморт нас заманил…
- Я помню, - поспешно перебил Дамблдор. – А на этот раз все прошло легко, как я понимаю. Только почему вы не оглушили Амбридж сразу?
- Во-первых, я хотела, чтобы она нас увидела, - пояснила Гермиона. – В этом облике. Чтобы она не знала, что и думать. Тогда меньше риска, что она могла заподозрить, кто стоял за этим. Видите ли, я не была уверена в том, что она не знала истинное предназначение медальона.
- Она не знала, - заверил ее Дамблдор.
- Да, но я не знала, знает ли она.
- А во-вторых?
Гермиона нехорошо усмехнулась:
- Мне очень хотелось, чтобы Гарри хоть немного отыгрался. То, как она обошлась с ним на пятом курсе, я ей никогда не прощу. – Она глянула на Дамблдора, ожидая возражений, но призрак только кивнул ободряюще. Гермиона задумчиво продолжила: - Да, начало было очень и очень удачным… Но дальше…
…Дальше было тяжело. Уничтожить медальон - еще Кричер пытался и ничего не добился. Гермиона была права – только меч Гриффиндора мог сделать это, но у них не было меча. Почти наверняка он хранился в кабинете Скриджмера, а второй раз лезть в Министерство не было ни охоты, ни смысла. Одно дело – подстеречь Амбридж в коридоре, и совсем другое – взламывать кабинет Министра, наверняка еще и защищенный мощнейшими чарами после недавнего нападения Волдеморта.
Да и отказ Скриджмера выдать им меч мог означать и другое – что меч на самом деле не у него.
- В сущности, так и было, - подтвердил вдруг Дамблдор, нахмурившись. – Меч хранился в тайнике в моем кабинете. А в витрине стояла копия, которую Скриджмер и конфисковал. Так что не стоит сожалеть, что Министр не отдал его вам – фальшивым мечом вы бы ничего не добились.
- Понятно…

…Потом было посещение Люпина, ссора с ним… Люпин пытался вызнать что-нибудь о задании Дамблдора. Позже Гарри немало жалел о своей резкости, и его достаточно часто посещала мысль – может быть, стоило довериться Люпину. Но слишком крепко засела тогда у него в голове мысль, что они должны сделать все сами, потому что так сказал Дамблдор!
«Глупость мудреца…» - почти неслышно пробормотал Дамблдор.
- Мы уже говорили об этом, сэр, - Гарри старался говорить мягко. – Вас уже никто ни в чем не винит.
Аберфорт отчетливо хмыкнул:
- Похоже, ты и впрямь поумнел, брат. Надо же… Смерть пошла тебе на пользу.
Дамблдор искоса глянул на него и усмехнулся, ничего не ответив.

Каким-то образом им удавалось рассказывать, не путаясь в последовательности событий и не перебивая друг друга. Могла ли это быть какая-та новая способность, данная им Кругом? Вряд ли, мимоходом подумал Гарри.
Вряд ли. Скорее, дело в том, что каждому хотелось знать, что было у других, и каково было другим. Они оказались вместе только весной, и тут же узнали ужасную новость – война. Времени на разговоры почти не оставалось.
А потом выжившим было не до того, чтобы делиться воспоминаниями.
Только сейчас, полгода спустя, только после того, как трое погибших снова вернулись в жизнь и все шестеро пришли в себя, время для этого наконец-то наступило…
- …Мама с папой знали не все, - сказала Джинни, - одну вещь я им так и не сказала. Гарри был прав. Когда эти типы ворвались на свадьбу, несколько человек погнались за мной. И наверняка схватили бы, пока остальные дрались с гостями…
- Ты мне этого не говорила! – воскликнул побледневший Гарри.
Рон и Гермиона тоже смотрели на нее с испугом.
- Я… не хотела, - смутилась Джинни. – Мы же тогда решили, на Астрономической башне, и решили верно. Невилл и Луна защитили меня…
- Мы втроем защитились, - поправил Невилл. – Мы с нее глаз не спускали, Гарри…
- Я помню, - Гарри улыбнулся, вспомнив, как на свадьбе Луна и Невилл все время маневрировали среди гостей – так, чтобы быть в поле зрения друг друга и хотя бы один из них видел Джинни.
Он тогда еще подумал, что с такой охраной Джинни и правда ничего не грозит – и все равно сейчас, когда она сказала, ему стало не по себе.
- Не переживай задним числом, Гарри, - немного сердито посоветовала ему Джинни, - жаль только, ты не видел, как классно мы отбились! Они меня прикрывали, пока я добежала к ним, потом я повернулась – и втроем ка-а-ак шарахнули!
- Кое-кто аж за забор улетел, - весело добавила Луна.
- Не кое-кто, а все четверо! – поправил Невилл. – А ведь до забора было о-го-го сколько!
Гарри представил и несколько повеселел.
- Гарри, все было как на-до! – подчеркнула Джинни. – И то, что Гермиона в первую очередь вытащила вас с Роном – пра-виль-но!!! Понял? Главная охота ведь шла за тобой! Так что, повторяю – не надо расстраиваться, да еще задним числом!
- Да я расстраиваюсь, потому что этого не видел, - неловко отшутился Гарри.
