«Предатель и убийца» сидел за директорским столом, опустив голову на скрещенные руки, и, кажется, спал. Или умер. Что было бы совершенно неудивительно, учитывая, какой образ жизни он вел в последние несколько недель. И лишь густой вязкий запах алкоголя в воздухе свидетельствовал о том, что его источает живое существо — единственное в кабинете.
Несмотря на обилие портретов, тишина в бывшем кабинете Альбуса Дамблдора и всех его предшественников, изображенных на этих портретах, стояла гробовая. Никто не осмеливался ее нарушить. Потому что никто не хотел получить пустой бутылкой из-под огневиски в холст. Или чем похуже. Минерва лишь иногда заглядывала, чтобы оставить что-то из еды и, убедившись, что Снейп все еще жив, поскорее «убраться к мантикоре со своей чертовой заботой».
Он, конечно же, догадался, что старик все ей рассказал. Когда догадался? Когда принес Минерве приказ Министерства о своем назначении на должность директора Хогвартса и не получил Авадой прямо в сердце. А вместо этого был заключен в сухие старушечьи объятия и услышал: «Мы справимся, Северус. Он всегда знал, что делает».
— Северус, — такой тихий и всегда успокаивающий, сейчас голос бывшего директора молнией разрезал тишину и каменной грудой обрушился на разрывающуюся от похмелья и боли голову директора нынешнего.
Немой испуг повис в воздухе, и десятки нарисованных глаз устремились в одну точку.
— Северус, нам нужно поговорить. Ты спишь?
— Идите к дьяволу, Альбус, я не в настроении.
* * *
Первый раз Снейп разговаривал с портретом в ту самую ночь, когда впервые вошел в этот кабинет в качестве будущего директора Хогвартса — в середине августа. Это если допустить, что человек, выпивший бутылку огневиски, вообще в состоянии ходить. Альбус тогда тоже улыбался ему из своей новенькой, отливающей золотом рамы. Правда, недолго. Бывшие директора Хогвартса, смущенные интимностью момента, один за другим покинули свои рамы, оставив Дамблдора в одиночку наслаждаться спектаклем, сценарий которого он, сам того не зная, писал последние несколько лет. Такой отборной гоблинской брани стены Хогвартса не слышали никогда. Истерика получилась феерическая: со слезами, с криками и, конечно же, с порчей казенной собственности. Все было выплеснуто, даже скорее выплюнуто в лицо бывшему директору: боль, ненависть, отчаяние и жгучая обида за то, что тот умер, бросил — никому не нужного и всеми презираемого.
«Я тоже скучаю, мой дорогой Северус», — единственное, что сказал тогда Альбус, когда пьяный в дым Снейп, резюмировав свое выступление едва слышным «чертов стратег», наконец уснул на полу под его портретом.
* * *
— Я хочу попросить тебя об услуге.
— Что, всего об одной? — раздраженно прошипел Снейп, с трудом поднимая тяжелую голову и бросая на портрет один из своих фирменных взглядов.
— Пока об одной. Северус, ты должен привести себя в порядок. Ну куда это годится?
«Опять должен? Портрету?»
— Я вам больше ничего не должен. Вы — картинка.
— Картинка, — Альбус грустно улыбнулся, кивая. — И все же ты обращаешься ко мне на «вы».
Единственное, в чем бывший профессор зельеварения мог сейчас расписаться без вопросов, так это в том, что препираться с кем-либо — или в данном случае: с чем-либо — в таком состоянии было совершенно бесполезно. Не без труда и не с первого раза он, спотыкаясь о пустые бутылки и хватаясь руками за все, что было в пределах досягаемости, выплыл из-за директорского стола и, пошатываясь, направился к одному из шкафов с зеркальными створками.
Портрет Дамблдора оказался прав — «это» совершенно никуда не годилось: из зеркала вместо грозы хогвартсовских подземелий на него смотрело размытое светло-серое пятно, обрамленное черным ореолом. Смотрело, троилось и вибрировало. Жалкие попытки приблизиться, замереть или хотя бы просто сфокусировать взгляд не увенчались успехом.
— Что вам нужно? — сказал он потухшим тоном проигравшего, прижимаясь лбом к холодному стеклу.
