У Пожирателей отдыха по случаю Рождества, разумеется, не было. Не представляю, что там в планах у Риддла, но от его ярких эмоций у меня часто саднит шрам, а Снейп от постоянной боли в предплечье и вовсе ходит весь бледный, как полотно.
За считанные дни после каникул я так устал от домашней работы, тренировок и недосыпа, что передвигаюсь, словно сонная муха, а строчки в учебниках расплываются перед глазами. Вот и сейчас абзац о великой битве валькирий сливается в одну широкую темную полосу, а дальше...
— Безмозглый, недоразвитый тролль! — ору я на жирного, тупоголового недоумка, распластавшегося передо мной на полу и трясущегося, точно мерзкое желе на подносе. — Как ты посмел утаить это?
— Повелитель, — бубнит Гойл-младший. — Простите, повелитель, я не знал, что это важно. Но сегодня подумал, а вдруг...
— Подумал? Тебе нечем думать, болван! — в ярости я отпихиваю его от себя ногой. — Тебе надо лишь беспрекословно выполнять приказы своего господина и ставить его в известность обо всем, что может помочь или помешать убить Поттера!
— Да, господин, конечно, господин, — не осмеливаясь шелохнуться и поднять голову, кивает амбал.
— Говори, что предсказала шляпа! Рассказывай все в деталях!
— Ну... Э-э... Она пела песню о чем-то. Я уже не вспомню.
— Чертов кретин! — взбешенный и взволнованный, я готов запытать его до бессознательного состояния, но он необходим мне в здравом уме. Ведь Крэбб-младший еще безнадежнее. — Legilimens!
Я погружаюсь в память Гойла и блуждаю по просторам его слаборазвитого мозга. Дегенерат услужливо подсовывает нужное воспоминание об их первом дне шестого курса. Но все смазано и непонятно: я вижу только тарелку с окорочками и картофельным пюре, а слышу исключительно звон посуды и перемалывание еды мощными челюстями. Как же надо любить жрать, чтобы ничего не замечать вокруг себя! Но тут воспоминание преображается: Гойла кто-то пихает в бок, и он наконец отрывается от трапезы.
«В час расплаты ваши взгляды встретятся,
Ждать его недолго — этот час.
Очень скоро ваши судьбы скрестятся.
Вы спасете мир, себя и нас».
— О ком речь? — кричу я, вынырнув из его мыслей. — Что имела в виду шляпа? Говори!
— Н-не знаю, мой Лорд. Там вроде про любовь было, — мямлит остолоп.
— Crucio! Crucio! Crucio!!! Привести Крэбба-младшего!
В мои покои осторожно входит очередной приземистый свиноподобный тупица. Он с опаской оглядывает товарища, в изнеможении растянувшегося на ковре, и начинает мычать что-то нечленораздельное.
— М-мо-ой Л-л-ор-д...
Особенно не церемонясь, я без предупреждения проникаю в его сознание и быстро нахожу требующийся мне вечер. Но здесь все гораздо хуже: в воспоминаниях Крэбба церемония распределения вообще не отпечаталась, словно жаркое и штрудель напрочь затмили его крошечный разум.
— Идиоты! Жалкие, бесполезные недоумки! — воплю я, и Нагайна на моих плечах поддерживает меня угрожающим шипением. — Я убью вас!
Стоп!
Сбитый с толку пробуждением в тихой, уютной обстановке спальни, я сажусь на кровати и отбрасываю «Историю магии», во время чтения которой умудрился заснуть. Шрам дергает и саднит, от боли на глаза наворачиваются слезы.
Интуиция подсказывает, что случилась чрезвычайно важная и плохая вещь.
Необходимо пойти к Дамблдору. Немедленно все ему сообщить. Я понимаю это головой... Но ноги сами несут меня по лестнице в гостиную, а оттуда — в подземелья. Убедившись, что отбой еще не наступил, я устремляюсь к человеку, которому с недавних пор готов безоговорочно доверить свои видения, свое тело и свою жизнь. Мною движут эмоции: волнение, страх, желание увидеть после столь жуткого зрелища того, от чьей непоколебимости и силы, от чьего присутствия мне всегда очень-очень спокойно. Расскажу ему, а дальше будь что будет.