- Это еще что! – Джинни рассмеялась и встрепала Невиллу волосы. – То, как его бабушка выступила – вот на это стоило посмотреть!
- А она там была разве?

…Оказалось, была – пришла с некоторым опозданием. Гарри как раз после разговора с Доджем и тетушкой Мюриель отошел в сторону, чтобы переварить обрушившуюся на него информацию. Ошеломленный, он не заметил бы Августу Лонгботтом, даже если бы она направилась к ним в этот момент.
Вернее, направилась она к Мюриель. Старые ведьмы терпеть не могли друг друга, так что при каждой встрече кидались к друг другу и начинали ругаться. В этот раз, как рассказала Джинни, старушки поссорились до белого каления, даже схватились за палочки. Вряд ли, конечно, дошло бы до поединка – во-первых, они все-таки были гостями на свадьбе, во-вторых, бабушка Невилла была очень сильной волшебницей, и для Мюриель поединок закончился бы весьма позорно… но тут как раз в ворота ворвались люди в черных мантиях и устрашающих масках; взбешенные такой бесцеремонностью старушки вместо того, чтобы поддаться всеобщей панике, бросились им навстречу и, не сговаривались, сорвали всю свою злость на них.
- Нет, но это надо было видеть! – давясь от смеха, рассказывала Джинни. – Гости орут и мечутся, Пожиратели кидают заклинания – и вдруг две старые женщины выскакивают наперерез и раскручивают Вихревую Левитацию! Видели когда-нибудь, как в фонтан кидают мяч и он на струях прыгает? Да еще бабушка Августа раскрутила заклинание по горизонтали, а тетя Мюриель – по вертикали! Этих швыряло покруче мячиков в фонтане, а уж орали они – погромче, чем самые напуганные гости! Мы с Луной и Невиллом забежали на второй этаж и оттуда видели все!
- А меня поразило, как Флер дерется, - сказал Невилл, пока Джинни боролась со смехом. – Билл потащил ее с Габриель в дом, но Флер вырвалась и, представляете - без палочки! – начала швыряться огнем! Не знаю, почему у нее палочки не было…
- Уронила в суматохе, - пояснила Джинни, - мы ее потом во дворе нашли. Так она же из рода вейл, у них огненная магия в крови. Забыл, как на чемпионате вейлы в лепреконов огнем швырялись?
- Так я ж на чемпионате не был… Вот оно что, теперь понятно! Она позавчера, когда на нас напали, из окна таким огнем шарахнула, что я думал - деревья вспыхнут!
- Вот-вот! Знаете, гостей это привело в чувство – вроде как пристыдило: старушки дерутся, невеста дерется, а они только в панике мечутся… В общем, тоже повыхватывали палочки, и этим типам пришлось убраться ни с чем. Жаль, никого поймать не удалось!

…После этих событий у Артура и Молли Уизли не осталось никаких сомнений насчет присутствия Невилла и Луны. И они, и старшие сыновья были очень заняты в Ордене, куда вступила даже Флер (сказав Биллу в утешение: «У нас обьезатьелно будьет медовый месяц – послье побьеды!») Габриель, несмотря на мольбы и слезы, заставили уехать с родителями.
Луна почти все время жила у них и нашла хорошую уловку, чтобы миссис Уизли не отправляла ее вечером домой. Она умела спать когда угодно и где угодно, а еще - сидеть тихо и незаметно. Когда миссис Уизли начинала беспокоиться, что слишком поздно, она неожиданно обнаруживала, что Луна свернулась на кухонном диванчике и безмятежно спит. При этом выглядела настолько умилительно, что у добросердечной женщины просто не хватало решимости будить ее, и она только, вздохнув, укрывала ее одеялом. Невилл приходил почти каждый день, иногда тоже оставаясь ночевать в пустующей спальне Перси. Так что хотя бы один из них всегда был рядом, а чаще всего – оба. С ними было хорошо. В первые же часы после нападения Джинни смогла оценить умение Луны несколькими словами успокоить и утешить – когда часы тянулись бесконечно, от Гарри, Рона и Гермионы не было никаких известий, и только благодаря Луне она не сорвалась в истерику. Потом, вечером, отец наконец-то узнал, где они, связался с ними. Услышав, что друзья в безопасности на Гримо, 12, Джинни в кои-то веки разрыдалась – и на сей раз Луна дала ей наплакаться вволю. Похоже, Луна хорошо знала, когда плач от бессилия, а когда – от облегчения.
А Невилл всегда был тихим, сдержанным и… надежным. Джинни впервые поняла по-настоящему, что такое «плечо друга». Даже с Гарри у нее не было такого чувства. Они были влюблены, они безумно нравились друг другу, они были счастливы вместе - но и она, и Гарри были слишком независимыми людьми. Настолько, что эта независимость… нет, дружбе она не мешала, но из-за нее они как-то и не догадывались, что можно и любить, и дружить. Как говорится, «не приходило в голову». А теперь Джинни начала понимать - не обязательно делать выбор между «любить друг друга или остаться друзьями». Как-то она поделилась этими мыслями с Луной, и та, по обыкновению, выдала совершенно неожиданную мысль.