— Так не пойдет, ты нужен мне в трезвом уме и… — Дамблдор окинул Снейпа задумчивым сочувствующим взглядом, — пока этого будет достаточно. Ты будешь встречать гостей.
— Я никого не жду.
— Я́ жду.
Альбус замолчал, явно давая понять, что не намерен продолжать, пока не получит свое.
Полное отсутствие информации, подчеркнутое тревожной интригой, перевесили на чаше весов спасительное забвение, к которому Северус деятельно стремился на протяжении последних дней пяти, приходя в сознание лишь для того, чтобы сделать очередной глоток.
— Не зря. Давай же, мой мальчик. У нас мало времени.
«Времени для чего? Куда может так торопиться портрет?»
Лишенный выбора, Снейп коснулся кончиком палочки виска и избавился от похмелья. И пожалел об этом в следующее же мгновение. Было похоже, что человек, отразившийся в зеркале, небезосновательно убил своего парикмахера, затем напился до фиолетовых единорогов, утонул в озере, провалялся в нем с неделю и после этого восстал из мертвых. И то не весь. Если бы не нос, оставшийся прежним среди этого богатого набора симптомов похмельного синдрома, Северус, наверное, сам бы себя не узнал.
«Мерлин… И все это видела Минерва. И не один раз. Бедная женщина».
Минута ушла на то, чтобы вспомнить нужные заклинания, еще две — чтобы их успешно применить. И вот уже прежний, тот самый, которого не спутаешь ни с кем — в ухоженном черном сюртуке, застегнутом на все пуговицы, с прямой как струна спиной, с черными как смоль волосами, разделенными идеальным пробором — абсолютно трезвый Снейп направился к двери.
— Нет. Открой окно.
«Окно?»
— Окно?
Альбус кивнул.
— А, простите, — догадался Северус и, взмахнув палочкой, ликвидировал амбре — последнее свидетельство своего позора.
— Нет-нет, я не это имел в виду, — Дамблдор засмеялся. — Наш гость не совсем обычный, так что окно все же придется открыть.
«Придется. Ну, хоть не должен».
Снаружи явно негостеприимная отвесная стена директорской башни, высотой не менее двухсот футов, не могла похвастаться ни единым выступом. И кто или что стал бы заниматься подобной ерундой, когда есть дверь? Сова? Слишком просто. Дементор? С чего бы? Поттер на метле? Глупо, хотя вполне в его духе. Да и что в данной ситуации может быть обычнее, чем жаждущий отомстить Поттер? Особенно на метле? Впрочем, это уже лирика.
Порядком отдохнувший от умственной работы мозг бывшего профессора зельеварения тут же сгенерировал кучу предположений о том, из-за кого мантикоре под хвост ушли почти неделя упорных стараний и три литра отменного огневиски. И ошибся в каждом из них. Едва маленькая медная задвижка щелкнула под действием отпирающего заклинания, створки с грохотом распахнулись, ударившись о каменные откосы и рассыпав по полу крохотные осколки цветного стекла.
На подоконник беззвучно опустился феникс.
— Фоукс? — удивленно произнес Снейп, опуская волшебную палочку. — Я не видел его с того вечера, когда вы…
— Да, знаю. Здравствуй, мой друг, — с какой-то печальной нежностью произнес Дамблдор, обращаясь уже к птице, и вдруг поднялся со своего нарисованного кресла, отчего часть его высокого конусообразного колпака скрылась за верхней частью рамы. — Я готов.
Феникс захлопал крыльями и, сорвавшись с подоконника, огненным вихрем ворвался в кабинет. «Узнал», — подумал Северус, отступая на несколько шагов к портрету Дамблдора и наблюдая, как птица грациозно планирует на свое привычное место — деревянную жердочку над серебряным подносом, которые Снейп так и не решился убрать.
— К чему это вы готовы? Он останется?
— Боюсь, дорогой Северус, он прилетел, чтобы попрощаться.
Диалог явно не клеился. И первым признаком того, что Дамблдор был чем-то озабочен, была явная и такая несвойственная ему немногословность. Все в его словах сводилось к намекам, в то время как суть застревала где-то на уровне глотки — сказать хотел, но останавливался в последнюю секунду. И это начинало раздражать.
