Кажется, я превратился в камень. Все мое тело сжато, и мне хочется быть где угодно, только не здесь. Ругал Эрнесто, а сам сделал ровно то же самое. Однако, сейчас я даже и ругать себя не могу. Ужас приковал меня к месту, и я не только не могу оттолкнуть Вильямо, но и сказать простое: «Нет».
На мое счастье, он останавливается сам. Отступает со стоном досады, и его ощутимая растерянность приводит меня в себя – я отмираю, сознавая, что он, кажется, не собирается брать меня силой.
Но тут меня начинает колотить.
- Грегори, прости, я… - Вильямо набрасывает на меня согревающие чары. И я тут же оказываюсь в знакомом кресле в световом пятне, под пледом, а Вильямо сует мне в руки бокал глинтвейна и повторяет, словно нашкодивший ученик: – Я сглупил, я больше не буду, прости.
«А я тебе говорил, что он не готов», - раздается бархатистый голос в моей голове, и в кресло напротив садится седовласый вампир. Я ожидаю, что он будет меня разглядывать, но он смотрит куда-то мимо.
- Но он же… - оправдывается Вильямо.
«И это был, - перебивает в моей голове седовласый, - его любовник, которого он любил еще со школы и знал шестьдесят лет. А ты какая-то нежить, которая даже толком флиртовать не умеет. И которая, к тому же, догадалась рассказать ему о прохождении через строй…»
- Но он же…
«Ты бы еще ему с порога тройничок предложил со мной».
На этом моменте у меня сводит ноги. Я горько усмехаюсь – тело защищается, но и это не помогло. Тройничок с вампирами. Тройничок.
- Но он же…
«Нетерпение молодости, - в «голосе» седовласого явственно звучит отвращение. – Ну пойди потрахай из свиты кого-нибудь. Что, не хочешь? То-то».
- Я не трахаю свиту! – с мальчишеским возмущением протестует Вильямо.
«Нет конечно. Ты же у нас истинный аристократ».
В голосе явный сарказм. И тут же специально для меня поясняют: «Грегори, он сын торговца рыбой. Сначала отсасывал епископу… - Я вздрагиваю. – Епископу повезло примерно так же, как твоему. Хотя нет, явно меньше. Наш мальчик подождал тридцать пять лет и прогнал его через строй вампиров. И потом еще раз прогнал. И еще».
Вильямо с мученическим выражением лица садится в невесть откуда появившееся третье кресло:
- И вот зачем ты это сейчас все рассказываешь? Тебе признания, какой ты древний и умный по сравнению со мной, не хватает, или что?
«Для того чтобы иметь шанс получить его в постель, нужно, чтобы у него была к тебе симпатия», - терпеливо, как маленькому, объясняет седоволосый.
Э-э-э, ничего, что я тут рядом стою? Сижу? И какой симпатии от меня можно ждать после рассказов про епископа?
- Он и так будет в моей постели, - огрызается Вильямо.
Я проливаю глинтвейн.
- Он за этим и пришел сюда, разве нет? И мне нравится его смелость. Он знал, каковы риски, и все равно пришел.
«Не смешивай время. Грегори, он сходит по тебе с ума, но даю слово, границу он не перейдет».
- Так нечестно! – возмущается Вильямо. – Я же не раскрываю твои секреты!
«Что секретного в том, что ты ведешь себя как озабоченный подросток? Иди остынь».
Вильямо исчезает вместе с креслом. Интересно, он сам или седовласый его услал?
Седовласый лениво потягивает вино. Внезапно я догадываюсь, что он слепой.
«Эту драматическую историю я когда-нибудь тебе поведаю», - откликается он.
Ну, по крайней мере его можно беспрепятственно разглядывать. Лицо у него властное, и на нем почти нет морщин. Одет он в черный бархат со множеством украшений – серебряные перстни на руках, ожерелье с рубинами на шее.
«С кем имею честь?»
«Фридрих Сангвини», - отвечает он, и в это мгновение я осознаю, что он один из главных.
«Это вас я должен благодарить за Эрнесто?»
«Вот что, - говорит он тоном, от которого вдоль моего позвоночника бегут мурашки размером с собаку, - я скажу тебе это один раз. Я хотел бы убить тебя, но не буду».
«И что же вас останавливает?»
«Хороший вопрос. Предлагаю выбрать между глупостью и осторожностью».