- А я всегда знала, что это очень глупо, - сказала тогда Луна. – Когда выбираешь из двух, всегда есть четыре варианта. Можешь взять или одно, или другое… или и то, и другое… или ни одно из двух.
Джинни эта мысль поразила и очаровала. Слегка растерянная, она все же возразила:
- Но насчет того, что я говорила… Ни одно из двух – то есть, ни любви, ни дружбы… Зачем?
- Незачем, конечно, - согласилась Луна, – но ведь Тот-Кого-Нельзя-Называть как раз так и выбрал. Дурак он, правда?
От ее слов Джинни поперхнулась. Луна то ли не заметила, то ли не обратила внимание.
- Ты знаешь нашу дверь в Когтевране? Где ручка задает вопрос и не откроет, пока не дашь умный ответ? – спросила она чуть погодя; Джинни кивнула. – Однажды спросила: «Какое из двух зол лучше выбрать – большее или меньшее?» Я ответила: «Из двух зол лучше вообще не выбирать».
- Здорово! И что? – с огромным любопытством спросила Джинни.
- И она меня впустила, - рассеянно ответила Луна. – Еще сказала, что я умница. Я и сама знаю, конечно, но все равно приятно. Я к тому, что вот, когда надо выбрать зло, лучше не выбирать.
- Четвертый вариант, - засмеялась Джинни.
- Ну да. А есть и пятый.
Джинни заморгала:
- Это как?
- Выбрать что-нибудь еще. В жизни ведь всегда больше двух.
- Больше двух… чего?
- Да чего угодно. В жизни все есть.
Джинни и сейчас с удовольствием вспоминала, как они смеялись в полутемной кухне. Солнце уже садилось, а они так заговорились, что Луна забыла лечь спать, а тут вошла миссис Уизли и уже нахмурила брови, собираясь заявить, что Луне пора домой. Но девочка нашлась:
- Ой, миссис Уизли, у вас не найдется чего-нибудь поесть? Я что-то проголодалась!
От этих слов Молли прямо растаяла. Она обожала кормить Луну, вздыхая и причитая, какая она худенькая и как мало ест, и ставя ей в пример завидный аппетит Невилла.

- Правда, она догадалась, что это ты нарочно, - весело сказала она Луне. - Помнишь, когда проворчала: «У Сириуса, что ли, нахватались?»
- Я так и не поняла, что это значит, - отозвалась Луна, - а спросить забыла.
-Да бывало, что Сириус иногда заходил по делам Ордена. Они с мамой всегда ссорились, но ее стряпню он любил! Порой приходил голодный, а мама назло не приглашала его к столу, тогда он превращался в собаку, вилял хвостом и смотрел ну такими грустными глазами, что она просто не выдерживала и кормила его! Ой… простите, сэр!
- За… что? – сквозь смех спросил Дамблдор.
- Ну… отвлеклась я, я ведь не о том должна была рассказать.
- Ничего… - успокоил ее призрак, ожидая, пока все отсмеются (улыбалась даже Ариана на портрете!) – Все равно – спасибо, что рассказали… Будет чем повеселить Минерву!..
- Правда, потом, до осени, как бы и рассказывать почти что нечего, - уже серьезно сказала Джинни. – Я почти не выходила из дома. Один раз сходили к папе Луны в гости… - она передернулась: видно, Ксенофилиус Лавгуд угощал ее своими «специалитетами». – Луна, знаешь – только не обижайся… я после этого поняла, почему ты так любишь сладкое!
- Да я не обижаюсь, - засмеялась Луна. – Я привыкла, а папа считает, что все это очень полезно. Да и через некоторое время начинает нравиться… правда-правда! - заверила она Гарри, Рона и Гермиону, которым тоже довелось все это попробовать, и сейчас выражения их лиц соответствовали воспоминаниям. – Но от сладкого я и правда не отказываюсь.
- В общем, событий не было, - подытожила Джинни, - кроме… личных, - она ласково глянула на Невилла. – Даже потом, когда мы первого сентября поехали в Хогвартс. Мы все так рады были – я могла отвлечься на учебу, а то весь август просидела на иголках… Луна с Невиллом могли немного расслабиться – как-никак, у Хогвартса неслабая защита, ее еще больше усилили. Мы вновь собрали Отряд Дамблдора и решили, что возобновим тренировки. Пусть Гарри с нами и нет, но втроем как-нибудь его заменим.

…Август – как на иголках, сентябрь и октябрь – на нервах. Хорошо, что друзья рядом. Хорошо, что изменилась Флер – после свадьбы, а может, из-за того, что было нападение, она стала другой. Перестала паясничать и рисоваться, взяла себя в руки, даже терпела Селестину Уорбек. Впрочем, к концу августа они с Биллом все же переехали в свой коттедж на берегу моря, и Джинни несколько раз ловила себя на том, что скучает не только по брату, но и по невестке – к тому времени с Флер уже можно было разговаривать. А еще больше - по Габриель, ее аккордеону и песенкам, которые она знала неисчислимое количество, многие даже в английском переводе!

«От лампы светлый круг, и в очаге огонь,
Висок, задумчиво склоненный на ладонь,
Когда легко мечтать, любимый взор встречая,
И книгу ты закрыл, и вьется пар от чая,
И сладко чувствовать, что день умчался прочь,
И суету забыть, и встретить вместе ночь,
Союзницу любви, хранительницу тайны.
