Someone, somewhere

Как проходит вечер, я толком не помню. Единственное, что в деталях осталось в памяти — в конце концов надо мной сжалились и сообщили, что ходить мне можно, только, как говорится, осторожно; поэтому в конце концов я использую свой шанс, чтобы сбежать на пожарную лестницу.

О том, что многие здесь курят, знает даже новичок. Но я не курю и не собираюсь начинать. Мне просто надо посидеть в более-менее знакомом визуально месте и подумать.

Ну, начнём с того, что убегать от проблемы было самым идиотским решением из всех возможных. А итогом идиотских решений всегда являются ещё более идиотские результаты — это правило редко не срабатывает, мне ли не знать. Что-то подсказывает мне, что кольцо не найдётся. Конечно, если вдруг его сняли уже в больнице и совершенно случайно сохранили, будет приятно, но… Если неприятности начинаются, они катятся как снежный ком, собирая всё новые и новые обстоятельства.

Если честно, кроме этого я пока не могу ни о чём думать. Даже о том, как буду выпутываться. Перед глазами всё ещё стоит лужа крови и неестественно согнутая в локте рука Джима с зажатым в ней пистолетом. Я ужасно хочу лечь спать. Либо чтобы затем проснуться от знакомых прикосновений и понять, что всё это был кошмарный сон и больше ничего… Либо не просыпаться вовсе. Потому что я могу жить без него, вот только не хочу.

Впрочем, идея насчёт сна имеет определённый смысл. Я вымотан до крайности, и если удастся хоть немного отдохнуть, можно будет переключиться на другие проблемы. И глаза перестанут болеть и чесаться так, будто я высыпал в них по полтора фунта мелкого песка на каждый. Так что я нехотя поднимаюсь, стараясь не опираться при этом на левую ногу, и тащусь в палату. И даже честно ложусь в постель.

Ночь проходит кошмарно. Мне казалось, будто я заснул сразу, как голова коснулась подушки, но в этом я не уверен. Потому что до самого утра я слышу какие-то голоса, отдалённо знакомые, плеск неизвестной жидкости и странные шаги, будто кто-то ходит по палате, подволакивая ногу. Веки наливаются свинцовой тяжестью, и я не могу открыть глаза, чтобы убедиться, что на самом деле рядом со мной никого нет.

Не знаю, сколько я так лежу, но мне это успевает порядком надоесть, и непонимание сменяется недовольством. А потом всё-таки удаётся выключить слух, и тогда моё сознание наконец проваливается в сон без сновидений.

Но и этот сон длится недолго. Я сажусь на кровати резко, будто холодной водой облили, и ещё долго не могу понять, что происходит. Затем приходят воспоминания: Джим, кольцо, страницы мультивселенной, светлые стены… Хаотично поворачивая голову в попытках отыскать остатки сна, я натыкаюсь взглядом на часы. Они показывают половину шестого. Рано.

Я ложусь обратно, укрываюсь с головой одеялом и медленно дышу, чтобы восстановить сердечный ритм. Иногда эта практика помогает мне успокоиться и заснуть, но сейчас явно не тот случай: несмотря на то, что голова ощущается пустым чугунным котлом, сон исчез окончательно. Впрочем, оказывается, что я всё равно чувствую себя лучше, сосредотачиваясь на том, чтобы вдохнуть как можно глубже и затем выдохнуть весь воздух без остатка.

Медитировать несложно. А больше мне здесь в такой ранний час совершенно нечем заняться. Так что, когда я наконец вылезаю из-под одеяла обратно в реальный, хоть и параллельный, мир, часы показывают половину восьмого. Это неплохо. Надеюсь, человеку, который вчера пообещал меня забрать, не приспичит сделать это с самого раннего утра.

Я сажусь в кровати, беру с тумбочки прохладный на ощупь стакан воды и задумчиво перекатываю его в ладонях. Вариант сначала поспать, а только затем подумать, очевидно, не сработал. Значит, надо начинать со второго пункта плана. Вот только голова пройдёт, и сразу же начну. Вода, кстати, вкусная. Или это оттого, что я ужасно хочу пить.

Неприятно осознавать, что боль потери, ещё вчера сносившая мне крышу, слегка притупилась, когда я понял, что загнал сам себя — если не в ловушку, то как минимум в проблему. Но, может быть, это хорошо. Мы с Джимом никогда не обсуждали момент, в котором одному из нас придётся стоять у могилы другого. Или у трупа. Но к смерти нельзя быть готовым, даже если ты обсуждаешь её десяток раз на дню. Особенно к смерти любимого человека.