«Убить – вы имеете в виду выпить кровь?»
«Если бы я хотел выпить кровь, я бы так и сказал».
Он исчезает, но появляется Вильямо.
- Жуть берет, да? Вообще-то он нормальный.
- Зачем я тебе? – спрашиваю. – Ты собираешь коллекцию людей или что?
- Я хочу, чтобы ты забыл его.
«Он его не забудет, - снова Фридрих, хотя поблизости его нет. И вдруг его голос становится сердитым: - Не смей меня жалеть! И не смей передо мной выслуживаться!»
У меня идет кругом голова. Вильямо хочет, чтобы я забыл Альбуса? Зачем?!
«У него низкая самооценка, - шутит Фридрих. – Вообразил себя героем-любовником, а ты ему с ходу отказываешь».
Нет, должно быть что-то еще.
«Конечно», - насмешливо отвечает Фридрих.
Невозможно что-то скрыть от них.
«А кто-то недавно жаловался, что ему тяжело врать…»
Отвратительно.
«Не могу не согласиться».
Его бокал пропадает со стола. Я оглядываюсь. Но за пределами светового пятна не видно ничего, кроме ровной серой тени.
«Зачем я вам нужен?» - спрашиваю я. Меня понемногу отпускает.
«Еще один, - вздыхает Фридрих, - это уж слишком».
Еще один что?
«У вас, людей, извечная проблема – вы считаете себя ненужными сами по себе. Вам кажется, что вы нужны только пока у вас есть красота, сила, деньги или власть».
- Можно подумать, мы с тобой будем нужны кому-то, если наша власть падет! - фыркает Вильямо.
«Ну, она не падет, - насмешливо заверяет Фридрих. – И твоя власть для меня ничего не значит, а красоты твоей я вообще не вижу, но ты же мне нужен».
- Ну, я умен. И я предлагаю оригинальные решения.
- Например, притащить сюда Грегори и пугать его, - настоящий голос у Фридриха хриплый, но все такой же насмешливый.
Вильямо заметно тушуется.
- Грегори, не держи его на коротком поводке долго, а то он запьет. Как это у магглов называется? Новое слово, недавно появилось. «Френдзона»?
Запой у вампиров? Мне представляются десятки тел обескровленных магглов на земле.
«Ну не все так критично. Есть же соглашение. Но если он в запое, это вынуждает свиту сидеть на голодном пайке. И она, мягко скажем, недовольна».
- Это было только однажды с похмелья, - слабо протестует Вильямо.
«Однажды?» - насмешливо переспрашивает Фридрих.
- Ну, пару раз.
«Восемь раз за последние четыре года, - отрезает тот. – Ты бы еще их попросил шеи подставить!»
Вильямо морщится:
- Это невкусно.
«А когда ты крыс и рыб потрошил с голодухи, это вкусно было?»
- Фу-у-у.
И вправду, зачем Фридрих его дразнит и выставляет в таком свете?
«Затем, чтобы ты проникся к нему, Грегори, и пожалел его».
А Фридрих сваха, ага.
«Я не в восторге, если мои союзники… как бы это сказать? Едут крышей от недотраха».
Самый главный. Фридрих – самый главный.
«Грегори, ты сам видишь, ему просто необходим любовник».
«С моими желаниями тут никто не считается?»
- Но ты же хочешь! – восклицает Вильямо.
От его напора меня снова охватывает страх. Руки слабеют. Я не должен так реагировать. Не должен. Но я не могу ничего с собой поделать. Это сила, во много раз превосходящая мою. И Фридрих сказал мне, что хочет меня убить…
«Хочу, но не кажется ли тебе, что если бы я собирался это сделать, ты бы уже был мертв?».
«Я перешел вам дорогу, и…»
- Кончайте молоть ерунду! - перебивает Вильямо.
«Грегори, - говорит Фридрих, - встань и дай ему по яйцам. Я разрешаю».
Естественно, я принимаю это за шутку.
«Встань и дай ему по яйцам».
Вильямо закрывает лицо рукой.
- Ну бей давай уже, - говорит он.
- Зачем? – недоумеваю я. - Я не собираюсь делать ничего подобного!
«А жаль. Но ты все-таки встань и сделай».
«Это попытка наложить вампирский империус?»
«Нет, это дружеская просьба. Он заслужил. И мы на ты».