Как тянется душа в тот мир необычайный,
Считая каждый миг и каждый час кляня.
Из тины тусклых дней, опутавших меня.»
(Поль Верлен)

За эту песенку, особенно запомнившуюся, Джинни простила девочке пламенные взгляды из-под ресниц, которые она бросала на Гарри. Да и что сердиться на такую малышку, к тому же француженку? Любовь у них в крови. Как естественно в ее исполнении звучит «…и встретить вместе ночь», а ведь ей и двенадцати еще нет. Смешно. А песенка замечательная.
Иногда ночью, когда тревога не давала сомкнуть глаза, а Луны и Невилла рядом не было (должны же они когда-то спать!), Джинни начинала шепотом повторять слова песни – иногда не все, просто какую-ту строчку. И становилось легче. «От лампы светлый круг… светлый круг… светлый круг…»
Что было такого в этих словах, она не могла понять - но они давали ей силу.
«…как тянется душа в тот мир необычайный…» Она даже не вздрагивала, если вдруг на фоне ночного неба возникал крылатый силуэт, и на подоконник садился усталый громадный филин. Не каждый день, конечно, но хотя бы раз в неделю обязательно прилетал – аж из Парижа. Даже такой сильной птице было нелегко преодолеть столько миль, и Джинни начинала сердиться, что Габриель зря мучает птичку, но потом переставала. Девочка писала по-английски с забавными ошибками (которых от письма к письму все же становилось меньше), и каждый раз спрашивала – как у вас? Все ли живы-здоровы? Слышно ли что-нибудь о Гарри, Гермионе, Роне? Луне большой-большой привет!
А что отвечать? Джинни садилась за стол, зажигала волшебный огонек в старинной настольной лампе и с чувством беспомощности брала перо.
…Как у нас? Тяжело, тревожно. По стране рыщут банды Волдеморта. Похищают людей. Убивают, грабят дома волшебников, магловские банки, устраивают катастрофы в мире маглов – год назад обрушили мост в Лондоне, в Шотландии напустили дракона на школьный автобус (и хорошо, что дракон испугался автобуса больше, чем водитель дракона! Автобус ему хвост переехал, представляешь?), на юге резвились великаны. Папа говорит – потерпев поражение в попытке захватить власть, Волдеморт сейчас давит таким образом на Министерство.
Нет, мы в безопасности. «Норе» дали мощную защиту, как-никак папа работает в Министерстве. Флер вступила в Орден. Нет-нет, мы с ней давно уже не ссоримся!
Гарри, Рон, Гермиона – прости, Габриель, я не знаю, где они. Они ищут что-то очень важное, что-то, что поможет нам наконец одолеть Того-Кого-Нельзя-Называть… Но они живы. Они ищут… Мерлин, сама хотела бы знать! Быть с ними. Мы все хотим быть с ними. И я, и Луна и Невилл… Да, тот самый, у которого бабушка с чучелом грифа на шляпе. Если бы мы могли пойти за ними, хотя бы тайно, и прикрывать, пока они ищут то, что надо найти… Пустые мечты- мы даже не знаем, где они. Иногда мама с папой упоминают, что кто-то видел их то здесь, то там… Так что они живы!
…Джинни перечитывала письмо, недовольно хмурясь. Казалось, что все слишком сухо, коротко, прямо не письмо, а бюллетень какой-то. Как и всех детей волшебников, до поступления в Хогвартс ее учили родители – вольно или нет, папа приучил ее к такому «министерскому» стилю. Хотя он сам хвалил ее за умение излагать все четко, выделять главное и отбрасывать второстепенное, Джинни казалось, что таким образом не передашь то, что внутри нее. Что за лаконичными строчками нет тревоги, снедающей ее, мучительного нежелания бездействовать, прохлаждаясь в безопасности, пока Гарри рискует жизнью неизвестно где… Злость на Гарри за эту излишнюю, по ее мнению, заботу, злость на себя за то, что пришдось на это согласиться, лишь бы он не пошел один, лишь бы взял с собой Рона и Гермиону, раз не захотел взять Джинни …
Однако в письмах Габриель было понимание, были ободряющие слова – и ответная тревога, и Джинни с удивлением думала о том, насколько эта маленькая иностранка привязалась к ним. Однажды она ей написала: «Мне очень не хватает твоих песенок. Знаешь, никогда не думала, что у меня будет такая маленькая подружка!» В ответном письме Габриель очень неплохо нарисовала свою смеющуюся рожицу, а внизу приписала: «Джинни, я еще для вас спою, потерпи немножко. Вы только поскорее разделайтесь с этим par l'assassin merdeux, чтобы я опять смогла приехать!»

Гермиона прыснула, и Рон уставился на нее с немым вопросом: «А что это значит?» Она нагнулась к нему и что-то шепнула. Рон рассмеялся.