Нет, не стоит об этом думать. Возможно, притупление боли — тоже следствие шока, и лелеять его мне ни в коем случае нельзя — только хуже станет. Можно, например, подумать о том, как я буду объяснять местному Шерлоку, что произошло. Если он поверит мне — а он всегда верит мне, какую бы иррациональную информацию я ни приносил — он приложит все усилия, чтобы мне помочь. Я бы сделал то же самое для него. И кто такой этот таинственный Грег, я тоже выясню чуть позже…

Или нет. Дверь в палату открывается, и на пороге я вижу кого-то, знакомого настолько смутно, что даже вспомнить сразу не выходит. Выходит, зря я горжусь своей памятью — в самые необходимые моменты она мне не помощница.

— Привет, — говорит этот кто-то, нелепо покачивая рукой в воздухе. — Хорошо, что ты уже проснулся. Я прямо перед работой заехал, так что времени не слишком много.

Он заходит в палату. Следом за ним входит уже знакомый мне со вчерашнего дня доктор.

— Как ты? Сильно болит? Я слышал, она даже сделать ничего не успела, ты прям перед капотом возник…

— Могло быть и хуже, — успокаиваю я его, ни на мгновение не расслабляясь. — Жить буду, честное слово.

— Это приятно. А то будет как в тот раз, когда…

Много он говорит. То есть, не он один, да и я люблю поболтать, но для моего нынешнего состояния — слишком много. Но я не могу не отметить, что у него приятный голос и очень много вложенных в монолог эмоций.

— Помнишь? — заканчивает он.

Я мысленно трясу головой, отвлекаясь от своих размышлений. Кстати о памяти…

— Честно говоря, я помню не всё, — добавляю я, надеясь, что это звучит хотя бы отдалённо правдиво. — И из последних событий, и вообще про жизнь. Прости, если обидел.

Доктор, стоящий у мониторов, выразительно косится на меня, но ничего не говорит. Это правильно. Не знаю, поддержал бы я сам пациента, совравшего о таком прямо на моих глазах, но я благодарен за то, что он поддержал меня.

— Ничего, мы это наверстаем, — подмигивает он, касаясь пальцами моей наполовину забинтованной руки. — Куда ты денешься.

Этот жест неожиданно вызывает у меня гору мурашек на спине. Я вздрагиваю. Показалось, что ли? Надеюсь, что так.

Тем временем доктор, всё это время делавший что-то с приборами, говорит:

— Мистер Лестрейд, можно вас на минутку…

Память заводится моментально, как мощный мотор. Точно! Лестрейд! Тот забавный инспектор, с которым Шерлок иногда работает от скуки… и ещё с которым встречается наш старший. Мы виделись пару раз, но мельком, так что я совсем его не знаю. В смысле, даже его версию из моей вселенной. Что ж, возможно, так веселее.

— Ты чего? — звучит вопрос, и я обнаруживаю себя застывшим на месте и уставившимся невидящим взглядом куда-то в пространство. Объяснять ход мыслей не хочется, поэтому я мотаю головой и молча позволяю довести себя до машины, пристегнуть, а затем мы долго едем куда-то по крошечным улочкам. Половину из них я знаю — всё-таки я здесь вырос. Но конечный пункт всё-таки не угадываю.

Из машины мы выбираемся намного дольше, чем я обычно делаю это, когда здоров. Лестрейд, поддерживая под руку, ведёт меня по лестницам, через коридоры — в квартиру, и затем в спальню, где стоит огромная двуспальная кровать. От подъёма тело начинает неистово ныть.

Возможно, именно поэтому истинный смысл этой обстановки, да и всего остального, доходит до меня с огромным опозданием — как до жирафа. Он оплатил моё пребывание в больнице, он привёз меня домой. И это «домой» — точно не старая двухэтажная квартира на Бейкер-стрит, где я обычно сплю на диване, когда возвращаюсь в Лондон, совсем как в юности. Нет, минуточку, мы что, с ним встречаемся? В смысле, не мы, но… Майкрофт всё равно меня убьёт, как пить дать.