«Я не буду!»
«А надо!»
Это что, проверка? Дурацкий розыгрыш?
«Просто встань и сделай это! - настойчиво повторяет Фридрих. – Со всей силы».
Если я ударю его, это будет разрешение ему на то, чтобы что-то сделать со мной?
«Нет, - отвечает Фридрих. – Даю слово, что ты здесь неприкосновенен».
- Давай уже! – говорит Вильямо.
Я встаю, понимая, что не просто так они просят меня с такой настойчивостью. И может быть, Вильямо не почувствует боли? Он же вампир, в конце концов, не человек.
- Ну же, - говорит Вильямо, вставая, когда я подхожу к нему.
«Со всей силы», - напоминает Фридрих.
- Ну, если тебе так хочется… - я задираю мантию и, закрыв глаза, бью его коленом в пах.
Вильямо сгибается пополам и, хватая ртом воздух, падает на пол. Вампиры все-таки чувствуют боль, оказывается. Минуты через две ему наконец удается произнести первые слова. Не могу сказать, что чувствую раскаяние. Скорее безразличие.
- Ебаный в рот. Сын путаны дочери путаны! - бормочет Вильямо. – Чтоб тебе… - он обрывает себя, со стоном перекатываясь по полу. Потом изрекает: - Да чтоб у тебя не стояло никогда. Как же подло!
Садится на пол и снова сгибается со стоном и проклятиями. Отирает слезы на глазах. Не знал, что вампиры плачут.
«Ты о них, к сожалению, не знаешь слишком многого», - замечает Фридрих.
Вильямо опять разражается руганью. Надо будет пересмотреть воспоминание - столько интересных выражений.
- Я тебе список составлю, - бормочет Вильямо. – Только не делай так больше никогда.
- Тогда какого гриндилоу?!
Он только отмахивается.
«И это у вампиров еще ускоренная регенерация. А у высших она идет еще быстрее».
Я возвращаюсь к своему креслу и наблюдаю, как Вильямо приходит в себя.
«Отпустило?» - интересуется Фридрих, когда тот поднимается.
- Да, спасибо.
«А тебе полегчало, Грегори?»
А это интересно… Как грамотно Фридрих перенаправил мой страх в действие и вернул мне власть над ситуацией и над всеми подобными ситуациями в будущем. Если Вильямо полезет в следующий раз, у меня уже будет опыт, как справляться с ним. А сам он крепко подумает, прежде чем ко мне лезть. Постойте-ка. В будущем? Значит ли это, что я собираюсь здесь бывать?
- Конечно, собираешься, - фыркает Вильямо и со стоном оседает в кресло.
К нему подлетает крошечный золоченый кубок.
«На, выпей кровушки», - говорит Фридрих.
Вильямо с наслаждением, смакуя, выпивает ее в пять маленьких глотков. На его лице написано блаженство.
- Вот, кровь сексуальной телочки – это вам не какой-нибудь адренохром.
Я беру свой бокал, чтобы не кривиться от отвращения.
- Это сейчас, а как ты будешь меня целовать потом…
Действительно озабоченный подросток.
«Он старается, - заверяет Фридрих. – А ты теперь знаешь, что делать».
«Зачем вам я?» - переспрашиваю. Ответа на вопрос, почему он хочет убить меня, мне, видимо, не дождаться.
- Да тут одна заварушка намечается, - начинает Вильямо, - а ты в тесной связи с тем, кто в оке бури.
Ну конечно. Им нужен Альбус. Как я сразу не догадался?!
«Если бы мне нужен был Альбус, я бы пошел к Альбусу», - доносится до меня раздраженная мысль Фридриха.
«Мы не лезем в разборки людей», - продолжает он с пренебрежением.
Ну да, ну да. Ему, наверное, скучно, думаю я. А наши разборки кажутся мелкими с точки зрения вечности, но все равно можно развлечься.
«Выдай ему учебник Локхарта, что ли», - с досадой отвечает на это Фридрих.
- Сам возьмет, - кривится от боли Вильямо.
Что-то у него регенерация совсем не ускоренная…
«Это ты так хорошо бьешь».
«Так зачем?..»
«Ты сначала найди то, что нужно найти».
«А что это?»
«Мы тебе не провидцы», - откликается Фридрих с еле уловимой досадой.