А Гермиона сказала:
- В сущности, событий не было и у нас. Разве что стычка с Долоховым и Роулом сразу после бегства со свадьбы… Нас обнадежило то, что мы смогли найти хоть какую-ту информацию о Регулусе, смогли раздобыть медальон. Мы больше недели придумывали и отбрасывали планы, пока не стало ясно, что сидеть в доме во-первых, бесполезно, во-вторых – уже попросту опасно. Пожиратели учуяли, где мы, все время крутились вокруг дома, хотя и не могли его увидеть. Приходилось очень точно нацеливаться при трансгрессией, все время прятаться под мантией Гарри... В конце концов, мы просто покинули дом и стали искать наудачу.
- И сделали такую глупость… - пробормотал снова помрачневший Гарри.
Все уставились на него. Гарри поднял голову. Рон ошеломленно смотрел на него, растерянный взгляд Гермионы метался между ним и Гарри.
- Это я сделал глупость! - воскликнул Рон. – Вы-то тут при чем?!
- При том, что это было следствием…
- Я поняла, о чем ты, - решительно вмешалась Гермиона, -. Но все же, мы не могли знать…
- Я мог, - возразил Гарри. – Я должен был вспомнить, что сделал с Джинни дневник Риддла! Понимаете ли, сэр, - сказал он Дамблдору, - нас все же обескуражило то, что мы не могли уничтожить этот несчастный медальон. И я занервничал… боялся, что мы его можем потерять, так и не уничтожив, и решил, что будем его носить по очереди…
Дамблдор серьезно кивнул:
- Ты начал перестраховываться. Но тогда винить надо в первую очередь меня, Гарри… да, это все же именно так. Ты начал подражать мне.
Гарри хотел возразить, но сдержался, встретив укоризненный взгляд Луны – на лице девочки прямо читалось: «Нашли о чем спорить!»
- Возможно, - дипломатично сказал он и с благодарностью посмотрел на Луну. – В любом случае, это было ошибкой. Хоркрукс не мог не воспользоваться такой возможностью. Очень может быть, что он и внушил мне эту мысль…

…Очень могло быть. Они покинули дом Сириуса, когда там стало небезопасно – когда снаружи начали крутиться Пожиратели, каким-то образом выследившие их; когда стало ясно, что четкого плана поисков не составить и придется положиться на слепую удачу; когда они поняли, что… уже пора. Пора хоть что-то делать.
И тут времени на обдумывание вдруг не осталось. Гермиона напоследок отправилась в Косой переулок – купить кое-что для предстоящего путешествия и заодно попытаться все-таки что-нибудь разузнать. Вернувшись, она несколько промахнулась с трансгрессией и возникла чуть дальше от двери, чем обычно – за пределами Заклинания Хранителя. Дежурившие поблизости Пожиратели увидели ее, и одному из них – Яксли - удалось ее схватить. С перепугу она рванулась в дом, потащив и его – и он увидел вход. Заклинание потеряло силу. Встретившим ее мальчикам удалось отшвырнуть Яксли назад, но тот начал звать остальных – и Гарри, Рону и Гермиону не оставалось ничего другого, кроме как трансгрессировать втроем, и как можно дальше.
А потом… Мы просто метались по стране, рассказывала Гермиона. На ходу прикидывали, где в принципе можно было бы что-нибудь спрятать. Надевали мантию, прислушивались к разговорам. Пытались расспрашивать… И каждый вечер тот, чья очередь стеречь палатку, добросовестно надевал медальон. Хоркрукс Волдеморта. Осколок его души, живущий своей темной жизнью, несший в себе личность своего создателя.
Волдеморт не предусмотрел, да и не мог предусмотреть такую ситуацию – что кто-то будет таскать с собой медальон, не открывая и не зная, как его открыть. Закрытый, он не мог общаться, разговаривать, создавать видения, как в свое время хоркрукс-дневник у Джинни. Все красноречие Темного Лорда, умение завоевывать доверие и потихоньку обретать власть над душой собеседника пропадали втуне в узкой тюрьме медальона.
И все же он нашел лазейку. Ему были доступны чувства того, кто соприкасался с медальоном – и он начал давить на чувства. Внушал раздражительность, неуверенность, сомнения. Подталкивал к мелким ошибкам, к поспешным, неверным поступкам. Друзья сопротивлялись. Они не понимали, откуда это, им казалось, что на них действует усталость, неудачи – и они снова и снова брали себя в руки и продолжали поиски. Гермионе, с ее привычной самодисциплиной это удавалась лучше всего. Гарри был упрям – и это помогало. Рон…
Рон сломался первым.
Хотя он был физически самым сильным из них, но путешествие давалось ему тяжелее всех. Гарри и Гермиона были хоть и слабее, но выносливее. К тому же у Гарри за плечами была жизнь у Дурслей, жизнь почти что впроголодь. У Гермионы – опыт туристских поездок с родителями. У Рона такого опыта не было. Ему не хватило выносливости.
Да еще, как назло, его угораздило серьезно пострадать во время бегства с площади Гримо – при трансгрессии он подвергся «глубокому расщепу», когда «отставшая» часть теряет невидимую связь с остальным телом. И хотя, по счастью, в данном случае речь шла о лоскуте кожи и куске мышцы, рана оказалась глубокой и, пока Гермионе удалось его подлечить, он потерял немало крови.
Он скрывал это, насколько мог, настоял на том, чтобы наравне со всеми носить хоркрукс – и поплатился за самонадеянность.