Миновав сотни ступеней, я искренне надеюсь, что Снейп сейчас у себя. Холодные каменные коридоры пустынны: слизеринские старшекурсники, должно быть, заняты водными процедурами и подготовкой ко сну. По пути мне встречается один лишь Кровавый Барон.
Я уже хочу свернуть к кабинету зельевара, как замечаю его высокую фигуру в темных одеяниях в другом конце коридора.
— Профессор! — я спешу ему навстречу и, запыхавшись, тараторю: — Хорошо, что я нашел вас. Мне было видение во сне. Волдеморт узнал о предсказании Распределяющей шляпы. Он выпытал все у Гойла и теперь...
— Совсем ополоумел, мальчишка!
Взвинченный Снейп, посмотрев на меня, как на идиота, оглядывается по сторонам и, удостоверившись, что поблизости никого нет, толкает ближайшую дверь.
— Живо! Внутрь!
Я послушно захожу в пустующий класс, забитый старыми партами, перевернутыми стульями и непонятной рухлядью. В углу неподалеку пылится древний шкаф, похожий на тот, откуда Люпин на третьем курсе выпускал боггарта.
— Сколько раз говорить вам, что следует быть осмотрительнее, — недовольно изрекает профессор, заперев помещение и повернувшись ко мне. — Решили поведать о своих видениях детям Пожирателей?
— Простите, — сконфуженно откликаюсь я.
— Вот теперь можете рассказывать.
Я принимаюсь сбивчиво объяснять, как в моем сне Волдеморт выпытывал у Гойла подробности песни шляпы, но глупый слизеринец не мог составить и пары связных предложений. И тогда Риддл попросту залез в его голову и покопался там. И как я увидел его глазами то, что помнил Гойл из событий первого сентября.
— Так значит, Темный Лорд отныне в курсе туманного предсказания, которое ему мало о чем говорит, — задумчиво произносит хмурый Снейп. — Вероятно, он свяжет его с вами, как со своим главным оппонентом.
С колотящимся сердцем я задаю вопрос, терзавший меня все время с момента исповеди Гермионе.
— А вы? Вы связываете его со мной? И с кем-то помимо меня?
Снейп не успевает ответить: мы оба замираем из-за подозрительных звуков. За дверью раздаются шаги двух пар ног, а потом до наших ушей доносится:
— Сюда? В запертый класс?
— Я хочу тебя здесь и сейчас, Грейнджер. А потому — да, сюда. Alohomora!
Едва уловив голос Гермионы, я сразу же понимаю, что произойдет. И принимаю единственное, как мне кажется, верное и спасительное для всех четверых решение, взывая к зельевару:
— Сэр, умоляю. В шкаф!
Застигнутый врасплох выражением моего лица, на котором написаны ужас, паника и нетерпение, Снейп, к моему удивлению, не сопротивляется, когда я торопливо увлекаю его за локоть скрыться за платяными дверцами. Надеюсь, боггарта внутри не обнаружится.
— Ну вот, теперь никто сюда не зайдет и снаружи нас не услышат, — Малфой только что наложил на замочную скважину до боли знакомые мне чары.
Я тут же стараюсь остудить пыл зельевара, стремительно теряющего самообладание от гнева:
— Не троньте их, прошу. Они ничем не хуже нас.
— Поттер! — яростно шипит Снейп, игнорируя мой довод. — Вы представляете, в какое положение меня поставили?
Естественно, представляю. При всем желании он не сможет устроить им взбучку. Разве сумеет достопочтенный профессор выйти из шкафа, где прятался вместе с Поттером, и не замарать при этом репутацию сурового стража порядка, грозного слизеринского Цербера, над которой трудился годами?
— Пожалуй, у вас связаны руки, сэр, — простодушно отвечаю я.
Снейп, плотно прижатый ко мне в тесном пространстве, шарит между нами рукой, пытаясь бесшумно вытащить волшебную палочку. От абсурдности ситуации меня разбирает нервный смех, я крякаю и утыкаюсь в кулак.
— Заткнись нахрен, — шепчет он, рассвирепев, и в итоге невербально накладывает заглушающее заклятие.
— Вот так выражения, профессор, — уже не сдерживаясь, восклицаю я, и Снейп в молчаливом негодовании наконец замирает рядом. Видимо, он пока не верит во все происходящее и не осознает до конца, что застрял вместе с Поттером в старом пыльном шкафу.