— У вас все в порядке? — Снейп хотел было добавить «с головой», но воздержался от сарказма, потому что, обернувшись, увидел, как Альбус дрожащими руками укутывает пару пушистых клубков в вязаное бордово-золотое нечто и закрепляет все это двумя парами совершенно обычных маггловских спиц.
И как он их пронес на волшебный холст?!
— Вот, не успел закончить. Всего двадцать два ряда осталось, — не скрывая нарастающего волнения, произнес Дамблдор и бережно уложил на нарисованный столик бесформенную шерстяную массу.
— Вы куда-то собрались?
Что вообще могло связывать древнейшее волшебное существо и картину на стене?
— Ты сделаешь кое-что для меня? — игнорируя вопрос, Дамблдор вновь опустился в свое кресло.
— Конечно. Что с вами?
— Я так виноват, Северус.
— О чем это вы?
Не то чтобы Снейп считал бывшего директора Хогвартса святым — и уж особенно когда дело касалось их личных взаимоотношений, — но, глядя сейчас на его осунувшееся и перекошенное смертельной усталостью лицо, казалось, он мог простить Дамблдору всё-всё, лишь бы тот вновь улыбнулся в свою густую бороду, поправил очки-половинки и привычным жестом закинул в рот засахаренную лимонную дольку. Было очевидно, что Альбус не хотел отвечать на вопросы, ему просто нужна была поддержка. И было уже совершенно не важно — портрет он или живой человек.
— Чем я могу помочь?
Пожалуй, с этого и нужно было начинать. Северусу не следовало забывать, что Альбус всегда относился к нему с искренним уважением и никогда не тревожил по пустякам. И раз уж он позволил себе прервать «побег» Снейпа прочь от суровой реальности, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее, требующее действий, а не вопросов.
За спиной Снейпа запел Фоукс.
Дамблдор охнул и, уронив лицо в ладони, затрясся в беззвучном плаче.
Секунда, две, три… понадобились Снейпу, чтобы понять, что происходит здесь и сейчас: как жестоко Альбус наказал самого себя, как бессовестно, хотя, возможно, и не по собственной воле, разнес в прах собственную философию, обманулся.
Северус засмеялся бы во весь голос, если бы не…
Что еще могло заставить его почувствовать, как в пустой груди, где разверзлась холодная черная бездна, сжимается живое человеческое сердце? Такая жалобная. Чистая, как слеза русалки. Прощальная трель феникса.
— Как такое возможно?
«Какая ирония».
Северус развернулся. Вопрос застрял в горле, потому что нельзя было не верить тому, что слышишь собственными ушами, видишь своими глазами.
Он все понял. И в чем «виноват» Дамблдор, и почему вернулся Фоукс, и что будет дальше.
— Северус, — очень тихо произнес Альбус, когда в директорском кабинете вновь воцарилась тишина, — помоги мне выбраться из гробницы.
Феникс сорвался с жерди и вылетел в окно.
Застыв в немом изумлении, Снейп лихорадочно соображал, пытаясь найти свое место в этой «истории», на исход которой он все равно никак не смог бы повлиять. Да и не хотел, потому что свой выбор он сделал давно. Наплевав на этическую составляющую, задушив в себе жалость, поправ священную неприкосновенность фениксов, единорогов, слизеринских семикурсниц-девственниц и прочих редчайших существ, он выбрал Альбуса. Бывший зельевар сейчас был готов самолично сварить Фоукса в феликс фелицисе, приправив все это слезами Салазара Слизерина, лишь бы его догадки оказались правдой. Он бросился к окну, зная, что увидит в ночном полумраке.
К тому времени Фоукс уже достиг гробницы и, превратившись в небольшое оранжевое пятно, плавно закружил над ней. Мгновение, другое… Он вспыхнул так ярко, что могло показаться, будто жаркий летний полдень заблудился во времени. А затем осыпался пеплом на холодный белый мрамор, чтобы больше никогда не возродиться.
Подождав несколько секунд, Северус обернулся: вместо портрета Дамблдора в красивой золотой раме чернел пустой, лишенный магии мертвый холст.