- …Да уж, - негромко и очень хмуро проворчал Рон. Впрочем, он тут же улыбнулся встрепенувшейся Луне и успокаивающим жестом накрыл ее ладонь. – Я хочу все же рассказать, Луна… Знаете, - это он сказал уже всем, - я сейчас понял, почему у меня так по-дурному получилось. Медальон ведь был на мне, и я хотел всего-навсего избавиться от него. Потому и швырнул так… только он уже сильно подействовал на меня. Завел, так сказать… вот и я наорал на вас. Когда выскочил из палатки, все, что хотелось – никого не видеть, немного отойти, что ли. Гермиона выскочила за мной – и я со всей глупости трансгрессировал, даже не думая, куда!
…И умудрился нарваться на одну из банд похитителей. Была драка, Рон еле отбился – где магией, а где по-магловски, кулаками, благо кулаки у него были что надо, и удар хорошо поставлен (Чарли в свое время натаскал). Отбившись, тут же трансгрессировал обратно… И никого не нашел.
Может, они все еще были там – но он был за пределами защиты палатки, а Гермиона великолепно ставила защиту.
- Да, - тихо сказал Гарри, - мы все еще были там. И я сказал Гермионе, что ты вернешься.

«…- Он у.. у..шел! – хрипло сказала Гермиона. – Транс… грессировал!
Пройдя мимо Гарри, стоящего у входа палатки, она рухнула в кресло, скорчилась и заплакала.
Оглушенный, Гарри смотрел на нее. Машинально нагнулся, потянулся к медальону, который Рон швырнул на пол – и остановился. Словно почувствовал, еще не прикоснувшись, то отвратительное подобие жизни, которое пульсировало в хоркруксе – эта пульсация сейчас была особенно сильной, в ней была какая-то злобная ярость, и она рвалась к его застывшим на медальоном пальцам, пытаясь прорваться в его душу… Гарри поспешно отдернул руку и выпрямился, почувствовав внезапное облегчение.
А потом до его слуха дошли всхлипывания Гермионы, и это его отрезвило. Он взял одеяло с гамака Рона. Подошел, набросил на нее. Встал рядом, осторожно положил руку ей на плечо. Она вздрогнула, оглянулась; сказала слабым голосом: «Не надо, Гарри» и подняла руку, словно хотела оттолкнуть – но вместо этого накрыла ладонью его ладонь и снова опустила голову, пряча мокрое от слез лицо и опухшие глаза. Гарри не знал, что сказать – утешать и успокаивать он никогда не умел. И все же сказал: «Он вернется». «Ты думаешь?» - после долгого молчания спросила она. Гарри не ответил. Он сам не знал, почему сказал это. Звучало, как ложь. Под шоком и отчаянием вскипала злость, и Гарри не хотел давать ей выхода. Рон ушел как раз потому, что поддался такой же злости (не нужно, совершенно не нужно было давать ему хоркрукс!) Гарри не хотел, чтобы злость выплеснулась наружу и нашла какую-нибудь цель - с ним была только Гермиона, только она могла стать мишенью. А Гермиона осталась с ним, даже разуверившись в поисках.
Хотя нет. Был еще кто-то. Гарри ободряюще сжал плечо девушки, отошел и поднял медальон. Подобие жизни под металлом сразу же встрепенулось - с жадным, злым нетерпением: «Ну же, ну же, ну же!!!» Лицо Гарри против воли исказилось, он поднял голову – и встретил испуганный взгляд Гермионы. Отвел глаза, снова глянул на медальон – и вдруг нахлынуло такое облегчение! Он прошептал почти беззвучно, и в этот шепот он вложил всю распиравшую его злость: «Том, неужели тебе никто ни разу не сказал, какой ты дурак?!!»
То, что жило в медальоне, словно подавилось и погасло, и последнее, что удалось уловить – ощущение чудовищного шока. Лицо Гарри расслабилось. Вдруг, сообразив, он оттянул ворот мантии и вытащил подаренный Хагридом шагреневый кисет. Поколебался – до сих пор он хранил в нем то, что ему дорого – потом все-таки запихнул туда медальон и крепко затянул завязки.
Потом улыбнулся Гермионе:
- Давно надо было сделать так!
Гермиона тоже улыбнулась – нерешительно и с облегчением. Гарри подошел, присел на корточки рядом с креслом и они взялись за руки, сжали крепко; снова став серьезной, она тихо спросила:
- Он на тебя давил, да? Хоркрукс… Ты выглядел ужасно!
- На всех нас. А на него, - Гарри непроизвольно глянул на вход палатки, - на него больше всего. Он вернется.
Гермиона кивнула. Помолчав, тихо пробормотала:
- А как найдет?
- Не знаю, - честно ответил Гарри. – Но найдет.
- Спасибо тебе…
Она еще раз пожала руку Гарри, потом неохотно выпрямилась, закуталась в одеяло и забралась в свой гамак. Гарри последовал ее примеру. Поднял палочку, прошептал «Нокс». Магическая лампа погасла, единственный слабый свет остался от синих огоньков в стеклянных баночках, которые обогревали палатку. Ему показалось, что глаза Гермионы слегка поблескивают в полутьме, будто она смотрела в его сторону.