Я убеждаю себя: не стоит на это смотреть. Но чертово любопытство пересиливает. В небольшой щели видно, как Драко, положивший Гермиону на парту, опускается на колени, оказавшись прямо между ее ног, задирает края юбки и обнажает стройные девичьи бедра. Он молча поглаживает ее персиковую кожу, любуясь гриффиндоркой, доверчиво раскинувшейся перед ним, а затем снимает с нее трусики и прижимает их к своему носу.
— Драко! — зардевшаяся Гермиона вскидывает голову и удивленно наблюдает за действиями слизеринца.
Смущенный до глубины души, я отвожу взгляд и жалею, что вообще посмел поднять глаза на сие зрелище.
— Молчи, Грейнджер. Твой запах... Я готов убить за него. Давно пора было признаться — моя Амортенция пахла тобой.
— Взаимно, — говорит Гермиона. — Свежескошенная трава, новый пергамент и ты. Твой парфюм. С ароматом моря и воздуха после дождя... Ни с чем не спутаешь. Я думала, что солгала твоему декану, а лгала сама себе.
— Я тоже долго врал себе, будто терпеть тебя не могу, — в голосе Малфоя прослеживается горькая усмешка. — Впрочем, мы отвлеклись.
Судя по вздохам, издаваемым Гермионой, Малфой умело работает языком не только в разговорах.
— Уизли делал так?
— Он... Не делал никак. Постоянно ждал чего-то от меня. А я не позволяла даже дотронуться.
— Моя девочка. Подарила себя мне, — довольно отвечает Драко, явно ухмыляясь. — Не жалеешь?
— Н-нет... О Боже! Не прерывайся! Не останавливайся! — требует Гермиона, которую захлестнула волна удовольствия. Затем, на минуту затихнув, она вдруг громко вскрикивает, протяжно стонет и, отдышавшись, умолкает.
— Я постараюсь, чтобы ты не просто не жалела... Чтобы ты сходила с ума от счастья. Как схожу я, зная, что грязные лапы похотливого уродца не прикасались к тебе. Что ты впервые узнаёшь эти ощущения со мной. Грейнджер, я — твой покорный слуга. Я готов ради тебя на все. И в сексе, и вообще.
Помолчав, подруга отзывается:
— Для начала — раздевай и властвуй.
Малфой издает возглас нетерпения и, по всей видимости, набрасывается на лишь того и ждавшую Гермиону. Их стоны смешиваются со скрипом ветхой парты, по спине от этих звуков пробегает нервная дрожь.
— Ты такая мокрая... У тебя внутри так горячо и узко, Грейнджер!
Он выходит, а потом опять входит в нее жадно и резко, а она охотно подается навстречу и практически плачет от удовольствия, я слышу это по ее сбивчивым, жалобным возгласам.
— Да, умоляю! Быстрее!
— Скажи, чья ты. Для кого ты кончишь сейчас, малышка?
— Для тебя. Я твоя. Твоя!
— Хорошая, умная девочка. Вечно бы слушал твои стоны.
Происходящее в классе, к моему ужасу, заводит, а близость Снейпа никак не остужает пыл, напротив, возбуждает сильнее. Вплотную прижатый к нему в темноте, под хриплое дыхание Драко и распаленные возгласы Гермионы я, дезориентированный в пространстве и словно опьяневший, беззастенчиво вдыхаю запах волос и кожи своего профессора и в ту же секунду практически растворяюсь в нем.
Моя Амортенция. Был, есть и всегда будет.
Похоже, я по уши в него влюбился.
Выпуклость в моих брюках уже невозможно скрывать — Снейп явственно ощущает ее бедром и бормочет:
— Час от часу не легче...
Я, воспользовавшись тем, что зельевару некуда бежать, краду у него внезапный поцелуй в сухие, мягкие губы и шепчу:
— С днем рождения, профессор.
Когда снаружи все наконец утихает, я разрешаю себе снова взглянуть в щель между дверцами и вижу, что Драко застегивает пуговицы на рубашке Гермионы, сидящей на парте и обнимающей его ногами за поясницу.
— Знаешь, Смарти — это в честь тебя, Всезнайка.
— Я догадалась. Квазимодо.
— Опять кто-то из маггловской литературы? — поднимает бровь Драко. — Он так же хорош, как я?