- Это там, где тебя «убили», - бормочет Вильямо. – Ох, лучше бы тебя там действительно убили. Сукин ты сын!
Меня словно черт толкает под руку.
«Что, не хочешь меня больше?» - издевательски спрашиваю я.
И тут же внезапно понимаю, что мне страшно услышать - да, не хочет.
Вильямо только бросает на меня тоскливый взгляд.
«Что, вторую порцию?» - участливо спрашивает Фридрих.
«Нет, хватит. А то занаркоманю».
«Значит, кровь невинных нехороша?»
- А то сам не знаешь…
Я, конечно, слышал эту теорию, но возможности проверить, правдива ли она, у меня не было.
«И не надо», - откликается Фридрих.
Интересно, почему он не здесь. На эту мысль ответа не приходит, и мы с Вильямо какое-то время сидим в тишине. Он тянет вино из своего бокала, я из своего.
«Стоп, - прерывает Фридрих. – Это еще не там. Грегори, что ты потерял в большом замке, когда был ребенком?»
В большом замке? Ребенком я из всех больших замков был, кажется, только в Хогвартсе. В Фуэнте Сольяда мы, конечно, бывали, но большим замок баронов де Ведья-и-Медоре точно не назовешь.
«Понятия не имею».
«Я тоже».
- Ты потерял – тебе и искать, - бурчит Вильямо.
Логично. В большом замке, значит?
- И там, где тебя убили, тоже. Это одно и то же.
- Что именно искать??? – взрываюсь я.
- Ох, вот это ты зря, - морщится Вильямо.
Я не сразу понимаю, что Фридрих молчит.
- Ты бы еще ему в ухо орал…
«Так он где?»
- Теперь уже не знаю. И вообще тебе пора домой.
Меня накрывает темнотой.
- Ну забавный же он? - спрашивает Вильямо где-то далеко.
«Я вам что, зверушка?!»
Мне никто не отвечает. Тьма рассеивается, и я опять оказываюсь у мельничного камня. Вот как они это делают?!
Бросаю быстрый взгляд на небо. Что-то смущает меня. Слишком темно. А ведь должно уже светать. Неужели я провел во дворце стрегони сутки?!
Поднимаюсь к себе и на подступах к кабинету вдруг слышу голос Диего – он сообщает, что они собрались на Сан-Фермин и не хочу ли я тоже отвлечься. И что Фелиппе, наверное, приведет Эрнесто. Что?!
- Благодарю, но вся эта история и так потрепала мне нервы. У меня нет никакого желания видеть этого неблагодарного, - отвечает другой голос.
Мой собственный. Я слишком хорошо знаю, как он звучит для других, по многочисленному пересмотру воспоминаний в думоотводе. Да и диалог этот имел место всего несколько часов назад.
Вдруг я вспоминаю, что после ухода Диего выходил во двор «дышать», и едва успеваю стать невидимым и прижаться к дверям библиотеки. Потом вхожу в свой кабинет. На часах – 10.12.
Интересно. Значит, вот что-то имел в виду Фридрих под «не смешивай время». Никогда даже не слышал о таких способностях у людей. Издаю смешок. И когда я успел причислить Вильямо к людям? Локхарта почитать, говорите?.. Альбус мне много про него рассказывал. В лицах. Было забавно.
Несколько мгновений я грущу о прежних временах. Потом мимо меня проносится я из прошлого. Я наблюдаю, как он сердито строчит письмо, потом, вернувшись из совятни, комом запуливает мантию в угол спальни и, настроив чары будильника, ложится в постель. Как мы можем существовать одновременно? Непостижимо. Но хотя бы магия дома меня пропускает, и то хорошо. И прошлый я меня совсем не чувствует…
В Памплону я успеваю, когда Вильярдо только что вышли из дворца. Позже мы с Эрнесто сидим на руинах старого моста через Аргу. В небе над нами взрываются фейерверки. Задрав голову, я рассматриваю стремительный балет то ли на гиппогрифах, то ли на гигантских фламинго.
- Твое сердце… Мне жаль, - говорит Эрнесто.
- У кого ты действительно должен просить прощения, так это у Ромулу. И не смей осыпать его насмешками!
Я задумываюсь, лучше ли ему узнать об этом от меня. То, что он узнает об этом, нет никакого сомнения. В доме Вильярдо удержать что-либо в секрете практически невозможно. Да и сам Ромулу… Это раньше он секретничал по углам о своей влюбленности в «маггла». А о последнем «приключении», напившись, рассказывал всем подряд.