И вдруг подумалось – за столько лет они не могли остаться просто друзьями, она стала для него намного ближе и чем-то намного большим, чем просто друг. Мысль было для него новой, странной и очень смущающей. Может, если бы они… но у него была Джинни. У Гермионы – Рон… Рон, который вернется.
Обязательно вернется. Иначе и быть не может.

- Я и правда вернулся, - хмуро сказал Рон. – И не мог вас найти. Я уже говорил.
- Куда вы отправились потом? – негромко спросил Дамблдор.
Рон слегка вздрогнул. Да и все встрепенулись – погрузившись в воспоминания, как бы даже немного и забыли о присутствии двух молчаливых стариков.
- Сначала хотел… просто домой. Но не мог. Что я сказал бы Джинни, родителям… В конце концов решил податься к Биллу и Флер. Ничего, они меня нормально приняли. Билл и в детстве не давал меня в обиду… Я ему немного рассказал, он просто пожал плечами, сказал: «Бывает». Посоветовал читать газеты – вдруг что-нибудь про вас мелькнет, и я смогу узнать, где вы.
…С братом и невесткой он почти не общался – а они, в свою очередь, не дергали его. Поговорили подольше лишь в первый день, когда Билл рассказал о том, что случилось на свадьбе. Рон окончательно убедился, что все в порядке, на душе стало легче и одновременно – муторно, когда Билл рассказал про Невилла и Луну и как рьяно они охраняют Джинни. Даже в Хогвартсе они неразлучны, Джинни про это писала. Рон попросил не сообщать ей о его появлении. Ему очень, очень хотелось повидаться с ними, но он не мог. Как ни крути, а Гарри с Гермионой он бросил, и то, что у него и в мыслях такого не было такого намерения, дела не меняло – потому что все равно так и произошло. И то, что Гермиона выбрала Гарри (он был абсолютно уверен в этом), тоже дела не меняло. Потому что они были еще и друзьями, потому что за столько лет они стали одним целым. А друзей не бросают. Тем более в опасности.
Флер приносила ему завтрак в комнату. Потом прилетали совы с газетами, Рон брал пачку газет и журналов и уходил на берег моря. Садился в выемку высокой скалы, которая заслоняла его от ветра, трепавшего газеты. Читал все, от первой до последней полосы, журналы – от корки до корки. Про Гарри и Гермиону не было ничего. Ни в одном издании… кроме «Придиры». Вот там имя Гарри мелькало очень часто… но информации было всего ничего. Гарри – Избранный. Надежда волшебного мира. После смерти Дамблдора он единственный, кого боится Сами-Знаете-Кто. Помогите Гарри – и вы поможете себе. Присоединитесь к нему – и вы победите.
Но где он и как его найти, чтобы присоединиться к нему? Присоединиться снова…
Дочитав последнюю страницу, он чувствовал, что проголодался. Швырял газеты в море, оставив только «Придиру» и два-три журнала поинтереснее, и шел назад. На столике уже ждал обед, а со двора разлеталась стая сов, принесших дневные газеты. Рон ел, уткнувшись в газету, и со стыдом чувствовал, что возможность нормально питаться все же слишком много значит для него! Слабость после ранения и полуголодное путешествие – это его прежде всего и издергало.
Съев обед, он снова шел с газетами на берег, читал, выкидывал в море и долго смотрел, как они уплывают, уносимые волнами, понемногу размокая и исчезая под водой. Про Гарри и Гермиону не было ничего – но было много, очень много о том, что происходило в волшебном сообществе. Нападения, убийства, наложения тяжелых проклятий. Инструкции – как не подвергнуться опасности, как защитить своих близких, как при возникновении опасности вызвать мракоборцев, как и куда трансгрессировать, если есть возможность бежать…
Как выжить.
Закутавшись в теплую мантию, сидел на берегу до темноты. В конце концов мрак сгущадся, и вдалеке, где берег изгибался наподобие гигантского лука, зажигался маяк, под скользящим лучом начинали вспыхивать волны. Только тогда Рон, очнувшись, вставал, разминал затекшие мышцы, зажигал «Люмос» и брел в коттедж – ужинать.
Так тянулись день за днем. Даже приближающееся Рождество было не в радость. На ужин его обязательно приглашали в гостиную, но разговаривали мало. Все же он заметил, какой стала Флер после вступления в орден – какой-то непривычно суровой и сдержанной, и это делало ее еще красивей. Рона это почему-то оставляло равнодушным. Он думал о Гермионе, о Гарри и снова о Гермионе.
Однажды Билл упомянул, что Джинни приехала домой – наступили рождественские каникулы. Рон несколько дней размышлял, и однажды Билл, зайдя к нему под Рождество, обнаружил, что тот упаковывает рюкзак. «Разве ты не останешься с нами на Рождество?» - спросил он. Рон покачал головой. «Ты что-то узнал?» «Нет. Но, кажется, сообразил, где можно узнать. Если не получится - вернусь». Билл кивнул.
Рон не врал – он решил навестить Ксенофилиуса Лавгуда. Вдруг он что-то знает?
Надежды, конечно, мало. Но мало ли? Вдруг…
…Он не сразу нашел дом Лавгудов. Впрочем, и не сразу начал искать. Трансгрессировав, Рон вдруг осознал, что находится в двух шагах от «Норы» - и его неудержимо, невыносимо потянуло домой!