Первым моим желанием становится логичное и со всех сторон обоснованное — сваливать отсюда как можно быстрее, при возможности не оставляя следов. Старший — кошмарный эгоист с детства, он не делился даже игрушками или конфетами. А как только вырос — научился испепелять взглядом (и не только!) любого, кто хотя бы посмотрит на что-то, что он считает своим.

На кровать он укладывает меня с такой предосторожностью, что это даже немного забавно. Я ведь не хрустальный. И садится рядом, близко-близко, внимательно наблюдая, как я ёрзаю, стараясь устроиться хоть мало-мальски удобно. По всей видимости, кровать покупал не я — слишком мягкий матрас, да и цветовая палитра постельного белья оставляет желать лучшего.

— Ты, надеюсь, не собираешься ехать в больницу прямо сегодня? — наконец спрашивает он.

— В больницу?..

Странные вопросы от того, кто меня оттуда только полчаса назад увёз.

— Стивен, с тобой точно все хорошо? — обеспокоенно уточняет Лестрейд. — На работу, в больницу. В Бартс. Ты вернулся из Нью-Йорка, чтобы работать с ними. Уж не знаю, почему — ты мне о причинах не рассказывал.

— А… да, извини, я просто задумался, — отделываюсь я ничего не значащей фразой, в то время как мысли в голове мечутся как угри в банке. — Нет, сегодня точно не поеду. Я ведь буквально только что оттуда.

— Это верно, — мягко смеётся Лестрейд. — Тогда, может, посмотрим что-нибудь вечером, когда я вернусь? Или расскажешь мне, где ты пропадал столько времени? Я вообще могу позвонить на работу и попросить отгул на сегодня, если история слишком длинная…

Ах да, ещё ведь есть это таинственное исчезновение. Из обрывков фраз, которые слышал за эти пару дней, я делаю вывод, что мой… в смысле, другой я испарился безо всякого предупреждения некоторое время назад — три недели, если верить Грегу. И поскольку нашли в итоге не его, а меня… Будем честны, у пропавших без вести очень мало шансов выжить. Если только они сами не сбежали. А вот какой вариант верен в данном случае, мне ещё предстоит выяснить.

Но начинать раскапывать эту яму прямо сейчас — идея не то чтобы хорошая. Как и каяться в неизвестно каких грехах полицейскому, даже если он по совместительству является моим партнёром.

— Не стоит, — пожимаю я плечами. — Я никуда не убегу. Успеем ещё поговорить.

— Ты только обещаешь.

— Я клянусь. Пока ты не вернёшься, я с места не сдвинусь. Посмотри на меня, я ходить без посторонней помощи не могу.

Вообще-то могу, но лучше ему этого не знать. На всякий случай.

— Верю, — с видимым облегчением отвечает он и поднимается с кровати, чтобы уйти. — Может, ты чего-нибудь хочешь? Ну, знаешь, пока я ещё не уехал.

— Шерлок знает, что я здесь? — спрашиваю я первое, что приходит в голову, поудобнее устраиваясь в подушках. — Он спрашивал обо мне что-нибудь?

— Твой брат? Честно говоря, я не в курсе. Ты не говорил, что вы снова начали общаться.

Прекрасно. Изумительно просто. В этой долбаной вселенной я, по всей видимости, ещё и с самым близким человеком на свете либо разругался в хлам, либо, может, никогда и не считал его близким. А вот это, кстати, весьма интересно. Потому что огромная часть моей жизни — моей настоящей жизни — пошла бы иначе без него.

По крайней мере, Грег не сказал что-то вроде «он же умер три года назад». Было бы совсем хреново.

— Я бы хотел ему позвонить. Случайно не знаешь номер?

— Откуда? — пожимает плечами Грег. — Могу найти сегодня на работе, конечно. Но ты уверен, что хочешь быть грубо посланным? Мне казалось, ты ещё не слишком хорошо себя чувствуешь.

И то правда. Но надо же с чего-то начать.

— Буду очень благодарен, если найдёшь.

Лестрейд кивает. И будто хочет сказать ещё что-то, но прямо перед тем, как открыть для этого рот, передумывает и осекается на полувздохе. Я вопросительно поднимаю бровь, показывая, что готов услышать что бы то ни было.

— Ты выглядишь изменившимся, — задумчиво тянет он, оглядывая меня, будто новую вещь. — Не знаю… Мне кажется, это хорошо. Что бы ни случилось с тобой за это время, надеюсь, оно пошло тебе на пользу.