- Но он же сам, никто его не заставлял…
Значит, знает уже. И более того – не придает значения. Чудовищно.
- Эрнесто, - я образую воздушный пузырь, чтобы приглушить шум фейерверков и восторги толпы на берегу, и говорю как можно медленнее и отчетливее. – То, что ты готов пожертвовать здоровьем и даже жизнью Ромулу для удовлетворения своих сиюминутных нужд, это давно понятно…
- Я обещал тебе, - вспыхивает он, - что я больше никогда не поставлю его жизнь под угрозу, и я держу слово! Он сам виноват, что…
- Ой ли? Представь себе, что кто-то, кого ты любишь, Эдоардо или Фелиппе отправился бы к вампирам… Ты не отправился бы за ними? Не сделал бы все возможное, чтобы спасти их?
Он опускает голову:
- Я не знаю. Если бы я был зол, я мог бы и не сразу пойти… упустить время.
- Но пошел бы. А Ромулу? Не пошел бы?
- Рисковать жизнью, не знаю… Но если бы это было просто переспать, то это нефиг делать.
- А если бы для тебя это было не «просто переспать», если бы это сломало тебя?
- Но его же не сломает? – спрашивает он. Наконец в его голосе тревога.
- А ты сам как думаешь?
Он погружается в себя. Я разглядываю битву на слонах в небе. Что-то сегодня все довольно однообразно. Перед этим колесницы были. Слоны сменяются деревьями и цветами. Потом гигантской акулой, которая летит на толпу. Оттуда доносятся визг и хохот, когда акула вновь взмывает в небо.
- Снейп меня избил, знаешь? – говорит Эрнесто. - Дома у Фелиппе. Прямо на его глазах.
- И он прав.
- Я знаю.
- Непонятно только, почему Снейпа, постороннего нашей семье человека, бывшего любовника Фелиппе, благополучие Фелиппе заботит больше, чем его текущего любовника.
- Я не умею заботиться, ты же знаешь.
- Ты врач, Эрнесто. Ты априори умеешь заботиться. Другое дело – почему ты готов заботиться о ком угодно, только не о своих?
Мою тираду прерывает рев восторга и хохот Эрнесто. Перевожу взгляд на небо – а там гигантская голая красотка, призывно проводящая длинными пальцами между расставленных ног, в окружении человека, гоблина, эльфа и еще каких-то странных существ. Эх и попадет же кому-то…
- Во дают, - смеется Эрнесто.
Лекция, как я понимаю, окончена.
В четверг я возвращаюсь в монастырь около полуночи. Два дня срочной сессии суда и «все же понимают, что нельзя допустить расследование в отношении таких-то и таких-то номеров в этом списке?» Я говорил Марии Инессе, что надо действовать совершенно иначе. Расследования относительно священников в Европе все в компетенции церкви. Аврорат и специальные отделы полиции за эту черту не перейдут.
Я сажусь за стол, наливаю себе воды и перебираю в памяти отдельные детали. Представитель Венгрии был очень недоволен. Такой же дурак-энтузиаст. Совсем незрелый еще – пятьдесят лет. Видимо, тоже рвался искать справедливости, полагал, что, получив власть, сможет что-то исправить. Смириться он не сможет, а перенаправить эту энергию гнева кроме меня, некому. Надо прибрать его к рукам как можно скорее. Но как же я устал!
На этой драматической ноте из камина вылетает Альбус. И сходу набрасывается на меня с обвинениями.
- Это ты! Ты что-то сделал с ним! – кричит, почти обезумев от ярости.
Я не сразу понимаю, что речь идет о Снейпе. Потом меня охватывает чувство досады.
- Он умер? Окаменел?
- Он пропал!
- Пропал? Тоже мне дело! Трахается, поди, с кем-нибудь. Кто у него там, водяной демон?
- Если бы трахался, я бы знал! – орет Альбус.
Параноик. Столько контроля на одном человеке, тем более даже не на действующем любовнике, а на бывшем.
- Это ты что-то сделал? – он вглядывается в мое лицо, нависая над столом. Вглядывается, как будто, если бы я был при делах, я бы ему показал это. - Я слишком хорошо тебя знаю, Грегори! Слишком!
- Кто тебе об этом сказал?