Зайти он не решился. Зашел в рощу, под прикрытием деревьев подобрался к забору настолько близко, насколько позволяли наложенные защитные заклинания, и полдня просидел под большим дубом, на который любил карабкаться в детстве. Сидел и смотрел на такую близкую и такую недоступную «Нору». Спохватился, когда начало темнеть; с большой неохотой выбрался из рощи и короткими трансгрессиями начал переноситься на вершины холмов, разглядывая местность и пытаясь угадать, где могли бы жить Лавгуды. В конце концов увидел дом, похожий не то на крепостную башню, не то на шахматную ладью. Это мог быть только дом Луны, и никаким иным.
Таблички на воротах и вдоль аллеи окончательно развеяли сомнения, и он решительно направился к двери. Постучал, припоминая забавного пожилого волшебника с похожими на сахарную вату волосами, с которым познакомился на свадьбе брата.
Однако ему открыла Луна.
Он стоял, не зная, что сказать. И с чего он взял, что она и Невилл постоянно торчат в «Норе»? Они же наверняка чередуются… «Рон, - удивилась Луна, - что ты здесь делаешь?» Рон молчал, не зная, что ответить, глядя на ее бледнеющее лицо. «Гарри, Гермиона… где они? Рон, что случилось?!! Они живы? Рон!!!» «Живы…» - сказал он наконец, очень надеясь, что это правда. Луна глубоко вздохнула, зажмурилась и стала потирать виски. На ее лицо постепенно вернулся нормальный цвет. «А что случилось?»
- Я… потерялся.
Это был какой-то дурацкий, детский ответ, хотя он полностью описывал ситуацию. Но Луна не стала смеяться – она никогда ни над кем не насмехалась, и это при том, что было время, когда над ней смеялись многие (впрочем, такого не было давно. После того, как она стала одной из Отряда Дамблдора, после памятного сражения в Министерстве). Она с облегчением улыбнулась и пригласила его в дом.
Войдя, он снова застыл, пораженный росписью кухонных стен. Кто-то ему уже говорил, что Луна классно рисует, но сейчас он увидел это воочию. Казалось, они попали в оранжерею с тропическими растениями – они были, конечно, нарисованные, как и небо просветах листвы, но все казалось живым и настоящим, и солнечные лучи, пробивающие листву, чуть ли не на самом деле освещали круглую кухню. «Нравится?» - с гордостью спросила Луна, увлекая его по спиральной лестнице наверх.. «Обалдеть!» - отозвался Рон. Девочка звонко рассмеялась.
Он бегло увидел большую комнату, полную всяких диковинных вещей, поздоровался с Ксенофилиусом – тот его не заметил, сосредоточенно мастеря что-то за рабочим столом. «Пойдем ко мне», - сказала Луна, и они поднялись в комнату под самой крышей, где на Рона опять напал ступор – он увидел на потолке свой портрет. А еще портреты Невилла, Джинни, Гарри и Гермионы. Они были великолепны.
На секунду Рону даже показалось, что это действительно Гарри и Гермиона. Но это были всего лишь портреты, обрамленные золотой нитью и, присмотревшись, он обнаружил, что нить состоит из тысячи раз выписанных мелким почерком слов «друзья… друзья… друзья…»
- Что с тобой?!
- Прости… выдавил он, с трудом отведя взгляд. – Сам не знаю…
Она усадила его на постель, села рядом и обеими руками взяла его за руку. Рон смотрел на нее, не понимая, и стискивал зубы, сдерживая рвущийся к горлу ком. Луна некоторое время озабоченно смотрела на него, потом заставила прилечь и укрыла одеялом. «Мне надо уйти ненадолго, - шепнула она. – Я только скажу Джинни, что ты здесь, и сразу вернусь». Он хотел ее остановить; она сказала: «Она поймет. Она понимает больше, чем ты думаешь». Рон спрятал лицо в подушку и не заметил, как она ушла. Приподнял голову, оглянулся – ее не было. Уже не было необходимости сдерживаться – разве только стараться плакать тихо, чтобы Ксенофилиус не услышал. Хотя отец Луны был так увлечен своей непонятной работы, что не услышал бы даже рев дракона.
(- Ну, мы тоже были в полном шоке, - с непривычной мягкостью заметила Джинни, - и я тогда, кажется, и решила, что за таким братцем нужен глаз да глаз. Не обижайся, Рон, но ведь тогда так и было.
- Да я не обижаюсь, - коротко улыбнулся Рон. – Так и было!)
… Луна вернулась, когда он уже успокоился. Провела рукой по его волосам (Рон несказанно удивился), затем по подушке; обнаружив, что она мокрая, она довольно бесцеремонно вытащила ее из-под него и достала взамен другую. Потом… «Ты что делаешь? - ошеломленно спросил Рон, когда она перебралась через него и начала устраиваться в промежутке между ним и стеной. – А твой папа?»
«Он занят».
«Не надо, Луна…»
«Хорошо, - успокаивающе шепнула она, - я не буду».
«Чего не будешь?»
«А чего не надо?..»
«Не надо меня целовать» - хотел сказать Рон
И почему-то не смог.