— А каким я был раньше?

Рискованный вопрос. Но играть в амнезию мне понравилось — это легко, просто и очень эффективно.

— Беспокойным, — отвечает он, немного подумав. — Много пил. Слишком много для хирурга, я бы сказал. Уходил по ночам, когда не мог уснуть. Ну, не всегда, наверное, только вот таким, но мы с тобой не так давно знакомы. Полгода, кажется… В общем, сразу после того, как ты вернулся из Нью-Йорка. Я же вечно забываю даты, просто беда.

— Ничего страшного, — улыбаюсь я своей самой милой улыбкой из арсенала, лихорадочно перебирая мысли в голове.

Совпадение ли, что другой я тоже недавно приехал в Лондон? Чуть раньше, чем я, и по неизвестной мне на данный момент причине, но. А ведь я выбил себе отпуск и оказался дома только для того, чтобы помочь Джиму. Я собирался вытащить его из паутины, которую он сам себе сплёл, и забрать куда-то, где он не смог бы больше ей управлять. Слишком самонадеянно думать, что у меня бы получилось…

Ладно, сейчас не об этом речь. Есть ли в этой вселенной Джеймс Мориарти и тот ли он, кого я знаю? И знаком ли с ним мой другой я? Вопросов в разы больше, чем ответов, и я сильно забегаю вперёд, стараясь эти ответы найти как можно быстрее.

— Я всё-таки пойду, — извиняющимся тоном говорит Грег. — Встретимся вечером. Я постараюсь купить какой-нибудь вкусной еды.

Я молча киваю, и через пару минут в замке поворачивается ключ — это слышно даже отсюда. Плохо то, что второй ключ он мне не оставил — если только в этой квартире запасные ключи не лежат на полочке у выхода, родители всегда так делали. Либо второй ключ всегда был у того, другого меня, и теперь придётся делать копию.

Но это единственный минус. К тому же, несущественный — ещё некоторое время мне лучше не заниматься физической активностью и уж точно не прыгать по ступенькам с третьего этажа вниз. Зато я могу осмотреться в квартире. Скорее всего, мы… в смысле, Грег и не-я снимаем её напополам: на подоконнике видна стопка медицинских журналов, а когда я добираюсь до кухни, то нахожу там редкий и нелюбимый абсолютным большинством вид пуэра, к которому лично я пристрастился ещё в студенчестве. Я не большой любитель оставлять в случайных квартирах свои вещи. Выходит, я тоже тут живу.

На полке в ванной стоит стаканчик с двумя зубными щётками. Туфли той марки, которую я всегда выбираю из множества других, на обувной полке смотрятся странно. Ну, как новенький «феррари» на кладбище автомобилей. В конце концов я добираюсь до большого шкафа, где явно хранится одежда — переодеться не мешало бы, в больнице при выписке мне отдали мои весьма потрёпанные шмотки из Храма и Плащ Левитации — и, случайно повернув голову, натыкаюсь на ноутбук, стоящий на столе. Бинго! Вот это мне пригодится.

Затея с подбором одежды сразу же перемещается на приоритет пониже. Я сажусь за стол и придвигаю к себе серебристый ноутбук. Он, кстати, не запаролен — то ли мы друг другу безоговорочно доверяем, то ли просто у каждого из нас есть своя техника. Если второе, то эта — моя. В смысле, на рабочем столе нет ничего медицинского, но я просто уверен.

Шерлок, к счастью, легко гуглится. Я нахожу всего пару его страниц, одна из которых в синей соцсети, а другая — на каком-то форуме. Статуса «онлайн» нет у обоих. Это не беда. Шерлок — мой Шерлок — вообще не слишком любит сообщения. Поэтому можно просто спокойно дождаться Грега, который обещал поискать номер брата, и после этого позвонить. С чувством выполненного долга я встаю, переодеваюсь, делаю себе кофе из найденных на кухне банки растворимого и остатков молока, а затем ложусь обратно и включаю какой-то идиотский сериал. То есть стараюсь максимально расслабиться. Всё лучше, чем не находить места от тревоги.

Но одна мысль не даёт мне покоя:  мне чертовски необходимо поговорить с братом, даже если местная разновидность Шерлока видеть меня не желает. Последнее, чего мне хотелось бы в жизни — отвыкать от негласного правила доверять близнецу все свои проблемы в ответ на аналогичное доверие с его стороны.