Он падает в кресло, вытирая пот со лба. Борода у него всклокочена, роба перепачкана и видок так себе. Посылаю ему стакан воды: он пьет так жадно, будто мучился от жажды в пустыне неделю.
- Так это не твоих рук дело? – говорит уже спокойнее.
- И как, ты полагаешь, я буду его убивать, если я Вильярдо и он тоже?
- Но спровоцировать тебе его ничего не мешает, не так ли?
- Спасибо за идею! Мне это еще не приходило в голову!
Альбус молча прикрывает лицо рукой. Пытается, видимо, настроиться на чары.
- Может, он у Тома? – предполагаю я второе по очевидности.
- Исключено. Он должен оставлять мне послание, если отправится туда.
- Но Том ведь мог прийти к нему домой?
- За домом есть наблюдение.
- Ну разумеется. Но Том мог аппарировать к нему по метке?
Альбус бледнеет, хотя куда уж больше.
Призываю успокоительное и пою его как маленького.
- Он найдется, вот увидишь, - говорю уверенно.
Еще бы – мне предсказали, что у меня получится воплотить задуманное. С мертвым Снейпом это как бы несколько невозможно.
Моя убежденность действует на Альбуса. Он кивает, встает и отправляется к камину.
Вот как всегда, ни извини, ни спасибо. Френдзона... Емкое, однако, слово... Досадно от его манипуляций, горько от отвержения, но как бьется сердце при его появлении… За что мне это?
И почему бы Снейпу и не сдохнуть в конце концов? Как хорошо было бы, если бы суд божий свершился бы без моей помощи… Может, тогда Альбус… Но нет, он бы взял молодого любовника и точно так же не ценил бы его и продолжал бы страдать по Снейпу.
Возвращаюсь за стол и пытаюсь сосредоточиться на воспоминаниях. Неизвестно, будет ли у меня время спокойно подумать в ближайшие дни. К стрегони, как я понимаю, пока я не отыщу потерянное, лучше не приходить. Что же я потерял дважды? Да еще первый раз в Хогвартсе? Было ли это что-то связанное с моим состоянием или вещественное? В Хогвартсе со мной и близко не происходило ничего такого, что я испытал потом. Семью я потерял до Хогвартса, а после Малфой-мэнора наоборот обрел Вильярдо. Если я после Малфой-мэнора потерял Альбуса, то ведь в Хогвартсе я его не терял. Уверенность? В Хогвартсе у меня было полно уверенности.
А из вещественного… Я думаю достаточно долго, но единственное, что приходит в голову – мамин талисман. Она со мной и не попрощалась толком, но гладкую стекляшку в руку торопливо сунула. Талисман лежал на дне моего сундучка в старом носке, и в какой-то момент я осознал, что его нет. Но моим сокурсникам было не под силу взломать наложенные на сундук чары, да и не интересовал я их нисколько, так что решил, что сам нечаянно вытряхнул вместе с другими вещами, а кто-нибудь из домовиков подобрал и выбросил как мусор. Царапнуло, конечно – маминого у меня больше ничего не было, даже из белья с поставленными ей метками я давно вырос, но все же стекляшка и стекляшка, невелика потеря.
А точно ли невелика? А что если, - меня бросает в пот, - это был еще один Глаз Бога? Один – вот уж преглупейшая трата, но позабавился я знатно! - я отдал Хенрику для своей игры со Снейпом, второй – Гжегожу. Могло ли так совпасть, что в нашей семье был еще и третий? Но если так, то… нет, я, конечно, пытаюсь сейчас натянуть сову на бладжер, но если на мгновение допустить, что это Том обыскивал мои вещи и взял Глаз, то тогда все встает на свои места. Я же убил его там в парадном зале Малфой-мэнора, убил Авадой, и его шарахнуло о камин, и он лежал на полу, и я был так уверен сколько-то мгновений, что он мертв. Да, Альбус рассказал мне о хоркруксах, но из хоркруксов воскресают не так, не за одну минуту, а так, как Том пытался воскреснуть не раз и воскрес в этом году. Я выключил все артефакты, но Глаз Бога невозможно выключить, он на кровной добровольной жертве, мастер делал их для своих сыновей-наследников. Неужели? Неужели это все так и было? Но если хоть на минуту, хоть на секунду допустить, что все так и было, то тогда что? Для меня это означает что?!
